23
Он расхаживает взад-вперед: придет ли она? Его страшит этот переход от переписки к реальной жизни, когда девушка, надо понимать, ждет, чтобы он взял инициативу на себя. Если надо быть мужчиной и распускать хвост, пусть подаст явственный знак, чтобы у него хватило духу. О чем он будет с ней говорить? Он надеется, что у нее красивый голос. А то у последней был голосок Лягушонка Кермита. Надо было ему надеть бежевый свитер, тот, что он никак не решится выбросить. Он чувствовал бы себя комфортнее, чем в этом костюме, в котором ходит на работу. Но он не успел зайти домой переодеться: не хотел заставлять ее ждать. Она опаздывает. Может, и вообще не придет. Он решает дать ей еще пять минут и тут видит вдали беличью головку с наушниками в ушах и ноги в красных босоножках на высоченных каблучищах.
Жюльетта вышла на две станции раньше. Если пройтись, слушая свой «душевный» плейлист, глядишь, и успокоится. Нет. Холодный пот. Перед рестораном «Senza Nome» мужчина поглядывает на часы. Антрацитово-серый костюм, белая рубашка, начищенные до блеска «вестоны».
Это, наверно, он, он ведь писал, что коллекционирует английскую обувь. Что-то не похож на фотографию, которую мне прислал. Выше ростом. Держится очень прямо. Вид уверенный. Должно быть, ему не привыкать. Что делать? Подойти? Не подходить?
Крепко сжав шоколадный батончик в кармане, Жюльетта уже собирается повернуть назад.
– Я жду «Принцессу-Недотрогу». Это случайно не вы?
Жюльетта чувствует, что краснеет.
– Нет… то есть да… вообще-то меня зовут Жюльетта.
Я прохожу кастинг на главную роль и не получила текста.
– Значит, «Принцесса-Недотрога» – это не вы?
– Ники меня раздражают, это мой друг Макс придумал.
Зачем я говорю о Максе?
– Вы правы, меня зовут Робер.
Я так и думала, ты не похож на Зузу.
– Вы легко меня нашли?
– Ошиблась пересадкой, я вообще рассеянная.
Уу! Врушка.
– Но вы все же пришли.
– Это Макс настоял.
Боже, до чего я бестактна!
– Спасибо Максу, – кивает Робер, спрашивая себя, что же это за Макс такой, в каждой бочке затычка. – Мне было любопытно узнать, кто скрывается за этим изящным слогом: «Узнавать друг друга постепенно, шаг за шагом, штришок за штришком, как пишется картина, как проявляется фотография». Это, надеюсь, не Макс писал?
– Макс мой лучший друг.
Робер достает сигарету из мятой пачки, предлагает ей. Уже несколько месяцев она не курила. С первой затяжки начинает кашлять.
Вот тебе и «Принцесса-Недотрога»!
Они так и стоят на тротуаре, ничего не говоря. Молчание затягивается. А вокруг продолжается жизнь. Люди идут мимо, огибая их.
Наверняка их кто-то где-то ждет. Кто-то, кому есть что им сказать.
Жюльетта посматривает на Зузу-Робера.
Я вижу, ты не решаешься предложить мне стаканчик вальполичеллы под папарделле алла ноче, о которых с таким энтузиазмом говорил из-за экрана.
Он потирает подбородок и щеки. Чувствует себя голым, пустым, без единого довода. Она продолжает посматривать на него искоса. И чем больше смотрит, тем яснее видит высокого сухаря в очках, свежевыбритого и очень самоуверенного.
И где же твоя трехдневная щетина, придававшая тебе невероятно задиристый и такой аппетитный вид?
А он? Он мечтает о милой девушке, которая взяла бы его за руку. Самоуверенных людей он побаивается, экспансивность напоминает ему его мать, высоковольтную диву, с которой он всегда чувствует себя не в своей тарелке. Надо полагать, эта монтажница с киностудии в декольтированной ярко-оранжевой блузке, с распущенной гривой и на ходулях знает наизусть все сцены киношных свиданий. Ему никогда не дотянуть до ее внутреннего кино.
А она? Она хотела бы встретить мужчину одновременно надежного и пылкого. Который крепко стоял бы на ногах и толкнул бы ее в подворотню, чтобы впиться пламенным поцелуем. Не бегуна на сто десять метров с барьерами. Марафонца, который держал бы дистанцию и после того, как схлынет всплеск новизны, когда тела воспаряют, а скептетизм спит крепким сном. Лесоруба-гуманиста, философа, разводящего устриц, из фильма «Маленькие секреты», виноградаря, влюбленного в слова. Того, кто увлек бы ее, рассмешил, оторвал от земли. Жюльетта вздыхает. Какой он серьезный, этот Робер. Скучный, как дождь.
Мои феромоны подпирают стенку. Не хватает свинга, чтобы закружить их в танце.
Она слышит, как голос Макса шепчет ей на ухо: «Терпение, моя Жюльетта, чуточку терпения. Не спеши с выводами… Априори свои, разложенные по полочкам, смети одним махом».
Макс, заткнись!
«Не упирайся. Услышь тихую музыку, которую он играет тебе. Зайди хоть немного подальше».
Может быть, ты и прав. У него зеленые глаза, и я вижу краешек футболки с корабликами, высовывающийся из-под наглаженной рубашки.
– Знаете, я, наверное, поужинаю один.
Пять слов лопаются пузырями, унося благие намерения Жюльетты.
– Но почему?
– Зажигание не сработало.
Восьмилетняя девочка, которую словно стерли ластиком, стоит на тротуаре, и сердце ее ноет, а в животе поселилась пустота.
Я не его размерчика. Я одета не в тот цвет. Не принесла мне удачи эта блузка! Надо было раньше сообразить, она же совершенно немодная и к тому же мне жмет! Я не стройная и не загадочная. У меня никогда не будет тонких лодыжек. Высокие каблуки ничего не дают. Ген соблазна перескочил через поколение. Меня нельзя полюбить! И потом, я возвращалась в квартиру за сланцами, вот ангел и улетел. Все ясно!
Жюльетта запускает руку в карман, достает раздавленный батончик, сует в рот, роется в сумке, выуживает плитку шоколада с засахаренными апельсиновыми корочками, откусывает квадратик, второй, третий. Вот и нет второй шоколадки.
Сев на бордюр, она снимает босоножки, растирает ноющие лодыжки, надевает сланцы. Ей не хочется спускаться в метро, лучше пройтись пешком.
Домой. Проститься я немного поспешила!
