IV
С тех пор как об убийстве на Французской улице стало известно публике, во всех газетах появились подробности этого происшествия, якобы взятые из некоего «достоверного источника». Но корреспонденты тех газет, которые действительно докапывались до истины, вскоре узнали, что у полиции давно уже не было такого таинственного уголовного дела. Все версии о самоубийстве отвергались, и все знали, что речь идет о самом настоящем преступлении. К сожалению, убийца, кроме ножа, не оставил ни малейшего следа, по которому его можно было найти. Случалось, что забытая шляпа, оторвавшаяся пуговица, кольцо, ключи или какой-нибудь отпечаток ноги или руки проливали свет на запутанную историю. Здесь же дело обстояло иначе — приходилось довольствоваться разными гипотезами и предположениями.
Кому понадобилось лишить жизни бедного Карла ван ден Кольба? Ответив на этот вопрос, можно было раскрыть дело. Неужели его жене? Никто, однако, не останавливался на этой мысли, так как Мария внушала к себе симпатию, тем более что удар, убивший ее мужа, едва не стоил жизни и ей самой.
Может, это был самый обыкновенный вор? Но тогда его бы непременно заметили в доме, и он наверняка бы прихватил деньги, лежавшие в письменном столе, да и убитый не пытался бы в предсмертной агонии нацарапать имя того, кого не знал. Или же это сделал кто-нибудь из жильцов дома? Швейцар говорил, что вечером 19-го числа не пускал в дом посторонних. Но все расследования в этом направлении ни к чему не привели. Соседи оказались людьми приличными: почтенными чиновниками и клерками, не имевшими никаких дел с Карлом ван ден Кольбом.
А может, в дом незаметно проник тот человек, который, по словам швейцара Декерта, дважды спрашивал ван ден Кольба 18-го августа. Сопоставив показания швейцара со сведениями, полученными на бирже, полиция установила личность этого господина. Его звали Хорфди. Его никогда не судили, но дела с полицией он имел не раз. В его жизни оказалось немало темных пятен, но главное — что он задолжал ван ден Кольбу значительную сумму, а между тем его векселя у убитого не обнаружили.
Полиция делала все возможное, чтобы разобраться в этом деле. Убийство ван ден Кольба взволновало общественность, а несколько газет тут же подняли вопрос о том, как такое вообще могло произойти в доме на одной из лучших улиц Берлина. Из-за этих-то толков и пересудов власти предприняли решительный шаг: скомпрометированный Йоши фон Хорфди был арестован.
Следствие по делу поручили вести господину Граднеру, который зарекомендовал себя как профессионал и очень обходительный человек. Около одиннадцати часов утра мы находим его в кабинете, где он, прислонившись к камину, внимательно смотрит на даму в глубоком трауре, сидящую около письменного стола. Мария ван ден Кольб уже не первый раз явилась к нему.
— Так, значит, вы не можете сообщить мне ничего нового? — спросил следователь.
— К сожалению, ничего.
— Пожалуйста, не скрывайте от меня даже мельчайших подробностей, пусть они и кажутся вам незначительными. Иногда пустяк может навести на верный след. Мне говорили, что у вас хватило мужества остаться на прежней квартире и что вы живете в той самой комнате, где убили вашего супруга.
— Да, это так, — подтвердила Мария, и на ее ресницах сверкнули слезы. — Я перееду, только если меня заставят это сделать. Не так просто расстаться с тем местом, где я была так счастлива.
Вдруг Мария подняла голову, встала и приблизилась к своему собеседнику.
— Вы же добьетесь своей цели, господин Граднер, не правда ли? Мой муж будет отомщен?
— Надеюсь, — ответил Граднер, — но я должен признаться вам, что за всю мою долголетнюю практику мне еще не приходилось иметь дело с таким загадочным случаем. Все нити, которые я держал в руках, порвались, я продвигаюсь вперед на ощупь. К сожалению, у меня пока нет оснований подозревать кого-либо. Конечно, обидно отказываться от мысли наказать виновного, но еще хуже арестовать невинного.
— Но в таком случае, — горячо воскликнула Мария, — виновный никогда не будет найден! А между тем мой муж завещал мне отомстить за него!
— Да, конечно, и я готов помочь вам в этом, но для начала надо разыскать преступника, а мне кажется, что мы еще не напали на его след.
— Но я вчера прочла в газете, что убийца арестован.
— Эти писаки ошиблись или намеренно обманули читателей. Журналисты хотят показаться осведомленными. Вчера я действительно велел арестовать одного господина, который появится здесь с минуты на минуту. Некоторые улики оправдывают его арест, но они недостаточно весомые. Это скорее догадки, чем улики. Я даже должен прибавить, что до сих пор у меня нет никаких вещественных доказательств. Посмотрите, — сказал он, подходя к письменному столу и перелистывая какие-то бумаги, — вот протокол полицейского комиссара. Из него мы видим, что обвиняемый держался весьма уверенно и очень удивился, когда его арестовали. Если задержанный все это время ломал комедию, то он — выдающийся артист, так как ему удалось обмануть одного из наших лучших служащих. После ареста подозреваемого в его квартире был произведен обыск, но ничего подозрительного там не нашли. Моя последняя надежда на допрос, который я сейчас ему и устрою.
Господин Граднер взглянул на круглые канцелярские часы, висевшие над входной дверью, и Мария поняла, что их встреча подошла к концу. Женщина не удержалась и спросила имя обвиняемого.
— Я уже называл вам его имя. Его зовут Йоши фон Хорфди. Вы говорили, что не знаете его.
— Мне что-то не помнится, чтобы мой муж упоминал это имя.
Несчастная вдова хотела еще что-то прибавить, но вместо этого только поклонилась следователю и уже собиралась выйти из комнаты, как вдруг кто-то толкнул дверь снаружи. Она отступила назад, чтобы пропустить посетителя. Он подошел к следователю и, что-то шепнув ему на ухо, уселся за стол, чтобы писать протокол.
— Мне доложили, что сейчас сюда приведут арестованного.
— Да-да, я уже ухожу, — пролепетала Мария и направилась к двери.
Но внезапно она остановилась и, приблизившись к следователю, решительно заявила:
— Я хочу его видеть.
Господин Граднер не особенно удивился этому, вероятно, ввиду только что происходившего разговора. Он внимательно посмотрел на Марию и сказал:
— Хватит ли у вас мужества просидеть все то время, которое будет длиться допрос, в смежной комнате и ни звуком не выдать своего присутствия?
— Да, конечно, господин следователь.
— Даже если Хорфди признается в убийстве вашего мужа?
— В этом случае я, наверно, задохнусь от негодования, но уж лучше задохнусь, чем издам хоть один звук, — воскликнула Мария со свойственным ей пафосом.
Следователь подал знак чиновнику, и тот приблизился.
— Значит, вы сделаете все так, как я велел?
— Да, конечно, господин следователь, ваше приказание будет в точности исполнено.
Граднер позвал служащего из канцелярии и велел ему поставить ширмы у входа в комнату, смежную с его кабинетом. Галантно предложив руку фрау ван ден Кольб, следователь проводил ее за ширмы и усадил на стул, после чего занял свое место за столом. Едва он успел покончить со всеми этими приготовлениями, как в комнату вошел обвиняемый.
Господину Хорфди — красивому высокому блондину с прекрасными манерами — на первый взгляд можно было дать лет сорок, хотя на самом деле ему исполнилось тридцать шесть. Возраст давал о себе знать слишком рано, однако легкая седина на висках и немного усталый вид придавали ему своеобразный шарм.
Одет он был просто, но изящно; здороваясь со следователем, держался спокойно и уверенно. Согласно приказу, его никто не сопровождал — проводив арестанта до дверей, жандармы остались ждать у входа. Присев на предложенный стул, господин Хорфди совершенно непринужденно спросил:
— Узнаю я, наконец, почему меня вчера ни с того ни с сего арестовали и почему я сейчас нахожусь здесь, перед вами?
Его голос звучал несколько отчужденно, но очень спокойно.
— Господин Хорфди, — обратился следователь к подозреваемому, — вы находитесь здесь для того, чтобы отвечать на мои вопросы, а не для того, чтобы задавать их мне, как вы, кажется, подумали.
— Мне кажется, что я все же имею право поинтересоваться, в чем, собственно, меня обвиняют. Я спрашивал об этом чиновника, арестовавшего меня, но он упорно хранил молчание.
— Он исполнял свой долг, только и всего. Я отвечу на ваш вопрос, и давно бы уже это сделал, если бы вы, вопреки всем правилам, не заговорили первым.
— Мне очень жаль, но я не знал здешних правил. Мне не часто приходилось бывать в подобных местах.
— С этим вас можно только поздравить. От всей души желаю, чтобы вам больше не приходилось терпеть мое присутствие. Вас обвиняют, — неожиданно прибавил следователь, внимательно вглядываясь в лицо собеседника, — в преступлении.
— Интересно. И в каком же именно?
— В убийстве Карла ван ден Кольба.
Господин Хорфди, услышав это обвинение, и глазом не моргнул. На лице его не отразилось ни малейшего волнения, он только невозмутимо посмотрел на следователя и вежливо произнес:
— Я никак не ожидал быть замешанным в этом деле, о котором в последнее время столько говорили в моем присутствии. Не сочтите мой вопрос бестактным, — продолжал он, — но почему обвинили именно меня?
— Сейчас я вам все объясню. Теперь, когда ваше любопытство несколько удовлетворено, мы перейдем к обычной процедуре. Итак, назовите ваше имя и фамилию. Записывайте, — обратился следователь к протоколисту.
— Меня зовут Йоши фон Хорфди, — сказал арестованный, с неподдельным интересом рассматривая в монокль чиновника, которого он прежде не заметил.
— Сколько вам лет?
— Тридцать шесть.
— Ваш род занятий?
— У меня нет никаких занятий.
— Как же вы живете?
— Благодарю вас, очень хорошо.
— Позвольте, — довольно строго заметил Граднер, — надеюсь, вы не собираетесь шутить со мной! Если вы не в настроении разговаривать серьезно, как подобает обвиняемому, то я отправлю вас туда, откуда вы пришли, и отложу допрос до следующего дня.
Хорфди молча выслушал это замечание.
— Я повторю свой вопрос, — продолжал следователь, — на какие средства вы живете?
На этот раз обвиняемый ответил серьезно:
— Если под средствами вы подразумеваете государственные ренты, пенсию или же наличный капитал, то ничего этого у меня нет. Я живу, как и многие современные молодые люди, одним днем. Иногда я бываю богат благодаря случаю, иногда — очень беден. Порой мне везет на бирже, порой я выигрываю в карты. Не раз бывало, что десятого числа я имел на руках пятьдесят тысяч марок, а пятнадцатого не мог заплатить ни по одному счету. Согласен, это может показаться странным, но вы хотели знать правду…
— Грустная правда, господин Хорфди. Боюсь, что она только повредит вам в глазах присяжных.
— Присяжных? Надеюсь, что мне не придется познакомиться с ними. Иными словами, я полагаю, что вам будет не трудно убедиться в моей невиновности.
— Этим мы сейчас и занимаемся. Итак, давайте продолжим. Скажите, не приходилось ли вам в возрасте двадцати пяти лет иметь дело с судом?
— Да, из-за дуэли.
— В которой вы убили своего противника.
— К сожалению, так, но я жестоко поплатился за это.
— Следствие выяснило, что в те времена ваша репутация была довольно сомнительной.
— На это я могу сказать только то, что тогда я был не хуже и не лучше других молодых людей, с которыми проводил время, а между тем все они вышли в люди и стали хорошими врачами, адвокатами и чиновниками. Попросите их поведать вам, как они жили, когда им было лет восемнадцать-двадцать, где они проводили бо`льшую часть своего времени и в каком обществе вращались, и если они ответят честно, то и их репутацию можно будет назвать сомнительной.
— Говорят, вы очень вспыльчивы и своенравны, — заметил Граднер.
— Вы правы, к несчастью, я всегда был склонен к самоуправству.
— Вы не отрицаете этого? Помните, что ваши слова играют для нас огромную роль в деле, которое мы расследуем в настоящее время.
— Прекрасно помню, однако я не имею ни малейшего отношения к тому, о чем вы говорите.
Следователь невольно остановился: хладнокровие и спокойствие допрашиваемого выводили его из себя. В его многолетней практике случалось, что преступники оказывались весьма искусными актерами, которые изо всех сил старались спасти свою шкуру, но здесь дело обстояло иначе. Арестованный пустил в ход откровенность и не только не пытался оправдать себя, но, наоборот, честно признавал свои слабости и недостатки.
«Этот Хорфди или действительно не виновен, или чертовски умен», — подумал про себя следователь.
Выдержав паузу, Граднер решил огорошить подозреваемого неожиданным вопросом, чтобы застать его врасплох:
— Как вы провели вечер девятнадцатого августа?
— А вы, господин следователь? — спросил Хорфди.
Такой ответ вывел из себя обычно сдержанного Граднера. Он вскочил со стула и закричал:
— Вы забываетесь! Вы находитесь перед лицом правосудия, представителем которого я являюсь. Я сейчас же отдам распоряжение…
— Господин Граднер, — перебил его Хорфди решительно, но в то же время вежливо, — вы совершенно не поняли смысла моих слов. Я вовсе и не думал оскорблять вас. Я лишь хотел показать, как трудно ответить на такой вопрос. Уверен, что всякий, кому бы вы неожиданно задали тот же вопрос, при всем желании не смог бы сразу вспомнить, что он делал столько дней тому назад.
— Это зависит от того, какую жизнь ведешь, — сказал следователь, снова занимая свое место. — Если этот вопрос и может смутить, то далеко не всех. У вас было достаточно времени, чтобы подготовить ответ. Не будете ли вы так добры сообщить его мне?
— Если я не ошибаюсь, я ужинал в ресторане «Хиллер».
— Вас там знают?
— Да, уже много лет.
— Когда вы ушли из ресторана?
— Вероятно, часов около восьми.
— Я попрошу вас выражаться точнее. Ваши ответы чрезвычайно важны, так как преступление, о котором идет речь, было совершено около девяти часов.
— Если бы я совершил это преступление, то я бы прекрасно помнил, в котором часу это было и, конечно, ответил бы вам, что пробыл в ресторане до девяти часов и этим доказал бы свое алиби.
— Хорошо, допустим, что вы ушли из ресторана в восемь часов. Что вы делали потом?
— Вероятно, я, как всегда, около получаса прогуливался по улицам.
— Вас кто-нибудь видел? Здоровались ли вы с кем-нибудь из знакомых?
Хорфди подумал немного — что выглядело весьма естественно, — после чего непринужденно ответил:
— Нет, мне кажется, я никого не встречал. Я гулял один.
— Странно, — заметил следователь, — погода девятнадцатого августа стояла чудесная. Кто-нибудь из ваших знакомых непременно тоже должен был прогуливаться в это время.
— Возможно, но случай не благоприятствовал мне. Я никого не видел и к тому же позволю себе заметить, что в девять часов вечера на улицах уже не так много народу, так как в это время начинаются спектакли, концерты, вечера.
— Ну, а куда вы направились после этой прогулки, позвольте вас спросить?
— Я на минутку заглянул домой.
— Это было в девять?
— Да, около того.
— А между тем швейцар вашего дома, которого мы уже допросили, сказал нам, что вы вернулись в десять часов.
— В девять, в половине десятого, в десять, — право, для полусонного швейцара в его каморке это одно и то же.
— А почему, вопреки обыкновению, в тот вечер вы вернулись домой именно в это время?
— Ах, боже мой! Все очень просто: с утра я надел легкое пальто, а к вечеру стало холодать, вот я и зашел домой переодеться.
— А может, это пятна на пальто заставили вас переодеться?
— Пятна? — нисколько не смутившись, переспросил Хорфди. — Какие пятна?
— Крови. Как вы это объясните?
— Никак, так как абсолютно точно знаю, что пятен на моем пальто не было, — твердо возразил Хорфди.
Граднер надеялся этой выдумкой и неожиданным нападением смутить обвиняемого, но снова потерпел поражение. Следователь, однако, не хотел признавать себя побежденным и сказал, что пальто еще будет подвергнуто тщательному химическому анализу. Хорфди ничего не ответил на это и снова обратил взгляд на следователя, как бы ожидая продолжения допроса.
— После того как вы пробыли несколько минут дома, вы отправились к известной даме — Лоле Монтец, — продолжал Граднер, — репутация которой оставляет желать лучшего и с которой вы состоите в близких отношениях.
— Ну уж извините, — проговорил Хорфди с пренебрежением, — конечно, я знаю эту даму, и даже очень хорошо, но ни в каких отношениях с ней не состою.
— Не будем играть словами, вы — ее любовник.
— Уверяю вас, я никогда не добивался этой более чем двусмысленной чести.
— Хорошо, но согласитесь, что эта дама ведет роскошную жизнь, много тратит на экипажи и людей, и вы, со своей стороны, помогаете ей.
— Ну да, конечно, я тоже тратил деньги на эту даму, но я попрошу вас не преувеличивать. Вы сами, как человек светский, прекрасно знаете, что можно нравиться женщине, навещать ее, но все же не быть вынужденным содержать ее и разоряться.
Хорфди говорил все это так задушевно, будто беседовал с приятелем. И ему действительно удалось смягчить своего собеседника, так что тот отбросил суровый тон, все больше поддаваясь обаянию умного молодого человека. Граднер почти забыл, что находится у себя в кабинете и допрашивает обвиняемого. Следователь встал и начал ходить по комнате, а Хорфди тем временем прислонился к камину и спокойно ждал, что будет дальше. Наконец, Граднер вспомнил, что за ширмами сидит Мария, и незаметно заглянул к ней.
Женщина с закрытыми глазами неподвижно сидела на стуле и ждала окончания допроса. Граднера поразила бледность ее лица. Это вернуло его к реальности: он снова вошел в роль следователя. Вновь усевшись за письменный стол, Граднер спросил:
— Вы знали Карла ван ден Кольба?
— Да, конечно.
— Как давно?
— Года три, вероятно.
— А при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
— Один наш общий друг, господин Редерн, с которым я как-то поделился своим желанием заняться биржевыми спекуляциями, предложил познакомить меня с ван ден Кольбом. Он оказался очень любезен и заявил, что готов мне помочь.
— Господин ван ден Кольб не потребовал от вас никаких гарантий?
— Он довольствовался личным впечатлением, кроме того, речь шла о небольших суммах — не более двух тысяч марок.
— Ну, не всегда так было, — не удержался от замечания Граднер. — Однажды вы потеряли много денег.
— Да, к сожалению, я как-то дал поручение ван ден Кольбу на довольно крупную сумму, и он сейчас же исполнил мое поручение, но я проиграл.
— Сколько же вы потеряли на этой операции?
— Двадцать тысяч марок.
— По моим сведениям, вы потеряли пятьдесят тысяч.
— Извините, первая операция, о которой я только что говорил, стоила мне двадцать тысяч, но я захотел вновь попытать счастья и проиграл еще больше, так что общая сумма составила пятьдесят тысяч марок.
— Но разве ван ден Кольб не советовал вам не идти на риск? Он же отчасти отвечал за вас перед маклерами.
— Господин ван ден Кольб неоднократно являлся свидетелем того, что я всегда платил по счетам, и поэтому он не сомневался в моей кредитоспособности.
— И чем же закончилась эта история?
— Мне поднесли мое сальдо, и я был вынужден заявить, что мне нужно немного времени, чтобы я мог выплатить все.
— И что же ответил на это ван ден Кольб?
— Должен признать, он не пришел от этого в восторг.
— Не случилось ли между вами неприятного разговора на бирже?
— Да, к сожалению, он имел место быть.
— Я сейчас зачитаю вам, как это происшествие описано в наших протоколах. Будьте любезны подтвердить эти сведения, если все так и произошло на самом деле.
— Да, именно так, — сказал Хорфди, выслушав чтение протокола.
— Значит, вы подтверждаете, что после происшедшей с ван ден Кольбом ссоры вы выдали ему вексель на пятьдесят тысяч марок?
— Да, подтверждаю.
— И что же стало с этим векселем?
— Вероятно, его нашли у меня, так как у меня был произведен обыск.
— Совершенно верно, он найден у вас, но как он к вам попал?
— Очень просто: я заплатил по нему, и мне его вернули.
— Кто вам его вернул?
— Сам Карл ван ден Кольб.
— Когда?
— За день до своей смерти — в тот день истекал срок платежа.
— Это невозможно: вы пошли на Французскую улицу, но Карла ван ден Кольба там не застали.
— Совершенно верно. Мне сказали, что его нет дома и что он вернется только вечером, но я очень торопился покончить с этим делом. Я знал, что он не особенно расположен ко мне, поэтому отправился его искать и вскоре нашел.
— Где?
— На Дворцовой площади. Он всегда ходит через нее, когда возвращается с биржи домой. Это было в третьем часу.
— И прямо там, на Дворцовой площади, вы и заплатили ему? Звучит невероятно.
— А почему нет? Деловые люди часто передают друг другу деньги у подъезда биржи или где-нибудь на улице неподалеку. Пятьдесят тысяч марок — не такая уж и большая сумма.
— Следовательно, вы утверждаете, что эти пятьдесят тысяч марок находились у ван ден Кольба.
— Без сомнения.
— Едва ли это возможно.
— Позвольте заметить: когда я подписывал вексель, Кольб предупредил меня, что если я не заплачу вовремя, то он предъявит мой вексель в суд. Срок погашения кредита истекал, а я не подавал никаких признаков жизни, так что, вероятно, господин ван ден Кольб вышел из дома с моим векселем, надеясь встретить меня, чтобы пойти вместе со мной к какому-нибудь адвокату и затеять против меня процесс.
Граднера, видимо, смутили эти ясные и прямые ответы обвиняемого. Немного помолчав, следователь снова перешел в наступление:
— Эта сочиненная вами басня очень интересна, но у нее есть важный недостаток: ван ден Кольб говорил своим знакомым, что он не надеется получить что-либо от вас. Если бы все происходило так, как говорите вы, то он не замедлил бы сообщить кому-нибудь о том, что вы с ним полностью расплатились.
— Он вряд ли стал бы ради этого специально бегать по своим знакомым. Вероятно, он никого не встречал в тот день.
— В этом вы ошибаетесь: девятнадцатого августа он обедал с одним из друзей.
— Ах, боже мой, господин следователь, — воскликнул Хорфди, — наверно, у него были дела поважнее, или же он вовсе не хотел распространяться об этом. Иногда очень невыгодно сообщать своим друзьям о том, что ты получил деньги, на которые совсем не рассчитывал. Люди часто пользуются таким случаем, чтобы попросить денег в долг, особенно когда очень нуждаются в помощи.
— Зато, как я посмотрю, вы не нуждаетесь в помощи, когда необходимо найти правильный ответ, — сердито заметил Граднер, пребывавший в скверном расположении духа и больше не пытавшийся это скрыть. — Интересно знать, какой же ответ вы подготовили на мой последний вопрос: где вы взяли эти пятьдесят тысяч марок, которые, по вашим словам, вернули ван ден Кольбу?
Обвиняемый, отвечавший до сих пор без запинки, молчал.
— Вы меня, верно, не поняли? — упорствовал Граднер. — Или вам нужно время, чтобы придумать подходящий ответ?
— Господин следователь, — с улыбкой произнес Хорфди, — я ждал этого вопроса, но медлил с ответом, потому как знаю, что он не удовлетворит вас.
— Вот как! Значит, ответ будет неудовлетворительный? — переспросил Граднер, откидываясь на спинку кресла.
— Для вас — да, вы ведь человек практичный, живущий весьма благоразумно, на определенные средства. Вам будет трудно понять, как иногда приходится изворачиваться, чтобы получить необходимые деньги.
— Вы возбудили мое любопытство, продолжайте.
— Последние два месяца меня неимоверно тяготило то обстоятельство, что я должник ван ден Кольба. Я знал, как он относится ко мне, и знал также, что, если я вовремя не заплачу, он приведет свою угрозу в действие и подаст на меня в суд. Тогда я прибег к тому средству, которым пользуются многие молодые люди в крайних обстоятельствах, — в начале августа я продал все свои драгоценности и предметы искусства. Заняв сверх вырученной суммы у одного друга пятьсот марок, у другого — двести, я набрал три тысячи пятьсот марок и поехал в Спа, чтобы там попытать счастье в рулетку. Я сразу поставил тысячу марок и, как всегда бывает с новичками, — до сих пор я избегал этого способа добывания денег, — выиграл десять тысяч.
На лице следователя мелькнуло недоверие, но обвиняемый, казалось, не заметил этого и продолжил свой рассказ:
— Из Спа я отправился в Баден-Баден, оттуда — в Гамбург, затем — в Висбаден, и во всех городах счастье благоприятствовало мне. После двухнедельного отсутствия я вернулся в Берлин с пятьюдесятью тысячами марок. Вот и вся история. Она очень проста, но, к моему несчастью, кажется на первый взгляд весьма подозрительной.
— Да, так и есть, — согласился следователь. — Но весь этот рассказ не имеет для меня никакой ценности и вряд ли поможет при вашей защите в суде, так как нельзя проверить ни одного факта, на которые вы ссылаетесь.
— Боже мой, господин Граднер! — воскликнул обвиняемый так, словно сам был готов потерять терпение оттого, что к каждому его слову относятся с недоверием. — Когда я сидел за игорным столом в Спа, я не мог знать, что по возвращении меня обвинят в убийстве и арестуют и что я буду вынужден привести свидетелей своего выигрыша. Если бы я мог это предвидеть, я бы каждый вечер заставлял крупье или других игроков выдавать мне свидетельства, когда и сколько я выиграл.
Не обратив никакого внимания на эти саркастичные слова, Граднер поднялся с места и сказал:
— Вам сейчас прочтут протокол, а вы его подпишите.
Хорфди пододвинул свой стул поближе к протоколисту и стал внимательно его слушать. Граднер должен был признать, что, несмотря на все усилия с его стороны, он ни на шаг не продвинулся вперед. Конечно, он мог держать Хорфди в заключении и дальше, но его охватили сомнения, справедливо ли отдавать под суд этого подозреваемого.
— Вы с такой точностью передали все мои слова, — обратился Хорфди к протоколисту, когда тот закончил чтение, — что мне совершенно нечего прибавить. Я готов подписать бумаги хоть сейчас.
Потом он встал и обернулся к следователю, словно ожидая дальнейших приказаний. Граднер чувствовал себя отвратительно и ничего не мог противопоставить безукоризненному поведению молодого человека. Следователь довольствовался тем, что проговорил:
— Я буду вынужден допросить вас еще раз, так что некоторое время мне придется продержать вас в тюрьме.
Хорфди молча поклонился.
— Но, я могу облегчить вашу судьбу тем, что прикажу не держать вас больше в одиночном заключении.
— О, одиночество меня не пугает, — ответил подозреваемый. — Если человек пережил столько, сколько я, ему бывает даже приятно побыть одному и обдумать свое прошлое.
— Как хотите, — произнес следователь, поклонившись Хорфди, давая этим понять, что допрос окончен.
— Лейзетрит, — обратился Граднер к своему помощнику, — скажите жандармам, чтобы они отвели этого господина назад, в тюрьму.
Хорфди понял, что следователь отдал именно такое распоряжение, чтобы он мог выйти из его кабинета как свободный человек, а не как узник, и что конвой встретит его только в коридоре. Обвиняемый поклонился, как бы благодаря Граднера за обходительность, открыл двери и исчез.
Теперь только Мария встала со стула. Она сдержала обещание и не выдала своего присутствия ни словом, ни жестом. Женщина, отодвинув ширмы, подошла к Граднеру. Ее бледное лицо было очень серьезно. Указывая рукой на дверь, она решительно заявила следующее:
— Человек, который только что вышел отсюда, человек, которого вы допрашивали, — убийца моего мужа.
Эти слова удивили следователя, тем более что сам он теперь был склонен думать, что арестованный не виновен. Граднер пытался убедить Марию, что она не права, но женщина упорствовала.
— Я не ошибаюсь, я уверена, что не ошибаюсь!
— Но разве что-нибудь в манере этого человека держать себя, в его словах или интонациях его голоса показалось вам подозрительным?
— Нет, вовсе нет.
— Так на чем же основано ваше обвинение? Или это только пустое предположение?
— В ту минуту, когда он вошел в комнату, когда он заговорил, меня затрясло. Разве так могло бы быть, если бы он не совершал убийства? Мне кажется, я никогда прежде так не волновалась. Я чувствую некоторую связь с этим человеком. Я еще много из-за него выстрадаю, клянусь вам.
— Вы итальянка и поэтому немного суеверны.
— Может быть, но в эту минуту я рассуждаю вполне логично. Разве можно так волноваться из-за присутствия человека, которого я никогда прежде не видела, которого совсем не знаю? Это он, господин Граднер, я уверена в этом!
Движения женщины, тон ее голоса, глаза, сверкавшие огнем, — все это лишь подчеркивало ее красоту. Следователь не мог отвести от нее глаз. Она напоминала ему древнюю жрицу, обвинявшую перед толпой какого-нибудь святотатца. Пока Граднер думал, как ему успокоить взволнованную женщину, в комнату вошел канцелярский служащий и передал ему какой-то документ.
— Он здесь? — спросил следователь, пробежав глазами поданную ему бумагу.
— Да, господин следователь.
— Приведите его сюда.
Минуту спустя в комнату вошел Зиг.
— Вы хотели со мной поговорить? — спросил Граднер.
— Да, господин следователь, мне приказано поступить в ваше распоряжение, чтобы оказать помощь в расследовании убийства на Французской улице.
— Знакомы ли вы с подробностями этого дела?
— Более или менее. Я одним из первых побывал в квартире, когда узнал о преступлении.
— Да-да, припоминаю. Кажется, ваше имя упомянуто в протоколе полицейского комиссара.
— Весьма вероятно.
— Там говорилось о некоторых предположениях, высказанных вами.
— Совершенно ни на чем не основанных, как я потом убедился. Теперь все мои подозрения сходятся в одной точке.
— В какой именно?
— Я подозреваю того же человека, что и вы. Вчера вы велели его арестовать.
— Вы имеете в виду Хорфди?
— Да, господин следователь.
— Вот протокол только что произведенного допроса, прочитайте его внимательно.
Зиг сел на стул Лейзетрита и погрузился в чтение, а Граднер отошел к камину и снова заговорил с Марией.
— Ну, что скажете? — спросил следователь Зига через четверть часа, когда тот закончил.
— Вы позволите мне говорить откровенно?
— Конечно.
— Мне кажется, все свидетельствует о том, что у нас нет причин задерживать этого человека.
— Совершенно согласен с вами.
— Да, но существуют улики…
— Вы располагаете уликами?
— Нет еще, но я обязательно их найду.
— Да, если только Хорфди действительно виновен.
— Конечно, виновен, — вмешалась Мария, не упустившая ни слова из этого разговора.
Полицейский агент быстро повернулся к женщине и спросил ее:
— Значит, и вы уверены в виновности арестованного?
— Да, совершенно уверена.
— Великолепно! — воскликнул Зиг. — Хорфди погиб. Теперь я не сомневаюсь, что найду против него необходимые улики.
Вдруг Зиг ударил себя рукой по лбу, будто его посетила какая-то мысль, и обратился к следователю с такими словами:
— Вы, вероятно, заметили, что это человек весьма непростой…
— Без сомнения. Виновен он или нет, — сказал Граднер, — но перед нами умный и хитрый человек.
— В таком случае нам ничего не удастся сделать, пока он в тюрьме.
— Как так?
— Дело в том, что таких людей, как он, не испугать несколькими днями заточения. Не стоит надеяться и на то, что он кому-либо проговорится. Преступники порой встречают в тюрьме своих старых знакомых и откровенничают с ними. Это не тот случай. Хорфди ни здесь, ни в Моабите, ни в какой другой тюрьме не встретит своих знакомых, а если даже и встретит, то не будет ничего рассказывать о себе.
— Что же, по-вашему, стоит предпринять? — спросил Граднер.
— Я за то, чтобы сейчас же отпустить подозреваемого.
— Чего вы думаете этим добиться? Вы полагаете, что он скорее выдаст себя на свободе?
— Это более вероятно, и нам проще будет провести его.
— А если последние события так взволновали его, что он решит куда-нибудь уехать или просто-напросто сбежать?
— Если бы он хотел сбежать, то сделал бы это сразу же после убийства — конечно, если именно он совершил его. Теперь, после того как он уже побывал в руках полиции и сумел обмануть ее своим хладнокровием и ловкостью, как он думает, ему не о чем волноваться. Кроме того, Хорфди — типичный берлинец. Он скорее согласится терпеть различные неудобства, чем переселится в другое место. Многие преступники, которые на чужбине могли бы жить совершенно спокойно, рискуют свободой и даже жизнью, лишь бы подышать берлинским воздухом. Как только Хорфди снова окажется на свободе, я предлагаю установить за ним тайный надзор. Я даже готов взять это на себя.
— Хорошо, — сказал следователь, — в таком случае наш узник свободен. Я надеюсь, Зиг, вы не спустите с него глаз. В чем состоит ваш план?
— Мой план еще до конца не созрел, но я предчувствую удачу.
Граднер с удивлением посмотрел на Зига. Его всегда бледное лицо оживилось, а глаза за стеклами синих очков сверкали. Он производил впечатление человека, знающего свое дело.
Следователь понял, что перед ним стоит полицейский, влюбленный в свою работу, способный оказать неоценимые услуги обществу, если только дать ему такую возможность. Граднер решил заручиться поддержкой такого опытного человека, как Зиг. Хотя было и не принято, чтобы следователь напрямую отдавал приказы агенту полиции, Граднер решил, что на этот раз можно сделать исключение.
— Значит, вы ручаетесь мне за успех нашего дела? — спросил следователь.
— Если Хорфди — убийца, — ответил Зиг, — то я обещаю вам достать доказательства его вины. Но у меня есть несколько условий.
— И что же это за условия? — поинтересовался Граднер, уже начинавший привыкать к манерам своего подчиненного.
— Прежде всего, надо, чтобы его освободили завтра до обеда.
— Я готов оказать вам содействие в этом.
— Необходимо также, чтобы полицейское бюро поместило в разные газеты заметки о причинах этого освобождения. Надо, чтобы он прочел приблизительно следующее: что вы жалеете о случившемся недоразумении и что после первого же допроса вы убедились в его невиновности. Тогда Хорфди не заподозрит ловушки. Кроме того, он будет меньше ограничивать себя в словах и действиях.
— Я полностью согласен с вами, — сказал Граднер, невольно удивляясь предусмотрительности полицейского, — ну, а дальше?
— Дальше… Видите ли, господин следователь, здесь есть небольшое затруднение. Я прошу предоставить мне полную свободу действий и выдать мне крупную сумму денег. Коли я не хочу терять из виду обвиняемого, на время мне придется стать богатым светским человеком.
— Я доложу об этом кому надо и надеюсь, что ваши просьбы будут удовлетворены.
— Если из казны вам не выделят достаточной суммы, — вмешалась Мария, — то я помогу вам. Я хочу отомстить за своего мужа!
— В таком случае, — сказал Зиг, — мне остается только раскланяться и ждать вашего решения. Если вам удастся все устроить, я сейчас же приступлю к исполнению своего плана.
Потом он повернулся к Марии, которая была в полном восторге от его ума и предусмотрительности, и произнес:
— Госпожа ван ден Кольб, возможно, мне теперь предстоит часто видеться с вами, будьте любезны отдать приказание, чтобы меня всегда пускали к вам.
— Конечно, — ответила молодая вдова, — я буду рада видеть вас в любое время.
Зиг поклонился и исчез так же бесшумно, как и пришел. Мария тоже простилась со следователем и поехала к себе домой.
