XLIII
Мы должны дать нашим читателям объяснение. Мулатка, оставив посетителя и намереваясь доложить хозяину, что его ждут, отправилась к нему. Но Метцер, выведенный из себя сопротивлением жены, не захотел слушать служанку и приказал ей оставить его в покое. Девушка боялась Даниеля, грубость которого была ей известна. Она не настаивала и ушла, говоря себе: «Не хочет слушать. Скажу позже, когда он перестанет сердиться».
Вот почему муж Леониды, думая, что он один в доме, дал волю своему бешенству. Несколько минут Жорж Прадель, словно завороженный, не мог отвести глаз от двери, за которой скрылось дивное видение. Одной секунды и одного взгляда было достаточно для того, чтобы сердце лейтенанта было безраздельно отдано Леониде. Он был выведен из этого восторженного состояния вторым явлением, настолько отвратительным и пошлым, насколько первое было трогательно и поэтично.
Толстая короткая фигурка Даниеля Метцера появилась в двери, которую оставила отворенной его жена. Его скуластое лицо, с большими залысинами надо лбом, было в эту минуту кирпичного цвета. Густая рыжая борода сливалась с его пылающими щеками. Серые глаза, сверкавшие от гнева, точно хотели выскочить из орбит. Даниель Метцер в изумлении остановился на пороге, увидев посетителя в комнате, которую считал пустой.
– Кто вы? — закричал он. — Что вы здесь делаете?
– Милостивый государь, — начал было Жорж Прадель.
Ростовщик не владел собой, он прервал молодого человека и продолжал, словно помешанный:
– Я нахожу, что очень дерзко с вашей стороны проникать таким образом в мой дом! Я вас не знаю. Чего вам от меня надо? Говорите же!
– Милостивый государь, — возразил лейтенант, которым овладевало раздражение, — я буду говорить, когда вы перестанете меня перебивать.
– Я у себя дома, милостивый государь! Я здесь хозяин!
– Тем больше причин быть вежливым с незнакомцем, который вынужден был переступить ваш порог. Заметьте, что я офицер. Следовательно, мое присутствие не должно казаться вам подозрительным.
Даниель Метцер взглянул на эполеты и шпагу своего собеседника и успокоился.
– Извините меня, — сказал он, — я заслужил этот урок. Признаюсь, ваше присутствие внушило мне глубокое удивление.
– Это не моя вина, — ответил лейтенант. — Меня привела сюда мулатка. Она ушла доложить вам о моем визите и больше не появлялась.
– Вы здесь давно?
– Около четверти часа.
– Стало быть, вы слышали?
– Многое, чего предпочел бы не слышать. Но успокойтесь, я ничего не понял.
Даниель принужденно скривился в улыбке.
– Госпожа Метцер женщина превосходная, добрейшая, но характера упрямого. Я также слишком самовластен, возможно. Я просил мою жену сделать нечто не сложное, но очень важное с точки зрения моих выгод. Ну а она отказывает, и без причины, или, скорее, по причинам пустым, нелепым, смешным и не заслуживающим внимания. Но я постараюсь убедить ее. Она согласится.
– Позвольте мне заметить, милостивый государь, — сказал Жорж Прадель, — что вы сообщаете подробности…
– Которые должны казаться вам утомительными. Это совершенно справедливо. Извините меня снова, милостивый государь, и благоволите сообщить, какому обстоятельству я обязан вашим визитом.
– Я желаю предложить вам одно дело.
– Не угодно ли вам пожаловать в мой кабинет?
Кабинет Даниеля Метцера представлял странный контраст с двором, мавританскими аркадами и с фонтаном. Бюро из красного дерева, заваленное бумагами, кресло, обитое кожей и с круглой подушкой, несгораемый шкаф, выкрашенный под бронзу, часы с кукушкой на стене и пять тростниковых стульев составляли всю его обстановку.
Даниель подвинул стул гостю, сам сел в кресло и, сложив на круглом животе короткие руки с квадратными пальцами, густо покрытыми растительностью, сказал:
– Теперь я слушаю вас.
Офицер, с тех пор как образ госпожи Метцер завладел его сердцем, мало заботился о том, что банкир Ришар Эллио отнимет у него жидовку Ревекку, с которой он не хотел больше видеться. Следовательно, теперь ему было все равно, успешна будет его просьба или нет. Если он не отказался от своей затеи, то единственно для того, чтобы получить доступ в этот дом.
– Милостивый государь, — начал он, — меня зовут Жорж Прадель, я лейтенант зуавов. Вследствие обстоятельств, подробности которых вам будут неинтересны, я немножко стеснен в настоящую минуту, и мне понадобится на несколько недель небольшая сумма: тысяча франков.
– И вы пришли просить у меня эту сумму?
– Да, взамен на вексель и проценты, которые вы сами назначите.
– Кто вам подал мысль обратиться ко мне?
– Мой приятель Ахилл Даркур, егерский лейтенант.
– Сын руанского Даркура?
– Он самый. Я прибавлю, что он любезно согласился поручиться за меня.
– Но я не банкир.
– Вы деловой человек, это одно и то же.
Даниель пожал плечами.
– Дела, — повторил он, — да, конечно, занимаюсь важными делами, не имеющими никакого отношения к векселю в тысячу франков, который, возможно, — не сердитесь, господин офицер, — будет опротестован.
– В этом вы ошибаетесь, — ответил Жорж. — У меня есть гарантированное средство погасить этот вексель. Я не имею состояния, — продолжал молодой человек, — но у меня есть дядя: очень богатый, который любит меня как сына и присылает мне каждый год к первому января сумму вдвое больше той, которую я у вас прошу. Сегодня тридцатое ноября.
Даниель покачал головой.
– Никакой банкир не дает и ста су, — проговорил он, — полагаясь на случайность такого рода, как бы ни была она вероятна. Как имя вашего дяди?
– Филипп Домера, — ответил Жорж.
Даниель Метцер вздрогнул:
– Гаврский судовладелец? Но у него же миллионы.
– Пять или шесть, как уверяют.
– Итак, — продолжал Даниель Метцер с воодушевлением, — вы племянник Филиппа Домера. А у вашего дядюшки дети есть?
– Я и моя сестра — его единственные родственники, — ответил Жорж.
– Но тогда вы должны иметь на него громадное влияние.
Лейтенант улыбнулся.
– Не смею этим хвастаться, но он старается доставлять мне удовольствие.
– Если я хорошо понял, господин офицер, то у вас есть сестра? Стало быть, вы с ней поровну наследуете состояние дядюшки.
– Я никогда об этом не думал, уверяю вас. Я так глубоко привязан к дяде, что при мысли о его смерти прошу Бога продлить его жизнь.
– Чувство похвальное, но конечность жизни естественна, не правда ли? Когда господин Домера уйдет в иной мир, вы искренно огорчитесь, прольете потоки слез и получите наследство.
– Возможно. Но признаюсь, я не понимаю, почему вас это занимает.
Даниель Метцер сумел придать своему лицу веселое выражение.
– А! Вы изволите шутить, господин лейтенант! Положительно, еще пять минут назад я не дал бы вам и ста су.
– А теперь?
– О! Совсем другое дело! Вы получите тысячу франков. Вы получите их без всяких процентов! Теперь, когда я знаю, кто вы, вы внушаете мне большое участие.
– На каком основании?
– Как племянник и наследник миллионера. Я открываю вам кредит, а взамен прошу только об одном.
– О чем?
– Упомянуть обо мне в письме к вашему дяде. Получив благоприятный ответ, я поеду в Гавр.
Жорж Прадель не переставал удивляться.
– Вы поедете во Францию, чтобы увидеться с моим дядей? — воскликнул он. — Что же вы хотите ему сказать?
– Я хочу убедить его, что в этой африканской, почти девственной земле можно делать колоссальные дела и, если он захочет присоединить к моему капиталу часть своего и отдать в мое распоряжение некоторые свои суда, мы добудем без риска и почти без труда больше миллионов, чем он имеет теперь. Да, я намерен доказать ему это и надеюсь, что вы поможете мне своим влиянием.
– Но, милостивый государь, — возразил лейтенант, — я никогда не вмешивался в дела моего дяди. Не найдет ли он странным, что я занимаюсь ими теперь?
– Вовсе нет. Вы поступаете как преданный родственник, доставляя господину Домера средства увеличить свое состояние. На одних военных поставках можно получить страшные барыши, и я знаю недалеко от Алжира баснословно богатые золотые прииски. Мне не хватает средств, чтобы начать одному разрабатывать эту африканскую Калифорнию. Когда ваш дядя поддержит меня, все пойдет легко, и меньше чем за два года наш капитал увеличится в сто раз.
Жорж Прадель сделал знак, выражавший недоверие.
– А! — продолжал Даниель Метцер. — Я читаю ваши мысли, господин лейтенант. Вы дурно судите обо мне. Я очень серьезный человек и с радостью докажу вам это. Но пока не время. Свободны ли вы вечером?
Молодой офицер почувствовал, как сильно забилось его сердце.
– Совершенно свободен, — ответил он.
– Доставьте мне удовольствие, проведите со мной час или два. Я представлю вас госпоже Метцер, которая будет очень рада познакомиться с вами. Решено?
– Решено.
– Итак, до вечера. Мы выйдем вместе, но прежде я отдам тысячу франков, которые вам нужны.
Даниель Метцер отпер несгораемый шкаф и, взяв сверток с золотом, подал его гостю.
– Пожалуйста, назовите проценты, — сказал Жорж Прадель.
– Мне не нужно ни векселя, ни процентов. Вашего слова достаточно. Вернете мне этот пустяк, когда хотите.
Жорж Прадель, удивляясь неожиданным поступкам Даниеля Метцера, поблагодарил его и вышел вместе с ним. Расставшись почти у дверей дома, они разошлись в разные стороны, предварительно условившись, что увидятся вечером. Лейтенант отправился домой. Невыразимое смятение царило в его душе. Образ Леониды не оставлял его. Он думал: «Я люблю ее».
Лицо госпожи Метцер — лицо столь печальное, трогательное и прекрасное — было для Жоржа Праделя завораживающей загадкой. Внезапная перемена Даниеля Метцера по отношению к нему также озадачивала молодого офицера. Этот ростовщик, которого считали жадным и опасным, вначале отказал ему, но затем предложил пользоваться своей кассой без условий и дал деньги без процентов. Только ли желание завязать деловое партнерство с дядюшкой Домера стало причиной столь внезапного превращения?
Как бы то ни было, если муж Леониды рассчитывал завоевать расположение молодого человека, он жестоко ошибался. Офицер испытывал к нему инстинктивное отвращение. Однако он пожал ему руку на прощание, и вечером опять должен был ее пожать. Увы! Но не приходится ли терпеть мужа, чтобы приблизиться к жене? Жорж Прадель осторожно поднялся по лестнице дома, в котором жил, неподалеку от Императорского форта, и нашел дверь в свою квартиру запертой.
– Паскуаль! — закричал он.
