Я перелез через решетку в припадке отчаяния, не размышляя о дерзости своего поступка. Но, как только я ступил ногой на неприятельскую землю, ко мне тотчас возвратилось хладнокровие, напоминая мне об осторожности.

Тихонько, крадучись, я продвигался вперед, и эта предосторожность была очень кстати. В ту минуту, когда я приблизился к кустам, две особы вышли из левого флигеля и приблизились ко мне. Одна из них несла фонарь.

«Правда? Правда, мой добрый господин Пижо, — проговорила жалобно Аннета, — нет ничего опасного в состоянии нашей дорогой больной?» — «Нет, сто раз нет, мое прекрасное дитя. Болезнь, которой страдает ваша молодая госпожа, всегда бывает острой перед своим концом. Вместо того чтобы заставлять меня сегодня вечером наскоро покинуть постель, вы без малейшего вреда могли бы подождать моего визита до завтра». — «Ее отец и я совсем потеряли голову, увидев ее такой слабой». — «Не беспокойтесь, я за все отвечаю. Я еще не таких больных видал!» — проговорил этот невежда самоуверенно. «Вы ничего не прописали?» — «Продолжайте давать ту же микстуру… вместо пяти ложек давайте шесть, и все».

Они удалились к парадному выходу. Нельзя было терять времени, если я хотел пробраться в замок. В этот поздний час все двери должны быть заперты, кроме той, в которую вышла Аннета и которую она наверняка оставила открытой до своего возвращения.

Мне посчастливилось: дверь в левый флигель была настежь отворена. Попав в неприятельскую крепость, я был готов смело встретить любую опасность. Едва успела Аннета войти в прихожую, как дверь справа отворилась, и дрожащий голос прошептал: «Разве ты только что вернулась? Странно, мне несколько минут назад показалось, что я слышал шаги». — «Это от страха у вас звенит в ушах». — «Ну, что ты выяснила?» — спросил Бержерон. «Как и в прошлые разы, старый дурак ничего не заметил. Велел давать то же лекарство, вот и доказательство, что он ни о чем не подозревает».

Как тихо они ни говорили, все же я расслышал их слова. Между тем Аннета, не погасив фонаря, поднесла его к лицу Бержерона. «Как вы бледны! — сказала она. — Если у вас не хватает мужества, теперь самое время предупредить меня…» — «Аннета!» — произнес Бержерон умоляющим голосом. «Она или я», — сухо произнесла блондинка. «Неужели ты не можешь потерпеть?» — «Я вам сказала уже, что мне надоело терпеть». — «Но она, может быть, не выйдет за маркиза. Тогда у нас будет много времени впереди». — «Ах, долго тянется ваше время. Через пять месяцев она будет совершеннолетней. И кто знает, есть ли у нас эти пять месяцев? Разве она не может найти себе мужа, помимо маркиза! Для этого и далеко ходить не нужно. А доктор Морер! Я сразу почувствовала, что это опасный человек. Мне рассказывали, что их то и дело встречают вместе. Нужно покончить с этим! — И Аннета прибавила безапелляционно: — Она или я!»

Прежде чем Бержерон успел ответить, она толкнула его в отворенную дверь, на пороге которой они стояли. «Войдем, войдем… И в два часа ночи безопаснее толковать за дверями, чем в дверях».

Я понял, что они закрылись в комнате Бержерона. Что я должен был делать? Исчадие ада, несомненно, восторжествует над колебаниями слабого человека, который находится целиком в ее власти. Скоро они явятся окончить свое страшное дело.

И тут волосы встали дыбом у меня на голове. Когда я приходил к Бержерону, меня ввели к нему длинным коридором. Я входил не с этого крыльца. Следовательно, из его комнаты два выхода! Пока я стою тут и караулю одну дверь, они, может быть, уже вышли через другую и отправились в комнату, где умирает их жертва!

Куда идти? В темноте и в этом обширном, неизвестном мне замке как я найду Лору? Счастливый случай пришел мне на помощь. Когда Аннета вернулась в замок, я поднимался по лестнице и остановился на площадке. Стоя там, я находился вровень с полом верхнего этажа. И тут я заметил слабую полоску света из-под двери. Не шел ли этот свет из комнаты Лоры?

С чрезвычайными предосторожностями, чтобы злоумышленники не услышали мои шаги, я добрался до двери. Она не была заперта. Без малейшего шума подалась она под моей рукой — видно было, что петли тщательно смазали. К счастью, я вовремя сдержал крик отчаяния, который чуть было не вырвался у меня при печальном зрелище, открывшемся моему взору.

При слабом свете ночника, горевшего в изголовье кровати, я увидел Лору, лежавшую на постели. С искаженными чертами, закрытыми глазами и с руками, вытянутыми вдоль тела, бледная как мертвец, она показалась мне неживой, и я оцепенел от ужаса. Но нет, она должна быть жива, потому что отравители толковали о том, чтобы покончить с ней. Тогда я приблизился к ней и с трепетом наклонился к ее лицу, еще недавно столь прекрасному, теперь же искаженному страданием.

«Лора!» — сказал я тихо. Девушка открыла глаза, в которых блеснул луч радости, и с улыбкой прошептала: «Вы! Я спасена! Я не спала. Когда я увидела, что дверь отворяется, я закрыла глаза. Я думала, что это они!» Потом с ужасом прибавила: «Я слышу их! Они идут! Спрячьтесь, спрячьтесь за занавесками».

Я повиновался и в один момент исчез за драпировками алькова. «Спасите меня, не погубив моего отца!» — прошептала Лора.

Когда дверь отворилась, она лежала неподвижно. Взор мой обратился на каминное зеркало, в котором отражалась дверь. Первым вошел Бержерон. Он дрожал, точно в лихорадке, взор у него был дикий, зубы стучали, лицо конвульсивно подергивалось; он сделал шаг в комнату и попятился, невнятно бормоча: «Нет, нет, нет!»

Тогда из-за его плеча показалось лицо Аннеты, которая повторила ему на ухо: «Она или я!» — «Нет, нет!» При этих словах отец выронил из руки маленький пакетик.

Аннета подняла его и сказала тихим голосом, в котором слышалась жестокая решимость: «Нужно приложить руки к делу, мой любезный. Кто хочет есть фрукты, тот должен сорвать их. Ваша очередь». И она подтолкнула его к кровати. Бержерон схватился за дверной косяк обеими руками, повторяя: «Нет, нет, нет!» — «Трус!» — промолвила служанка, развернула пакетик и подошла к ночному столику, где стояла почти полная чашка какого-то питья.

В ту минуту, как она протянула руку, чтобы высыпать порошок, я схватил ее за запястье. «Отравительница!» — вскрикнул я.

Звук моего голоса поразил Бержерона как громом. Он сделал два шага, покачнулся и упал на пол. С ним случился удар. Что касается Аннеты, которую я продолжал держать за руку, она точно окаменела. Ее глаза, широко раскрытые от ужаса, были устремлены на Лору, которая приподнялась с постели.

Свободной рукой я приложил к виску горничной револьвер и, вспомнив, что меня просили не губить отца, сказал: «Я сейчас застрелю это исчадие ада. У меня много доказательств, чтобы впоследствии оправдаться за самовольную расправу. Отдать ее в руки правосудия значило бы посадить другого рядом с ней на скамью подсудимых». — «Пощадите!» — пробормотала Аннета. «Отпустите ее», — сказала Лора. «Подумайте, эта женщина — злой гений вашего отца». — «Завтра отец мой, раскаявшись, забудет о ней». — «Да, но потом воспоминание овладеет им с большей силой. Ничто не разлучит его с ней».

Лора задумалась. «Нет, — сказала она, — одно чувство оттолкнет его от нее». — «Какое?» — «Отвращение». И она прибавила решительным тоном: «Я требую, чтобы она вышла замуж за Генёка».

Месяц спустя состоялась свадьба Аннеты с Генёком, который и не подозревал, какому ужасному обстоятельству он был обязан своим счастьем.

«Опасность прошла, прощай, святой» — любят повторять моряки. Вас, может быть, удивит, что служанка, избегнув моего револьвера, согласилась исполнить предписанное ей условие.

От глубокого ли отвращения к садовнику или от ярости при осознании своего бессилия — не знаю, только при этом требовании девушка задрожала всем телом. Пока она находилась под влиянием испуга, пойманная на месте преступления, и видела мою решимость убить ее, — одним словом, пока страх делал ее покорной, я воспользовался моментом и заручился бумагой.

«Ты сейчас же письменно признаешься в своем преступлении, и эта записка будет возвращена тебе в день свадьбы», — сказал я, указывая ей на бюро Лоры, где хранились бумага, перья и чернила.

Не говоря ни слова, она направилась к столу и взялась за перо. Между тем я наклонился к господину Бержерону, снял с него галстук, расстегнул жилет и вынул скальпель из своей карманной аптечки: кровопускание должно было привести его в чувство.

«Завтра он будет здоров», — сказал я Лоре, с беспокойством ожидавшей моего вердикта.

При этих словах, обещавших скорое выздоровление ее соучастника, у Аннеты мелькнула надежда на возмездие. Она быстро подписала своим именем признание и подала его Лоре.

«Нет, дайте его мне», — сказал я и забрал бумагу из опасения, что Бержерон еще до свадьбы выпросит ее у Лоры.

Я внимательно прочел заявление служанки. Аннета признавала себя виновной в преступлении. Ни слова не упоминалось о Бержероне. Глупо было бы предположить, что эта женщина спасает своего соучастника, руководствуясь чувством великодушия.

«Не надейся уйти от замужества, бежав, — сказал я. — Как только ты исчезнешь, я сейчас же отнесу в суд это заявление».

Я указал Аннете на дверь, и она преспокойно направилась к выходу. Кроме первого своего восклицания: «Пощадите!» — женщина не произнесла больше ни слова. На пороге она остановилась и обернулась. Я думал, что она хочет что-то нам сказать. Но нет! Она задержала на нас с Лорой долгий, полный ненависти взгляд, а потом вышла.

«Лучше бы я убил ее», — подумал я, предчувствуя будущую катастрофу.

Десять минут спустя Бержерон, которого я отнес в его комнату, где пустил ему кровь, пришел в себя. Когда он открыл глаза, то окинул взором помещение, словно пытаясь найти кого-то. Я угадал, что первая его мысль была о служанке.

«Аннета выйдет замуж за Генёка», — тотчас возвестил я ему.

Верно ли рассудила Лора? Будет ли отвращение при мысли, что этой девушкой теперь обладает садовник, достаточно сильно, чтобы излечить его от любви к служанке? Мне это показалось маловероятным.

«Жена Генёка! Жена Генёка!» — повторял он со смехом, в котором звучало глубокое презрение. За смехом последовал вздох облегчения, и он проговорил с искренним раскаянием: «Теперь я освобожден от этого проклятого демона, который едва не свел меня с ума!»

В продолжение всего месяца, предшествовавшего свадьбе, я лечил Лору и почти восстановил ее здоровье, а Аннета отлично вела свою игру. Она как будто чувствовала, что у нее в руках находится козырь, который даст ей возможность вернуть проигранную партию, была весела и искусно скрывала свою досаду. Она болтала и кокетничала со своим гигантом женихом, который влюбленно глядел на нее, обезумев от счастья.

Между тем Бержерон проводил все время возле дочери, смиренный, услужливый, любезный, избегая всякого намека на прошлое. Лора была на седьмом небе. «Мой отец спасен!» — говорила она мне. «Но лучше было бы удалить Аннету», — отвечал я. «Нет. Он, пожалуй, побежал бы за ней… Подождите, вот она станет женой Генёка, и отвращение завершит его излечение», — возражала она, упорно придерживаясь мысли, что Бержерон не такой человек, который может быть соперником садовника.

Я улыбался этой надежде, но невольно чувствовал страх. Тишина, которой радовалась Лора, представлялась мне затишьем перед бурей. Потрясение, испытанное этим человеком, пойманным на месте преступления, могло заставить на время умолкнуть его дурные инстинкты, но они должны были снова пробудиться. Я не мог поверить, чтобы корыстолюбие его угасло настолько, чтобы удовольствоваться пенсией в двенадцать тысяч франков — сумма, которую в припадке раскаяния Бержерон назначил сам себе на случай, если дочь его выйдет замуж.

Даже если он больше не питал страсти к горничной, не вовлечет ли его любовь к прекрасному полу в другие связи, может быть, не менее гибельные? Двенадцать тысяч! Ничтожная сумма для этого мота!

Чтобы не присутствовать на свадьбе садовника, Бержерон уехал накануне и должен был вернуться через три дня, к величайшей радости своей дочери, которая в его отсутствии видела доказательство его презрения к этому союзу.

Как прекрасна была Аннета в вуали новобрачной! Я не мог не любоваться ею, когда она вышла из церкви под руку с Генёком. Контраст с грубым, неуклюжим и безобразным гигантом, ставшим ее мужем, к величайшему удивлению всей прислуги замка, которая до последней минуты не верила в этот брак, делал ее еще более очаровательной.

Нотариус Реноден согласился быть свидетелем со стороны Генёка. «Вот человек, который может наперед знать ожидающую его участь! Что же это, выходит, надоела Бержерону его красавица, раз он позволил ей выйти замуж? И какой странный выбор сделала принцесса! Остатки после Бержерона были еще вполне привлекательны, чтобы доставить удовольствие и не такому уроду. Понимаете ли вы что-нибудь в этом фарсе?» — раз десять спрашивал меня нотариус до свадьбы.

Связанный клятвой, я ни слова не сказал о событиях, послуживших причиной этого брака. Не получив никаких разъяснений, Реноден прибавил с насмешкой: «Чтобы выбрать такого медведя, прелестница должна была твердо решиться изменить свое поведение».

«Прекрасный день для вас, Генёк! Вы овладели сокровищем… которому многие завидуют», — сказал нотариус в день свадьбы. Лицо гиганта омрачилось. «Не советую я этим завистникам слишком близко бродить около моего сокровища, — грубо проговорил он. — А вам первому, господин Реноден».

Пять минут спустя ко мне приблизилась госпожа Генёк. С того часа, когда я держал револьвер у ее виска, мы впервые очутились лицом к лицу.

«Мое признание!» — сказала она.

Чтобы исполнить свое обещание — возвратить ей бумагу в день свадьбы, я держал ее наготове в кармане жилета. Зажав ее в руке, она устремила на меня взор, каким окинула нас с Лорой, выходя из комнаты после преступления, и проговорила угрожающим голосом: «Вы меня заставили стать женой Генёка. Так хорошо же! Клянусь вам, что, пока я жива, вы не женитесь на Лоре». — «Ого, — заметил я, — вы забываете, что прошло то время, когда Бержерон был вашим рабом». — «Если бы я захотела, то он завтра же рискнул бы ради меня эшафотом, — с усмешкой парировала она. — Вы думаете, что он далеко, не так ли? Да он всю прошлую ночь провел у меня под окном, умоляя бежать с ним. Но к чему мне это? Бержерон без гроша!» — «Это правда, он не может предложить вам богатства», — согласился я, подавляя в себе беспокойство. «Он добудет его, я вам за это ручаюсь». — «Каким образом?»

На это она рассмеялась мне в лицо и цинично ответила: «Неужели вы думаете, что я вышла замуж, чтобы получить в свои руки эту бумагу? Полно, вы никогда не посмели бы предъявить ее в суде. Лора чересчур дрожит за своего родителя, которого я могу погубить. Если я написала это заявление, то, во-первых, потому, что вы были способны убить меня на месте. Во-вторых, потому, что вы ручались за жизнь Бержерона, а он ручается за мою безопасность». — «Но, так как вы не боялись, что ваше заявление приведет вас к погибели, зачем же вы повиновались приказанию выйти замуж за Генёка?» — «А! — воскликнула она, выпрямившись и сделав при этом изящное движение, обрисовавшее ее роскошный бюст. — Потому что, сознавая свою силу, я решила еще больше разжечь безумную любовь, которой пылает ко мне тот, кого вы хотели спасти от моего влияния. Вместо того чтобы ослабить страсть Бержерона, вы подлили масла в огонь, — прибавила она насмешливым тоном. — Я была хорошенькой девушкой, которую он обожал… Теперь благодаря вам он будет более пламенно, более безумно и неистово желать меня».

Она замолчала и потом спросила: «А знаете почему?» — «Нет, не знаю…» — «Потому что я теперь собственность другого!» — заявила она со злорадной улыбкой, заставившей меня содрогнуться.