Новое начальство. Вторые впечатления

Какое облегчение – почувствовать себя тоже злорадной скотиной!

Вероятно, я поняла, что за человек Полина – новый главный бухгалтер. Она все время занимается тем, что создает себе «лицо», «видимость» для директора. Перед каждой беседой с ним готовит документы, расчесывается перед зеркалом. Но при этом сама ни в какие внутренние вопросы вникать не хочет, предпочитая пользоваться лишь всем готовым. Причем я по глупости сегодня подставилась под директора. Поехала выполнять ее поручение, за которое все равно получила нарекание, не обратив внимание на время, понадеялась излишне на ее распоряжения, и из-за нас директор чуть не опоздал на самолет. Я, как бездумная чурка, поехала выполнять распоряжение, не удосужившись осмыслить его, решив, что она уже все просчитала сама. Итог я уже описала, забыв сказать, что упреки получила и от директора, и от той же Полины, которая тут же при директоре открестилась от того, что это она мне поручила поездку, и все свалила на меня. Ошибка руководителя отдела, когда он не берет на себя ответственность за действия своих подчиненных. Ей надо было защитить меня перед руководством. У меня она сформировала к себе негативное отношение как по отношению к ненадежному начальнику. Эту ошибку я и дальше регулярно встречала и у своих подчиненных тоже. Когда надо было надавить на своих подчиненных в плане работы, сотрудники бежали ко мне жаловаться, а когда я их ругала за невыполнение работы отделом, они спихивали ответственность на своих же подчиненных. Если подчиненные плохие и ненадежные – зачем тогда ты как руководитель их держишь? А у подчиненного формируется непонимание – кому подчиняться и правильно ли он делает. После этого Полина пошла давать распоряжения секретарю, которая, расценив его как нецелесообразное, отказалась выполнять, потом, когда за час до окончания работы кассир стала собираться домой, не спросив у нее разрешения, она нечеткими намекающими фразами попыталась у нее выяснить – кто же будет принимать деньги, полученные на складе, она ответила, что она и будет, но сегодня пусть примет Полина. Полина, выдавив из себя улыбочку, согласилась, потом вежливо попрощалась с ней. Но как только за той закрылась дверь, Полина повернулась ко мне в негодовании: «Галя, я не понимаю! Я первый раз такое встречаю, что никому ничего не надо. Секретаршу сегодня попросила сходить на почту, так та отказалась, эта встает и уходит, не говоря ни слова! У меня так девочки никогда не поступали! Мне что – на них жаловаться идти? Или ругаться?»

Я: «Да, Полина, я тебя понимаю, как тебе сейчас трудно! Я очень сочувствую. Здесь все так неорганизованно».

Она начала жаловаться на девчонок. Я осторожно попробовала вставить, что девчонки перегружены и сверхурочно работают по выходным. Она на это не отреагировала. Тогда я вернулась к сочувствию. А вместо советов ответила, что главбухом не была и постараюсь по мере сил помочь ей.

Но эта сцена была как бальзам мне на душу! Я порадовалась, что не у одной у меня данная ситуация вызывает затруднения. А уверенность и улыбочки – это лишь позы, за которыми скрывается самомнение, плохо подтвержденное опытом и реальными решенными проблемами с людьми, т. к. на мой взгляд девчонки – очень ответственные.

Зато я понимаю теперь, как с ней надо себя вести – точно так же, как она сама – с А.Б. Один грамм видимости вместо одного килограмма сути.

Пришла домой. Разрыдаться как следует тоже не вышло. Выпила рюмку вина, а потом до изнеможения бегала по стадиону. Изнеможение наступило, а облегчение – нет.

Господи! Помоги мне! Сколько же мне с собой мучиться? Какая жизнь долгая! Неужели еще лет 50 такой же кошмар изнутри меня разрывать будет?

Я сейчас – точная мама. Сразу начинаю делать все дела, бегаю по комнате, заламываю руки…