Подвижнические наставления св. Исаака Сирианина
(Извлекаются краткими статьями)
1. Страх Божий есть начало добродетели; она есть порождение веры и посевается в сердце, когда ум устранен от мирской рассеянности, чтобы кружащиеся от парения мысли свои собрать ему в размышлении о будущем восстановлении.
2. Для того, чтоб положить основание добродетели, лучше всего человеку держать себя в устранении от дел житейских и пребывать в законе, освещающем правые и святые стези, как указал Дух Святый чрез Псалмопевца (Пс. 22, 3; 118, 35).
3. Начало пути жизни – поучаться всегда умом в Словесах Божиих и проводить жизнь в нищете. Напоение себя одним содействует усовершению в другом. Если напоеваешь себя изучением Словес Божиих, это помогает преспеянию в нищете; а преспеяние в нестяжательности доставляет тебе досуг преспевать в изучении Словес Божиих. Пособие же того и другого содействует к скорому возведению целого здания добродетелей.
4. Без удаления от мира никто не может приблизиться к Богу. Удалением же называю я не переселение телом, но устранение от мирских дел. Добродетель удаления от мира состоит в том, чтоб не занимать ума своего миром.
5. Когда умножится в человеке благодать, тогда ничтожным делается для него страх смерти, на пути к праведности вожделенной (или пред лицом препятствий на сем пути), – и много причин находит он в душе своей, по которым, ради страха Божия, готов бывает он терпеть скорби как нечто должное; тогда все, неприятное телу и могущее причинить ему страдание, ни во что вменяется в очах его в сравнении с тем, чего надеется он в будущем. Но когда увеличится в человеке оскудение благодати, тогда бывающее в нем и с ним бывает противоположно сказанному: тогда ведение, по причине исследования (могущего опираться только на осязаемом), становится у него больше веры, упование на Бога имеется не во всяком деле, и Промысл Божий о человеке понимается иначе. Такой человек постоянно подвергается страхам, по козням подстерегающих во мраце состреляти его стрелами своими (Пс. 10, 2).
6. Сомнение сердца приводит в душу боязнь; а вера может делать произволение твердым и при отсечении членов. В какой мере превозмогает в тебе любовь к плоти, в такой не можешь ты быть дерзновенным и бестрепетным при многих противоборствиях, окружающих любимое тобою.
7. Целомудр не тот, в ком, во время борьбы, труда и подвига прекращаются срамные помыслы, но тот, кто истинностию сердца своего уцеломудривает зрение ума своего, не позволяя ему простираться к непотребным помыслам. – И тогда как честность совести его взором очей свидетельствует о верности его (закону чистоты), стыд, как завеса, висит в сокровенном вместилище помыслов, и непорочность его, как целомудренная дева, соблюдается Христу верою.
8. Для отвращения предзанятых душою расположений к непотребству ничто не бывает так помощно, как погружение себя в любовь к изучению Божественного Писания, и постижение глубины его мыслей. Когда помыслы погружаются в услаждение постижением сокровенной в словесах премудрости; тогда человек, в какой мере извлекает из них просвещение, в такой же оставляет позади себя мир и забывает все, что в мире. – Но и когда ум плавает лишь на поверхности вод моря Божественных Писаний и не может проникнуть мыслей Писания до самой глубины; и тогда сего самого, что он занят рвением к уразумению Писания, достаточно для него, чтобы единым помышлением о досточудном крепко связать свои помыслы и воспрепятствовать им стремиться к вещественному и плотскому.
9. Во всем, что встретится тебе в Писании, доискивайся цели слова, чтобы проникнуть тебе в глубину мысли святых, и с большею точностию выразуметь оную. Божественною благодатию путеводимые в жизни своей к просвещению всегда ощущают, что как бы умный какой луч проходит по стихам написанного и отличает уму голые слова от того, что душевному ведению сказано с великою мыслию.
10. Если человек многозначащие стихи читает, не углубляясь в них, то и сердце его остается бедным (ничего не вкушает), и угасает в нем святая сила, которая при чудном уразумении души доставляет сердцу сладостнейшее вкушение.
11. Всякая вещь обыкновенно стремится к сродному ей. И душа, имеющая в себе удел духа, когда услышит речение, заключающее в себе сокровенную духовную силу, пламенно влечет к себе содержание сего речения. Не всякого человека пробуждает к удивлению то, что сказано духовно и имеет в себе сокровенную великую духовную силу. Слово о добродетели требует сердца, не занятого землею; в человеке же, которого ум обременен заботою о преходящем, добродетель не пробуждает помысла к возлюблению ее и взысканию обладания ею.
12. Отрешение от вещества бытием своим предваряет союз с Богом, хотя нередко, по домостроительству благодати, в иных оказывается последний предшедствующим первому. Чин, обычный домостроительству, инаков от чина, общего для людей. – Ты же сохраняй общий чин. Если предваряет в тебе благодать, это – ее дело; и если не предваряет, то путем всех людей восходи и ты на высоту духовного столпа.
13. Ненасытность души в приобретении добродетели обращает в свою пользу часть видимых (чувственных) вожделений сопряженного с него тела. Всякую вещь красит мера. Без меры обращается во вред и почитаемое прекрасным.
14. Хочешь ли умом своим быть в общении с Богом? – Послужи милостыне. К духовной любви, которая отпечатлевает невидимый образ (Бога в себе), нет иной стези, если человек не начнет прежде всего быть щедролюбивым в такой же мере, в какой совершен Отец наш Небесный, как сказал Господь (Лк. 6, 36).
15. Что художник, который живописует на стенах воду, однако ж не может тою водою утолить своей жажды; то же и слово, не оправданное деятельностию. Кто говорит о добродетели, что сам испытал на деле, тот так же передает сие слушающему его, как иной отдает другому деньги, добытые трудом своим. И кто из собственного стяжания посевает учение в слух внемлющих ему, тот с дерзновением отверзает уста свои, говоря духовным чадам своим, как престарелый Иаков сказал целомудренному Иосифу: аз же даю ти единую часть свыше братии твоея, юже взях у Амореев мечем моим и луком моим (Быт. 48, 22).
16. Прекрасно сказал некто, что страх смертный печалит мужа, осуждаемого своею совестию; а кто имеет в себе доброе свидетельство, тот столько же желает смерти, как и жизни.
17. Если что-либо глубоко сочеталось с душою твоею, то почитай сие своим стяжанием не на этот только век, но верь, что оно пойдет с тобою и в век будущий. И если это – что-либо доброе, веселись и благодари Бога в уме своем; если же это – нечто худое, то печалься и воздыхай и старайся освободиться от сего, пока ты в теле.
18. Содержи всегда в уме тягчайшие скорби скорбящих и озлобленных, чтобы самому тебе воздавать должное благодарение за малые и ничтожные скорби, бывающие с тобою, и быть в состоянии переносить их с радостию.
19. Во время охлаждения и разленения представляй в сердце своем прежнее время рачительности своей, как был ты заботлив о всем, даже до малости; какой показал подвиг, с какою ревностию сопротивлялся тем, кои хотели положить препону шествию твоему. Таким воспоминанием душа твоя опять пробудится, как бы от глубокого сна, облечется снова пламенем ревности, как бы из мертвых восстанет, и горячим противоборством диаволу и греху возвратится в прежний свой чин.
20. Деятельность крестная двояка: одна состоит в терпении плотских скорбей (телесных лишений, неизбежных в борьбе со страстями), и называется деятельностию собственно; а другая заключается в тонком делании ума, в божественном размышлении и в пребывании в молитве и т. д. и называется созерцанием. Первая очищает страстную часть души, а другая просветляет умную часть души. Всякого человека, который прежде совершенного обучения в первой части переходит к сей второй, привлекаемый ее сладостию, не говорю уже – своею леностию, постигает гнев за то, что не умертвив прежде уды своя, яже на земли (Кол. 3, 5), – т. е. не уврачевав немощи помыслов терпеливым упражнением в делании крестного поношения, дерзнул в уме своем возмечтать о славе креста. Сие-то и значит сказанное древними святыми, что, если ум вознамерится взойти на крест прежде, нежели чувствилища его, исцелясь от немощи, придут в безмятежие, то его постигает Божий гнев. У кого ум осквернен постыдными страстями, и кто скор на исполнение ума своего мечтательными помыслами, тому заграждаются уста запрещением за то, что, не очистив прежде ума скорбями и не покорив плотских вожделений, но положившись на то, что слышало ухо и что написано чернилами, устремился он прямо вперед, идти путем, исполненным мраков, когда слеп очами.
21. Представь себе, что добродетель есть тело, созерцание – душа, а то и другое – один совершенный человек, соединяемый духом из двух частей, из чувственного и разумного. И как невозможно, чтоб душа пришла в состояние проявлять свое бытие без совершения образования тела с его членами, так невозможно душе прийти в созерцание без совершения дела добродетели.
22. Слыша, что должно удалиться от мира, оставить мир, очиститься от всего, что есть в мире, надлежит тебе сначала понять и узнать по понятиям не простонародным, но чисто разумным, что значит самое наименование – мир, из каких различий слагается сие имя, и ты в состоянии будешь узнать о душе своей, сколько далека она от мира и что примешано к ней от мира. – Мир есть имя собирательное, обнимающее собою то, что называется страстями. Когда в совокупности хотим наименовать страсти, называем их миром; а когда хотим различать их по различию наименований их, называем их страстями.
23. Когда дознаешь, что такое мир, тогда из различения всего, под ним разумеваемого, дознаешь и то, чем связан ты с миром и чем отрешился от него. И скажу короче: мир есть плотское житие и мудрование плоти. По тому самому, что человек исхитил себя из этого, познается, что исшел он из мира.
24. Страх за тело бывает в людях столько силен, что вследствие оного нередко остаются они неспособными совершить что-либо достославное и досточестное. Но когда на страх за тело приникнет страх за душу, тогда страх телесный изнемогает пред страхом душевным, как воск от силы пожигающего огня.
25. Душа по природе бесстрастна. Страсти суть нечто придаточное, – и в них виновна сама душа. – Если некогда естество души было светло и чисто по причине приятия им в себя Божественного Света, а подобно сему таковым же оказывается оно, когда возвращается в первобытный чин; то несомненно уже, что душа бывает вне своего естества, как скоро приходит в страстное движение, как утверждают питомцы Церкви.
26. Естественное состояние души есть ведение Божиих тварей, – чувственных и мысленных. Сверхъестественное состояние ее есть движение (или действо и состояние) созерцания пресущественного Божества. Противоестественное же ее состояние есть движение души или настроение ее и житие такое, какое бывает в людях страстных, страстям работающих. Итак явствует, что страсти душевные не суть душевные по естеству.
27. Если желаешь знать человеческие тайны и не достиг еще до того, чтоб узнавать по духу, дознаешь по речам, образу жизни и расположениям каждого. Кто чист в душе и непорочен в образе жизни, тот всегда с целомудрием произносит словеса Духа, и сообразно с мерою своего разумения рассуждает и о Божественном, и о том, что в нем самом. А у кого сердце наполнено страстями, у того ими же и язык приводится в движение. Если станет он говорить и о духовном, то будет рассуждать под влиянием страсти. Мудрый замечает такого человека при первой встрече, и чистый обоняет его зловоние.
28. Дела инока суть следующие: свобода от телесного, в молитвах телесный труд и непрестанное сердечное памятование о Боге.
29. Иное дело молитва, а иное – созерцание в молитве, хотя молитва и созерцание заимствуют себе начало друг в друге. Молитва есть сеяние, созерцание – собрание рукоятей, при котором жнущий приводится в изумление неизглаголанным видением, как из малых и голых посеянных им зерен вдруг произросли пред ним такие красивые класы.
30. Спаситель постом начал дело устроения нашего спасения. Подобно и все исходящие вослед Спасителя на сем основании утверждают начало своего подвига, потому что пост есть оружие, уготованное Богом. – И кто, если вознерадит о нем, не будет укорен за сие? – Если постится Сам Законоположник, то как не поститься кому-либо из обязанных соблюдать закон? Посему-то до поста род человеческий не знал победы, и диавол никогда не испытывал поражения своего от нашего естества: но от сего оружия изнемог в самом деле. И Господь наш был вождем и первенцем сей победы, чтоб на главу естества нашего возложить первый победный венец. И как скоро диавол видит сие оружие на ком-нибудь из людей, тотчас приходит в страх сей противник и мучитель, помышляя и воспоминая о поражении своем в пустыне Спасителем, – и сила его немедленно сокрушается, и воззрение на оружие, данное нам Началовождем нашим, попаляет его. – Облеченный во оружие поста во всякое время распаляется ревностию. – Кто пребывает в нем, у того ум непоколебим и готов сретить и отразить все лютые страсти.
31. Дела и труды тогда доставляют душе бесстрастие, умерщвляют уды, яже на земли, и даруют упокоение помыслов, когда приобщимся безмолвия, когда прекратится в душе смятение, производимое впечатлениями от внешних чувств. Иначе успеху в этом быть нельзя.
Ибо если древо ежедневно поливается, то засохнет ли когда-нибудь корень его? Убывает ли когда вода в сосуде, в который ежедневно прибавляют ее? – Когда же придет человек в безмолвие, тогда душа удобно различает страсти, и внутренний человек, возбудившись на духовное дело, побеждает их и день ото дня возводит душу к чистоте.
32. Когда можно сказать, что достиг кто чистоты? – Когда всех людей видит кто хорошими и никто не представляется ему нечистым и оскверненным, тогда подлинно чист он сердцем.
33. Что свойственно делать подвижнику, пребывающему на безмолвии, в келлии своей? – Разве человек рачительный и трезвенный душою имеет нужду спрашивать, как ему вести себя, когда он бывает один с собою? – Какое иное занятие у монаха в келлии его, кроме плача? И какое другое занятие лучше этого? Самое пребывание монаха и одиночество его, уподобляясь пребыванию во гробе, далекому от радости человеческой, учат его, что деятельность его плач. И все святые в плаче переселялись из жизни сей. – Будем же молить Господа даровать нам плач. Ибо если получим сию благодать, лучшую и превосходнейшую прочих дарований, то при помощи ее достигнем чистоты. А как скоро достигнем ее, то не отнимется уже она от нас до самого исхода нашего из жизни сей.
34. Блаженны чистые сердцем, потому что нет времени, когда бы не услаждались они сладостию слез, – в коей всегда зрят они и Господа. Пока еще слезы у них на глазах, они сподобляются зрения откровений Его на высоте молитвы своей, и нет у них молитвы без слез. Сие-то и значит сказанное Господом: блажени плачущии, яко тии утешатся (Мф. 5, 4). Ибо когда монах сподобился с помощию слез прейти область страстей и вступить в равнину душевной чистоты, тогда сретает его утешение, какое плачущим дает Бог за чистоту их. Проливать слезы и плакать – дарование бесстрастных. И если слезы плачущего и сетующего временно могут не только путеводить его к бесстрастию, но и совершенно очистить и освободить ум его от памятования страстей, что сказать о тех, которые с ведением день и ночь упражняются в сем делании?
35. Некто из святых сказал, что другом греха делается тело, которое боится искушений, чтоб не дойти ему до крайности и не лишиться жизни своей. Посему Дух Святый понуждает его умереть (внушает подвижнику обречь себя на смерть). Ибо знает, что если не умрет, не победит греха. Если кто хочет, чтоб вселился в нем Господь, то принуждает тело свое служить Господу, работать в заповедях Духа, написанных у Апостола, и хранить душу свою от дел плотских, описанных Апостолом (Гал. 5, 19). Тело же, приобщившееся греху, упокоевается в делах плотских, и Дух Божий не упокоевается в плодах его. Ибо когда тело изнемогает в посте и смирении, тогда душа укрепляется молитвою.
36. Телу, когда оно много угнетается скорбями безмолвия, терпит лишения и недостатки и приближается к тому, чтобы лишиться жизни своей, обычно умолять тебя и говорить: «дай мне немного свободы пожить прилично; хожу я теперь право, потому что испытано всякими злостраданиями». И как скоро из сострадания успокоишь ты его от скорбей и доставишь ему несколько отдохновения; оно мало-помалу станет нашептывать тебе с ласкательством (а ласкательства его весьма сильны): «можем и близ мира жить хорошо, по тем же правилам, по каким водимся теперь; потому что испытаны во многом. Искуси меня только, и если не буду таким, как тебе угодно, можем возвратиться. Пустыня не убежит от нас». – Не верь ему, хотя и сильно будет умолять, и даст много обещаний. Оно не исполнит того, что говорит. Когда склонишься на просьбу его, ввергнет тебя в великие падения, из которых не будешь в состоянии востать и выйти.
37. Когда придешь от искушений в уныние и пресытишься ими, скажи сам себе: «снова вожделеваешь ты нечистой и срамной жизни». – И если тело скажет тебе: «великий грех самому себя убивать»; то ответь ему: «сам себя убиваю, потому что не могу жить нечисто. Умру здесь, чтоб не увидеть истинной смерти души моей, – смерти для Бога. Лучше мне умереть здесь ради непорочности и не жить худою жизнию в мире. Произвольно избрал я смерть сию за грехи свои. Сам себя умерщвляю, потому что согрешил я Господу; не буду более прогневлять Его. Что мне в жизни далекой от Бога? Буду терпеть озлобления сии, чтобы не быть отчужденным от небесной надежды. Что Богу в жизни моей в этом мире, если живу в нем худо и прогневляю Бога».
38. Монаху вредно видеть мир и мирское. И какое изменение происходит в уме того, кто, долгое время безмолвствовав с самим собою, вдруг снова впадает в водоворот мира, видит и слышит, что для него не привычно! – Да не обольщают нас утверждающие, будто никакого вреда нет для нас от того, что слышим и видим нечто, будто одинаковы мы по мыслям своим и в уединении и в мире, будто и в келлии и вне ее не возмущается скромность наша, не происходит с нею худой перемены, и при встрече с лицами и вещами не чувствуем мы тревоги страстей. Утверждать сие могут только такие крепкие духом, кои, если и раны приемлют, не чувствуют того. Но мы не достигли еще такого здравия, еще имеем на себе смердящие раны, которые воскипят червями, если и один день не будет о них попечения, и они останутся не перевязанными, не будут обложены пластырем и стянуты перевязями.
39. Душа, однажды с верою предавшая себя Богу и многократным опытом изведавшая Его содействие, не заботится уже о себе, но связуется изумлением и молчанием, и не имеет возможности снова возвратиться к способам своего ведения и употребить их в дело, чтоб иначе не лишиться Божия промышления, которое втайне неусыпно назирает над душою, печется о ней и непрестанно следит за нею, – не лишится же потому, что в таком случае она окажется самонадеянно мечтающею, будто сама достаточно может промышлять о себе, по силе своего ведения.
40. Те, в коих воссиявает свет веры, не доходят уже до такого бесстыдства, чтобы снова им испрашивать у Бога в молитвах: «дай нам это», или: «возьми у нас то», – и нимало не заботятся о себе самих; потому что духовными очами веры ежечасно видят Отеческий Промысл, каким приосеняет их тот истинный Отец, Который безмерно великою любовию Своею превосходит всякую отеческую любовь, паче всех может и имеет силу содействовать нам до преизбытка в большей мере, нежели как мы просим, помышляем и представляем себе.
41. Кто сподобился вкусить сладости веры и снова обратился к ведению душевному, тот уподобляется нашедшему многоценную жемчужину и обменявшему ее на медный овол; и еще – оставившему полновластную свободу и возвратившемуся в состояние нищеты, исполненное страха и рабства.
42. Есть три мысленные способа, по коим ведение восходит и нисходит. Способы сии суть: тело, душа, дух. Ведение есть Божие даяние естеству разумных тварей, данное в начале при их создании, – и оно по природе своей просто и неделимо, как свет солнечный, но сообразно с деланием своим приобретает изменения и деления. – Послушай, какой порядок сего делания.
43. Первая степень ведения. Когда ведение следует плотскому вожделению, тогда сводит воедино следующие способы: богатство, тщеславие, убранство, телесный покой, рачение о словесной мудрости, годной к управлению в мире сем и источающей обновление в изобретениях, искусствах и науках, и все прочее, чем увенчавается тело в этом видимом мире. – А по сим отличительным чертам ведение делается противным вере. – И оно именуется голым ведением; потому что исключает всякое божественное попечение, и по причине преобладания тела вносит в ум неразумное бессилие и все попечение его совершенно о сем только мире.
Вот понятие о себе этого ведения: будто оно есть мысленная сила, тайно правящая человеком, божественная попечительность, назирающая над ним и совершенно о нем пекущаяся. Посему не Промыслу Божию приписывает оно управление миром, но все доброе в человеке, спасение его от вредоносного для него и естественное его остережение от затруднительного и от многих противностей, тайно и явно сопровождающих естество наше, кажутся ему следствием собственной его рачительности и собственных его способов.
Таково понятие о себе глумящегося ведения. Оно мечтает, что все бывает по его промышлению; и в этом согласно с утверждающими, что нет управления сим миром. Впрочем, не может оно пробыть без непрестанного попечения и без страха за тело, а потому овладевает им малодушие, печаль, отчаяние, страх от бесов, боязнь от людей, молва о разбойниках, слухи о смертях, заботливость в болезни, попечительность в скудости и недостатке потребного, страх смерти, страх страданий и злых зверей, и все прочее, сходное с сим, – делающее ведение похожим на море, в котором ежечасно день и ночь мятутся и устремляются на пловцов волны.
Так как ведение сие не умеет попечения о себе возвергать на Бога в уповании веры в Него, то непрестанно бывает занято ухищрениями и придумыванием средств относительно всего, что касается до него самого. Когда же способы его изобретения в одном каком-либо случае окажутся недействительными, – таинственного же в сем Промысла оно не усмотрит, тогда препирается с людьми, которые препятствуют и противятся ему. В сем отношении, в ведении сем насаждено древо познания добра и зла, искореняющее любовь. – В нем качествует надмение и гордыня. – Кичится оно, а между тем ходит во тьме, – и ценит достояние свое по сравнению с тем, что на земле, и не знает, что есть нечто лучшее его.
44. Вторая степень ведения. Когда человек, оставя первую степень, бывает занят душевными помышлениями и пожеланиями; тогда, во свете естества души, совершает следующие превосходные дела: пост, молитву, милостыню, чтение Божественных Писаний, добродетельную жизнь, борьбу со страстями, и прочее. Ибо все добрые дела, все прекрасные отличия, усматриваемые в душе, и чудные способы, употребляемые на служение во дворе Христовом, на сей второй степени ведения, в делании силы его, совершает Дух Святый. И оно-то указует сердцу стези, ведущие нас к вере, в нем собирает напутствие к истинному веку.
Но и здесь ведение еще телесно и сложно. В нем только путь, ведущий и препровождающий нас к вере. Есть еще высшая степень ведения. И если кто преуспеет, то найдет возможность, при помощи Христовой, возведенным быть и на оную, когда основание своего делания положит в безмолвном удалении от людей, в чтении Писаний, в молитве и в прочих добрых делах, которыми совершается все относящееся ко второму ведению. И им-то совершается все прекрасное; оно и называется ведением дел; потому что чувственными делами, при посредстве телесных чувств, совершает дело свое на внешней степени.
45. Третья степень ведения – степень совершенства. Послушай теперь, как человек утончается, приобретает духовное и уподобляется в житии невидимым силам, которые служение свое отправляют не чувственно производимыми делами, но совершаемыми заботливостию ума. Когда ведение вознесется над земным и над попечениями о делании земного, и начнет испытывать свои помышления в том, что сокрыто от очей внутри, и прострется горе и последует вере в попечении о будущем веке, и в вожделении обетованного нам, и в изыскании сокровенных таин; тогда сама вера поглощает сие ведение, и обращается, и рождает оное снова, так что всецело делается оно духом.
Тогда может оно воспарять на крыльях в области бесплотных, касаться глубин неосязаемого моря, представляя в уме Божественные и чудные действия правления в естествах существ мысленных и чувственных, и разыскивает духовные тайны, постигаемые умом простым и тонким. Тогда внутренние чувства пробуждаются для духовного делания по тому чину, какой будет в оной жизни бессмертия и нетления; потому что еще в здешнем как бы втайне прияло мысленное воскресение, в истинное свидетельство о Всеобщем Воскресении.
46. Вот три способа ведения. – С того времени, как начинает человек различать зло от добра, и пока не изыдет он из мира сего, ведение души его пребывает в сих трех мерах. И полноту всякой неправды и нечестия, и полноту правды, и то, чтобы коснуться глубины всех таин духа, производит единое ведение в трех сказанных мерах, и в нем заключено всякое движение ума, когда восходит или нисходит он, в добре или в зле, или в среднем между добром и злом. Сии же меры у отцов называются: естественное, противоестественное и сверхъестественное. И это суть три направления, по которым возводится и низводится памятование разумной души, когда, по сказанному, или по естеству делает кто правду, или превыше естества восхищается ее памятованием в созерцании Бога вне естества, или исходит пасти свиней, как расточивший богатство своей рассудительности, работая со множеством демонов.
47. Первая степень ведения охлаждает душу для дел шествия по Богу. Вторая согревает душу для скорого течения к тому, что на степени веры. Третья же есть упокоение от делания, в едином упражнении ума наслаждающееся тайнами будущего. Но как естество наше не может еще совершенно возвыситься над состоянием омертвения и тяготою плоти, то, пока человек живет во плоти, остается в переходном состоянии от одного к другому. То, как убогий нищий, душа его начинает совершать служение во второй, средней степени добродетели; то, подобно приявшим духа сыноположения, в таинстве свободы, наслаждается духовною благодатию, по достоинству Дающего оную; и опять снова возвращается к смирению дел своих, совершаемых с помощию тела. Ибо в веке несовершенном нет совершенной свободы.
48. Дело ведения на второй степени состоит в делании и продолжательном упражнении; дело же его на третьей степени есть делание веры, которое не делами производится, но исполняется духовными умопредставлениями, в чисто душевном делании; и оно превыше чувств. – Веру же разумеем не ту, какую человек имеет в рассуждении разнствия достопокланяемых Божественных Ипостасей, и чудного домостроительства в воплощении восприятием нашего естества, – хотя и сия вера крайне высока; – но веру, воссиявающую в душе от света благодати, умным свидетельством подкрепляющую сердце, чтоб не поколебалось оно в несомненности надежды, далекой от всякого сомнения. И вера сия обнаруживается не в приращении слуха ушей, но в духовных очах, которые видят сокрытые в душе тайны, невидимое Божественное богатство, сокровенное от очей сынов плоти и Духом открываемое тем, кои питаются с трапезы Христовой, в поучении законом Христовым, как сказал Господь: если заповеди Мои соблюдаете, пошлю вам Утешителя Духа, Духа истины, Егоже мир не может прияти, и Той вы научит всякой истине (Ин. 14, 17, 26).
49. Еще иное различие ведений. Ведение, которое занимается видимым, или чувствами приемлет, что передается от видимого, называется естественным. Ведение же, которое занимается силою мысленного и внутри себя природами существ бесплотных, именуется духовным; потому что ощущение приемлется духом, а не чувствами. И по причине сих двух рождений (ощущения вещей видимых и духовных), то и другое ведение бывает в душе отвне. А ведение, подаваемое Божественною силою, именуется сверхъестественным; и оно паче недоведомо, и выше ведения. И созерцание сего ведения душа приемлет не от вещества, которое вне ее, как в первых двух ведениях; но внутри ее самой невещественно, туне, скоро и сверх чаяния обнаруживается и открывается оное из самой внутренности; потому что по слову Христову, Царствие Небесное внутрь вас есть (Лк. 17, 21), – не прообразованием питает надежду, не с соблюдением приходит, но внутри образа, запечатленного в сокровенном уме, открывается само собою, без помышления о нем. Первое ведение бывает следствием непрестанного занятия и рачительности обучения; второе – следствием доброго жития и разумной веры; а третье дано в жребий одной вере, которою упраздняется ведение и дела приемлют конец.
50. Не сомневайся в силе молитв нашего стихословия, когда во время молитв или ежечасного чтения, не последует за ними сильного возбуждения и непрестанного сокрушения.
51. Сказанное из опыта слово необходимо принимай, хотя изрекший оное и не книжный человек; потому что и царские сокровища хотя больше всех на земле, но не пренебрегают тем, чтоб принять в добавок себе овол, взятый у нищего; и из малых потоков наводняются реки и делаются великими в течении своем.
52. Воспоминание о добром и воспоминание о худом, как бы перстом, указывают нам или на срамоту наших помыслов, или на высоту нашего жития, и каждое по роду своему укрепляет в нас помыслы и движения или десных или шуих. Мы бываем заняты ими в тайне ума нашего; но в этом мысленном занятии изображается удел нашего жития, и в нем мы можем увидеть себя самих.
53. Есть любовь, подобная малому светильнику, питаемому елеем, с истощанием которого светильник угасает, – или дождевому потоку, которого течение прекращается с оскудением составляющей его дождевой воды. Но есть любовь, подобная бьющему из земли источнику, никогда не оскудевающему. Первая есть любовь человеческая; а вторая Божеская, Бога имеющая своим виновником.
54. Хочешь ли насладиться стихословием во время службы своей и постигнуть смысл произносимых тобою словес Духа? – Отложи совершенно в сторону количество стихословий, не принимай в рассчет знания меры в стихах, оставь обычное громогласие; но углубляйся умом твоим в изучение словес Духа, пока душа твоя не возбудится к высоким разумениям и чрез то не подвигнется к славословию или к полезной печали. – В рабском же делании (в вычитывании только положенного) нет мира уму; а смущение отнимает обыкновенно вкус у смысла и понятливости и расхищает мысли. Смущение прилично назвать колесницею диавола, потому что сатана имеет обычай, подобно ездоку, восседать на ум, брать с собою кучу страстей, с ними входить в несчастную душу и погружать ее в смущение.
55. Не прекословь помыслам, всеваемым в тебя врагом, но лучше молитвою к Богу прерывай беседу с ними. Не во всякое время имеем мы силу так воспрекословить сопротивным помыслам, чтоб прекратить их; напротив того, в таковом случае нередко получаем от них язву, которой долгое время не уврачуешь. Несмотря на всю твою мудрость и на все твое благоразумие враги успеют поразить тебя. Но когда и победишь ты их; и тогда нечистота помыслов осквернит ум твой, и зловоние смрада их надолго останется в обонянии твоем. Употребив же первый способ, будешь свободен от всего этого и от страха; потому что нет иной помощи, кроме Бога.
56. Когда во время пребывания твоего в келейном безмолвии обращаешься к рукоделию; не обращай отеческой заповеди в покрывало своему сребролюбию. Во избежание уныния пусть будет у тебя небольшое дело, не возмущающее ума; но не забывай, что молитва в чине своем выше всего.
57. Будь уверен, что Хранитель твой всегда с тобою, – и что вместе с другими тварями и ты стоишь под единым Владыкою, Который единым мановением приводит все в движение и все устрояет. Стой же мужественно и благодушествуй. Ни демоны, ни губительные звери, ни порочные люди не могут исполнить воли своей на вред тебе и пагубу, если не попустит сего изволение Правящего и не даст сему места в определенной мере. Посему говори душе своей: «есть у меня оберегающий меня Хранитель; и ни одна из тварей не может явиться предо мною, разве только будет повеление свыше. Если же есть на то воля Владыки моего, чтоб лукавые возобладали над созданием, то принимаю сие не огорчаясь, как не желающий, чтоб воля Господа моего осталась без исполнения». Таким образом в искушениях твоих будешь исполнен радости, как уведавший и в точности сознавший, что управляет и распоряжает тобою Владычнее мановение. Так подкрепляй сердце свое упованием на Господа.
58. Хранение языка не только заставляет ум воспрянуть к Богу, но и делам явным, совершаемым с помощию тела, втайне доставляет великую силу к их совершению, и также просвещает и в тайном делании, как говаривали отцы, потому что хранение уст заставляет совесть воспрянуть к Богу, если только соблюдает кто молчание с ведением.
59. За всякою мыслию доброго желания последует ревность, горячностию своею уподобляющаяся огненным углям; и она обыкновенно ограждает сию мысль и не допускает, чтобы приближалось к ней какое-либо сопротивление, препятствие и преграда. Это есть добродетель, без которой не производится доброе. Некто, облеченный во Христа, ревность сию назвал псом и стражем Закона Божия.
Эта сила ревности двумя способами пробуждается, укрепляется и воспламеняется на хранение дома (души), – и также двумя способами приводится в изнеможение, дремоту и леность.
Пробуждение и воспламенение ее бывает (во 1-х), когда человеку приходит на мысль какой-нибудь страх, заставляющий его бояться за то благо, которое он приобрел или имеет в виду приобрести, чтобы не было оно украдено или уничтожено. Когда возбужден этот страх, тогда ревность день и ночь разгорается, как пылающая печь, – и, подобно Херувиму, непрестанно внимает тому, что окрест, и всеусердно блюдет свое благо от всяких вражеских искушений со-вне и совнутрь.
И другой есть способ воспламенения сей ревности, – когда в душе наиболее возрастает вожделение добродетели. И в какой мере возрастает в душе сие вожделение, в такой же воспламеняется и ревность к добродетели.
Первый повод к охлаждению ее есть, – когда в душе уменьшится или прекратится самое вожделение добра; а второй повод, – когда войдет в душу какой-то помысл уверенности и отважности и утвердится в ней, – и человек станет надеяться, думать и держаться той мысли, что нет ему причины бояться потерпеть вред от какой-либо силы; потому слагает с себя орудие ревности, и бывает дом без стража, пес засыпает и надолго оставляет стражу.
То и другое бывает от того, что вошел в душу какой-либо самый тонкий помысл гордыни и возгнездился там; или человек стал более предаваться попечению о преходящем, или частому обольстительному для него сообщению с миром. Или бывает сие от чрева, этой госпожи всего худого. Всякий раз как подвижник вступает в общение с миром, душа его тотчас изнемогает. То же бывает, когда сходится он с многими, которые по тщеславию неизбежно сокрушают душу его. Ум подвижника, входящего в общение с миром, уподобляется кормчему, который спокойно идет по морю и внезапно попадает в средину подводных камней и терпит крушение.
60. Предпочитать доброе изволение есть дело желающего; довершать же выбор доброго изволения – дело Божие. Для сего человек имеет нужду в Божией помощи. Будем же делать так, чтоб за появляющимся в нас добрым желанием следовали частые молитвы, с прошением не только оказать нам помощь, но и показать, благоугодно ли желание сие воле Божией, или нет. Ибо не всякое доброе желание входит в сердце от Бога, но только то, которое полезно.
61. Иногда человек желает доброго, но Бог не помогает ему; потому что иногда подобное сему желание входит и от диавола не на пользу нам, а во вред, – или потому, что дело желаемое не в меру нам, так как мы не достигли еще соответствующего тому жития, – или потому, что оно чуждо принятому нами на себя образу, – или потому, что не пришло еще время, когда можно исполнить оное или начать его исполнение, – или потому, что не имеем ни ведения, ни телесных сил достаточных для него, – или потому, что обстоятельства времени не способствуют нам в том. Диавол между тем всячески ухищряется прикрасить такое дело благовидностию, чтоб, склонив на него, расстроить душевный покой или причинить вред телу. Посему надлежит тщательно обсуждать и добрые желания. Лучше же с советом все твори.
62. Добродетель есть матерь печали; от печали рождается смирение; смирению дается благодать. И воздаяние потом бывает уже не добродетели и не труду ради нее, но рождающемуся от них смирению. Если же оно утрачено, то первые будут напрасны.
63. Господь требует не одного делания заповедей, но паче исправления души, для которого узаконил заповеди. – Тело равно действует и в десных и в шуих делах; ум же при сем правым является или погрешает, судя по настроению своему.
64. Дарование без искушений – погибель для приемлющих оное. Если делаешь доброе пред Богом, и Он дает тебе дарование; умоли Его дать тебе умение смириться, сколько для тебя прилично, или приставить к тебе стража над дарованием, или взять у тебя оное, чтоб оно не было для тебя причиною погибели. Ибо не для всех полезно хранить богатство.
65. Добродетели сопряжены со скорбями. Кто уходит от скорбей, тот несомненно разлучается и с добродетелию. Если желаешь добродетели, то предай себя на всякую скорбь. Ибо скорби рождают смирение. Пока не достигнем истинного ведения, дотоле посредством искушений приближимся к смирению. Кто без скорби пребывает в добродетели своей, тому отверста дверь гордости.
66. Когда человек пребывает в гордости, тогда удаляется от него промыслительный Ангел, который близ него и возбуждает в нем попечение о праведности. Когда же человек оскорбит сего Ангела, и он удалится от него, тогда приближается к нему чуждый (дух тьмы), – и с того времени нет уже у него попечения о праведности.
67. Бог нередко попускает, чтобы добродетельные искушаемы были чем-либо, – дозволяет, чтобы отвсюду восставали против них искушения, поражает их в теле их, как Иова, ввергает в нищету, делает, что отступает от них человечество, поражает их в том, что приобретено ими; только к душам их не приближается вред. – И невозможно, чтобы, когда идем путем правды, не встретилась с нами печаль, тело не изнемогло в болезнях и трудах, – и пребывало неизменным, если только возлюбим жить в добродетели. – Когда человек совершает шествие свое по Богу, – и встретится с ним что-либо подобное; тогда не прилично ему уклоняться от стези своей, но должен он с радостию, без пытливости принимать это и благодарить Бога, что послал ему благодать сию, и сподобился он ради Бога впасть в искушение и соделаться сообщником в страданиях с пророками, апостолами и прочими святыми, ради пути сего претерпевшими скорби. От людей ли, от демонов ли, от тела ли придут на него искушения, да будет сие для него поводом к благодарению. Ибо невозможно, чтобы Бог возжелавшему пребывать с Ним иначе как оказал благодеяние, а не послав на него искушения за истину; как и человеку соделаться достойным того, чтобы сподобиться сего величия, – т. е. войти в искушения и возрадоваться, – невозможно без благодати Христовой.
Дело сие столь велико, что св. Павел явно называет дарованием, когда человек сподобляется пострадать ради надежды на Бога, говоря Филиппийцам: от Бога даровася вам не токмо еже в Него веровати, но и еже по Нем страдати (Флп. 1, 29). Также и св. Петр написал в послании своем: когда страждете правды ради, блажени есте (1 Пет. 3, 14), – потому что сделались общниками страстей Христовых.
Не надлежит тебе, тогда как живешь пространно, радоваться, в скорбях же посуплять лицо и почитать их чуждыми пути Божию. Ибо стезя его от века и от родов крестом и смертию пролагается. А у тебя откуда такая мысль (прохладно идти путем Божиим)? – Дознай из этого, что ты вне пути Божия и удаляешься от него, не хочешь идти по следам святых, или намереваешься устроить себе иный особенный путь и по нем идти, не страдая. Путь Божий есть ежедневный крест. Никто не восходил на небо, живя прохладно. – О пути же прохладном знаем, где он оканчивается.
68. Истинные праведники всегда помышляют в себе, что недостойны они Бога, – и самое то, что они истинные праведники, дознается из того, что они признают себя окаянными и недостойными попечения Божия, и исповедуют сие тайно и явно, и умудряются на сие Святым Духом, чтоб пребывать в труде и тесноте, пока находятся в жизни сей. Время же упокоения Бог соблюл им в будущем веке. И имеющие в себе живущего Господа по сему самому не желают быть в покое и освободиться от скорби, хотя по временам и дается им таинственно утешение в духовном.
69. Такова воля Духа, чтобы возлюбленные Его пребывали в трудах. Не Дух Божий пребывает в тех, кои пребывают в покое. Тем и отличаются сыны Божии от прочих, что живут они в скорбях; а мир гордится роскошью и покоем. Не благоволил Бог, чтобы возлюбленные Его покоились, пока они в теле, но паче восхотел, чтобы они, пока в мире, пребывали в скорби, в тяготе, в трудах, в скудости, в наготе, в нужде, в унижении, в оскорблениях, в утружденном теле, в печальных мыслях, чтоб исполнялось на них сказанное: в мире скорбни будете (Ин. 16, 33). Господь знает, что живущим в покое невозможно пребывать в любви Его, и потому отказывает им в покое и услаждении оным.
70. По любви, какую святые показали к Богу, страдая за Имя Его, сердце их приобретает дерзновение взирать на Бога непокровенным лицом и просить Его с упованием. – Велика сила дерзновенной молитвы. Потому попускает Бог, чтобы святые Его искушаемы были всякою печалию, и также опытно изведывали помощь Его и то, сколько промышляет о них Бог. Вследствие искушений приобретают они мудрость, и из опыта почерпают ведение о всем, чтоб не потерпеть осмеяния от демонов. Если б Бог упражнял их в одном добром, то не доставало бы им обучения в другой части, и во бранях бывали бы они слепы.
71. Если человек не бывает сперва искушен испытанием худого, то он не имеет вкуса в добром, чтоб когда встретится в худом доброе, воспользоваться тем с ведением, как своею собственностию. Как приятно знание, заимствованное самым делом из опыта и из упражнения, и какую силу доставляет оно тому, кто долговременным опытом своим приобрел оное в себе самом, – сие познается теми, которые изведали содействие сего знания, равно как немощь естества и помощь Божественной Силы, – и уверились в этом. Ибо тогда только познают они сие, когда Бог, удержав сперва силу Свою от содействия им, приводит их в сознание немощи естества, трудности искушений, лукавства вражеского и того, с кем у них борьба, каким облечены они естеством, и как были охраняемы Божескою силою, сколько совершили пути, сколько возвысила их Божия сила, и сколько бывают они немощны в борьбе со всякою страстию, если удаляется от них эта Божия сила, – так что из всего этого приобретают они смирение, приближаются к Богу, начинают ожидать Его помощи и пребывать в молитве. И откуда бы заняли они все это, если бы не приобрели опыта о многом худом, впав в сие худое по Божию попущению, как говорит Апостол: за премногая откровения да не превозношуся, дадеся ми пакостник плоти, аггел сатанин (2 Кор. 12, 7)? Но в искушениях, многократно испытывая Божию помощь, человек приобретает и твердую веру; от чего делается небоязненным и приобретает благодушие в искушениях.
72. Искушение полезно всякому человеку. Подвижники бывают искушаемы, чтоб присовокупить нечто к богатству своему; расслабленные, чтобы охранять им себя от вредного; погруженные в сон, чтобы приуготовляться им к пробуждению; далеко стоящие, чтоб приблизиться им к Богу; свои Богу, чтоб веселиться им с дерзновением. —
Всякий необученный сын приемлет богатство из дома отца своего не в пользу себе. Поэтому-то Бог сперва искушает и томит, а потом показует и дарование.
73. Человек, пока в нерадении, боится часа смертного; а когда приблизится к Богу, боится сретения суда, когда же всецело поступит в предняя, тогда любовию поглощается тот и другой страх. – Почему же это? – Потому что пока человек остается в ведении и житии телесном, ужасается он смерти. Когда же бывает в ведении духовном и в житии добром, тогда ум его всякий час занят памятованием будущего Суда; так как право стоит он по своему естеству, движется в душевном чине, занимается своим ведением и житием и благоустроен для того, чтобы приближаться к Богу. Но когда достигнет оного ведения истины, по возбуждении в нем ведения Таин Божиих и по утверждении надежды будущего; тогда любовию поглощается и оный телесный человек, подобно животному боящийся заклания, и человек разумный, боящийся Суда Божия; соделавшийся же сыном украшается любовию, а не устрашающим вразумляется жезлом, говоря: Аз же и дом отца моего служити будем Господеви (Нав. 24, 15).
74. Блажен, у кого помышление всегда о Боге, и кто с Ним одним пребывает в беседе ведения своего. Радость о Боге крепче здешней жизни; и кто обрел ее, тот не только не посмотрит на страдания, но даже не обратит взора на жизнь свою. Любовь сладостнее жизни, и разумение по Богу, от которого рождается любовь, еще сладостнее паче меда и сота. Любви – не печаль, принять тяжкую смерть за любящих. Любовь есть порождение ведения; а ведение есть порождение душевного здравия, здравие же душевное есть сила, происшедшая от продолжительного терпения.
75. Жизнь Вечная есть утешение в Боге; и кто обрел утешение в Боге, тот почитает излишним утешение мирское.
Приял ли кто мудрость от Духа, познает он из самой мудрости, которая в сокровенности его и в чувствах учит его смиренным нравам.
Достиг ли кто смирения, узнает он из того, если находит для себя гнусным угождать миру своим общением с ним, или словом; и если в глазах его ненавистна слава мира сего.
76. Страсти (в действии) суть приражения, которые, бывая производимы вещами мира сего, увлекают под предлогом необходимости удовлетворять потребностям жизни; и приражения сии не прекращаются, пока стоит мир сей. Но человек, который сподобился Божественной благодати, вкусил и ощутил нечто высшее сего, не попускает приражениям сим входить в сердце его; потому что вместо них возобладало в нем другое, лучшее их вожделение, – и к сердцу его не приближаются ни самые сии приражения, ни порождаемое ими, но остаются они вне бездейственными, – не потому, что нет уже страстных приражений, но потому, что приемлющее их сердце мертво для них и живет чем-то иным; не потому, что человек успокоился вследствие хранения рассудительности и дел, но потому, что в уме его нет ни от чего тревоги, сознание его насыщено, насладившись чем-то иным.
77. Если будем хранить закон трезвения и дело рассудительности в ведении, то борьба с страстными приражениями совсем не приблизится к уму. Воспрещается же войти им в сердце вследствие не борьбы, но пресыщения сознания и ведения, каким наполнена душа, и желания чудных, находимых в душе созерцаний.
Пока человек живет, имеет нужду в трезвенности, попечительности и бодренности, чтобы охранять свое сокровище. Но если оставит он назначенный ему предел (пост), то сделается немощным и будет окраден.
Не до того только времени трудиться должно, пока увидишь плод; но надо подвизаться до самого исхода. Ибо нередко и созревший плод побивает внезапно град.
78. Если приобучим себя к доброму размышлению (поучению в сердце); то будем стыдиться страстей, как скоро встретимся с ними. Но будем стыдиться приближения к страстям и по причине их виновности.
79. Когда из любви к Богу желаешь совершить какое дело, пределом желания сего поставь смерть; и таким образом на самом деле сподобишься взойти на степень мученичества в борьбе с каждою страстию и не понесешь никакого вреда от того, что встретится с тобою внутри оного предела, если претерпишь до конца и не расслабеешь. Помышление немощного рассудка немощною делает и силу терпения: а твердый ум и тому, кто следует помышлению его, сообщает силу, какой не имеет природа.
80. Житие мира сего подобно начертанию букв на таблицах; и когда кто захочет и пожелает, прибавляет к ним и убавляет, и делает перемену в буквах. А жизнь будущая подобна рукописаниям, начертанным на чистых свитках, запечатанным царскою печатию, в которых не допускается уже ни прибавление, ни убавление. Поэтому, пока мы среди изменения, будем внимательны к себе, и пока имеем власть над рукописанием жизни своей, какое пишем своими руками, постараемся делать в нем дополнения добрым житием и изглаждать в нем недостатки прежнего жития. Ибо пока мы в мире сем, Бог не прилагает печати ни к доброму, ни к худому, до самого часа исшествия из сей жизни.
81. Молитва имеет нужду в упражнении, чтобы ум умудрился долговременным пребыванием в оной. Молитву предваряет отшельничество (уединение, отвлечение мыслей от всего стороннего). Отшельничество нужно ради молитвы, а молитва – для того, чтоб приобрести нам любовь Божию; потому что вследствие молитвы сыскиваются причины любить Бога.
82. Надлежит знать нам, что всякая беседа к Богу, совершаемая втайне, всякое попечение доброго ума о Боге, всякое размышление о духовном установляется молитвою, и нарицается именем молитвы, и под сим именем сводится воедино, – будешь ли разуметь различные чтения, или глас уст в славословии Богу, или заботливую печаль о Господе, или телесные поклоны, или псалмопение, или все прочее, из чего составляется весь чин подлинной молитвы, от которой рождается любовь Божия; потому что любовь от молитвы, а молитва от пребывания в уединении; в уединении имеем мы нужду для того, чтобы нам была возможность удобнее беседовать с Богом.
83. Храни себя от самомнения во время добрых в тебе изменений. Немощь свою и невежество свое в рассуждении тонкости сего самомнения рачительно открывай Господу в молитве, чтоб не быть тебе оставлену и не искуситься в чем-либо срамном; потому что за гордостию следует блуд, а за самомнением обольщение.
84. Когда на одну сторону положишь все прочие дела подвижнические, а на другую – молчание, то найдешь, что оно перевешивает на весах. Много советов у людей; но когда сблизится кто с молчанием, излишним будет для него делание хранения их, и излишними окажутся прежние дела, и сам он окажется превзошедшим сии делания; потому что приблизился к совершенству.
85. Пусть у тебя всегда берет перевес милостыня. Наше милосердие пусть будет зерцалом, чтобы видеть в себе самих то подобие и тот истинный образ, какой есть в Божием естестве и в сущности Божией. Сердце жестокое и немилосердое никогда не очистится. Человек милостивый – врач своей души; потому что как бы сильным ветром из внутренности своей разгоняет он омрачение страстей. Это, по Евангельскому слову жизни, добрый долг, данный нами взаем Богу.
86. Когда приближаешься к постели своей, скажи ей: «в эту ночь, может быть, ты будешь мне гробом, постеля; и не знаю, не придет ли на меня в эту ночь, вместо сна временного, вечный будущий сон». Поэтому, пока есть у тебя ноги, иди вслед делания, прежде нежели связан ты узами, которых невозможно будет разрешить. Пока есть у тебя персты; распни себя в молитве, прежде нежели пришла смерть. Пока есть у тебя глаза; наполняй их слезами, прежде нежели покрыты они прахом. Как роза, едва подует на нее ветер, увядает; так если внутри тебя дохнуть на одну из стихий, входящих в состав твой, ты умрешь. Положи, человек, на сердце своем, что предстоит тебе тотчас отшествие, и непрестанно говори себе: – «вот у дверей уже пришедший за мною посланник. Что же я сижу? – Переселение мое вечно; возврата уже не будет».
87. Кто любит собеседование со Христом, тот любит быть уединенным. А кто любит оставаться со многими, тот друг мира сего. Если любишь покаяние, люби и безмолвие. Ибо вне безмолвия покаяние не достигает совершенства. Если любишь безмолвие – матерь покаяния, то с удовольствием возлюби и малый телесный вред, и укоризны, и обиды, какие польются на тебя за безмолвие. Приверженность к безмолвию есть непрестанное ожидание смерти. Кто без сего помышления вступает в безмолвие, тот не может понести того, что неизбежно сопряжено с сим образом жития.
88. Будем любить безмолвие, пока мир не умерщвлен в сердцах наших. Будем всегда памятовать о смерти и в сем помышлении приближаться к Богу сердцем своим, – и презренными соделаются для нас мирские удовольствия.
89. Один из безмолвников говорил: «я подвизаюсь в безмолвии для того, чтобы услаждались для меня стихи при чтении и молитве. И когда от удовольствия при уразумении их умолкнет язык мой; тогда, как бы во сне каком, прихожу в состояние сжатия чувств и мыслей моих. И тогда, когда при продолжительности сего безмолвия утихнет сердце мое от мятежа воспоминаний, тогда посылаются мне непрестанно волны радости внутренними помышлениями, сверх чаяния внезапно приходящими к услаждению сердца моего».
90. Другой же говорил: «Безмолвие отсекает предлоги и причины к новым помыслам и внутри стен своих доводит до обветшания и увядания воспоминания о предзанятом нами. И когда обветшают в мысли старые вещества, тогда ум, исправляя их, возвращается в свой чин».
91. Иной еще говорит: «избери себе делание усладительное – непрестанное бдение по ночам, во время которого все отцы совлекались ветхого человека и сподобились обновления ума. В сии часы душа ощущает оную бессмертную жизнь, и ощущением ее совлекается одеяния тьмы и приемлет в себя Духа Святого».
92. И еще: «чувства сии (внешние) подчинить власти души невозможно без безмолвия и отчуждения от людей; потому что разумная душа, быв существенно соединена и сопряжена с сими чувствами, ими и своими, под впечатлением их, помыслами невольно увлекается, если человек не будет бодрствен в сокровенной молитве».
93. Как от семени пота постов произрастает колос целомудрия, так от сытости – похотное жжение, а от пресыщения – нечистота. При алчущем и смиренном чреве никак не проникают в душу срамные помыслы.
94. Как просветляется красота твоя, целомудрие, возлежанием на голой земле, трудом алкания, отъемлющего сон, злостраданием плоти, которая, при воздержании от яств, между ребрами и чревом делается подобною глубокому рву! Всякая снедь, приемлемая нами внутрь и всякое упокоение плоти образуют в нас срамные представления и безобразные мечтания; и они, порождаясь, раздражают нас к тайному склонению к делам срамным. А пустота чрева и мысли наши делает страною пустынною, не тревожимою помыслами, и безмолвствующею от всех мятежных помыслов.
95. Некоторые нужные указания безмолвствующему: Если во время разных служб бываешь, по возможности, далеким от парения ума, и внезапно пресекается стих на языке твоем, и на душу твою налагает оковы молчания без участия твоей свободы, и последует сие за долговременным пребыванием на безмолвии; то знай, что ты в безмолвии своем простираешься вперед и что кротость начала в тебе углубляться. Ибо простое безмолвие вправду достойно осуждения.
Если примечаешь в душе своей, что при каждом возникающем в ней помысле, при каждом припамятовании, и во время созерцаний, какие бывают в безмолвии твоем, глаза твои наполняются слезами, и слезы без принуждения текут по ланитам твоим; то знай, что начало совершаться пред тобою отверстие преграды на разорение сопротивных.
Если находишь в себе, что по временам мысль твоя, без предварительного о том примышления, вне обычного порядка, погружается внутрь тебя и пребывает в этом состоянии около часа или сколько-нибудь времени, а потом примечаешь, что мир царствует в помыслах твоих, – и то же самое повторяется с тобою всегда; то знай, что облако начало приосенять скинию твою.
Если же, когда вступишь в дело сие, не обретаешь мира от тревожащих себя страстей; то не дивись. Если недро мира, по удалении от него лучей солнечных, надолго остается темным, также запах врачевств и аромат мира, разливающийся в воздухе, пребывают не малое время, прежде нежели рассеются и исчезнут; то тем паче страсти, подобно псам, привыкшим лизать кровь в мясной лавке, когда не дают им обычной пищи, стоят и лают, пока не сокрушена будет сила прежнего их навыка.
Когда же простираешься ты вперед, то следующие явственные признаки найдешь близкими в душе своей: будешь укрепляться во всем надеждою и обогащаться молитвою, – не оскудеет никогда в уме твоем служащее к пользе всякий раз, когда встречаешься с людьми и ощущаешь немощь естества человеческого (каждый такой случай будет охранять тебя от гордыни), – недостатки ближнего сделаются недостойными внимания в очах твоих, – вожделеешь ты выйти из тела сего с таким же желанием, с каким стал бы пребывать в будущем веке, – о всяком скорбном приключении, встречающемся с тобою явно и тайно, найдешь, что по справедливости и по суду приближилось к тебе все сие, и принесешь за то благодарение Богу.
96. Страсти приводятся в движение или какими-нибудь образами, или чувством без образов, и памятию сначала бесстрастных движений и помышлений, которая потом производит раздражение.
97. Всегдашнее бдение с чтением, и вслед за оным частые поклоны не замедлят рачительным подать благомирного устроения сердца. И кто обрел его, тот обрел сими именно средствами. Желающие снова приобрести его имеют нужду пребывать в безмолвии, а вместе и в делании сказанного; прежде же всего им надо ни к чему кроме души своей не привязываться мыслию своею, упражняться же во внутреннем делании, да и в рассуждении самых дел, упражняться в тех именно, в которых особенно находим близким к себе определенное ощущение, утверждающее нас в добром настроении.
98. Во всяком разумном естестве без числа бывают перемены, и с каждым человеком ежечасно происходят изменения. Рассудительный может умудриться в уразумении сего, производя испытания над собою; если будет трезвиться и наблюдать за собою в уме своем, то легко дознает, какое когда изменение принимает мысль его и как внезапно из мирного состояния приходит в смущение и по каким причинам.
О сем и св. Макарий написал в наставление братиям, чтоб во время изменения в противное не впадали в отчаяние; потому что и с стоящими на степени чистоты, как с воздухом охлаждение, приключаются всегда ниспадения из лучшего в худшее состояние, между тем как нет в них нерадения или послабления себе; напротив же того, даже когда соблюдают они чин свой, случаются с ними подобные ниспадения, противные намерению собственной воли.
То же утверждает и блаж. Марк, говоря: «Изменения в каждом бывают, как в воздухе». В каждом, т. е., не в низших только и худших, но и в совершенных. Как в природе бывает холод и вскоре потом зной, – также град и не много спустя ведро: так бывает и в нашем упражнении, то брань, то помощь от благодати; иногда душа бывает в обуревании и восстают на нее жестокие волны, – и снова происходит изменение, потому что посещает благодать и наполняет сердце человека радостию и миром от Бога, целомудренными и мирными помыслами.
99. Итак и когда обуреваем бываешь, не отчаивайся, – и когда бываешь миром осеняем, не превозносись. Напротив того, рассмотри лучше в себе нечистые помыслы и те неблагоприличные образы, какие утвердились в уме твоем во время обуревания, в час смятения и беспорядочности помыслов; – подумай и о том, с какою скоростию уклонился ты в страсти и беседовал с ними в омрачении ума; и знай, что все это к смирению нашему навел на нас Божий Промысл, который о каждом из нас промышляет и устрояет, что кому полезно.
100. Смирение и без подвигов многие прегрешения делает простительными; без смирения же и подвиги бесполезны, даже уготовляют нам много худого. Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели. Для приобретения его потребно непрестанно печалиться мыслию с уничижением и рассудительным болезнованием. И если приобретем его, то оно соделает нас сынами Божиими.
101. Господь наш опору нашей немощи указал в молитве, говоря: пробудитесь, бдите и молитеся, да не внидете в напасть (Мф. 26, 41). Молитесь и будьте не ленивы, во всякое время бодрствующе и молящеся (Кол. 4, 2, 3). Просите, и приимете: ищите, и обрящете: толцыте, и отверзется вам. Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется (Мф. 7, 7, 8), Особенно же подтвердил Он сие слово Свое и к большей рачительности подвиг нас притчею о друге, который в полночь пришел к другу своему и просил у него хлеба. Господь говорит: аминь глаголю вам, аще не даст ему, зане друг ему есть, но за безочство его, востав даст ему, елико требует (Лк. 11, 8). И вы молитесь и не будьте нерадивы. Какое несказанное побуждение к дерзновению!
102. Господь знает, что прежде смерти не отъемлет Он у нас возможности к уклонению, что весьма близко к нам это изменение, и именно, переход от добродетели к пороку, что человек и естество его приемлют в себя противное; почему повелел нам быть тщательными и подвизаться во всегдашней молитве. И не ради только охранения самих себя от явного изменения повелел Он нам молиться; но и по причине тонкости и непостижимости того, что всегда с нами встречается и не объемлется ведением ума нашего в тех состояниях, в каких нередко находимся не произвольно. Ибо, хотя мысли и весьма тверды и прилеплены к добру; однако же Промысл Его неоднократно оставляет нас в пределе искушений и ввергает в оные, как сказал блаженный Павел: дадеся ми пакостник плоти (2 Кор. 12, 7–9).
103. Мир сей есть состязание и поприще для состязаний. Время это есть время борьбы. А во время борьбы и во время состязания закона не полагается, т. е. царь не полагает воинам своим предела, пока не будет кончено состязание, и всякий человек приведен к дверям Царя Царствующих и там испытан, одержал ли в состязании победу, или обратил хребет свой. Тут один закон – бодрствовать и противостоять. – Не будем же нерадеть о молитве, и не поленимся просить помощи у Господа, без Коего не можем творити ничесоже, Ему благоугодного. – Твердо будем держать в мысли, что пока мы в мире сем и оставлены во плоти, хотя бы вознеслись до Небесного свода, не можем оставаться без дел и труда и быть без попечения.
104. Совершенство сего поприща заключается в следующем: в покаянии, чистоте и в усовершении себя. (Покаявшийся вступает в борьбу со страстями, – и борется, пока очистится от них сердце; очищение сердца – предел борьбы и дверь в область совершенства).
105. Некто был спрошен: «что есть покаяние?» И ответил: «оставление прежнего и печаль о нем»; также: «сердце сокрушенное и смиренное».
106. И еще был спрошен: «как может человек приобрести смирение?» И сказал: «непрестанным памятованием своих прегрешений и близости смерти, бедным одеянием, – тем, чтобы во всякое время предпочитать последнее место и во всяком случае охотно принимать на себя дела самые последние и уничиженные, – не быть непослушным, – сохранять молчание, – не любить ходить в собрания, желать оставаться неизвестным и ни во что не избираемым, – не удерживать никакой вещи в полном собственном распоряжении, – ненавидеть беседу с многими лицами, – не любить прибытков, и сверх сего умом своим быть выше того, чтоб как ни есть порицать и обвинять всякого человека, и выше зависти, – не быть таким человеком, которого руки были бы на всех, и на котором были бы руки всех, но одному в уединении заниматься своим делом и не брать на себя попечения о чем-либо в мире, кроме себя самого. Короче сказать: странническая жизнь, нищета и пребывание в уединении – вот от чего рождается смирение и очищается сердце».
107. Признак достигших совершенства таков: если десятикратно в день преданы они будут на сожжение за любовь к ближним, то не удовлетворятся сим, как показали Моисей (Исх. 32, 32), и блаж. Павел (Рим. 9, 3), и прочие апостолы. – Бог Сына Своего предал на Крестную смерть по любви к твари. А если бы у Него было что более драгоценное, и то дал бы нам, чтобы сим приобрести Себе род наш. – Подражая сему, и все святые, стремясь к совершенству, домогаются уподобиться Богу совершенством любви к ближнему.
108. Никто не может взойти на степень этой любви, если не восчувствует втайне надежды своей. Не могут приобрести любви к человекам те, которые любят мир сей. Когда приобретет кто любовь, вместе с любовию облекается в Самого Бога. А тому, кто стяжал Бога, необходимо не только не соглашаться на приобретение с Ним чего-либо иного, но и совлечься тела своего. Если же любовию к миру облечется кто в этот мир и в эту жизнь; то не облечется он в Бога, пока не оставит сего. Ибо Сам Бог засвидетельствовал сие, говоря: аще кто не оставит сего, и не возненавидит душу свою, не может Мой быти ученик (Лк. 14, 26). Должно не только оставить, но и возненавидеть это.
109. Почему так сладостна надежда, и всякие дела при ней бывают легки? – Потому что в этот час пробуждается в душе святых естественное пожелание (благобытия), надежда же дает им пить сие в обители из своей чаши, и упоевает их. Оттого не чувствуют уже они труда, но делаются нечувствительными к трудам, к скорбям и во все продолжение своего шествия думают, что шествие их совершается как по воздуху, а не человеческими идут они стопами; потому что невидима ими трудность пути, пред ними нет холмов и потоков, и бывают им острая в пути гладки (Ис. 40, 4). Внимание их обращено в лоно Отца их, – и самая надежда, как бы перстом, в каждое мгновение указывает им отдаленное и невидимое, зримое однако ж сокровенным оком веры, и желанием сего отдаленного, как бы огнем, разжигает все части души. Туда простирается все устремление их помыслов, и туда всегда поспешествуют они достигнуть. – Так надежда разжигает их, как огнем, и не могут они дать себе отдыха в стремительном и непрестанном течении, совершаемом с радостию.
110. Бесстрастие не в том одном состоит, чтобы не ощущать страстей, но и в том, чтобы не принимать их в себя. Вследствие многих и различных добродетелей, явных и сокровенных, приобретенных святыми, страсти изнемогли в них и нелегко могут восстать на душу и ум их не имеет нужды непрестанно быть в рассуждении их внимательным; потому что во всякое время исполнен мыслями, какие с сознанием возбуждаются в разуме помышлением и беседою о превосходнейших нравах. И как скоро начинают возбуждаться страсти, ум внезапно восхищается от сближения с ними каким-то уразумением, проникшим в ум; и страсти, как сказал блаж. Марк, остаются в них как бы праздными.
111. Ум, по благодати Божией исполняя добродетельные деяния и приблизившись к ведению, мало ощущает того, что составляет худую и неразумную часть души. Ибо ведение восхищает его в высоту и отчуждает от всего, что в мире. И по причине непорочности святых, и тонкости, удобоподвижности, и остроте ума их, а также по причине их подвига очищается ум их и оказывается просветленным, по сухости их плоти. И, вследствие обучения их безмолвию и продолжительного пребывания в оном, легко и скоро дается каждое внутреннее созерцание и в изумление приводит их созерцаемым. При сем обыкновенно изобилуют они созерцаниями, и ум их никогда не имеет недостатка в предметах разумения, и никогда не бывают они без того, что производит в них плод духа. Долговременным навыком изглаждаются в сердце их воспоминания, которыми возбуждаются в сердце страсти, и ослабляется сила диавольской власти. Ибо когда душа не дружится со страстями помышлением о них, тогда, поелику непрестанно занята она другою заботою, сила страстей не может в когтях своих удержать духовных чувств ее.
112. Как самомнение уносит душу выспрь и дает ей свободу парить в облаках своих помыслов и кружиться по всей твари, так смирение собирает душу воедино безмолвием, – и сосредоточивается она в себе самой. Как душа внутри тела сокрыта от зрения и от общения со всеми людьми, так и истинно смиренномудрый человек не только не желает быть видим и знаем людьми, но даже такова его воля, – погрузиться от себя самого в себя, сделаться ничем, как бы не существующим, не пришедшим еще в бытие. – И пока таковой человек бывает сокровен, заключен в себе и отлучен от мира, – всецело пребывает он у своего Владыки.
113. Смиренномудрый никогда не останавливается посмотреть на собрания, народное стечение, волнение, шум, разгул, – не обращает внимания на слова, беседы, клики и рассеяние чувств, – ему желательно не то, чтоб иметь у себя многое и быть в непрестанных делах, но чтобы во всякое время быть свободным, не иметь забот, чтобы помыслы его не исходили вне его. Ибо уверен он, что если вдастся во многое, то не возможет пребыть без смущения помыслов; потому что при многих делах бывает много забот и сборище помыслов многосложных; а чрез это отверзается дверь страстям, удаляется тишина рассудительности и заключается дверь мира. Поэтому смиренномудрый охраняет себя от всего многого; и чрез это во всякое время бывает в тишине, в покое, в мире, в скромности, в благоговении.
114. В смиренномудром никогда не бывает поспешности, торопливости, смущения, горячих и легких мыслей, но во всякое время пребывает он в покое. Ничего нет, что могло бы его изумить, смутить, привести в ужас; потому что ни в печалях не ужасается он и не изменяется, ни в веселии не приходит в удивление и не ширится. Но все его веселие и радование о том, что угодно Владыке его.
115. Смиренномудрый не смеет и Богу помолиться или просить чего-либо и не знает, о чем молиться; но только молчит всеми своими чувствами, ожидая одной милости и того изволения, какое изыдет о нем от лица достопоклоняемого Величия, – когда преклоняет он лицо свое на землю, и внутреннее зрение сердца его вознесено к вратам во Святое Святых, где Тот, Коего селение – мрак, пред Кем смежаются очи Серафимов, – и осмеливается только так говорить и молиться: «по воле Твоей, Господи, да будет со мною».
116. Ходи пред Богом в простоте, а не в мудровании ума. За простотою следует вера; а за утонченностию и изворотливостию мудрования – самомнение; за самомнением же – удаление от Бога.
117. Когда предстанешь в молитве пред Бога, сделайся в помысле своем как бы немотствующим младенцем. Не говори пред Богом чего-либо от знания, но мыслями младенческими приближайся к Нему и ходи пред Ним, чтобы сподобиться тебе того отеческого промышления, какое отцы имеют о детях своих младенцах. Сказано: храняймладенцы Господь (Пс. 114, 5), – не только сих малых телом, но и тех мудрых в мире, которые, оставя ведение свое, волею своею уподобились младенцам и стали учиться оной вседовлеющей Премудрости, которая не достигается трудами обучения (книжного). Проси у Бога, чтобы Он дал тебе прийти в меру сей веры. О сем молись неленостно, сего испрашивай с горячностию, об этом умоляй с великим рачением, пока не получишь. Сподобишься же этого, ежели прежде с верою понудишь себя попечение свое возвергнуть на Бога и свою попечительность заменить Его промышлением. И когда Бог усмотрит в тебе сию волю, что со всею чистою мыслию вверился ты Самому Богу более, нежели самому себе, и понудил себя уповать на Бога более, нежели на душу свою: тогда вселится в тебя оная недоведомая сила, и ощутительно почувствуешь ты, что с тобою несомненно сила, – та сила, которую ощутив в себе, многие идут в огонь и не боятся, и ходя по водам, не колеблются в помысле своем опасением, что потонут.
118. Не кажется ли тебе, что всячески это духовное ведение может иной приять ведением душевным? – Не только невозможно сим душевным ведением приять оное духовное, но даже нет возможности ощутить его и чувством кому-либо из ревностно упражняющихся в ведении душевном. И если которые из них желают приблизиться к иному духовному ведению, то пока не отрекутся от сего душевного, и от всяких изворотов его тонкости, и многосложных его способов, и не поставят себя во младенческий образ мыслей, дотоле не возмогут приблизиться, хотя мало, к ведению духовному. Напротив того, великим препятствием бывают для них навык и понятия душевного ведения, пока не изгладят сего мало-помалу. Оное духовное ведение просто и не просиявает в помыслах душевных. Пока разум не освободится от помыслов многих и не придет в единую простоту чистоты, дотоле не возможет ощутить духовного ведения.
119. Если ты однажды вверил себя Господу, вседовлеющему для охранения твоего и смотрения о тебе, то не заботься опять о чем-либо таковом, но скажи душе своей: «на всякое дело довлеет для меня Того, Кому единожды предал я душу свою. Меня здесь нет; Он это знает». – Тогда на деле увидишь чудеса Божии, – увидишь, как во всякое время Бог близок, чтобы избавлять боящихся Его, и как Его Промысл окружает, хотя и невидим. Но потому что невидим телесными очами Хранитель, пребывающий с тобою, не должен ты сомневаться о Нем, будто бы Его нет; ибо нередко открывается Он и телесным очам, чтобы тебе благодушествовать.
120. Как скоро человек отринет от себя всякую видимую помощь и человеческую надежду и с верою и чистым сердцем пойдет вслед Богу; тотчас последует за ним благодать, и открывает ему силу свою в различных вспоможениях. Сперва открывает – в этом видимом, касающемся тела, и оказывает ему помощь промышлением о нем, чтобы в этом всего более мог он восчувствовать силу о нем Божия Промысла. Уразумением же помощи в явном уверяется он в помощи и в сокровенном, – в рассуждении коего благодать открывает пред ним хитросплетение мыслей и помыслов трудных, вследствие чего легко сыскивается человеком значение их, взаимная их связь, и прелесть их, и как они рождаются один от другого, – и губят душу. В то же время благодать посрамляет пред очами его всю злокозненность демонов и как бы перстом указывает ему, что потерпел бы он, если бы не дознал сего. Тогда рождается у него мысль, что всякую вещь, малую и великую, должно ему в молитве испрашивать себе у Создателя своего.
121. Когда благодать Божия утвердит мысли его, чтобы во всем этом уповал он на Бога, тогда мало-помалу начинает он входить в искушения. И благодать попускает, чтобы посылаемы были на него искушения, соответственные мере его, чтобы понести человеку силу их. И в сих искушениях ощутительно приближается к нему помощь, чтобы благодушествовал он, пока обучится постепенно и приобретет мудрость, и в уповании на Бога станет презирать врагов своих. Ибо умудриться человеку в духовных бранях, познать своего Промыслителя, ощутить Бога своего и сокровенно утвердиться в вере в Него невозможно иначе, как только по силе выдержанного им испытания.
122. Благодать, коль скоро усмотрит, что в помысле человека начало появляться несколько сомнения, и стал он высоко о себе думать, тотчас попускает, чтоб усилились и укрепились против него искушения, пока не познает свою немощь и опять в смирении не емлется за Бога.
123. Не дивись, что когда приступаешь к добродетели, отвсюду источаются на тебя жестокие и сильные скорби; потому что и добродетелию не почитается та, совершение которой не сопровождается трудностию дела. Посему-то св. Иоанн (Колов или Пророк) сказал: «добродетели обычно встречать затруднения; она достойна порицания, когда привязана к покою». И блаж. Марк говорит: «всякая совершенная добродетель именуется крестом, когда исполняет заповедь Духа». Это Апостольское учение, что вси, хотящии жити в страхе Господнем и о Христе Иисусе, гоними будут (2 Тим. 3, 12). Господь же говорит: только кто погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф. 16, 25). Для того на первых порах предлагает Он тебе крест, чтоб ты прежде определил себя на крест, и потом уже послал душу свою идти вслед Его.
124. Ничто так не сильно, как отчаяние. Оно не знает, чтобы кто победил его десными ли то, или шуими. Когда человек в мысли своей лишит жизнь свою надежды, тогда нет ничего дерзостнее его. Никто из врагов не может противостать ему, и нет скорби, слух о которой привел бы в изнеможение мудрование его; потому что всякая приключающаяся скорбь легче смерти, а он подклонил главу, чтоб принять на себя смерть.
125. Надежда покоя во все времена заставляла людей забывать великое, благое и добродетели. И прежде нас и доныне, не от иного чего, но от сего именно люди изнемогают и не только не одерживают победы, но даже лишаются наилучшего. Посему скажем короче, что, если человек небрежет о Царстве Небесном, то разве по надежде малого здешнего утешения. Кто не знает, что птицы приближаются к сети, имея в виду покой?
126. Когда ум возревнует о добродетели, тогда и внешние чувства не уступают над собою победы иикаким трудностям. Когда сердце возревнует духом, тогда тело не печалится о скорбях, не приходит в боязнь и не сжимается от страха; ибо тогда ум, как адамант, своею твердостию противостоит в нем всем искушениям. Возревнуем же, – и отбежит от нас нерадение, порождающее леность. Ревность порождает отважность и придает душе победоносную силу. Какая сила демонов может устоять, когда душа подвигнет против них свою природную ревность.
127. Древние отцы наши, зная, что ум наш не во всякое время в состоянии бывает стоять на одном и блюсти стражбу свою, в иное же время не может и усмотреть того, что вредит ему, облекались в нестяжательность, как в оружие, и уходили в пустыню, где нет житейских занятий, служащих причиною страстей, чтоб не иметь поводов к раздражению, пожеланиям, злопамятству. Против всего этого и подобного ею укрепляли и ограждали они себя, как непреоборимым столпом.
128. Когда человек пребывает в нестяжательности, непрестанно приходит ему на мысль переселение из сей жизни, – и всегдашнее прилагает он попечение о приготовлении к тому, – бегает всякого покоя, помысл о пренебрежении мира животрепещет в уме его, крепкое стяжевает он сердце для встречи опасностей без страха, не боится смерти, потому что ежечасно устремляет на нее взор, скорби, если встретятся, принимает с веселием и радованием, зная, что они доставляют венцы. Если же случится ему приобрести что-либо преходящее, то в сей же самый час в душе его начинает пробуждаться любовь к телу, возникают помыслы о плотском покое и о способах достать все служащее к тому; от сего далее отъемлется у него та твердость сердца, какую имел он, когда в своей нестяжательности был выше мира, и душу его начинают обуревать мысли, наводящие страх за жизнь, потому отходит от него крепкое упование на Бога.
129. Разные изречения. – Как тому, у кого голова в воде, невозможно вдыхать в себя тонкого воздуха, так и тому, кто погружает мысль свою в здешние заботы, невозможно вдыхать в себя ощущения оного нового мира.
Как смертоносная воня расстроивает телесный состав, так и непристойное зрелище – мир ума.
Как стекло не может оставаться целым при столкновении с находящимся поблизости камнем, так и святой, когда надолго остается вместе и беседует с женою, не может пребыть в чистоте своей и не оскверниться.
Как с корнем исторгаются деревья сильным и постоянным притоком вод, так искореняется и любовь к миру в сердце притоком искушений, устремленных на тело.
Как горькие лекарства истребляют нечистоту худых соков в теле, так и жестокость скорбей очищает сердце от лукавых страстей.
Как невозможно остаться невредимым тому, кто щадит своего врага на поле битвы, так невозможно и подвижнику душу свою избавить от погибели, если щадит он тело свое.
Как юная дева, пораженная видом чего-либо страшного, прибегши к родителям, емлется за одежду их и взывает о помощи, так и душа, в какой мере утесняется и сокрушается страхом искушений, в такой спешит прилепиться к Богу, призывая Его в непрестанной молитве. И пока искушения продолжают одно за другим нападать на нее, она умножает моление; а как скоро получает освобождение, предается парению мыслей.
Как иной, принесши великий дар царю, награждается от него ласковым взором, так и тому, кто имеет в молитве своей слезы, великий Царь веков, Бог, прощает всякую меру грехопадений и награждает его благоволительным взором.
Как человек, имеющий при себе драгоценную жемчужину, проходя путем, на котором водятся разбойники, в непрестанном бывает страхе, что подвергнется нападению и будет ограблен, так и тот, кто несет бисер целомудрия и шествует в мире, – этом полном врагов пути, – не может быть свободен от страха сих разбойников, пока не придет в обитель гроба, т. е. в страну упокоения.
Как человек, который пьет вино в день плача, упившись, забывает всякую печаль о своем трудном положении, так и упоенный любовию Божиею, в сем мире, т. е. в доме рыдания, забывает все свои труды и печали и по причине своего упоения делается бесчувственным ко всем греховным страстям, сердце его подкрепляется надеждою на Бога, душа его легка, как пернатая птица, ум его ежечасно возносится от земли, превыше всего человеческого парит он своими помыслами и наслаждается бессмертием у Всевышнего.
130. Смиренномудрие есть риза Божества. В него облеклось вочеловечившееся Слово и чрез него беседовало с нами в теле нашем, прикрыв доблесть величия Своего и славу Свою сим смиренномудрием, чтобы тварь не была попалена воззрением на Него. Тварь не могла бы взирать на Него, если бы не восприял Он части от нее и таким образом стал беседовать с нею. Поэтому всякий, кто облекается в сию ризу смирения, облекается в Самого Христа; потому что в то подобие, в каком видим был твари Своей и пожил с нею Христос, и он пожелал облечься по внутреннему своему человеку.
131. Смирение есть некая таинственная сила, которую, по совершении всего жития, восприемлют совершенные святые. Сила сия не иначе как только одним совершенным в добродетели дается силою благодати, потому что добродетель сия заключает в себе все.
132. Не всякий, кто скромен, молчалив, кроток, – достиг уже степени смиренномудрия. Да и того, кто смиренномудрствует при воспоминании грехопадений, сокрушаясь о них, не назовем смиренномудрым, хотя и это похвально; потому что он не обладает еще смирением, но ухищренно приближает его к себе, – он желает только смирения, но смирения нет еще у него. Совершенно смиренномудрый не имеет нужды мудрованием своим изобретать причины к смиренномудрию, но во всем являет смирение без труда и самопринуждения.
133. Если спросит кто, как приобрести смирение, – ответим ему: довлеет ученику соделаться подобным учителю своему, – рабу подобным господину своему (Мф. 10, 25). Смотри, как являл смирение Тот, Кто заповедал оное и дарует сие дарование, – подражай Ему и приобретешь его.
134. Всячески должно избегать всего, что раздражает в нас злые страсти, особенно же отсекать в себе причины страстей и то, чем страсти, хотя бы то самые малые, приводятся в действие; когда же несмотря на то страсти придут в движение, надо противостоять им и бороться с ними. Для того и другого самое лучшее – погружаться во внутреннего своего человека и там уединенно пребывать, непрестанно возделывая виноградник сердца своего. Когда ум наш пребывает там уединенно и отшельнически, тогда не он уже ведет брань со страстьми, но благодать.
135. Целию Пришествия Спасителя, когда Он дал нам животворящие заповеди Свои, как очистительные врачевства в нашем страстном состоянии, было то, чтобы очистить душу от повреждения, произведенного первым преступлением, и восстановить ее в первобытное ее состояние. Что врачевства для больного тела, то заповеди для страстной души. И явно, что заповеди постановлены вопреки страстям для уврачевания преступной души.
136. Повреждение привзошло к нам от преступления заповедей. Из сего явствует уже, что здравие возвращается снова их хранением. А без делания заповедей, пока прежде всего не пойдем оным путем, ведущим к душевной чистоте, не должно нам и желать или надеяться душевного очищения. И не говори, что Бог и без делания заповедей может по благодати даровать нам душевное очищение. Это Господни суды, и Церковь не повелевает нам просить чего-либо такого. Иудеи, во время возвращения своего из Вавилона в Иерусалим, шествовали путем естественным; но Иезекииль сверхъестественно прибыл в Иерусалим и в Божественном откровении соделался зрителем будущего обновления. Подобное сему бывает и в рассуждении душевной чистоты. Иные путем протоптанным, чрез хранение заповедей в многотрудном житии, кровию своею приходят в душевную чистоту; а другие удостоиваются ее по дару благодати. И чудно то, что не позволено просить в молитве чистоты, даруемой нам по благодати, и отказываться от жития препровождаемого в делании заповедей. Ибо богатому, вопросившему Господа, что сотворив живот вечный наследую, Господь ясно сказал: соблюди заповеди (Лк. 10, 25). Когда же богатый домогался узнать еще больше, тогда сказал: аще хощеши совершен быти, иди продаждь имение твое и даждь нищим, и возми крест свой и гряди вслед Мене (Мф. 19, 21). А это значит: умри для всего, что имеешь у себя, потом живи во Мне; изыди из ветхого мира страстей и потом вступи в новый мир духа. Ибо Господь, сказав: возми крест свой (Мф. 16, 24), научил тем человека умереть для всего в мире. И когда умертвил он в себе ветхого человека, или страсти, тогда сказал ему: гряди вслед Мене. Ветхому человеку невозможно ходить путем Христовым.
137. Блаженный Василий Великий и блаженные Григории, которые были любителями пустыни и восхваляли бозмолвие, пришли на безмолвие не тогда, как не упражнялись в делании заповедей, но жили сперва в мире и хранили заповеди, какие должно было хранить живущим в обществе, и потом пришли в душевную чистоту и сподобились духовного созерцания. И после сего уже поспешили они и вышли на пустынное безмолвие; и с сего времени пребывали со внутренним своим человеком; посему соделались умозрителями и пребыли в духовном созерцании, пока не призваны благодатию сделаться пастырями Церкви Христовой.
138. Пустыня усыпляет страсти. Но от человека требуется не это одно – усыпить страсти свои, а и то, чтоб искоренить их, т. е. преодолеть, когда будут против нас упорствовать. Страсти же усыпленные пробуждаются, как скоро встречается причина прийти им в действительность. Будем же желать пустыни не потому только, что она усыпляет страсти, но пожелаем, чтобы при недостатке чувственного и в удалении от всех умудриться нам в ней, и чтоб обновился в нас внутренний, духовный о Христе человек; чтобы на всякий час быть нам наблюдателями над самими собою, и чтобы ум наш соделался бодрственным и охранял себя ежечасно и не похищалось у него памятование надежды его.
139. Господь наш, для уподобления нашего величию Отца Небесного, назначил нам милосердие, иноки же предпочитают милосердию безмолвие. Как это примиряется?
Господь для уподобления нашего Отцу Небесному назначил милосердие, потому что оно милосердых приближает к Богу. И мы, иноки, чтим безмолвие, не исключая милосердия, а стараясь сколько возможно удалиться от суетного попечения и мятежа; – мы не имеем в намерении противостоять долгу (относительно ближних), но заботимся о безмолвии, чтоб (вернее исполнить другой высший долг) пребывать в Богомыслии, которым всего более можем возвратить себе чистоту и приблизиться к Богу. Если же когда на известное время будет необходимая какая потребность в нас братиям, не должно нерадеть об оной. Посему будем непрестанно понуждать себя во всякое время внутренно быть милосердыми ко всякому разумному естеству. Ибо так внушает нам учение Господне, и в этом, а не в чем-либо пустом состоит отличие нашего безмолвия. И надобно не только это внутреннее наше милосердие хранить, но, когда призывают обстоятельства, не вознерадеть и о том, чтобы доказать любовь свою явно.
140. Жизнодавец полноту заповедей заключил в двух заповедях, объемлющих собою все прочие, – в любви к Богу и в подобной же любви к образу Божию. И первая удовлетворяет цели духовного созерцания; а вторая созерцанию и деятельности. Ибо естество Божие просто, невидимо и естественно ни в чем не имеет нужды, и сознание при самоуглублении своем естественно не имеет нужды, в отношении к Богу, в телесной деятельности, деятельность его при сем проста, и обнаруживается в единой части ума, сообразно той простоте достопоклоняемой Вины, Которая выше плотского чувства. А вторая заповедь, т. е. человеколюбие, по двойственности естества, требует, чтобы мы то, что исполняем невидимо в сознании, подобным образом желали исполнить и телесно.
Поелику деятельность везде предшествует созерцанию, то невозможно кому-либо возвыситься до области этого высшего, если самым делом не исполнит прежде низшего. И ни один человек не смеет сказать относительно любви к ближнему, что преуспевает в ней душою своею, если оставлена им та часть, которая, по мере сил, сообразно с временем и местом, исполняется телесно. Ибо при сем только исполнении делается достоверным, что есть в человеке совершенная любовь. И когда бываем в этом по возможности верны и истинны, тогда дается душе сила в простых и ни с чем не сравнимых понятиях простираться до великой области высокого и Божественного созерцания. А где нет возможности любовь к ближнему совершить в делах видимых телесно, там достаточно пред Богом любви нашей к ближним, совершаемой только душою.
141. Желающий возлюбить Бога паче всего должен иметь попечение о чистоте души своей; чистота же души стяжевается препобеждением и истреблением страстей. Страсти суть дверь, заключенная пред лицом чистоты. Если не отворит кто этой заключенной двери, то не войдет он в непорочную и чистую область сердца. А без этого душа не может иметь и дерзновения в час молитвы; ибо дерзновение сие есть плод чистоты и трудов над стяжанием ее. Вот в каком все сие совершается порядке: терпение с принуждением себе борется со страстьми за чистоту; если душа препобедит страсти, то приобретает чистоту; а истинная чистота делает, что ум приобретает дерзновение в час молитвы.
142. Отречемся от того, чтобы просить у Бога чего-либо высокого; но паче всего приобретем терпение для всего, что ни бывает с нами, – и в великом смирении и сокрушении о том, что в нас, и о помыслах наших, будем просить отпущения грехов наших и душевного умирения. Одним из отцов написано: «кто не почитает себя грешником, того молитва не приемлется Господом». Написано, – что не приидет Царствие Божие с соблюдением (т. е. приметным образом) – (Лк. 17, 20). Мы с своей стороны будем всячески стараться привесть область сердца своего в благоустроение делами покаяния и житием благоугодным Богу; Господне же придет само собою, если место в сердце будет чисто и неоскверненно. Чего же ищем с соблюдением, разумею высокие дарования Божии, то не одобряется Церковию Божиею; и приемшие это приобретали себе гордость и падение. И это не признак того, что человек любит Бога, но душевная болезнь. Да и как нам домогаться высоких Божиих дарований, когда Павел хвалится скорбями и высоким Божиим даром почитает общение в страданиях Христовых.
143. Пока душа болезнует страстями, она не ощущает чувством своим духовного и не умеет вожделевать оного, вожделевает же то только по слуху ушей и по писаниям. Врачует от сих болезней душевную силу сокровенное делание заповедей с приобщением Христовым страстям. Первоначально естество наше в вочеловечении Христовом прияло обновление, приобщилось Христову страданию и смерти; и потом по обновлении излиянием крови освятилось и сделалось способным к принятию заповедей новых и совершенных. А если бы заповеди сии даны были людям до излияния крови, до обновления и освящения естества нашего; то, может быть, и самые новые заповеди, подобно заповедям древним, отсекали бы только порок в душе, но не могли бы истребить в душе самый корень пороков. Ныне же не так: но сокровенное делание и заповеди новые и духовные, которые душа хранит, имея страх Божий, обновляют и освящают душу и сокровенно врачуют все члены ее. Ибо явно для всех, какую страсть безмолвно в душе исцеляет каждая заповедь, и действенность их ощутительна и Врачующему, и врачуемому, как было и с кровоточивой женою.
144. Исцеление страстной части души может совершиться и по благодати, как было с блаженными Апостолами. Но это дело особенного Божия избрания; обыкновенно же душа приобретает здравие законным путем. Именно: кто деланием заповедей и трудными делами истинного жития препобедил страсти, тот законным – общим путем приобрел душевное здравие, и отдоен млеком вне овеществления мира сего, и отсек в себе прежний свой нрав, и возрожден, как и первоначально, в духовном и по благодати, как приобретший понятия внутреннего человека, стал видим в области духа, и приял ею в себя мир новый несложный.
145. Когда ум обновлен и сердце освящено; тогда все возникающие в нем понятия возбуждаются сообразно с естеством того мира, в который вступает он. Сперва возбуждается в нем любовь к Божественному и вожделевает он общения с Ангелами и откровения таин духовного ведения; ум его очищает духовное ведение тварей, и воссиявает в нем созерцание Таин Святой Троицы, также и таин достопокланяемого ради нас домостроительства; и потом всецело входит в единение с ведением надежды будущего.
146. Если бы душа, когда заключена в области страстей, могла истинно уразумевать духовное, то не имела бы нужды спрашивать и дознавать о таинствах мира духовного. Но явно, что обучение и ведение при страстях не приносят пользы и не достаточны к тому, чтобы отверзать дверь, заключенную пред лицом чистоты. Когда же отъяты будут от души страсти, тогда ум просвещается и поставляется в чистом месте естества и не имеет нужды в вопросах; потому что ясно видит блага, обретаемые на своем месте. Ибо как внешние чувства не вследствие обучения ощущают соприкосновенные им естества и вещи, но каждое чувство естественно ощущает встречающуюся ему вещь: так, подобным сему образом, представляй себе о созерцании духовном. Ибо ум, прозирающий в сокровенные тайны духа, если он в своем естественном здравии, вполне созерцает славу Христову и не спрашивает и не учится, но наслаждается тайнами нового мира, превыше свободы воли, соразмерно горячности веры и надежды на Христа.
147. Если желательно тебе, чтобы сердце твое сделалось обителию таин нового мира, то обогатись сперва делами телесными, постом, бдением, службою, подвижничеством, терпением, низложением помыслов и прочим. Связывай ум свой чтением Писаний и углублением в оные, напиши пред очами у себя заповеди и непрестанным собеседованием молитвенным и самоуглублением в молитвословии искороняй в сердце своем всякий образ и всякое подобие, предварительно тобою воспринятое. Приучай ум свой углубляться всегда в тайны Спасителева домостроительства; перестань просить себе ведения и созерцания, которые в своем месте и в свое время превышают словесное описание, и продолжай делание заповедей и труды в приобретении чистоты, и проси себе у Господа сподобиться умного жития. Начало, средину и конец жития сего составляет следующее: отсечение всего единением со Христом. Если же вожделеваешь созерцания таин, самым делом возделывай в себе заповеди, а не одним стремлением к их ведению. Духовное созерцание действует в нас в области чистоты.
148. Созерцание у сынов таинства веры сопряжено с верою и пасется на лугах Писания. Словеса, непостигаемые ведением, делаются понятными для нас при помощи веры, и ведение о них получаем в созерцании, какое бывает по очищении. Для духовных таин, которые выше ведения и которых не ощущают ни телесные чувства, ни разумная сила ума, Бог дал нам веру, которою познаем только, что тайны сии существуют. И от этой веры рождается у нас надежда о них (т. е. надежда уразуметь их). Верою исповедуем, что Бог есть Господь, Владыка, Творец и Устроитель всяческих. От сего потом совестию понуждаемые решаем, что должно нам хранить заповеди Его и разуметь, что ветхие заповеди хранит страх, а животворные заповеди Христовы хранит любовь, как говорит Господь: аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите. И Аз умолю Отца, и инаго Утешителя даст вам (Ин. 14, 15, 16). Пришествием Утешителя называет дарование откровения духовных таин; посему в приятии Духа, Которого прияли Апостолы, – все совершенство духовного ведения. И Господь обещал, умолив Отца Своего, дать им Утешителя, чтобы Он при делании ими заповедей и очищении самих себя пребыл с ними вовеки. Видишь ли, что за сохранение заповедей ум сподобляется благодати таинственного созерцания и откровений духовного ведения.
149. Хранение заповедей такую силу являет, когда совершается из любви к Даровавшему их, а не по страху. Поэтому законная дверь, вводящая в созерцание, есть любовь. На всех восхождениях откровений ведения и таинственных созерцаний Божественная любовь вводит и низводит стяжавших ее. Потому сперва должно приобрести любовь; а после того созерцание духовного будет у нас естественно. И уразумей мудрость блаженного Павла, как он оставил все дарования, сообщаемые благодатию, и просил самого существенного, – того, чем приемлются и хранятся дарования, т. е. любви (1 Кор. 13). Она место откровений; и на сем месте созерцание показывает нам себя само собою. Как по мере естественного возраста душа приемлет в себя новое и новое ведение о существующем в мире и день ото дня обучается этому более и более, так и в духовном человек приемлет в себя духовное созерцание и божественное ощущение, и обучается этому в той мере, в какой ум возрастает в разумном житии. Когда же придет он в область любви, тогда созерцает духовное на своем месте.
150. Пока человек употребляет усилие, чтобы духовное снизошло к нему, оно не покаряется. И если дерзновенно возмечтает он, и возведет взор к духовному, и будет доходить до него разумением не вовремя, то скоро притупляется зрение его, и вместо действительного усматриваются им призраки и образы. Как скоро постигнешь ты это рассудительным умом своим, то не будешь домогаться созерцания не вовремя. Если же кажется тебе, что и теперь (прежде вступления в область чистоты и любви) видишь созерцание, то созерцание сие есть тень призрака, а не созерцание; потому что у всего мысленного бывает подобие и мечтательный образ, а бывает также и истинное созерцание. И в естественном порядке иногда видится действительное, а иногда противное тому; глаз вместо действительности видит тень, видит воду, где нет воды, видит здания, висящие на воздухе, между тем как они стоят на земле. По такому явлению телесного то же представь себе и о мысленном.
151. Если зрение ума не будет очищено деланием заповедей, делами безмолвного жития, не приобретет в совершенстве света любви, не преуспеет возрастом в обновлении Христовом, то не возможет сделаться истинным зрителем Божественного созерцания. Все же те подобия духовного, какие думает составить себе ум, называются призраком, а не действительностию. И это, что ум видит одно вместо другого, происходит от того, что он не очистился. Это было и с философами внешними, которые почли духовным то, о чем не прияли истинного учения от Бога, – и разглагольствовали об этом в ненадлежащем самомнении, Единого Бога разделили в многобожии, говорили и соглашались между собою в глумлении помыслов, и эту мечту безумия помыслов своих назвали умозрением естеств.
152. Истинное созерцание естеств чувственных и сверхчувственных и самой Святой Троицы уделяется в откровении Христовом. Ему научил и его указал человекам Христос, когда первоначально Своею Ипостасию совершил обновление естества человеческого, возвратил и дал ему первую свободу и Сам проложил нам путь животворящими Его заповедями восходить к Истине. И естество наше тогда только способно соделаться зрителем истинного, а не мечтательного созерцания, когда человек первоначально претерпением страданий, деланием и скорбию совлечется ветхого человека страстного, как новорожденный младенец совлекается одежды, выносимой из матерних ложесн. Тогда ум, возродившись духовно, делается способным приять созерцание отечества своего.
153. И созерцание сие бывает пищею ума, пока не придет он в состояние приять созерцание высшее первого созерцания; потому что одно созерцание передает человека другому созерцанию, пока ум не будет введен в область совершенной любви. Любовь есть обитель духовного и водворяется в чистоте души. Когда ум станет в области любви, тогда действует благодать, ум приемлет духовное созерцание и делается зрителем сокровенного.
154. Двумя способами, как я говорил уже, дается дарование откровений умного созерцания. Иногда дается по благодати за горячую веру; а иногда за делание заповедей и за чистоту. По благодати, как блаженным апостолам, которые не деланием заповедей очистили ум, а горячею верою; потому что в простоте уверовали во Христа и несомненно с воспламененным сердцем последовали за Ним. И когда Христос совершил достопоклоняемое Свое Домостроительство, Он послал им Духа Утешителя, Который очистил и усовершил ум их, и действенно умертвил внутри них ветхого страстного человека, и действенно оживотворил в них человека нового духовного. – Так и блаженный Павел обновлен был таинственно, и потом приял созерцание откровения таин. Не написано, о чем Иисус беседовал с ним явно, но пишется, что сказал ему Анания: Савле брате, Господь наш Иисус Христос, явлейтися на пути, посла мя к тебе да прозрят очи твои, и исполнишися Духа Свята (Деян. 9, 17). – И когда крестил его, исполнился он Духа Святого; и ощутил сокровенные тайны откровений, как совершилось сие и с свв. апостолами, к коим Господь Иисус говорил: много имам глаголати вам, но не можете носити ныне: егда же приидет Дух Святый, Он наставит вы на всяку истину, и грядущая возвестит вам (Ин. 16, 12, 13).
155. И блаженный Павел тогда именно, как приял Духа Святого и обновился Им, сподобился и таин откровения, стал созерцать духом откровений и услаждался созерцанием, слышал неизреченные глаголы, зрел созерцание высшее естества, восторгался созерцаниями Небесных Сил и услаждался духовным. И да не будет того, что в безумии своем утверждают еретики (евктиты), будто бы сего восхождения достиг он по своему желанию! Ум вовсе не может восходить туда. Напротив того, Павел восхищен был духом откровений, как сам написал в послании к Коринфянам (2 Кор. 12, 2, 4), вопреки этим суетным людям, которые уподобили себя свв. апостолам и мечты своих помыслов назвали духовными созерцаниями.
156. В рассуждении людей, которые исполнены страстей и входят в исследование о законах телесного и бестелесного, а потому не отличаются от больных, преподающих правила о сохранении здравия, одним из святых написано: «Блаж. Павел, когда узнал об учениках, которые пренебрегали заповедями и не препобедили страстей, однако ж вожделевали блаженства в созерцании таин, возможном лишь по очищении от них, сказал им: совлекитесь сперва ветхого человека страстей, и тогда вожделевайте облечься в человека нового, обновленного познанием таин в подобие Творцу, и не вожделевайте моего и прочих апостолов блаженства, действенно совершенного благодатию; потому что Бог егоже хощет милует: и егоже хощет ожесточает (Рим. 9, 18). Ибо кто противостанет лицу Его, или воспротивится воле Его? – Бог дарует иногда туне; иногда же требует дел и очищения, и потом уже посылает дар, а иногда и после дел и очищения не дает здесь, но хранит, чтобы даровать созерцание на своем месте».
157. Находим, что так поступает Он и в рассуждении меньшего в сравнении с сим дара, разумею прощение грехов. Ибо вот крещение дарует туне и совершенно ничего не требует, кроме веры; при покаянии же во грехах по крещении не туне прощает, но требует трудов, скорбей, печалей, сокрушения, слез, долговременного плача, – и потом уже прощает. Разбойника туне простил за одно исповедание словом на кресте и обетовал ему Царство; а у грешницы потребовал также веры и слез.
158. Душа, которая любит Бога, в Боге и в Нем едином обретает себе упокоение.
Разреши прежде всякий в себе внешний союз, и тогда возможешь быть сердцем в союзе с Богом; потому что единению с Богом предшествует отрешение от вещества.
Хлеб дается в пищу младенцу после того, как откормлен он молоком: и человек, который намерен преуспевать в Божественном, желает прежде устранить себя от мира, как младенец от объятий и сосцов матерних.
Телесное делание предшествует душевному, как персть предшествовала душе, вдунутой в Адама. Кто не снискал телесного делания, тот не может иметь и душевного; потому что последнее рождается от первого, как волос из голого пшеничного зерна. А кто не имеет душевного делания, тот лишается и духовных дарований.
159. Как за сеянием в слезах следуют рукояти радования, так и за злостраданием ради Бога последует радость.
Сладок кажется земледельцу хлеб, добытый потом: сладки делания правды сердцу, приявшему ведение Христово.
С благою волею претерпи и уничижение и смирение, чтоб иметь тебе дерзновение пред Богом.
Человек, с ведением терпящий всякое жестокое слово, когда сам не сделал предварительно неправды изрекшему оное, хотя возлагает при этом на главу свою терновый венец, однако ж блажен, потому что нетленно увенчивается, тогда как и сам того не знает.
160. Кто с ведением убегает суетной славы, тот ощутил в душе своей будущий век.
Кто бегает покоя в настоящей жизни, у того ум соглядал уже будущий век. А кто связан любостяжательностию, тот раб страстей.
Не думай, что одно приобретение золота и серебра есть любостяжательность; она есть приобретение чего бы то ни было – такого, к чему привязана воля твоя.
Не хвали того, кто злостраждет телесно, но при этом дает волю чувствам, разумею же слух, зияющие и неудержимые уста, и блуждающие очи.
161. Знай, что оставлять грехи должникам принадлежит к делам правды. Тогда увидишь тишину и светлость повсюду в уме твоем.
Если милостивый не бывает выше своей правды, то он не милостив, – т. е. настоящий милостивый не только дает людям милостыню из своего собственного, но и с радостию терпит от других неправду, и милует их.
Кто душу полагает за брата, тот милостив, а не тот, кто подаянием только оказывает милость брату своему.
И тот милостив, кто если заушен братом своим, не возымеет столько бесстыдства, чтоб ответить и опечалить сердце его.
162. Возлюби делание бдения, чтобы найти тебе утешение близким к душе твоей.
Занимайся чтением в безмолвии, чтобы ум твой всегда возводим был к чудесам Божиим.
Возлюби с терпением нищету, чтобы собрать воедино ум свой от парения. Возненавидь жизнь пространную, чтобы помышления свои сохранить безмятежными. Удерживайся от многого и заботься об одной душе своей, чтобы спасти ее от расточения внутренней тишины.
163. Возлюби целомудрие, чтоб не постыдиться во время молитвы своей пред Богом.
Стяжи чистоту в делах своих, чтоб озарялась душа твоя в молитве, и памятованием о смерти возжигалась радость в уме твоем.
Не будь ленив в делании своем, чтоб не постыдиться, когда станешь среди друзей своих.
Не связывай свободы своей тем, что служит к наслаждению, чтоб не сделаться тебе рабом рабов.
В одеянии своем люби бедные одежды, чтоб уничижить рождающиеся в тебе помышления, т. е. высокоумие сердца. Кто любит блеск, тот не может приобрести свободных мыслей; потому что сердце внутренно настраивается по подобию внешних образов.
164. За смиренномудрием следует воздержность и во всем ограниченность.
Смиренномудрие, по причине постоянного самоограничения, приходит в созерцание и душу украшает целомудрием; а тщеславие, по причине непрестанного мятежа и смущения помышлений своих, из всего встречающегося собирает нечистые сокровища и оскверняет сердце. Оно непотребным взором смотрит на природу вещей, и занимает ум срамными представлениями, а смиренномудрие духовно благоустрояет себя созерцанием и приобретшего оное возбуждает к славословию.
165. Лучше тебе самого себя разрешить от уз греха, нежели рабов освобождать от рабства.
Лучше тебе умириться с душою твоею в единомыслии тройственного в тебе состава, т. е. тела, души и духа, нежели учением своим умиротворять разномыслящих.
Григорий говорит: «хорошо богословствовать ради Бога, но лучше сего для человека сделать себя чистым для Бога».
Полезнее для тебя позаботиться о том, чтобы падшее в душе твоей от страстей восставить возбуждением помышлений своих к божественному, нежели воскрешать мертвых.
166. Все дни жизни своей, куда бы ты ни пришел, почитай себя странником, чтоб в состоянии быть тебе избавиться от вреда, порождаемого вольностию в обращении.
Благословляй всегда устами, и не будут тебя злословить, потому что от злословия рождается злословие, а от благословения – благословение.
Во всяком деле почитай себя скудным, чтобы учить, – и во всю жизнь свою будешь оказываться мудрым.
Не сообщай другому, чего сам не испытал, чтоб не было тебе стыдно себя самого, и по сличении жития твоего не открылась ложь твоя.
167. Остерегайся читать еретические учения, потому что сие всего чаще может вооружать на тебя духа хулы.
Часто и не зная сытости, читай в книгах учителей о Промысле Божием, потому что они руководствуют ум к усмотрению порядка в тварях и делах Божиих, укрепляют его собою, своею тонкостию приуготовляют его к приобретению светозарных мыслей и делают, что в чистоте идет он к уразумению тварей Божиих.
Читай Евангелие, завещанное Богом к познанию целой вселенной, чтобы ум твой погрузился в чудеса Божии.
Чтение твое да будет в невозмущаемой ничем тишине, и будь свободен от многопопечительности о теле и от житейского мятежа, чтобы ощутить в душе своей, при сладостном уразумении, самый сладостный вкус, превосходящий всякое ощущение, и чтобы душа ощущала это по пребыванию своему в том.
168. Очищай душу свою, свергни с себя попечение о том, что вне твоего естества, на понятия и движения свои повесь завесу целомудрия и смирения, и чрез это найдешь, что внутри твоей природы, потому что смиренным дается откровение таин.
169. Если намерен ты предать душу свою на дело молитвы, очищающей ум, и на пребывание в бодрствовании ночью, чтобы приобрести светлый разум, то удаляйся от зрения мира, прекрати свидания с людьми, не принимай в келлию свою, по обычаю, друзей, даже под видом пользы, кроме единонравных, единомысленных с тобою и сотаинников твоих; бойся смущения душевной беседы и по отсечении внешней беседы с молитвою твоею сопряги милостыню, и душа твоя узрит свет истины. Ибо в какой мере сердце перестает тревожиться внешними предметами, в такой же ум может от уразумения мыслей и дел божественных доходить до постижения и изумления. Ибо душе обычно скоро заменять одну беседу другою, если постараемся показать малую рачителность.
170. Чтобы заменить одно собеседование другим (суетное – душеспасительным), занимайся чтением Писания и житиями святых. И когда станешь на молитву и на правило свое, то вместо размышления о том, что видел и слышал в мире, найдешь в себе размышление о Божественных Писаниях, какие прочел, и сим размышлением приведется в забвение, что памятовал о мирском; а таким образом приходит ум в чистоту. И сие значит написанное, – что чтение помогает душе, когда станет на молитву; и также: душа молитвою просвещается в чтении. И чтение опять, вместо внешней примеси, доставляет пищу разным видам молитвы, а потому чтением душа просвещается, чтобы всегда молиться неленостно и несмущенно.
171. Плотолюбцам и чревоугодникам входить в исследование предметов духовных так же не прилично, как и блуднице разглагольствовать о целомудрии.
Тело крайне болезненное не терпит тучного в снедях: и ум, занятый мирским, не может приблизиться к исследованию Божественного.
Огонь не возгорается в сырых дровах: и божественная горячность не возжигается в сердце, любящем покой.
Как тот, кто не видит своими глазами солнца, не может кому-либо описать его света по одному слуху, даже и не ощущает сего света: так и не вкусивший душою своею сладости духовных дел.
172. Если имеешь что лишнее для дневной потребности, раздай то нищим, и иди с дерзновением приносить молитвы свои, т. е. беседуй с Богом, как сын с Отцом.
Ничто не может так приблизить сердце к Богу, как милостыня; и ничто не производит в душе такой тишины, как произвольная нищета.
Когда подаешь, подавай с великодушием, с ласковостию на лице, и снабди в большей мере, нежели сколько просят.
Не старайся распознать достойного от недостойного; пусть все люди будут у тебя равны для доброго дела. Ибо сим способом можешь и недостойных привлечь к добру, потому что душа посредством телесного скоро привлекается в страх Божий.
173. Очисти келлию свою от излишеств, потому что сие поведет тебя к воздержанию, хотя бы ты и не хотел. Скудость во всем учит человека воздержанию.
Одержавшие победу в брани внешней, – разумею брань, воздвигаемую на душу чувствами, – слухом, зрением и проч., – могут не бояться и брани внутренней.
Когда человек затворит врата градские, т. е. чувства; тогда ратует внутри и не боится злоумышляющих вне града.
Блажен, кто, зная это, не тревожит себя множеством дел, но всю телесную деятельность свою обратил на молитвенный труд.
174. В то время, как Бог внутренно приводит сердце твое в умиление, непрестанно твори поклоны и коленопреклонения.
Не попускай сердцу своему заботиться о чем-нибудь, если в это время демоны начнут убеждать тебя заняться другими делами, и тогда смотри, и дивись, что произойдет у тебя из этого.
Ничто другое в подвижнических борениях не бывает так важно и трудно, и не возбуждает такой зависти в бесах, как если повергает кто себя пред крестом Христовым, молясь день и ночь, и бывает как бы с связанными назади руками.
Хочешь ли не охладеть в своей горячности и не обнищать слезами, займись этим, и блажен ты, если о сказанном тебе будешь заботиться день и ночь, и не станешь домогаться ничего другого.
Если не будешь подвизаться, то не обретешь, и если не будешь с горячностию ударять в двери и непрестанно пребывать при них в бдении, то не будешь услышан.
175. Пока внешний человек не умрет для всего мирского, не только для греха, но и для всякого делания, и также и внутренний человек – для лукавых мыслей, и не изнеможет естественное движение тела до того, чтобы не возбуждалась в сердце греховная сладость, дотоле и сладость Духа Божия не возбудится в человеке, члены его не приимут чистоты в жизни сей, божественные мысли не войдут в душу его и пребудут неощутимыми и незримыми. – И пока человек в сердце своем не приведет в бездействие попечения о житейском, кроме необходимых потребностей естества, и не предоставит заботиться о сем Богу; дотоле не возбудится в нем духовное упоение.
176. Кто с убеждением и чувством держит в уме, к какому равенству ведет общий всех конец, тот для отречения от житейского не имеет нужды в ином Учителе.
Кто не удаляется добровольно от причин страстей, тот невольно увлекается в грех. Причины же греха суть следующие: вино, женщины, богатство, телесное здравие; впрочем не потому, что это суть грехи по самому естеству, но потому, что природа удобно склоняется сим в греховные страсти, и поэтому человек должен тщательно остерагаться сего.
Людям гнусна нищета, а Богу гораздо более гнусны душа высокосердная и ум парящий. У людей почетно богатство; а у Бога досточестна душа смиренная.
177. Если хочешь положить начало доброму деланию; приуготовься сперва к постигающим тебя искушениям. Ибо у врага в обычае, – когда увидит, что с горячею верою начал кто-либо доброе житие, – встречать его разными страшными искушениями, чтобы пришедши от сего в страх, охладел он в добром произволении и не имел бы уже горячности приближаться к богоугодному деланию. Потому уготовься мужественно встретить искушения, какие насылаются на добродетели, и потом уже начинай их делание.
178. Заповеди Божии выше всех сокровищ мира. Кто стяжал их, тот внутри себя обретает Бога.
Кто упокоевается всегда в Божием попечении, тот Бога обрел домоприставником.
Кто вожделевает исполнения воли Божией, тот Небесных Ангелов будет иметь путеводителями.
Кто боится грехов, тот беспреткновенно совершит страшное шествие, и во время мрака пред собою и внутри себя обретет свет.
Стопы боящегося грехов охраняет Господь, и во время поползновения предваряет его милость Божия.
Кто прегрешения свои почитает малыми, тот впадает в худшее прежнего и несет седмикратное наказание.
179. В смирении посевай милостыню, и пожнешь милость на Суде.
Чем погубил ты доброе, тем снова приобретай оное. Погубил ты целомудрие; Бог не приимет от тебя милостыни, если пребываешь в блуде; потому что хочет от тебя святыни тела.
И всякий недуг врачуется свойственными ему лекарствами. Ты побежден завистию; для чего усиливаешься бороться со сном (а не против зависти)?
180. Пока проступок еще мал и не созрел, истреби его, прежде нежели пустил он ветви в ширину и стал созревать. Не предавайся нерадению, пока недостаток кажется тебе малым; потому что впоследствии найдешь в нем бесчеловечного властелина и побежишь пред ним, как раб, узник. А кто в начале противоборствует страсти, тот вскоре возгосподствует над нею.
181. Кто может с радостию перенести обиду, даже имея в руках средство отразить ее, тот приял утешение от Бога по вере в Него. И кто со смиренномудрием терпит взводимые на него обвинения, тот достиг совершенства, и ему удивляются святые Ангелы. Ибо никакая иная добродетель не будет столько высока и неудобоисполнима.
182. Не верь себе, чтобы ты силен, пока не будешь искушен, – и найдешь себя неизменным.
Не полагайся на силу свою, чтобы не попущено было тебе пасть по немощи; и тогда по собственному своему падению дознаешь немощь свою.
Не доверяй своему знанию, чтобы враг, вошедши в посредство, не уловил тебя своею хитростию.
Не хвались никогда в речах своих делами своими, чтобы не быть постыжденным.
Во всем, чем ни хвалится человек. Бог попускает ему изменяться, чтобы он был уничижен и научился смирению.
183. Возводи непрестанно око свое к Богу; потому что Покров и Промысл Божий объемлет всех людей, но Он невидим, а открывается разве только очистившим себя от грехов и помышляющим всегда о Боге, и притом о Нем едином. Преимущественно же открывается им Промысл Божий, когда ради Бога входят они в искушение. Ибо тогда ощущают они Промысл Божий, как бы усматривая Его телесными очами, сообразно с мерою и причиною искушения, какое постигает каждого из них, чтобы подвижников сих возбудить к мужеству, как было с Иаковом, Иисусом Навином, тремя отроками, Петром и прочими святыми, которым Промысл являлся в человеческом некоем виде, ободряя и утверждая их в благочестии.
184. Нужно ли говорить что о подвижниках, чуждых для мира, и об отшельниках? Они пустыню сделали градом, обратили в селение и обитель Ангелов. К ним по благоустройству жития их всегда приходили Ангелы, и как ратники Единого Владыки, по временам соратовали они друг другу. Они все дни жизни своей любили пустыню, и из любви к Богу имели жилища свои в горах, вертепах и пропастях земных. Как они, оставя земное, возлюбили Небесное и соделались подражателями Ангелов, то и самые святые Ангелы по справедливости не скрывали за это от них зрака своего, и исполняли всякое желание их, и во всем являли им всякую помощь.
185. Кто однажды навсегда посвятил себя Богу, тот проводит жизнь в упокоении ума.
Без нестяжательности душа не может освободиться от мятежа помыслов, – и не приведя в безмолвие чувств, не ощутит мира в мысли.
Не входя в искушения, никто не приобретет духовной мудрости.
Без прилежного чтения не узнаешь тонкости помыслов.
Без тишины помыслов ум не подвигнется в сокровенные тайны.
Без упования по вере душа не может отважиться смело на искушения.
Не испытав явственного покровительства Божия, сердце не в состоянии надеяться на Бога.
Если душа с ведением не вкусит страданий Христовых, то не будет иметь общения со Христом.
186. Кто милует нищего, тот попечителем о себе имеет Бога, и кто ради Бога обнищает, тот обретет неоскудевающие сокровища. Бог ни в чем не имеет нужды, но увеселяется, когда видит, что человек упокоевает образ Его и чтит оный ради Него. Когда просит кто у тебя того, что имеешь ты, не говори в сердце своем: «оставлю это душе моей, чтоб упокоиться в этом, а этому подаст Бог из другого места потребное для него». Такие мысли приличны людям неправедным и не знающим Бога. Человек справедливый и добрый не даст чести своей иному и не попустит, чтоб время благодати проходило без дела. Человек нищий и нуждающийся снабжается от Бога, потому что Господь никого не оставляет; но ты, отослав от себя убогого, уклонился от чести, данной тебе Богом, и удалил от себя благодать Его. Посему, когда даешь, веселись и говори: «слава Тебе, Боже, что сподобил меня найти, кого упокоить». Если же нечего тебе дать, паче радуйся и, благодаря Бога, говори: «благодарю Тебя, Боже мой, что Ты дал мне благодать эту и честь – обнищать ради имени Твоего, и сподобил меня вкусить скорби, положенной на пути заповедей Твоих, в недуге и нищете, как вкушали святые Твои, шествовавшие путем сим».
187. Естество наше стало удобоприемлющим в себя страсти; много искушений в настоящем мире, не далеко от тебя зло, оно источается внутри тебя и есть под ногами твоими. Как близки между собою веки на глазах, так искушения близки к людям, и Бог предустроил сие премудро для пользы твоей, чтобы ты постоянно ударял в двери Его, чтобы страхом скорбного всевалось памятование о Нем в уме твоем, чтобы приближался ты к Нему в молитвах и сердце твое освящалось непрестанным памятованием о Нем. Бог не сотворил тебя недоступным прискорбному, чтоб и тебе, возжелав быть богом, не наследовать того же, что наследовал бывший первоначально денницею, и впоследствии за превозношение сделавшийся сатаною; а также не сотворил тебя неуклонным и неподвижным, чтоб не соделаться тебе подобным естеству неодушевленных тварей.
188. Непрестанно очищай себя пред Богом, имея в сердце своем памятование о Нем, чтобы, пробыв долго без памятования о Нем, не оказался ты не имеющим дерзновения, когда приходишь к Нему. Ибо дерзновение пред Богом бывает следствием частого с Ним собеседования и многой молитвы.
Сношение с людьми бывает посредством тела, а сношение с Богом посредством душевного памятования о Нем, внимания к Нему в молитвах и всецелого Ему себя предания.
Долговременным сохранением памятования о Боге душа по временам приводится в изумление и удивление.
Да возвеселится сердце ищущих Господа. Взыщите Господа, осужденные, и утвердитеся надеждою; взыщите лица Его покаянием (Пс. 104, 3, 4), – и освятитесь святынею лица Его и очиститесь от грехов своих.
189. Когда на неправедного находит искушение, не имеет он упования, чтобы призвать Бога и ожидать от Него спасения; потому что во дни упокоения своего удалялся от воли Божией.
Прежде нежели найдет на тебя скорбь, молись Богу; и во время горести найдешь Его, – и Он услышит тебя.
Ковчег Ноев приготовлен был во время мира; и древа его обделаны за сто лет, а во время гнева неправедные погибли, праведнику же стал он покровом.
190. В ком мир мертв, те с радостию терпят обиды; а в ком мир жив, те не могут терпеть обиды, но, движимые тщеславием, гневаются и от неразумного движения приходят в смятение, или объемлются печалию.
Кто хочет преуспеть в добродетели терпения обид и великодушии, тому нужно удалиться от своих родных и сделаться странником; потому что в отечестве своем невозможно преуспеть в этой добродетели.
Одним великим и сильным свойственно переносить такие страдания среди своих родных, – и могут сие только те, в ком умер этот мир; потому что они уже не чают никакого утешения в настоящем веке.
191. Как благодать близка к смиренномудрию, так болезненные приключения близки к гордыне.
Очи Господни на смиренномудрых, чтобы возвеселить их; лицо же Господне противу гордых, чтобы смирить их.
Будь удобопренебрегаем в великости твоей, а не величающимся в малости своей.
Кто стремится за честию, от того бежит она вперед; а кто убегает от чести, за тем гонится она сзади.
Кто алчет и жаждет ради Бога, того упоит Бог благами Своими.
Кто терпит наготу ради Бога, тот облекается Им в ризу нетления и славы.
Кто обнищавает ради Бога, тот бывает утешен истинным Его богатством.
Всю жизнь свою признавай себя грешником, чтобы во всей жизни своей быть тебе оправданным.
Обращайся с имеющими смирение, и научишься их нравам.
Пусть всегда будет у тебя в нраве – ко всем быть благоприветливым и почтительным.
192. На пользу душе Бог попустил, чтоб она была доступна страстям, не усмотрел же полезным поставить ее выше страстей прежде второго пакибытия. – И душе быть доступною страстям полезно для уязвления совести; пребывать же в страстях – нагло и бесстыдно.
Как от чревоугодия рождается мятеж помыслов, так от многословия и бесчинных бесед – бессмыслие и выступление ума из своего чина.
Попечение о вещах житейских приводит в смятение душу, и смущение ими смущает и лишает тишины ум.
Иноку, посвятившему себя небесному деланию, подобает всегда быть вне всякой житейской заботы, чтобы, погрузившись в себя самого, отнюдь ничего не находил он принадлежащего веку настоящему. Став упраздненным от всего такого, может он уже без развлечения поучаться в законе Господнем день и ночь.
193. Телесные труды без чистоты ума – то же, что бесплодная утроба и иссохшие сосцы; потому что не могут приблизиться к ведению Божию. Тело они утомляют, но не заботятся искоренять страсти в уме; а потому ничего и не пожинают.
Как сеющий в тернии ничего не может пожать, так губящий себя злопамятностию и любостяжанием ни в чем не может успеть, но стенет на ложе своем от бессония по причине гнетущей его заботы о делах.
194. Если душа просияла памятованием о Боге и неусыпным бдением день и ночь, то Господь устрояет там (внутри) к ограждению ее облако, осеняющее ее днем и светом огненным озаряет ее ночь; во мраке ее просияет свет.
195. Как облако закрывает свет луны, так испарения наполненного чрева изгоняют из души Божию Премудрость.
Что пламень огненный в сухих дровах, то и тело при наполненном чреве.
Как одно горючее вещество, приложенное к другому, увеличивает огненный пламень, так разнообразие брашен увеличивает похотное движение в теле.
В сластолюбивом теле не обитает ведение Божие; и кто любит свое тело, тот не улучит Божией благодати.
Как в болезнях рождения происходит на свет плод, веселящий родившую, так при томлении гортани рождается в душе плод ведения таин Божиих.
Как отец заботится о чадах, так и Христос печется о теле, злостраждущем ради Него, – и всегда бывает близ уст Его.
196. Тот странник, кто мыслию своею стал вне всего житейского. Тот монах, кто пребывает вне мира и всегда молит Бога, чтоб улучить ему будущие блага.
Богатство монаха – утешение, находимое в плаче, и радость от веры, воссиявающая в таинниках ума.
Тот девственник, кто не только сохранил тело неоскверненное плотским совокуплением, но стыдится даже малейшего о том напоминания.
Если любишь целомудрие, отгоняй срамные помыслы упражнением в чтении и продолжительною молитвою; и тогда будешь иметь оружие против естественных к тому побуждений; а без сего невозможно увидеть в душе чистоту.
197. Если ты истинно милосерд, то, когда отнято у тебя свое неправедно, не скорби внутренно и не рассказывай об ущербе посторонним.
Пусть ущерб, нанесенный обидевшими тебя, поглощается милосердием твоим, как терпкость вина поглощается множеством воды.
Докажи множество милосердия своего теми благами, какие воздаешь обидевшим тебя, как и блаженный Елисей поступил с врагами своими, намеревавшимися взять его в плен (4 Цар. 6, 13–23).
198. Кто истинно смиренномудр, тот, будучи онеправдован, не возмущается и не говорит ничего в свою защиту о том, в чем онеправдован, но принимает клеветы, как истину, и не старается уверять людей, что оклеветан, а просит прощения. Иные добровольно навлекали на себя название непотребных, не будучи таковыми; другие же терпели именование прелюбодеев, будучи далеки от прелюбодеяния, и слезами свидетельствовали, что несут на себе плод греха, которого не делали, и с плачем просили у обидевших прощения в беззаконии, которого не совершали, когда душа их была увенчана всякою чистотою и непорочностию. Иные же, чтоб не прославляли их за превосходные правила жизни, соблюдаемые ими втайне, представлялись в образе юродивых, быв растворены божественною солию и непоколебимы в своей тишине, так что на высоте совершенства своего св. Ангелов имели провозвестниками своих доблестей.
199. Спаситель многими обителями у Отца назвал различные меры ума водворяемых в оной стране, т. е. отличия и разность духовных дарований, какими наслаждаются по мере ума. Ибо не по разности мест, но по степени дарований назвал обители многими. Как чувственным солнцем наслаждается каждый сообразно чистоте и приемлемости силы зрения, и как от одного светильника в одном доме освещение бывает различно, хотя свет не делится на многие светения, так в будущем веке все праведные нераздельно водворяются в одной стране, но каждый в своей мере озаряется одним мысленным Солнцем, и по достоинству своему привлекает к себе радость и веселие, как бы из одного воздуха, от одного места, престола, зрелища и образа. – И никто не видит меры друга своего, как высшего, так и нисшего, чтобы, если увидит превосходящую благодать друга и свое лишение, не было это для него причиною печали и скорби. Там всякий, по данной ему благодати, веселится внутренно в своей мере. Вне же всех одно зрелище и страна, – и кроме сих двух степеней, разумею же одну страну горнюю, другую дольнюю, посреди же их разнообразие в разности воздаяний.
200. Когда диавол захочет осквернить ум блудным воспоминанием, тогда испытывает сперва терпение их любовию к тщеславию, и предначатие сего помысла не представляется страстию. Так обыкновенно поступает он с теми, которые охраняют ум свой и в которых невозможно скоро вложить какое-либо неприличное помышление. Когда же исторгнет человека из твердыни его и начнет он беседовать с первым помыслом и удаляться от своей твердыни, тогда сретает его чем-либо напоминающим о блуде, и совращает ум на предметы непотребные. Ум сперва смущается внезапным их приражением, – а потом примиряется с ними, – и далее от мыслей доходит до дела. Но если ум отступит назад и предупредит первое приражение помыслов, тогда при помощи Божией удобно может преодолеть страсть.
201. Страсти отвращать лучше памятованием добродетелей, нежели сопротивлением, потому что страсти, когда выступают из области своей и воздвигаются на брань, отпечатлевают в уме свои образы и подобия. Брань сия приобретает великую власть над умом, сильно возмущая и приводя в смятение помышления. А если поступить по первому сказанному нами правилу, то не оказывается в уме и следа страстей по отгнании их.
202. Пока человек не приимет Утешителя, потребны ему Божественные Писания для того, чтобы памятование доброго напечатлевалось в мысли его, и непрестанным чтением обновлялось в нем устремление к добру, и охраняло душу его от тонкости греховных путей: потому что не приобрел еще он силы Духа, которая удаляет заблуждение и берет в плен душеполезные памятования. Когда сила Духа низойдет в действующую в человеке душевную силу, тогда вместо закона Писаний укореняются в сердце заповеди Духа, и тогда втайне учится он у Духа и не имеет нужды в пособии вещества чувственного; потому что, пока сердце учится от вещества, непосредственно за учением следует заблуждение и забвение; а когда учение преподается Духом, тогда памятование сохраняется невредимым.
203. Неоперившаяся птица – тот ум, который, при покаянии, недавно вышел из пут страстей, и во время молитвы усиливается возвыситься над земным, но не может, а напротив того, пресмыкается еще по лицу земли, не имея сил летать. Однако ж с помощию чтения, делания, страха и попечения о множестве добродетелей собирает воедино помышления свои; потому что не способен знать что-либо кроме сего. И это на краткое время сохраняет ум неоскверненным; но впоследствии приходят воспоминания и возмущают и оскверняют сердце; потому что человек не ощутил еще того спокойного воздуха свободы, в который по долгом только времени забвением о земном вводит он ум, ибо приобрел телесные только крыла, т. е. добродетели, которые совершаются наружно, но не видел еще добродетелей созерцательных и не сподобился ощущения их; а они суть те крыла ума, на которых человек приближается к Небесному и удаляется от земнаго.
204. Пока человек служит Господу чем-либо чувственным, дотоле образы сего чувственного отпечатлеваются в помышлениях его, и Божественное представляет он в образах телесных. Когда же получит он ощущение внутреннего, тогда, по мере ощущения его, и ум от времени до времени будет возвышаться над образами вещей.
205. Когда душа твоя приблизится к тому, чтобы выйти из тьмы, тогда вот что будет для тебя признаком: сердце у тебя горит и как огонь распаляется день и ночь; а потому целый мир вменяешь ты в уметы и пепел, не желаешь даже и пищи от сладости новых, пламенеющих помыслов, непрестанно возбуждающихся в душе твоей. Внезапно дается тебе источник слез, как поток, текущий без принуждения и примешивающийся ко всякому делу твоему, т. е. во время чтения твоего, молитвы твоей и размышления твоего, когда принимаешь пищу и питие, и во всяком деле твоем. И когда увидишь ты это в душе твоей, будь благонадежен, потому что преплыл ты море; и столько будь прилежен к делам своим, так тщательно содержи стражбу, чтоб благодать умножалась в тебе со дня на день. А пока не встретишь в себе этого, ты не совершил еще пути своего и не вступил в гору Божию. Если же и после того, как обрел и приял ты благодать слез, они прекратятся, и горячность твоя охладеет без изменения в чем-либо другом, т. е. без телесной немощи; то горе тебе! Что погубил ты, впав или в самомнение, или в нерадение, или в разленение?! – Но что последует за слезами, о том напишем впоследствии.
206. Если не имеешь дел, не говори о добродетелях.
Паче всякой молитвы и жертвы драгоценны пред Богом скорби за Него и ради Него; и паче всех благоуханий воня пота их.