XXX. Сватовство Кодемора
Как ни упорствовал Кодемор в своем намерении жениться на Нид, он видел, что это ни к чему не ведет. Он рассчитывал, что с исчезновением Фоксборо его жена, боясь потерять «Сирингу», окажется у его ног и совершенно подчинится его воле, а рука Нид станет наградой за его помощь. Но миссис Фоксборо оставалась безразличной к возможной потере «Сиринги», а с Нид Кодемору трудно было увидеться. Еще одно обстоятельство тревожило ростовщика: зачем его клерк Тим поднимался наверх? Он никогда не ходил за ним туда — почему же пошел теперь? Служащие всегда знали, дома он или нет, а если сомневались, то искали его в гостиной на первом этаже. Кодемор никак не мог допустить, чтобы кто-то вмешивался в его дела, и быстро смекнул, что может обойтись и без Тима. Ростовщик пригласил клерка в свой кабинет и благодушно заметил:
— Вы очень смышленый и хороший молодой человек, Тим, но вы забыли, что служащий должен заниматься только своим делом. Я взял вас младшим клерком и щедро платил вам — пятнадцать шиллингов в неделю, — и ваши обязанности ограничивались только тем, чтобы принимать посетителей и узнавать у меня, желаю ли я их принять.
— Как же я мог узнать, на месте ли вы, если бы не пошел спросить?
— Это верно, но вы не были обязаны искать меня под кроватью, в ванне или, к примеру, чистить мое платье или сапоги. С вашей стороны был очень любезно взять на себя обязанности не только клерка, но и камердинера, но, видите ли, я предпочитаю, чтобы мои служащие исполняли только то, за что я им плачу. Так что, мой юный друг, вот вам жалованье за неделю, а ваши бесценные услуги мне больше не нужны.
— Стало быть, мне уже не надо завтра приходить? — сердито спросил Тим.
— Именно так. Я не прочь дать вам рекомендацию и подтвердить, что вы умны и усердны, даже чересчур. В следующий раз, мой милый, занимайтесь только своим делом.
Тим не сказал ни слова, но деньги взял и, спокойно поклонившись хозяину, вернулся в контору. Это привело ростовщика в еще большее недоумение. Он ожидал, что юноша будет просить оставить его, но Тим ничего этого не сделал, а безропотно покорился решению хозяина. Вряд ли его увещевания могли бы изменить мнение Кодемора, но все-таки ростовщик ожидал этого, и поведение слуги дало его подозрительному уму пищу для размышлений. Кодемор занимался разными делами — они не являлись незаконными, но их вполне можно было назвать «темными». Ростовщик не имел привычки доверять своим клеркам, а тем более таким мальчишкам, как Тим. Кодемор не мог припомнить ни одного важного обстоятельства, которое было бы известно Тиму, но его все же беспокоило то, как легко клерк примирился с увольнением. Странным ростовщику казалось и еще кое-что: таинственный господин, не назвавший своего имени, больше не приходил.
С такими мыслями Кодемор схватил шляпу и отправился в Тэптен-коттедж. Он так решительно потребовал немедленного свидания с миссис Фоксборо, что девушка, отворившая дверь, тотчас провела его в гостиную. Нид, сидевшая в большом кресле перед камином с романом в руках, не успела убежать.
— Мисс Фоксборо! — обрадовался Кодемор. — Вот неожиданное удовольствие! — И он подошел взять руку девушки, хотя она не протягивала ее.
Нид вскочила с места и церемонно поклонилась гостю, но Кодемор был наглым развратником, к тому же, сходил с ума по этой девушке, так что ее холодность его нисколько не обескуражила.
— Элен, доложите маменьке, что мистер Кодемор здесь, — сказала Нид.
— Сию минуту, мисс! — ответила служанка, догадавшись по тону своей госпожи, что ей не следовало пускать этого гостя без доклада.
— Пожалуйста, передайте миссис Фоксборо, что ей не к чему торопиться, мое время к ее услугам, — смело сказал Кодемор, когда Элен выходила из комнаты.
Нид очень рассердилась, но все-таки Кодемор был гостем, и с ним пристало обходиться вежливо. Она пригласила его присесть.
— Если бы вы знали, мисс Фоксборо, как я ждал этого случая!
— Я уверена, что мама придет очень скоро, — ответила Нид, умышленно придав другой смысл его словам.
— О, я желаю побеседовать с вами, а не с вашей матерью, — ответил Кодемор. — Женщины не слепы, и мне нет никакой надобности говорить о том, как страстно я люблю вас.
— Вы ожидали, что я стану слушать такие признания при теперешних обстоятельствах? — возмутилась Нид. — Вы, кажется, забываете, сэр, какое горе постигло нас, какая беда пришла в наш дом.
— Я говорю об этом, Нидия, потому что вам может грозить еще большее несчастье. Вы можете лишиться «Сиринги», если не послушаетесь моего совета.
— Значит, — вскрикнула Нид, и щеки ее запылали, а глаза засверкали, — вы хотите, чтобы моя рука стала наградой за вашу помощь?
— А знаете, вы ведь чертовски хороши! — дерзко заметил Кодемор. — И никогда не были прелестнее, чем в эту минуту!
— Я ухожу, не хочу слушать ваши дерзости! — воскликнула Нид. — Будь жив мой отец, вы никогда не посмели бы говорить со мной так; но и теперь вы еще можете раскаяться в этом!
— Я не знал о смерти вашего отца, — грубо ответил Кодемор, встав между Нид и дверью, — а если вы грозите мне мщением вашего рыжего обожателя, то я его не очень-то боюсь.
— Он джентльмен, сэр, а вы нет, — с яростью произнесла Нид, — и будь он в этой комнате, он сию минуту вышвырнул бы вас вон.
— Ну, это еще неизвестно! — хмыкнул Кодемор. — Выслушайте меня, Нидия! Герберт Морант — человек погибший. Денег у него нет и не будет; есть люди, не способные разбогатеть, так вот он из таких. Выходите за меня, и у вас будут бриллианты, экипаж — все, что радует женскую душу.
— Ступайте на рынок, мистер Кодемор, — ответила Нид с презрением, — и купите себе таких женщин, о которых вы говорите, но никогда не смейте оскорблять меня тем, что вы называете вашей любовью. Вы даже не понимаете значения этого слова.
— Я понимаю его, но по-своему, — засмеялся ростовщик. — Не выставляйте себя на посмешище, дитя мое. Неужели вы думаете, что сентиментальный идеал вашей страсти переживет штопанье чулок и приготовление котлет для этого рыжего теленка? Я предлагаю вам хороший дом, французского повара и уплату по счетам модистки без всяких пререканий. Что вы в нем такого находите, что бы могло все это перевесить?
Нид выпрямилась и с гордостью за своего возлюбленного проговорила:
— Я повторю, сэр: он — джентльмен, а вы никогда им не будете. Он любит женщину, а вы хотите купить ее. Меня никто никогда так не оскорблял. Позвольте мне пройти!
— Прежде вы должны поцеловать меня, моя красавица! — заявил ростовщик, грубую натуру которого только распалили эти слова.
Он схватил девушку и раза три или четыре страстно поцеловал в обе щеки.
— Маменька, на помощь! Где же вы? — пронзительно закричала Нид.
Дверь отворилась, и вошла миссис Фоксборо.
— Как вы посмели, мистер Кодемор? — воскликнула она, вспыхнув при виде Нид, вырывавшейся из объятий злодея.
— Прошу меня простить, — ответил ростовщик, — моя страсть вышла за рамки приличий. Я извиняюсь перед вами, извиняюсь перед мисс Фоксборо, хотя ее прелестное личико сведет с ума любого. Меня оправдывает то, что я предлагал ей свою руку и роскошный дом.
— Что было с негодованием отвергнуто! — закричала Нид сквозь слезы. — Я скорее согласна мести пол, чем стать его женой!
— Милая, я старался прельстить вас обещаниями, но ничего не вышло. Что ж, попробуем иначе. Выходите за меня, или ваша мать лишится «Сиринги».
— И пусть! — ответила миссис Фоксборо. — Я даже жалеть не буду. Попрошу вас сейчас же оставить этот дом и никогда не переступать его порога.
— Хорошо! — ответил ростовщик, сотрясаясь от гнева. — Вы выгоняете из дома единственного человека, который мог обелить репутацию вашего мужа. Вы теперь ставите ее высоко, но, может быть, скоро перемените ваше мнение.
— Я не сомневаюсь в том, что никогда больше не увижу своего бедного мужа, — гордо ответила миссис Фоксборо. — А вы не можете ожидать, чтобы его жена и дочь спокойно слушали, как оскорбляют его память. Своей грубостью и дерзостью вы до смерти перепугали бедного ребенка, — продолжала миссис Фоксборо, прижав к себе взволнованную Нид. — Убирайтесь сию минуту, или я пошлю за полицией, и знайте, что я не желаю больше управлять «Сирингой», если из-за этого вынуждена встречаться с вами.
— Я избавлю вас от необходимости звать полицию, — грубо ответил Кодемор, — у нее и без того было достаточно хлопот, когда приходилось караулить ваш дом. Поверьте мне, вы скоро пожалеете, что отвергли мое предложение.
Миссис Фоксборо молча указала ему на дверь, и Кодемор, деланно раскланявшись, ушел. Нид вытерла лицо платком и проговорила сквозь слезы:
— Я пойду умоюсь, его противные поцелуи будто пятно на моем лице… Они оскорбляют Герберта…
— Пойди умойся и приляг, милая. Тебя слишком потрясла эта сцена. Только, дорогая, на твоем месте я бы не упоминала о случившемся в письмах Герберту. Ему будет неприятно узнать об этом. Я позабочусь о том, чтобы впредь тебя никто не оскорблял. Положись на свою мать.
— Разве я не полагалась на нее до сих пор? Разве она когда-нибудь предавала меня? — воскликнула Нид, обнимая мать.
— Черт побери, — бормотал между тем Кодемор, — как я все испортил! Она была такой хорошенькой сегодня и так выводила меня из себя, что мне хотелось усмирить ее. Притом кто бы мог подумать, что эта дурочка так переполошится из-за поцелуя? Насколько я знаю женщин, они из-за этого шума не поднимают.
Ростовщик набрался опыта в таком кругу, где смелый, наглый, а особенно богатый любовник не имеет цены.