Глава 1
Прочие вопросы
Шел дождь. Разумеется, это было приятно для червей.
Чарльз Дарвин смотрел на сад сквозь струи, которые скатывались по оконному стеклу.
Тысячи червей в саду под теплым дождем превращали зимние детриты в суглинок, тем самым образуя почву. Как же это… удобно.
Пахари Божьи, подумал он и содрогнулся. Но сейчас эти Господни рыхлители ему досаждали.
Удивительно, как шум дождя похож на человеческий шепот…
В какой-то момент он заметил жука, напоминавшего своим сине-зеленым окрасом тропический драгоценный камешек. Он карабкался вверх по внутренней стороне окна.
Чуть выше был еще один – тот тщетно бился об оконное стекло.
И он приземлился Дарвину на голову.
Воздух наполнило жужжание и хлопанье крыльев. Завороженный, Дарвин обернулся к сияющему облаку в углу комнаты. Оно обретало форму…
Любой университет желал бы иметь Очень Большую Штуковину. Она занимает младших сотрудников, на радость старшим (особенно если ОБШ установлена на определенном расстоянии от учебного корпуса), а также проедает деньги, которые в противном случае просто валялись бы без дела или были бы потрачены кафедрой социологии, а может, и то, и другое. Кроме того, она способна расширять границы, не важно, какие именно – любой исследователь скажет, что здесь главное не границы, а сам факт их расширения.
А еще хорошо, если ваша ОБШ больше всех остальных штуковин, и особенно – в случае Незримого Университета, величайшего в мире университета магии, – больше, чем та, с которой возятся эти негодяи из Коксфорда.
– Вообще-то, – сказал Думминг Тупс, глава кафедры нецелесообразной прикладной магии, – их штуковина – это всего лишь ДБШ, то есть Довольно Большая Штуковина. И вдобавок, они с ней столько намучились, что это вообще, наверное, просто БШ!
Старшие волшебники с довольным видом закивали.
– Так ты уверен, что наша больше, да? – спросил главный философ.
– О да, – ответил Тупс. – Насколько я могу судить из общения с сотрудниками Коксфорда, наша может в два раза расширить границы втрое быстрее, чем их.
– Надеюсь, ты им этого не сообщил? – сказал профессор современного руносложения. – Мы же не хотим, чтобы они начали строить… э-э… ЕБШ!
– Что, сэр? – вежливо переспросил Думминг, хотя его тон говорил: «Я все знаю об этих особенных штуковинах и не хотел бы, чтобы вы делали вид, будто тоже в них разбираетесь».
– Ну… Еще Бóльшую Штуковину? – сказал профессор, чувствуя, что ступает на неизведанную территорию.
– Нет, сэр, – мягко ответил Думминг. – Следующий уровень – это Гигантская Большая Штуковина, сэр. Считается, что если мы сумели бы построить ГБШ, мы познали бы разум Создателя.
Волшебники замолчали. Какое-то время муха жужжала у высокого многосводчатого окна с витражным изображением аркканцлера Сломана, придумывающего специальную теорию слуда, а затем, оставив мушиное пятнышко на его носу, аккуратно вылетела в крошечное отверстие в стекле, которое еще два века назад пробил камешек, вылетевший из-под колес проезжавшей телеги. Сначала его не заделывали потому, что никому не было до этого дела, а теперь – потому, что так того требует традиция.
Муха родилась в Незримом Университете и под влиянием высокомагического поля стала гораздо умнее среднестатистической мухи. Но на волшебников, что удивительно, это поле никогда не производило подобного эффекта – вероятно, ввиду того, что большинство из них и так было умнее мух.
– Но мы же не собираемся ее строить, да? – спросил Чудакулли.
– Это могли бы счесть невежливым, – заметил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
– А насколько большой была бы Гигантская Большая Штуковина? – спросил главный философ.
– Точно такого же размера, как вселенная, сэр, – ответил Думминг. – По сути, в ней была бы смоделирована каждая ее частица.
– Значит, довольно большая…
– Да, сэр.
– И я представляю, как трудно было бы найти место, чтобы ее поставить.
– Несомненно, сэр, – согласился Думминг, давно оставивший попытки объяснить членам старшего преподавательского состава принципы Большой Магии.
– Ну и прекрасно, – сказал аркканцлер Чудакулли. – Спасибо за доклад, мистер Тупс. – Он фыркнул. – Он восхитителен. Итак, следующий пункт: прочие вопросы. – Он обвел присутствовавших пристальным взглядом. – И поскольку вопросов больше нет…
– Э-э…
Произнесенное в данный момент «э-э» не сулило ничего хорошего. Чудакулли не любил, когда на совещаниях задавали вопросы. И вообще не любил пункт «прочие вопросы».
– Чего тебе, Ринсвинд? – Он бросил строгий взгляд через весь стол.
– Эмм… – произнес Ринсвинд. – Кажется, все-таки профессор Ринсвинд, не так ли?
– Конечно, профессор, – сказал Чудакулли. – Говорите, а то мы уже пропустили раннее чаепитие.
– С миром что-то не так, аркканцлер.
Волшебники все как один повернулись к аркканцлеру Сломану, придумывающему специальную теорию слуда, пытаясь разглядеть что-либо сквозь него.
– Не валяй дурака, приятель, – сказал Чудакулли. – Солнце же светит! Сегодня прекрасный день!
– Не с этим миром, сэр, – уточнил Ринсвинд. – С другим.
– Каким еще другим? – спросил Чудакулли, и тут выражение его лица переменилось.
– Только не… – начал он.
– Да, сэр, – сказал Ринсвинд. – С тем. С ним что-то не так. Опять.
Каждой организации необходим человек для выполнения работы, которую никто не хочет делать или которую, по негласному мнению, не нужно делать. Ринсвинд в настоящее время занимал девятнадцать таких должностей, включая ответственного за нормы гигиены и технику безопасности.
А будучи профессором жестокой и необычной географии, он отвечал за Глобус, который лежал на его столе в темном коридоре подземелья, в последнее время ставшем рабочим местом Ринсвинда. Работа его преимущественно состояла в ожидании, пока кто-то принесет ему какой-нибудь образец жестокой и необычной географии.
– Вопрос первый, – сказал Чудакулли, когда члены старшего преподавательского состава быстро шагали по влажным плитам. – Почему ты работаешь здесь? Что случилось с твоим кабинетом?
– Там слишком жарко, – ответил Ринсвинд.
– Но ты же все время жаловался, что тебе холодно!
– Да, сэр. Зимой так и есть. На стенах образуется лед, сэр.
– Ты же получаешь достаточно угля, разве нет?
– Более чем, сэр. По ведерку за каждую должность в день – согласно традиции. И в этом, собственно, проблема. Я не могу вразумить разносчиков. Они могут приносить либо все ведерца, либо ни одного. Поэтому чтобы оставаться в тепле зимой, мне приходится топить все лето, и от этого там так жарко, что невозможно работать… Не открывайте, сэр!
Чудакулли, едва приоткрыв дверь, сразу же захлопнул ее обратно и вытер лицо платком.
– Очень уютно, – сказал он, жмурясь от пота, заливавшего глаза. Затем он повернулся к маленькому шару, лежавшему на столе перед ним.
Диаметром он был около фута – по крайней мере, так казалось снаружи. Изнутри он был бесконечен; большинству волшебников осознание подобных фактов давалось без труда. Он содержал всё – при заданном значении «содержания всего», но по умолчанию фокусировался на крошечной частичке всего содержащегося, небольшой планете, которую в настоящий момент покрывал лед.
Думминг Тупс повернул омнископ, прикрепленный к основанию стеклянного купола, и принялся наблюдать за маленьким замерзшим миром.
– На экваторе одни руины, – доложил он. – Они так и не построили штуку, которая подняла их в небо и позволила покинуть планету. Должно быть, мы что-то упустили.
– Этого не может быть, мы же все уладили, – возразил Чудакулли. – Помните? Все люди убрались оттуда до того, как планета оледенела.
– Да, аркканцлер, – признал Тупс. – И в то же время нет.
– Если я попрошу тебя это объяснить, ты сможешь сделать это словами, которые я смогу понять? – сказал Чудакулли.
Некоторое время Думминг смотрел на стену, и его губы шевелились, будто он подбирал слова.
– Да, – наконец заключил он. – Мы изменили историю мира, направив его так, чтобы в будущем люди смогли покинуть планету до ее замерзания. Но, судя по всему, затем произошло нечто, изменившее его обратно.
– Опять? В последний раз это были эльфы!
– Я не думаю, что они попытались сделать это снова, сэр.
– Но мы же знаем, что люди спаслись до того, как все замерзло, – сказал профессор современного руносложения. Оглядев лица присутствовавших, он неуверенно добавил: – Или нет?
– Раньше мы так считали, – мрачно проговорил декан.
– В некотором роде да, сэр, – сказал Думминг. – Но вселенная Круглого мира несколько… неустойчива и изменчива. Даже несмотря на то, что мы можем видеть, что произойдет в будущем, прошлое может измениться так, что, с точки зрения обитателей Круглого мира, этого никогда не произойдет. Это как… взять последнюю страницу книги и вставить новую. Старую по-прежнему можно прочитать, но, с точки зрения персонажей, концовка изменилась… а может быть, и нет.
Чудакулли похлопал его по спине.
– Прекрасно, мистер Тупс! Вы даже ни разу не упомянули кванты, – похвалил он.
– Тем не менее у меня есть подозрение, что они тоже могут иметь к этому отношение, – вздохнул Думминг.
