Вобщем, это было месяц назад. Теперь я ночной продавец в магазине Пенумбры и скачу вверх-вниз по стремянке не хуже мартышки.

Тут нужна особая техника. Подкатываешь лесенку к месту, блокируешь колесики, потом сгибаешь колени и одним прыжком вскакиваешь сразу на третью или четвертую перекладину. Подтягиваешься на руках, чтобы не потерять импульс, и через две секунды ты уже в пяти футах от земли. Карабкаясь, смотреть надо прямо перед собой, не вверх и не вниз, фокус зрения удерживать примерно в футе от своего носа, чтобы книги проплывали мимо облаком разноцветных корешков. Мысленно считаешь ступени и наконец, добравшись до нужного уровня, вынимаешь книгу, за которой лез… ну да, конечно, тянешься.

Профессиональный навык, наверное, не такой востребованный, как веб-дизайн, зато, пожалуй, повеселее, и в моей ситуации привередничать не приходилось.

Единственное, хотелось бы применять это новое умение почаще. Круглосуточный книжный магазин мистера Пенумбры работает 24 часа не потому, что покупатели валят косяком. Строго говоря, их почти нет, и временами мне кажется, что я не продавец, а ночной сторож.

Книги Пенумбра продает подержанные, но все они в таком неизменно отличном состоянии, что вполне сошли бы за новые. Скупает он их днем – продать книгу можно только тому, чье имя написано на витринах, – и, по-видимому, далеко не все подряд. Кажется, его не особо волнуют списки бестселлеров. Товарный реестр у него разношерстный: никакого заметного принципа или цели, кроме, полагаю, его личных пристрастий. Так что ни тебе малолетних волшебников, ни полиции вампиров. Что обидно, поскольку магазинчик-то именно такой, где хочется купить книжку о волшебнике-малолетке. Такой магазинчик, где хочется этим волшебником-малолеткой стать.

Я рассказал про Пенумбру друзьям, и бывает, что кое-кто из них заглядывает попялиться на стеллажи и на то, как я карабкаюсь в их пыльные выси. Обычно я убалтываю друзей что-нибудь прикупить: роман Стейнбека, сборник рассказов Борхеса, мощный том Толкиена – очевидно, любимые Пенумброй авторы: у него тут есть все их сочинения. Как минимум, впариваю открытку. На стойке таких целая пачка. На открытке тушью нарисован фасад магазина – тонкая работа, такая старая и непопулярная манера, что уже снова стала крутой, – и Пенумбра продает их по доллару за штуку.

Но один бакс в несколько часов не окупает моего жалованья. И я не могу понять, из чего же оно рассчитывается. Не могу понять, как этот магазин вообще остается на плаву.

Одного покупателя я видел уже два раза – это женщина, которая, я почти уверен, работает по соседству в «Попках». Я так думаю, потому что оба раза ее макияж больше напоминал очки енота, и от нее пахло куревом. У дамочки лучезарная улыбка и пегие светло-русые волосы. Возраст не понять – равновероятны плохие двадцать три или удивительные тридцать один, – и как ее зовут, я не знаю, но знаю, что она любит биографии.

В первый приход она неспешно прошла по кругу и изучила ближние ко входу полки, волоча ноги и рассеянно потягиваясь, потом подошла к стойке.

– А есть у вас про Стива Джобса? – спросила она. Она была одета в стеганую куртку поверх розового топика и джинсы, а в голосе слышалась легкая гнусавость.

Я нахмурился и ответил:

– Думаю, нет. Но давайте проверим.

У Пенумбры есть база данных, установленная на ветхом бежевом макинтоше. Я настучал на клаве фамилию его создателя, и мак издал глухой звук, возвещающий успех. Дамочке повезло.

Мы выгнули шеи, оглядывая стеллаж с биографиями, и вот она: единственный экземпляр, глянцевый, будто новый. Может, рождественский подарок папе, технарю-управленцу, который книг не читает вообще. Или продвинутый папа решил прочесть ее в электронном виде. Как бы там ни было, кто-то продал книжку сюда, и она прошла отсев у Пенумбры. Чудеса.

– Он был такой симпатичный, – объявила Розовый Топик, держа книжку в вытянутой руке. Стив Джобс, обхватив подбородок, взирал с белой обложки; он был в круглых очках, немного похожих на очки Пенумбры.

Спустя неделю она вошла, приплясывая, усмехаясь и бесшумно хлопая в ладоши – отчего казалась скорее двадцати трех, чем тридцати одного, – и объявила:

– О, та книжка была просто улет! Теперь вот что…

Тут она посерьезнела.

– У него есть еще про Эйнштейна.

Она показала свой смартфон, на экране которого светилась страница Амазона с биографией Эйнштейна, написанной Уолтером Айзексоном.

– Нашла в интернете, но подумала, может, у вас продается?

Давайте начистоту: это было невероятно. Просто мечта книготорговца. Стриптизерша, пошедшая наперекор истории с воплем «Стой!» – но, с надеждой запрокинув головы, мы обнаружили, что книжки «Эйнштейн: его жизнь и Вселенная» в секторе биографий у Пенумбры ноль экземпляров. Там нашлось пять разных книг о Ричарде Фейнмане, но вообще ничего об Эйнштейне. Так говорил Пенумбра.

– Правда?

Розовый Топик опечалилась.

– Засада. Ладно, куплю, наверное, в интернете. Спасибо.

Она выплыла обратно в ночь и до сих пор не возвращалась.

Давайте начистоту. Если бы мне пришлось ранжировать опыт приобретения книг по удобству, легкости и степени удовлетворения, список вышел бы таким:

1. Идеальный независимый книжный типа «Пигмалиона» в Беркли.

2. Большой шикарный «Барнс энд Нобл». Я знаю, что это корпорация, но магазины отличные, в этом не откажешь. Особенно те, что с большими дива нами.

3. Книжный ряд в «Волмарте» (рядом с грунтами и удобрениями).

4. Бортовая библиотека «Западной Виргинии», атомной подлодки глубоко в толще Тихого океана.

5. Круглосуточный книжный магазин мистера Пенумбры.

Вот я и решил поправить дело. Нет, я ничегошеньки не смыслю в управлении книжными магазинами. Нет, я не держу руку на пульсе аудитории, закупающей книги после танца на шесте. Нет, мне ни разу не доводилось вытаскивать какую-либо фирму из ямы, если не считать того, что я спас от банкротства фехтовальный клуб Род-айлендской школы дизайна, устроив 24-часовой марафон фильмов Эррола Флинна. Но я знаю, кое-что Пенумбра делает неправильно – то есть не делает совсем.

Например, маркетинг.

У меня есть план: сначала я зарекомендую себя каким-нибудь небольшим достижением, потом испрошу бюджет на печатную рекламу, выставлю несколько плакатов в витрине, а может, даже замахнусь на баннер на автобусной остановке рядом: «Автобус ждете? А может зайдете?». Найдя в интернете расписание, я буду предупреждать клиента за пять минут до прибытия нужного маршрута. Шикарная идея.

Но начинать надо с малого, и, пока нет покупателей, я усердно тружусь. Первым делом цепляюсь к незапароленному Wi-Fi соседей, обозванному «попонет». И пишу на местных сайтах один за другим восторженные отзывы про наше неприметное сокровище.

Отправляю дружеские мейлы с подмигивающими смайликами в местные блоги. Завожу на Фейсбуке группу с одним участником. Подписываюсь на гугловскую супертаргетированную рекламную программу – ту, что мы использовали в «НовоБублике» – она помогает определить ЦА с анекдотической детализацией. Выбираю из длинного списка необходимые характеристики:

• живет в Сан-Франциско

• любит книги

• полуночник

• пользуется наличными

• без аллергии на пыль

• любит фильмы Уэса Андерсона

• недавно пинговался по GPS в радиусе пяти кварталов отсюда.

У меня есть всего десять долларов на эту затею, поэтому нужно быть очень конкретным.

Это что касается спроса. Еще надо подумать о предложении, которое у Пенумбры, мягко говоря, причудливое – но и это лишь часть сюжета. Круглосуточный магазин Пенумбры, как я узнал, – это, по сути, два магазина под одной вывеской.

Первый, более-менее обычный, располагается у входа, вплотную окружая стойку. Невысокие стеллажи с пометками «История», «Биографии» и «Поэзия». Там стоят «Никомахова этика» Аристотеля и «Сибуми» Треваньяна. Этот более-менее обычный магазин, пестрый и обескураживающий, но, по крайней мере, там стоят книги, которые можно найти в библиотеке или в интернете.

Второй книжный расположен за и над этим всем, на высоких полках с лестницами, и его заполняют сочинения, которых, насколько известно Гуглу, не существует. Не сомневайтесь, я проверял. У многих томов старинный вид – потрескавшаяся кожа, оттиснутые золотом названия, но другие одеты в новенькие хрустящие обложки. Так что не все они старые. Просто все они… уникальны.

Про себя я называю эту часть Дальнеполочным фондом.

Сначала я думал, что все эти книги из мелких типографий. Из крошечных типографий амишей, не питающих склонности к оцифровке данных. Или, думал я, может, все это самиздат – целое собрание вручную переплетенных единственных экземпляров, которые никогда не попадут в Библиотеку Конгресса и вообще никуда. Может быть, у Пенумбры своего рода приют для таких сирот?

Но теперь, после месяца здесь, я начинаю думать, что не все так просто. Понимаете, к этому второму магазину прилагается и второй набор покупателей – небольшое сообщество персонажей, которые вращаются вокруг нашего книжного, будто прибившиеся Луны. Они нисколько не похожи на Розовый Топик. Они пожилые. Приходят с алгоритмической регулярностью. Они никогда не выбирают. Они появляются абсолютно бодрые, как стеклышко трезвые и дрожащие от нетерпения. Например.

Звенит колокольчик над дверью, и не успевает он стихнуть, как мистер Тиндэлл орет, задыхаясь:

– Кингслейк! Мне нужен Кингслейк!

Он опускает руки (он что же, правда мчался по улице, схватившись за голову?) и шлепает ладонями по стойке. И потом еще раз, будто сообщает, что на мне горит рубаха, и удивлен, почему я не бросаюсь тушить:

– Кингслейк! Скорей!

База данных в макинтоше содержит и нормальные книжки, и Дальнеполочный фонд. Последний не отсор тирован ни по заглавиям, ни по темам (есть ли у них вообще темы?), так что без помощи компьютера не обойтись. Вот я набью K-И-Н-Г-С-Л-Е-Й-К, и мак медленно загудит – Тиндэлл переминается с носков на пятки, – потом звякнет и выдаст таинственный ответ. Не «Биографии», не «История», не «Научная фантастика и фэнтези», а «3-13». Это значит Дальнеполочный фонд, третий ряд, полка 13, карабкаться до которой всего лишь три метра.

– О, слава богу, благодарю, да, слава богу, – воскликнет Тиндэлл заполошно. – Вот моя книга.

Он вынет невесть откуда, видимо, из штанов, огромный том: возвращает, в обмен на Кингслейка.

– …а вот карточка.

И подвинет ко мне по столу зеленоватую ламинированную карточку с тем же символом, что украшает витрину. На карточке будет загадочный код, крепко оттиснутый в плотной бумаге, который я перепишу. У Тиндэлла будет, как всегда, счастливый номер 6WNJHY. Списывая, я дважды опечатаюсь.

Закончив возиться со стремянкой, я замотаю Кингслейка в коричневую бумагу. Попробую завести светский треп:

– Как ваши дела, мистер Тиндэлл?

– О, отлично, теперь получше, – выдохнет он, дрожащими руками сгребая сверток. – Продвигаюсь, понемногу, постепенно, конечно! Festina lente, благодарю, благодарю!

Вновь звякнет колокольчик, и Тиндэлл поспешно выскочит прочь. На часах – три ночи.

Может, это книжный клуб? Как в него вступают? А платят ли?

Вот такие вопросы я себе задаю, сидя в одиночестве, когда уйдет Тиндэлл, или Лапен, или Федоров. Тиндэлл, пожалуй, самый странный, но вообще все они довольно чудные: все седеющие, рассеянные, как будто из какого-то другого времени или места. Никаких айфонов. Никаких упоминаний о событиях поп-культуры, да и вообще о чем-либо, кроме книг. Для меня все эти люди, конечно, одна компания, хотя они вполне могут вообще не знать друг о друге. Приходят они поодиночке, и никто и слова не скажет ни о чем, кроме очередного объекта своего сиюминутного исступленного вожделения.

Что в их книгах, я не знаю, и это незнание – часть моих обязанностей. В тот день, когда я устроился на работу, пройдя стремяночный тест, Пенумбра зашел за стойку, пристально посмотрел на меня своими синими глазами и сказал:

– На этой работе есть три правила, очень строгих. Не спешите с ними соглашаться. Продавцы в этом магазине следуют им уже почти столетие, и я не позволю их нарушить. Первое: вы всегда должны быть здесь с десяти вечера до шести утра, неукоснительно. Не опаздывать. Не уходить раньше. Второе: нельзя листать, читать или как-то еще изучать тома со стеллажей. Приносите их читателям. И все.

Я знаю, что вы думаете: десятки одиноких ночей, и ты ни разу не сунул нос ни в одну книжку? Нет, не сунул. Насколько я понимаю, у Пенумбры где-то спрятана камера. Если я тайком загляну в книжку, а он узнает, я вылечу. Друзья мои вылетают с работы как мухи: целые отрасли закрываются, целые организации. Я не хочу жить в палатке. Мне нужна эта работа.