Глава XXVIII
И снова королевские покои
Когда вслед за происшедшим в королевской столовой эпизодом с бутылкой вина принц Ариберт и старый Ганс увидели, что принц Евгений лишился чувств и как подкошенный упал с кресла, то первой мыслью обоих было, что несчастный уже успел сделать глоток отравленного вина. Но после минутного размышления они пришли к заключению, что это было невозможно, и если владетельный герцог Познанский был теперь близок к смерти, то объяснения этого обстоятельства надо было искать не в вине, а в чем-нибудь другом. Вдруг нагнувшийся над племянником Ариберт почувствовал сильный запах, сразу открывший ему причину несчастья: то был запах опиума. И действительно, удушливые пары этого рокового снадобья постепенно распространялись по всей комнате.
Тут в уме Ариберта мелькнуло истинное объяснение происшедшего. Подавленный внезапным приливом отчаяния, принц Евгений решил отравиться и, воспользовавшись минутой, когда внимание Ариберта было отвлечено от него, моментально привел в исполнение свое намерение. Опиум, очевидно, уже заранее находился у него в кармане — это показывало, что несчастный принц еще раньше задумал покончить с собой, несмотря на данное обещание. Ариберту вспомнились слова племянника: «Я беру назад свое обещание». Вероятно, непосредственно вслед за этим формальным отречением от данного слова Евгений и совершил попытку самоубийства.
— Это опиум, Ганс! — в отчаянии вскрикнул Ариберт.
— Неужели его высочество принял яд?! Это невозможно!
— Боюсь, что возможно. Это опиум. Что нам делать? Скажи скорее!
— Его высочество нужно разбудить, принц. Нужно дать рвотное. Его самого перенести в спальню.
Они положили Евгения на постель. Ариберт приготовил рвотное из воды с горчицей и влил его в рот больному, однако результатов не последовало: Евгений лежал без движения, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он был бледен, а из-под полуопущенных век виднелись ненормально суженные зрачки.
— Скорее пошли за доктором, Ганс. Скажи, что принц внезапно почувствовал себя дурно, но что нет ничего серьезного. Правды никто не должен знать.
— Его нужно растормошить, ваше высочество, — повторил Ганс и поспешно вышел из комнаты.
Ариберт поднял племянника с кровати, сильно встряхнул, потом принялся щипать его, теребить, звать, таскать по комнате — все было напрасно. Наконец, почувствовав страшную усталость, Ариберт бросил свои попытки и снова положил принца на кровать. Минуты казались часами. В тишине этой торжественной комнаты, залитой холодным светом электричества, с глазу на глаз с этим безжизненным телом, Ариберт предался самым черным мыслям. Жизненная драма его племянника невольно завладевала им, и ему казалось, что именно такая безвременная и позорная смерть и должна была неизбежно завершить жизнь этого добродушного, но слабохарактерного, несчастного юноши, наследника исторического трона. При благоприятных обстоятельствах характер его, постоянно колебавшийся между добром и злом, мог бы уравновеситься, Евгений мог бы пойти по хорошему пути и, во всяком случае, с достоинством фигурировать на политической арене Европы.
Но теперь уже все, по-видимому, было кончено, последняя сцена драмы разыграна. И в этом несчастье Ариберт видел также и крушение своих собственных надежд. Ему предстояло занять трон своего племянника, а между тем он инстинктивно чувствовал, что природа вовсе не создала его для трона, и в глубине души возмущался предстоявшей ему перспективой. Трон заключал в себе так много того, к чему он был решительно не готов: он прежде всего обязывал его к политическому браку, то есть к браку насильственному, к союзу не по взаимной любви. А что же будет с Неллой? Ах, Нелла!..
Ганс возвратился.
— Я послал за ближайшим доктором, а также за одним известным специалистом, — сказал он.
— Хорошо. Надеюсь, что они не замедлят явиться.
Ариберт сел к столу и написал записку.
— Передай это лично мисс Раксоль. Если ее нет в гостинице, узнай, где она, и постарайся разыскать ее. Понимаешь? Это очень важно.
Ганс поклонился и вышел, а Ариберт опять остался один. Вернувшись к Евгению, он снова приложил самые отчаянные усилия, чтобы вернуть его к жизни. Все было тщетно. Ариберт отошел от больного и стал смотреть в открытое окно. С улицы до него долетало позвякивание бубенчиков проезжавших по набережной кебов, свистки швейцаров и пыхтение буксирных пароходов на реке. Мир, казалось, продолжал жить своей жизнью. Жизнь! Что это за бессмыслица! Он, Ариберт, желал лишь одного — отречься от своего титула, жить, как живут простые смертные, быть мужем очаровательнейшей в мире женщины… Однако как эгоистично с его стороны думать о себе, когда Евгений при смерти. Но ведь Нелла!..
Дверь отворилась, и на пороге появился человек — очевидно, доктор. Несколько лаконичных вопросов, и он уже знал, в чем дело.
— Будьте добры, позвоните, принц. Мне необходима горячая вода, сильный человек и сиделка.
— Кому нужна сиделка? — спросила Нелла, входя в комнату. — Я сиделка, и я к вашим услугам, — обратилась она к доктору.
В течение целых двух часов шла борьба между жизнью и смертью. Доктор, пришедший вслед за ним знаменитый специалист, Нелла, принц Ариберт и старый Ганс объединили усилия, чтобы спасти умирающего. Кроме них, в гостинице никто не подозревал о серьезности положения. Когда заболевает принц, в особенности когда он сам оказывается виновным в своей болезни, тогда истинная правда не распространяется по свету, и официально принцы не бывают серьезно больны до тех пор, пока не умрут — такова сила государственного постановления.
В данном случае хуже всего было то, что рвотное не действовало. Неудача была слишком очевидна, а между тем ни один из докторов не мог понять причину. Наконец знаменитый врач из Манчестер-сквер объявил, что для принца Евгения нет надежды, разве только в том случае, если его по природе крепкий организм отринет яд, который не смогли удалить старания науки. Так иногда пьяница может проспаться после того, как он поглотил невероятное количество алкоголя. Произнеся такой приговор, знаменитый врач из Манчестер-сквер удалился.
Был уже второй час ночи. По одному из странных совпадений, которые часто поражают нас своей значительностью, выходивший из гостиницы специалист столкнулся на лестнице с Теодором Раксолем, который сопровождал своего пленника, и ни один из них не подозревал, что привело сюда другого.
В королевской спальне маленькая группа окружала постель принца Евгения. Минуты тянулись медленной чередой. Прошел еще час. Наконец больной, лежавший до сих пор без движения, потянулся, задвигался и шевельнул губами.
— Ну, теперь есть луч надежды, — сказал доктор, вливая в рот пациента снадобье, которое подала ему Нелла.
Спустя четверть часа к больному вернулось сознание. В тысячный раз в истории медицины здоровый организм совершал чудо вопреки всей накопленной в течение веков мудрости науки. Вскоре доктор сказал, что принц Евгений «на верном пути к выздоровлению», и ушел, обещая зайти еще раз через несколько часов.
Наступило утро. Нелла отдернула тяжелые гардины, и в комнату ворвался целый сноп солнечных лучей. Старый Ганс, побежденный усталостью, дремал в кресле в дальнем углу комнаты. Нелла и принц Ариберт взглянули друг на друга. Хотя они еще не обменялись ни словом, но каждый ясно читал в мыслях другого. С чувством полного взаимного понимания они пожали друг другу руки. Их любовь всегда была молчалива, она не требовала слов и теперь. Грозная туча промчалась над ними, и в глазах их светилась радость освобождения от минувшей опасности.
— Ариберт, — позвал слабый голос с кровати.
Ариберт поспешил к больному. Нелла осталась у окна.
— Что, Евгений? Тебе лучше теперь.
— Ты думаешь? — прошептал больной. — Мне хочется, чтобы ты за все простил меня, Ариберт. Я, вероятно, причинил тебе очень много тревог, я все это так нелепо устроил… Это мучает меня… Опиум — слишком слабый яд, но я ничего другого не мог и не смел придумать: мне не у кого было спросить совета, я принужден был сам добывать себе яд. Все это было очень неудачно… Хорошо все-таки, что яд оказал свое действие.
— Что ты говоришь, Евгений! Ведь тебе яд лучше. Через день ты совсем поправишься.
— Я умираю, — спокойно проговорил Евгений. — Не обманывайся. Я умираю, потому что хочу умереть. Так должно быть. Я знаю это, я это чувствую сердцем. Мне остается жить всего несколько часов. Трон Познани перейдет к тебе, Ариберт, и ты больше достоин занять его, чем я. Пусть там никто не знает, что я отравился. Пусть Ганс поклянется молчать, и доктора также, и ты сам не говори никому ни слова. Я был безумцем, но я не хочу, чтобы все знали, что я к тому же еще и трус. Впрочем, может быть, это и не трусость, может быть, тут даже есть известное мужество — мужество для того, чтобы самому разрубить узел. Я не мог пережить весь ужас разоблачений, Ариберт, а разоблачения эти были неизбежны. Я был безумцем, но плачу за это. Мы ведь все в Познани всегда во всем расплачиваемся, во всем, кроме наших долгов. Ах, эти долги! Если бы не они, я бы мог смело смотреть в глаза той, которая должна была стать моей женой, которая могла бы разделить со мной трон. Тогда я мог бы забыть прошлое и начать жизнь сначала. С ее поддержкой я бы правда все начал сызнова. Но судьба всегда была мне мачехой, всегда… А кстати, что это за заговор был против меня, Ариберт? Я забыл, совсем забыл… — Он закрыл глаза.
В комнате послышался легкий шум: это старый Ганс соскользнул со своего кресла на пол. Разом проснувшись, он вскочил и сконфуженно вышел из комнаты.
Ариберт взял племянника за руку:
— Глупости, Евгений! Тебе все это кажется. Ты скоро совершенно поправишься. Соберись с духом, подбодрись!
— И все из-за какого-то миллиона, — простонал больной. — Жалкий миллион фунтов стерлингов! Национальный долг Познани равняется пятидесяти миллионам, а я, герцог Познанский, не мог занять одного миллиона! Если бы я мог достать его, я бы снова поднял голову. Прощай, Ариберт… Кто эта девушка?
Ариберт поднял глаза. В ногах кровати с глазами, полными слез, молча стояла Нелла. Она подошла к больному и приложила руку к его сердцу: оно едва билось. На лице девушки, обращенном к Ариберту, вдруг выразилось полное отчаяние. В эту минуту снова вошел Ганс и отозвал ее в сторону.
— Я слышал, что мистер Раксоль вернулся в отель, — прошептал он, — и что он схватил этого негодяя Жюля, так все говорят здесь.
Уже несколько раз в течение ночи Нелла спрашивала об отце, но не могла узнать, где он. Теперь же, в половине седьмого утра, вся прислуга болтала о происшествиях ночи. Трудно было понять, откуда взялись эти вести, но им действительно все было известно.
— Где мой отец? — спросила Нелла у Ганса.
Он пожал плечами и показал наверх:
— Говорят, что где-то там.
Нелла выбежала из комнаты. Нам уже известно, как она прервала разговор Теодора Раксоля с Жюлем. Сойдя вместе с отцом вниз, она снова повторила:
— Принц Евгений умирает, но я думаю, что ты можешь спасти его.
— Я?! — изумился Теодор.
— Да, ты, — уверенно заявила Нелла. — Я скажу тебе, чего от тебя хочу, и ты должен это сделать!
