V
Художнику и доктору была понятна драма, разыгравшаяся на улице Кастеллан. В бешенстве Генёк хотел выбросить маркиза из окна, но, увлеченный тяжестью Монжёза, отчаянно в него вцепившегося, вместе с жертвой полетел вниз.
Но какую же роль играла госпожа Вервен в этой трагедии? Может быть, садовник сразу бросился на маркиза? В таком случае его убийственное падение спасло жену.
«Это несправедливо, что она не пострадала в драме», — подумал Либуа, после рассказа доктора возненавидевший белокурую красавицу.
Художник выставил слугу и, желая узнать продолжение истории, спросил у доктора:
— Смерть Монжёза, я уверен, развязывает вам язык. Теперь вы можете открыть имя убийцы нотариуса?
— Да.
— Так кто же убил Ренодена?
— Бержерон.
— Его дочь, госпожа Монжёз, ничего не знает о преступлении?
— Ничего.
— Вы уверены, что убийца — Бержерон?
— Я своими глазами видел, как он совершил это преступление.
Оставляя подробности до другого, более удобного случая, Либуа, удовлетворенный полученными сведениями, провозгласил:
— Итак, в путь, в Кланжи!
Но не успел он сделать и шага, как в комнату вошел какой-то незнакомец.
«Где я видел этого господина?» — подумал художник, отвечая на поклон посетителя.
— Господин Либуа? — спросил пришедший, одетый в черное и державшийся прямо, точно аршин проглотил.
— Это я, — ответил художник.
— Мне нужно получить от вас некоторые весьма важные сведения.
— У меня нет времени. В ту минуту, как вы пожаловали, я как раз собирался отправиться на вокзал, — возразил художник.
— Я попрошу вас отложить поездку до следующего поезда, — произнес незнакомец настойчивым и несколько повелительным тоном.
— А вы не можете отложить разговор до завтра? — предложил, в свою очередь, художник.
— Нет, мне нужно поговорить с вами сейчас же.
Терпение никогда не входило в число достоинств Либуа. Этот назойливый гость пробудил в нем гнев.
«Я отправлю тебя к черту», — решил про себя художник. Он открыл было рот, чтобы озвучить свою мысль, как вдруг заулыбался и проговорил самым любезным тоном:
— В таком случае очень рад, что могу быть вам полезным, сударь… Потрудитесь пройти. — И, пропустив господина вперед, он повел его в свою мастерскую.
Морер, который был свидетелем этой сцены, очень удивился такой резкой перемене. Либуа из разъяренного превратился в мягкого и услужливого потому, что вспомнил, при каких обстоятельствах видел этого господина: это был один из тех служителей правосудия, которых художник заметил в окне уборной белокурой наяды.
«Этот — судебный следователь, другой был полицейским комиссаром… Как могло случиться, что он так быстро свалился мне на голову?» — подумал живописец, указывая следователю на стул, на который тот опустился. Вид у служителя закона был такой, точно он сел на острие бритвы.
Морер вошел вслед за ними в мастерскую и остался стоять, безмолвный и неподвижный, позади посетителя.
— Я к вашим услугам, — заявил Либуа.
— Как я уже говорил вам, мне нужны от вас некоторые сведения, — начал следователь.
— О чем? О ком?
— Об одном из ваших друзей.
— Как его имя?
— Баланке.
Либуа широко раскрыл глаза и повторил с изумлением:
— Баланке?
После продолжительной паузы он ответил:
— Не знаю такого.
Следователь подумал, что, отбросив свое инкогнито, он скорее развяжет язык художнику. Он назвал свое имя и звание. Либуа почтительно поклонился, однако повторил:
— Я не знаю никакого Баланке.
— Уверены ли вы в этом? — настаивал следователь.
— У меня так мало друзей, что я не могу забыть ни одного… Может быть, вы ошиблись в имени? — сказал художник.
— Вы один Либуа, живущий в этом доме? — спросил следователь и опустил руку в карман.
«Что за вещь у него в кармане?» — подумал художник.
— Да, один, — сказал он вслух.
— И вы утверждаете, что у вас нет приятеля по имени Баланке?
— Утверждаю.
— Поройтесь хорошенько в своей памяти, — с досадой произнес следователь.
Потом, как бы спохватившись, прибавил:
— Может быть, я необоснованно назвал Баланке вашим другом. В таком случае переберите ваших приятелей… или поклонников вашего творчества… или, наконец, случайных знакомых.
— Сколько ни перебираю, не могу вспомнить никакого Баланке… может быть, мне когда-то и встретился какой-нибудь Баланке, но не сказал мне своего имени… и случилось это, быть может, десять или пятнадцать лет тому назад.
— Нет-нет, встреча эта произошла недавно, — настаивал следователь, продолжая держать руку в кармане.
«Когда же он, наконец, покажет, что у него там?» — подумал художник.
— Так вы утверждаете, что к вам дней пять или шесть назад не приходил посетитель, назвавшийся Баланке?
— У меня в это время был только мой сапожник. Если это и есть разыскиваемый вами Баланке, то я должен объявить вам, что он скрывается под именем Швейсгаузера.
Следователю не понравился ответ, и он сухо произнес:
— В таком случае, господин Либуа, потрудитесь объяснить мне то, что я вам покажу.
И он наконец достал руку из кармана.
