Спустя несколько лет

Пест сидел за старым, отполированным столом в землянке Акилуры. Сквозь маленькое оконце, затянутое бычьим пузырем, угадывались фигуры.

Фигуры местной детворы, собравшейся за ульем, который нашел один молодой охотник.

– Чего умолк? – спросила Акилура задумавшегося Песта, повернув ухо к окну. – А-а-а… Тоже за ульем со всеми хочешь?

– Хочу, баба Акилура… – вздохнув, произнес Пест. Он уж возмужал, подрос и еще сильнее раздался в плечах. Лицо начало приобретать грубые черты.

– Ну, коль хочешь, иди… – с прищуром произнесла старуха. – Неволить не буду…

Пест посмотрел на стол, а затем на свои руки, еще раз взглянув в окно.

– Не пойду, – со вздохом произнес Пест. – Не можно мне своей жизнью жить и то делать, что вздумается.

– Эко как! Ну тогда рассказывай.

– Что знать тебе хочется, баб Акилура?

– Рассказывай, как наказ мой выполнил, как учеба твоя у Трипона – кузнеца из роду Дорожичей – прошла. Что сумел? Что не вышло? Все рассказывай! С прошлого урожая тебя не видывала, не слыхивала.

Пест сложил руки на груди и, вздохнув еще раз, начал рассказывать. Говорил он короткими рублеными фразами.

– Ты уж прости, баб Акилура, но опозорил я село наше. Я со старшим сыном, наследником старосты Дорожичей, на кулаках сошелся. Зело хорошо тот на кулаках бьется, и не смог одолеть я его. Тут меня зло взяло, и не стерпел я. Кулаком с огнем из дара ему в левую скулу сунул.

– Знаю я про то дело. Аль, ты думаешь, что рана жжёная сама так быстро заросла? Не печалься. Ты рубаху сними и спину свою покажи.

Пест скинул на скамью рубаху и повернулся к Акилуре спиной. На спине красовались росчерки шрамов. Шрамы были прямые и явно от кнута. Необычным было только то, что шрамы сильно выпячивались, словно приклеенные. Акилура провела кончиками пальцев по спине, ощупывая шрамы.

– Добро кнута получил! Добро! Соленой водой поливали?

– Оной самой! – ответил Пест и передернул плечами.

– Добро!

– Да, какое уж тут добро!

– Обыкновенное! Помнишь, чего боялся до розг?

– Боялся, что помрет сын старосты и он виру с села нашего возьмёт! Ночь, пока в яме сидел, все единому молился, чтобы живой был.

Старуха с прищуром взглянула на Песта и кивнула своим мыслям.

– От рожи подпаленной не всяк помрет. Только ежели на роду написано. Про все знаю, врачевала я лицо его. Подпалена останется, конечно, но жить будет и наследника сделает. А ежели ты еще раз с кем на кулаках сойдешься – я тебя прокляну на два колена! Ишь! Силу в себе почуял! А я тоже хороша! Огню да земле обучила! – Акилура принялась копаться в корзине, которую с собой принес Пест. – На вот, яблочко скушай… Будет урок тебе, да ему в память на жизнь. А мой наказ за огрехи твои таков: будешь учиться душою глядеть да носом магию чуять! Понял меня?

Пест упер взгляд в пол и согласно кивнул.

– Ты мне за кузнечье ремесло скажи. Что Трипон говорит, тяжко было аль легко?

– Работа в кузне не тяжелее нашей плотницкой, да вот Трипон говорит, что металла не чувствую да мастера из меня не выйдет.

– Кузнец средней руки значится. Но и то в хлеб. Косу аль подкову выковать сможешь?

– Смогу, баб Акилура! Я себе нож сковал! – С этими словами Пест достал из-за пояса небольшой ножик. Тонкое и узкое лезвие делало его больше похожим на шип или полированный плоский гвоздь. Длиной он был в две трети ладони здорового мужика.

– Аль не знаешь ты, Пестушка, что магу оружие в руки брать нельзя? Аль ты на суку повисеть решил, за шею подвешенный? – Голос Акилуры снова приобрел каркающие нотки. Она протянула руку в требовательном жесте.

– Так то ножик по хозяйству! Ширина лезвия в два пальца, длина меньше ладони! Не оружие сие, баб Акилура! Мне кузнец сразу наказ дал. – Пест вложил в ее руки ножик, который сам выковал.

– Коли так, то добро, но носить с собой его тебе недозволено! Мал ты еще да в дом добро не носил, – проворчала старуха, ощупывая нож.

Хоть Пест и умел делать снасти для рыбной ловли, но самостоятельно его на реку никто не отпускал. Только со старшими отроками или взрослыми мужиками. Детвора, имевшая право на самостоятельную добычу пропитания, относилась к отрокам. Самостоятельными их не считали, и слова они не имели своего, но статус их уже был выше детворы. Их уже брали с собой на торжища, если заслуживали, и ставили руководить детворой.

– Нож отцу отдашь… – Акилура еще с минуту крутила нож в руках, тщательно его ощупывая и обнюхивая. – Ворожбу на металл навел? – спросила она Песта. Тот кивнул. – Руки старые, рисунка на лезвии не чают, но смердит от ножа землей сырой. Чую, ты в него знак земли вковал?

– Так оно! Только толку с того не много. Нож острее других и заточка дольше держится. Пробовал я, баб Акилура, ворожбу огненную в гвоздь вложить, да не вышло у меня. Только три гвоздя попортил. – Пест вздохнул. – Развалились они, словно ржой покрытые.

– Огонь в железо поселить трудно. Не его это стихия, хоть через него прошло… Такой ворожбе только в академии маговской учат. Ты вот что. До сумерек камень, что Пикард с городища принес, наполни. А как сумерки найдут – ко мне приходи. Отцу скажешь, я тебя на три дня заберу. – Старуха принялась копаться в корзинке и достала оттуда горшок с топленым маслом. Понюхав его и улыбнувшись, она обратилась к Песту. – Матушке поклон от меня передашь, а теперь до дому иди. Отец должен скоро вернуться…

Пест подходил к землянке старухи Акилуры. Он весь день провел в рассказах. Сначала рассказывал отцу о своих приключениях, а когда дошло до инцидента с сыном старосты, то получил тумаков еще раз. Уже к вечеру вернулись братья и младшая сестра. Пришлось еще раз рассказывать о своей учебе у кузнеца. Отец, к слову, нож отобрал и воткнул его в стену над столом. Песту при этом велел ножны под него смастерить, а когда отдаст и отдаст ли вообще, не обмолвился.

Сейчас же Пест шел, улыбаясь и морщась одновременно. Улыбался он от того, что наказание отца вышло не таким страшным, как ожидалось, а морщился от того, что разбитая губа при попытке улыбнуться снова начинала кровоточить и болеть.

– Не мельтеши под ногами! Распрыгался он! – Услышал голос Акилуры Пест. Он уже подошел к ее землянке.

– Ну говори уже! Сколько томить можно? – послышался из землянки тоненький, дрожащий голосок.

– Придет наследник, тогда и дело будет! Гать под лавку! И чтоб не слыхивала я тебя, не то хвост отдавлю! – Услышав ругань Акилуры, Пест немного замялся перед дверью, но потянул ручку из старой, изогнутой и отполированной ветки.

– Пришел значится! – встретила словами Песта Акилура. Она стояла у печи и что-то помешивала в горшке. Парень проморгался, привыкая к полутьме, и заметил что-то черное под лавкой. – Вылезай! Глянь на наследника моего!

Из-под лавки послышалась возня и выглянул абсолютно черный пятачок. Затем показалась морда целиком. На Песта смотрели красные буркала натурального черта. Когда черт вылез из-под лавки, Пест смог его оценить. Ростом не выше колена, рожки с фалангу мизинца на черных, как смоль, волосах и неестественно длинный хвост. Одежды, кроме родного меха, не было. Болтающиеся между ног мужские гениталии ясно давали понять, что создание мужского рода. Черт подошел к нему, цокая копытцами, и начал принюхиваться, забавно шевеля пяточком.

Акилура в это время сняла горшок с печи и поставила на стол. Взглянув на улыбающегося Песта, она ухмыльнулась.

– Хорошо, что не боишься. Черти страхом и гневом питаются, ежели другой еды не найдут.

– Что ж ты, старая, себе в наследники дите с сырым даром взяла? – пропищал черт. – Всей магии с хрен да маленько, а толком ничего! Дура старая! Не выйдет из него толку!

– То не твоего ума дело! – Топнула ногой старуха. – Рот свой гнилой прикрой, пока я тебе хвост не укоротила!

Черт моментально поджал хвост, а кончик, на котором красовалась кисточка черных волос, зажал в правом кулаке.

– Молчу, Акилура! Молчу! – Черт высунул язык и поскреб его коготками, после чего закрыл рот и прикрыл левой рукой.

– Значит так! Ты наказ мой выполнил? – спросила мальчишку Акилура, при этом глядя в горшок и принюхиваясь к нему. Черт в это время начал корчить старухе рожи. – Коли выполнил – достань!

Пест полез в небольшой мешочек, который был подвязан на тонком ремешке штанов. У ремешка не было пряжки, поэтому он был завязан хитрым узлом. Из мешка он достал небольшой прозрачный камешек. В полутьме землянки этот камешек едва светился. Как только Пест достал камешек, черт тут же замер, уставившись на него.

– Дай!.. Дай его мне!.. Я тебя силою своей отмечу! Будешь магом сильным!.. Дай! Дай мне его, а я тебя красавцем писаным сделаю! Все девки, как завидят – тоскою исходить будут!.. Я тебя государем сделаю!.. Дай!.. Отдай его мне!.. – Черт не отрывал от камня глаз и тянул к нему руки, подпрыгивая и пытаясь достать его. – Дай, тебе говорю!

Последнюю фразу черт говорил уже в приказном тоне, что не понравилось Песту. Черт принялся карабкаться по его штанине. Пест мельком хмуро глянул на улыбающуюся Акилуру и, зажав камень в кулак, с размаху влепил по пятаку черта. Тот отлетел к стене и завыл противным голосом.

– Что ж вы все в пятак-то норовите сунуть! Чтоб тебе кривым да косолапым до гроба жить! Чтоб тебя стоймя схоронили!.. – проклинал Песта черт, а со стороны печи слышался смех Акилуры.

– Добре! Знамо, как с чертями себя вести нужно! Вразумил! Не зря детворе сказки да былины рассказывала! – Отсмеявшись, она обратилась к черту: – Это плата, за дело для наследника моего! Возьмёшься, аль хвост подожмешь?

– Дело это хорошо, но плата лучше! Что хочешь за камень с силой?

– Не за камень, а за силу в камне! Подавишься камнем! Самим нужон! – Тут же оборвала Акилура черта. – А хочу я за то – глаз твой правый и пятак!

– Не пойдет! Глаз с пятаком на ворожбу сырую! Да ты на камень посмотри, старая! Тамо магии с мой хрен!

– Не нравится? Не бери, а я и посговорчивее кого найду, но сначала… – Акилура протянула руку и взяла старую клюку. Стукнув ей по полу, она что-то прошептала. Черт было дернулся, но кончик его хвоста, который он успел опустить, намертво прилип к полу. Акилура поднялась, опираясь на клюку, и пошла к Песту, возле которого прилип кончиком хвоста черт. Клюка при этом осталась стоять у печи, словно ее в землю воткнули.

– Акилура! Да ты чего? Я же так, для торгу! – Черт пятился от старухи в ужасе. Когда длина хвоста не позволила ему пятится дальше – он принялся дергать за свой хвост. – Все по уговору будет! Глаз правый да пятак за силу сырую из камня!

Акилура подошла к Песту, не обращая внимания на черта, и протянула ему большую иглу.

– В палец ткни да три капли крови своей на пол капни! – велела она ему. Повернувшись к черту, она сквозь зубы процедила: – С тебя уговор! Как положено!

Черт закивал головой как припадочный, а Пест подошел к нему и капнул на пол три капли, после чего пришлось, облизав палец, укутать его в рубаху. Черт подошел к каплям и понюхал их, требовательно взглянув на Акилуру.

Та подняла руку по направлению к своей клюке, и она моментально перенеслась ей в руку. Хвост в этот момент отлип от пола.

– Черт слово дает да обратно не возьмет! Черт слово взял да во век не отдал! – Начал пищать черт. Он уселся задницей на кровь и принялся елозить, размазывая кровь по полу. – Глаз свой правый да пятак отдаю, за то силу с камня сырую беру! Черт слово дает да обратно не берет! Черт слово взял да во век не отдал!

После своей скороговорки и пляски на крови голой задницей черт встал и обратился к Акилуре:

– Даешь слово, Акилура?

– Даю! А ты берешь слово?

– Беру! – Черт раскрытой пятерней ударил по пятну крови, от чего то пошло черным дымком и моментально впиталось в пол. В доме повис запах серы.

– Давай глаз и пятак! – приказала Акилура.

– Силу давай сначала!

– А тож не знаю я роду вашего чертовского? Глаз и пятак вперед!

– Тебе надо? Ты и бери! – Черт сложил руки в замок на груди и задрал пятак к потолку.

– Ох, ты ж чертово отродье! – Старуха с перекошенным от злости лицом стукнула палкой об пол. – Ты меня за дуру держишь?

Зазевавшийся черт опять забыл про кончик хвоста, и тот прилип к полу.

– Я тебя сейчас этой клюкой так отхожу! Ты у меня всю родню мою по восьмое колено вспомнишь! Аль ты думал, что забыла я? Забыла, что глаза твои да уши с пятаком, не тобой самим взятые, даже в суп не годны?

– А вдруг? – немного наивно ответил черт, хлопая красными буркалами. – Всяко бывало!

Он вытер правую руку о шерсть на груди и залез себе в глазницу, из которой спустя несколько секунд достал глазное яблоко. Взглянув на него левым глазом, он вздохнул и положил его на пол. Далее он обхватил торчащий пятак обеими руками и принялся тереть его. Тер долго. Около трех минут, но в какой-то момент из его рук упал пятак. Во время всех манипуляций черта из него не капнуло ни капли крови.

– Слово дала? Дала! Так, что давай камень сюда! – запищал черт, как только пятак коснулся пола. Сам он выглядел довольно забавно. Без пятака он больше походил на одноглазого тушканчика.

– Ты, Пестушко, камень в руки ему не давай. В пальцах держи да к рылу его поднеси. – Акилура показала, как держать камень на вытянутых пальцах. Пест сделал как ему велели, поднеся камень к рылу черта. Тот вытянул губы трубочкой, стараясь максимально приблизиться к камню. Как только он начал втягивать через рот воздух, свет в камне начал тускнеть. Втягивал он воздух, пока камень не обратился в обычную с виду стекляшку. Живот черта раздулся и сам начал походить на разожравшуюся крысу.

Заметив, что Пест глядит на его живот, черт резко дернулся и постарался проглотить камешек, который был с горошину. При этом он укусил Песта за палец, но прокусить его не успел. Пест вовремя отдернул руку, но камень остался во рту черта.

Акилура на это отреагировала мгновенно. Она с размаху зарядила черту по голове своей палкой. Черт, отлетев от удара, с грохотом брякнулся о стену. Из его рта пулей вылетел камешек и покатился по полу. Пест кинулся к камню и ухватил его в кулак, а Акилура принялась избивать черта своей палкой.

Избиение черта, во время которого он успел проклянуть Акилуру до седьмого колена и каждое колено еще по разу, продолжалось несколько минут.

Сипло дышащая Акилура, после того как черт исчез, села на лавку. Минуты две она ничего не говорила, стараясь отдышаться.

– Ох, и зарекалась я с чертями дело не иметь, но вот ты ж поди узнай, когда другого ходу не будет! – жаловалась она Песту, который так и сидел на полу с огромными глазами. – Глаз с пятаком чертовым подними и ко мне садись. – Старуха хлопнула рядом с собой по скамье.

Когда Пест поднял глаз и пятак, он сел рядом с Акилурой. Та взяла горшок и кинула в него и пятак, и глаз. Что-то прошептав над ним, она на него дунула со всей силы. От этого с горшка, словно со старой книги пыль, слетело черное облако. Она кивнула сама себе.

– На печи кусок ткани холщовой лежит. Возьми его и вдоль в три слоя сложи.

Пест послушно выполнил указание.

– Теперь на глаза себе повяжи, да так, чтобы света не видно было. Во-о-от! Теперь моя ворожба будет.

Акилура принялась окунать палец в горшок и на том месте, где у Песта были глаза, рисовать круги, прочёркнутые двумя линиями. Затем она нарисовала ему знак на носу и щеках, после чего задрала рубаху и начертила большой знак на груди. Под конец она засунула смоченный отваром палец в каждую ноздрю Песта. Покопавшись в ярко-желтом отваре, она достала глаз и сунула его в рот Песту.

– Глотай! – Пест догадался, что у него во рту, и чуть было не срыгнул, но Акилура вовремя ткнула ему пальцем в кадык, что заставило того проглотить. – Носом дыши и не вздумай обратно глаз отрыгнуть! Высеку!

Когда Пест продышался, она сунула ему под нос чертов пятак.

– Понюхай вот это! Чем пахнет? Яйцом тухлым?.. – Акилура понюхала пятак, и ее брови поползли вверх. – Не углядела старая! Еще животом маяться не хватало!..

Она пару раз дунула на пятак и еще раз сунула его под нос Песту.

– Чем пахнет? Не пахнет? То-то же! Теперь жуй! Да не рыгай ты! Сладкий он!.. Ага! Не глотай его! Разжевал? Теперь выплюнь да понюхай!

– Снова яйцом тухлым пахнет! – сморщившись обронил Пест.

– Так и должно быть! Запомни запах этот. Так чертовская магия пахнет! Теперь проглоти это, да я тебе отвару сладкого запить дам. Только залом пей!

Пест с трудом проглотил разжёванный пятак и тут же получил в руки горшок с отваром. Выпив его залпом, он еще больше скуксился и подавил в себе рвотный рефлекс.

– Горько, баба Акилура!

– Знамо, что горько! Сказала б, что горький отвар, так ты б точно срыгнул или медлить стал. Все, Пестушко! Кончили мы с тобой ворожбу на сегодня.

– А повязку снять можно?

– Не можно! Пока видеть не научишься не глазами, а душою своей. – Старуха вытерла пот со лба и начала рассказывать Песту то, что они сегодня сделали. – Мы сегодня большое дело сделали! С чертом дело сделали, хоть и норовил он юлить да козни строить, да в душу твою глаз с носом поселили.

– Баба Акилура, а у души глаза есть?

– В твоей теперь есть. Приживется, так и увидишь, и запах почуешь. Сие зело нужная магу наука. Каждая магия свой запах имеет, свой свет и цвет. Каждая магия звучит – и звук-то разный. Немногие маги умеют глазами видеть магию, еще меньше носом чуять, но слыхивала я, что на юге маги слушать ворожбу умеют. У них и магия говорят красивая. Что не пламя – то цветок, а что не камень – то статуя искусная. Ты уж носом клюешь! Спать ложись да повязку не сымай. Топчан с печи возьми.

– А ты про южных магов расскажешь? – спросил Пест, когда притащил на лавку соломенный топчан.

– Расскажу, отчего не рассказать? Живут они в городищах каменных…

– А Пикард рассказывал, что на юге лесов немае, а вместо них песок речной до горизонту. И ни рек, ни ручьев с родниками нет.

– Правду говорил! Приезжали к нам тамошние маги. Выкупить у государя водных магов хотели, да воспротивился государь-батюшко. В городище Ультака судачат, что, мол, разозлился государь на просьбу магов южных. «Не бывать тому, чтобы магов царства Гвинеи как кобыл породистых покупали!» Так говорят и сказал, а магов тамошних в шею с дворца гнал. Маги в столице еще неделю на постое жили да сманивать магов пытались из тех, кто водою владеет. Да не дал добро ни один! А сами маги южные почти все огнепоклонники. Есть и те, что ветру с землей наказ дают, но огнем они зело хорошо владеют. А перед тем как уйти восвояси ни с чем, попросили государю слово молвить. На коленях поклон били ему не по-нашенски да прощения просили. А на главной площади града нашего столичного, перед самым дворцом теперь человек из камня на коленях сидит. Камень тот не составной, а цельный. Намагиченный! Человек тот за грудь обеими руками держится, а лбом камня касается, которым площадь выложена. Перед головой той каждый день, ровно в полдень, цветок из огня распускается и шесть десятков ударов сердца держится. Вот такой подарок тамошние маги оставили. Говорят, что сей мужик из камня – это главный посол магов южных, а еще говорят, что маги водные со всей Гвинеи понаехали по цареву указу в столицу да давай перед послами магией своей кобениться, но правда то аль враки людские, не знает никто. Сам как вразумеешь? – спросила Акилура Песта. Тот ничего не ответил, а мирно посапывал. Улыбнувшись, старуха погладила его по голове и, вздохнув, поплелась к печи, где через несколько минут так же мирно засопела.

– Стихия воздуха довольно нестабильна как в форме своей, так и в плетениях. Часто уже созданные плетения, пока еще не наполненные силой, начинают резко де… дефор… де-фор-ми-ро-вать-ся… Баб Акилура! – Старуха сидела у окна на полене, сложив руки на свою клюку. Глаза были открыты, но она не шевелилась. Поэтому Песту иногда было не понятно, спит она с открытыми глазами или внимательно его слушает. Сложность была еще в том, что глаза сплошь затянула белая пелена и ни зрачков, ни радужки видно не было.

– Деформируется… это когда дом косит, – пожевав губами, ответила она. – Вот стоял у Пикарда дом. Помнишь, как его по весне покосило?

– Помню! Как траву под ветром нагнуло!

– То-то же! Вот это и называют деформироваться.

– А как плетение выглядит? И на что похоже, когда деформируется оно?

– Тут уж я не знаю, Пестушко. Не видала я тех плетений и как маг настоящий ворожбу в открытую ворожит. Маг, как в силу входит, эти плетения в один миг создает, и увидать его мне единый не позволял. – Акилура вздохнула, а Пест вдруг воскликнул:

– Белка! Баба Акилура! Белка за окном! У самого пузыря бычьего!

Старуха тут же встрепенулась и строго рявкнула на Песта:

– Не кличь! Тихонько к двери подойди да отвори ее. Ежели белка послание от кого несет, то в дом она войдет да послание оставит!

Пест подкрался, как умел, к двери и приоткрыл ее. После этого он отошел и сел на лавку у стола. Спустя пару минут полной тишины в дом заскочила белка с желудем в зубах. Она подбежала к старухе и положила в ее ладонь желудь, после чего соскочила на пол и умчалась через дверь на улицу.

– Подойди-ко мне. Ну-ка! Понюхай! Чем пахнет?

– Лесом хвойным пахнет и…запах знакомый, но вспомнить не могу. – Пест долго внюхивался в запах желудя. Он повторял действия старухи, которые неоднократно видел. Медленно втягивал запах через нос, а когда лёгкие наполнялись, он отстранялся и резко выдыхал через нос, словно соплю высмаркивал.

– Ну, и что вразумеешь?

– Я так вразумею! Это от лешего нашего послание, но что в нем, не вразумею. То, что он к себе зовет, ясно, но что случилось…

Акилура поманила к себе пальцем Песта и, когда тот нагнулся, звонко щелкнула пальцем ему по лбу. Пест тут же отстранился и принялся тереть лоб.

– Леший – это дух лесной, который силу набрал да люд по лесу гоняет. То морок повесит, то зверя голодного на люд наведет! Неразумный и злой дух! – Акилура положила на пол желудь и ударила по нему своей клюкой. Внутри оказался обычный орех. Она не переставала наставлять Песта. – А у нас хозяин леса! Этот дух за порядком в лесу следит и на голову сильнее лешего. Сам он леших гоняет и не любит их зело! Хозяин леса – дух не злой, но сварливый. И ежели ты его лешием обзовешь, то зло на тебя затаить может. Тогда удачи в лесу не ищи! Все поляны ягодны обходить по кругу будешь, зверя в лесу встретить можешь, а то и совсем заплутать! Понял?

– Понял, баба Акилура!

– То-то же! Глянь на пол! Орех внутри желудя гнилой?

– Нет. Как обычный!

– То, что от хозяина леса послание, это ты верно сказал, а желудь он передал, а не кедрову шишку, потому что на юг идти надо! В окрестностях у нас нет дубов. На юге все они. Ежели б то для селения было опасно, то желудь внутри гнилой был бы, а так получается, что случилось чего, но для села опасности нет.

Старуха поднялась и, держась за клюку, начала брести к выходу, шоркая ногами по полу.

– Вязку на глаза возьми! Пойдем, глянем, чего хозяин леса в лесу своем увидал…

Спустя десять минут они неторопливо вышли за околицу, а через полчаса дошли до начала южного леса. Акилура всю дорогу расспрашивала, что видит и слышит Пест. На его глазах красовалась все та же повязка, а перечеркнутые круги на ней были на месте глаз.

– Ну, а когда с отцом на торжище ездил, на медвежий клык лазил?

– А тож! Лазил и до самого верху добрался!

– Хозяина ветра тамошнего чуял?

– Чуял, баба Акилура! Морозцем он пахнет! Так на улице пахнет, когда снег под ногами хрустит и холодно так, что зуб на зуб не попадает, а нос с ушами того и гляди отвалятся!

– Верно толкуешь! Но с тем духом сторожись всегда! Он на подъем легок да за любое дело берется. А вот кончить свое дело редко когда может. И не в духе самом дело и в нем тут же. Такова природа его и по-другому он не может. Может начать гонять тучи градовы прочь и тут же забыться так, что с северу снежные принесет! За ним глаз да глаз нужон! Никогда не забывай про то, если наказ ему дал!

Зайдя в глубь леса, старуха с молодым парнем остановились. Странная процессия из слепой скрюченной старушки с клюкой и парня с завязанными глазами начала осматриваться. Первой не выдержала старуха и хлопнула в ладоши, издав громкий звук, от которого птицы с верхних веток взмыли вверх.

– Ну и чего ты опять шумишь? – послышался шепот от куста в двух шагах от Песта. – Тут я! Сама ведь знаешь!

– Чего звал? Аль нашел в лесу, что на торг поставить? – спросила Акилура, обращаясь к кусту, от которого послышался шепот. Мальчишка повернул голову с завязанными глазами к кусту и увидел лицо, которое складывалось из листьев. «Взгляд души» получался еще плохо, и видел он всего на несколько метров вокруг. Сами листья, да и цвета он еще не видел. Только чёрно-белые контуры предметов.

– Не было б, не позвал! Что в обмен даешь?

– Хлеба краюху, силой испачканной!

– Сырой?

– Оной самой! Торг?

– Торг!

– Пест! Ты в краюху силу дара своего помести. Делай, как я с камнем тебя учила, а мы поговорим покамест.

Старуха отошла на несколько метров и начала общаться с травой под ногами, которая шевелилась, словно что-то отвечая. Пест в это время достал краюху хлеба и принялся повторять упражнение, которое изучил еще с тех времен, когда учился владеть камнем, что подарил маг, остановившийся у них в селе на постой.

– Готово, баб Акилура! В краюху хлеба больше дара не вмещается! – воскликнул Пест пару минут спустя. Старуха, услышав крик Песта, начала возвращаться к нему, бросив на ходу:

– Услышала я тебя. Ты хлеб к кусту протяни, а его он уже сам возьмет.

Пест протянул руку с хлебом к ближайшему кусту. От куста потянулись ветки, и, подхватив хлеб самостоятельно, он начал совать его целиком в рот, который тут же сформировался из листьев. Лицо на кусте лучилось удовольствием, а сам хлеб в виде крошек падал на землю.

– Негоже, баб Акилур, хлеб на землю бросать!

– В лесу можно, но только хлеб аль другие угощенья для хозяина леса. Сам он пищу мирскую не ест, а вот зверь мелкий какой аль птица едят. Зверь сыт и другого зверя не ест. От того и хозяину леса радостно. Зверья много? Значит, и сила его больше. А коль слишком зверья разведется, то голодно им станет скопом. Тогда они все подряд есть начнут и сила хозяина леса меньше станет. Ни ягод в лесу не останется, ни грибов.

– Услыхал я тебя, баба Акилура, – задумчиво произнес Пест.

– А дело у нас будет непростое. – Старуха подошла к мальчишке и провела по лицу шершавой ладонью. – За дело это я прощенья у тебя прошу, Пестушко, но без этого нельзя с духами общаться и жить по правде… Двенадцать зим всего отмерял, и рано тебе такое знать, но чую я, что нельзя тянуть… Пора… Ходь за мной след в след и не вздумай повернуть.

Акилура повернулась и пошла прочь от Песта. Тот тревожно покрутил головою и пошел за ведуньей след в след.

– Веди, лесной хозяин, веди… – бормотала себе под нос старуха, а Пест старался не замечать, что мимо него несутся контуры деревьев и кустов. Он изо всех сил концентрировался на ногах ведуньи и наступал туда, где была ее нога. В конце концов, спустя несколько минут Акилура остановилась.

Они стояли на краю поляны. У Песта не получалось взглянуть в глубь поляны. Впереди было словно облако черное, которое скрывало центр поляны. Пест по привычке, привитой Акилурой, начал медленно втягивать носом воздух. Не прошло и пары секунд, как он замер, словно громом пораженный. Он даже дыхание затаил.

– Что чуешь, Пест? – спросила старуха его, но не получила ответа. Пест стоял замерев, а повязка на глазах начала мокнуть. Акилура подошла к Песту и погладила его щеку, по которой уже текли слезы. Почувствовав влагу на руке, она поднесла руку к лицу и попробовала языком. Замерев от осознания того, что это были слезы, она несколько ударов сердца не отводила руку от лица.

– Черный бок… – еле слышно произнес Пест. Сглотнув, он продолжил шепотом говорить: – Я запах узнал. Так наш пес пах, когда мы его нашли. Он чумку подцепил и в околице помирать не стал, а ушел прочь от села… Это смерть так пахнет?..

– Ты прости старую, но ты это знать должон. Так пахнет смерть, когда в муках умерло живое. – Акилура молча постояла, но затем сиплым голосом произнесла. – Нам с тобой в черное облако войти надо, Пестушко…

– Не хочу, баба Акилура!.. Единым молю, давай не пойдем туда? – Пест шмыгнул носом и утер его кулаком.

– Надо, Пестушко… Надобно дело доделать… Ты за мной след в след иди. Чтобы ни видал ты там – не вздумай слово молвить, только ко мне обращайся. Чтобы не увидел ты – не беги! Коль худо станет совсем – меня за руку возьми! Вразумел?

– Вразумел! – Пест еще раз шмыгнул носом и кивнул головой.

Они пошли потихоньку. Слепая скрюченная старуха с клюкой и мальчишка с повязкой на глазах. По мере продвижения в глубь черного облака Пест начал морщиться. Запах становился нестерпимым и сам лез в нос. Они прошли почти всю поляну насквозь, когда Пест начал различать неровные силуэты. По мере приближения они становились все четче, а когда подошли на расстояние в несколько шагов, до Песта начала доходить картина, что тут произошла.

Прямо перед ногами Песта лежал размытый контур девушки с толстой, длинной косой. Девушка лежала на земле в неестественной позе на боку. Лицо было открыто, и Песту были видны приятные черты лица, но так как все вокруг было чёрно-белым, он не видел глаз. Лишь темные провалы на их месте. Рядом с этой девушкой сидела на земле точно такая же девушка. Он еще раз взглянул на лежащую девушку и на ту, что сидела. Мальчишка готов был поклясться, что это была одна и та же девушка. На девушке не было заметно одежды. Ни на одной. Девушка, которая сидела, поджав ноги к груди, раскачивалась взад и вперед. Взгляд ее не отрывался от той, что лежала. По крайней мере Песту так казалось.

– Обойди ее, – еле слышно произнесла Акилура.

Пест послушно начал ее обходить. Зайдя со спины лежащей девушки, он впервые увидел что-то цветное. Это была кровь.

Все ягодицы девушки были в крови, а на спине, у правой лопатки, была большая глубокая рана, из которой под девушкой натекла небольшая лужа крови. В ране виднелись красные мышцы и белая кость позвоночника.

Песта стало потряхивать. Руки мелко дрожали, а сознание отказывалось принимать то, что предстало перед его взором-душой.

– Худо мне, баба Акилура! – прохрипел Пест. Ведунья не сказала ни слова. Она подошла и взяла руки Песта, положив их себе на правое плечо.

– Делай упражнение, которое с камнями делал! Только теперь думай, что по капле в меня силу вливаешь! Делай! Легче будет! – Старуха сделала пару шагов к сидящей девушке и, приблизившись, погладила ее по голове. – Деточка! Как тебя звать?

– Я не помню… – ответила девушка всхлипывающим голосом.

– Мы вот в царстве Гинея живем. Самая большая река в округе Уль, а наше село зовут Село Ведичей. Отрок вот из рода Подова. А как твое село кличут?

– Куприяны мы…

– А род твой как зовут? – Акилура продолжала гладить сидящую девушку по голове, выспрашивая ее.

– Калимов род мой… – всхлипывая произнесла девушка.

– А кто с ней это сделал, знаешь? – Старые морщинистые руки с набухшими пальцами указывали на лежащую девушку. Пальцы мелко дрожали. Девушка не ответила, а принялась завывать и с еще большей силой раскачиваться.

Акилура отстранилась от девушки и обратилась к Песту:

– Повязку сними, Пестушка.

Пест послушно снял повязку и увидел, что они находятся на краю поляны в высокой траве. Под ногами изломанной куклой на боку лежала девушка. На спине была огромная, запекшаяся рана, но спина в крови перемазана не была, а вот ягодицы напротив были перемазаны в крови.

– Что сказать можешь?

– Дурно мне… – прошептал Пест и тут же срыгнул желчь на землю.

– Знаю! Ты глазами смотри и, что видишь, мне говори!

– Девица мертвая лежит… Одна… – Пест умолк, не зная, что еще сказать.

– То и без молодого глаза ясно. Вторая – это душа ее. Трава рядом примятая?

– Не примята.

– Значит, тут ее не валяли. Что еще видишь? – Акилура пыталась унять дрожь, взявшись за клюку обеими руками.

– Ягодицы ее в крови и на спине рана большая, рубленая. Топором такую не сделать.

– На ягодицах кровь со спины набежала, или нет? Как вразумеешь?

– Не со спины то кровь и светлее она той, что на спине.

– Насильничали значится… и не тут. Трава не примята, а рана та не от топора – это ты верно вразумеешь. От меча она. Кто с мечом ходит?

– Только благородного роду люд… – сглатывая слюну, ответил Пест. Его живот снова сводило судорогой. – Дурно мне, баба Акилура!

– То, что дурно, я вижу, – сказала Акилура, хмурясь. – Хозяин лесной! Девку к себе прибери. Все едино тебе хлеб, да мертвому покой…

В этот же миг трава зашевелилась и разошлась под ней. Девушка осталась лежать не на примятой траве, а на сырой земле. Тело девушки начали обвивать корешки, и уже через минуту она совсем скрылась, оставив после себя небольшой холмик.

Акилура с Пестом направились в обратную сторону. По дороге Акилура начала наставлять Песта.

– Ежели человек в муках помер, да пуще того – не своей смертью, тогда его на капище сельском хоронить опасно. Каждый раз, когда будешь предков звать, дух мученика являться будет. Он и грусть с тоской навести может и в тебя со злости вселиться. Потому сошлись на том мы со старостами, что ежели за околицей помер человек – мы его на капище предков не хороним. Но в лесу аль у дороги кого найдем – всех в землицу закапываем. Всяко бывало, да и по сей день у Дорожичей дух на капище живет. До того злой был, до того месть любил, что жизни ему после смерти спокойной нет. Все норовит роду кузнечьему козни строить.

– Баба Акилура, а со второй девкой, что стало? – Пест утер нос, шмыгнув.

– В царство мертвых отправилась…

– Почему мы на могиле девки той знак единого не поставили? – В голосе Песта царили нотки безразличия.

– Не ставят таких знаков за околицей. Если придет колдун да ворожбу свою темную на могиле сотворит, то через луну оттуда ходячий мертвец поднимется. А так нет могилы. Один холм. Поди разбери, кто тут лежит.

Пест почти всю дорогу молчал, а старуха все старалась отвлечь на себя внимание и переключить Песта с грустных мыслей. Когда они подошли к лесу, Акилура обернулась и обратилась к Песту.

– Уж прости меня, Пестушко, что детство твое забрала, но так надо было. Нет у тебя права не на беготню дворовскую, ни на жизнь праздную. Такова доля твоя. За тобой люд стоит, и от тебя зависеть будет, переживем зиму аль единому души отдадим.

– Что ж сразу помирать-то? – спросил Акилуру Пест. Лицо не выражало никаких эмоций, а взгляд упирался в землю у ног.

– С голоду помирать, Пестушко, когда град все поля побьет, или солнышко наше разойдется и урожай пожжет, или хворь на побеги какая найдет да так, что собирать тамо нечего будет. От люда лихого тоже народ мрет. Не со зла тот люд лихим становится. Чаще с голоду да холоду резать других решаются. А зимою зверь голодный шастает. И не все то просто зверь! Есть и волки, что на двух лапах ходят, есть и медведи. А бывает, что зверь ворожбой пачканный. Лютый то противник. Ты помнить сам должон, когда к нам последний раз такой забредал в зиму. Тогда десяток мужиков костьми легло, чтобы село сохранить. Как тут не помереть-то, Пестушко? Без тебя аль меня село долго не протянет. Понял?.. Ну, а коли так, след в след за мной ходь. До дому идти надобно. Старосте смердящу весть передать…

В доме Песта всегда было шумно, но сейчас слышалось только бряканье посуды у печи. Сам Пест сидел у стола и своим ножом вырезал тонкие полоски кожи из крупного куска. Из-за печи послышалась возня, а спустя пару секунд оттуда вылезла маленькая девчушка. Девочка на вид была лет пяти и одета в рубаху. Она была ей велика. Рукава закатаны, а сама рубаха доходила до щиколоток. Русые волосы спадали на плечи, слегка завиваясь, а зеленые глаза и приятные черты лица уже не намекали, а просто вопили, что вырастет из нее красавица.

– Мама! Вот! – Девочка протянула четыре крупные луковицы женщине, которая что-то делала у печи.

– Тут положи, а сама возьми картошку с подполья да почисть, – бросила женщина, не отрываясь от своих дел.

Девочка кивнула и побежала в угол комнаты, где сдвинула крышку, уводящую в подпол, и скрылась там. Спустя минуту она показалась оттуда, неся с собой пару картофелин. Она подошла к столу, за которым сидел Пест, и выложила картофелины. После этого побежала к люку, шлепая босыми ногами, и с натугой сдвинула его.

– Пест, а ты что делаешь? – спросила девочка, когда уселась за стол и начала чистить картофелины.

– Отцова наказ делаю. Ножны для ножа, который сам выковал, – не отвлекаясь от своей работы, ответил Пест.

– А-а-а. Ясно… – Девочка немного поелозила на скамейке и мельком глянула на хмурого брата. Она открыла было рот, но не произнесла ни звука, увидев его сосредоточенное лицо. Вздохнув и вроде бы ни к кому не обращаясь, она произнесла: – А Килим говорил, когда мы по щавель на луг ходили, что Акилура прокляла тебя!

Пест не отвлекся от своей работы, а лишь мельком взглянул на деловое лицо сестры. Он отрезал еще одну ровную кожаную полоску и, отложив нож, спросил сестру.

– С чего бы это?

– А ты уж седьмой десяток дней не улыбаешься и смурной ходишь. И на улицу тебя не выгнать, даже в палки не играешь! Вот и думают, что прокляли тебя. – Девочка продолжала чистить картошку, причем нарочито медленно.

– Не проклинала она меня. Так всем и скажешь.

– А чего ты смурной такой тогда ходишь? – Девочка оторвалась от своего занятия и постаралась заглянуть в глаза Песта, но тот отвел взгляд и принялся собирать кожаные полоски.

– Мала ты, чтобы знать такое. Не к чему оно тебе.

– Лита! Лита, ты картошку почистила? – послышался голос от печи.

– Почистила! – Девочка подхватила почищенные картофелины и побежала с ними к печи. Когда она отдала их, прибежала и собрала очистки, отнеся их в корзину. После этого она начала приставать к матери.

– Мама, а можно я с Пестом посижу!

– Можно, но от наказа отцовского не отвлекай! – через плечо бросила женщина, нарезая картофелины.

– Пест! Пестушка! – шепотом обращалась Лита к брату, усевшись рядом с ним. – Покажи огонь, а?

Пест взял в руки дощечки, засуженные с одной стороны, и, составив их вместе, принялся сплетать на них кожаные ремешки в довольно сложном узоре.

– Не можно в доме огонь ворожить! – Пест взглянул на Литу, у которой лицо моментом приобрело расстроенное выражение. – В доме огонь только в печи жить должон! Не то до пожара недалече!

– Пестушко, так я ж кострище не прошу! Я во-о-от такусенький огонек прошу! – Девочка показала пальцами совсем маленькое расстояние, в сантиметр.

Пест посмотрел на ее обиженную физиономию и вздохнул.

– Чашку с водой принеси! Будет тебе ворожба!

Девочка пулей выскочила из-за стола и понеслась к печи.

– Куда миску потащила?! – Женщина ухватила Литу за шиворот.

– Пест ворожбу показать обещал! Миску с водой попросил! – Девочка указала на Песта. Мать взглянула на него, и тот кивнул.

– Коли надо, то бери, – сухо ответила женщина.

Девчонка подбежала к столу и поставила перед Пестом миску с водой.

– Огонь ворожить не буду! Не можно в доме такое делать! – Пест отложил свое вязание кожаными ремешками в сторону и подвинул к себе миску. Он закатал рукава и поставил их так, чтобы ладони были над миской.

Женщина в это время закрыла большой горшок крышкой и ухватом поставила его в печь, закрыв ее заслонкой. Она распрямилась, утерев рукой лоб, и, закинув прядь волос назад, повернулась к столу. Сомкнув руки на груди, облокотилась на стену, наблюдая за Пестом.

В это время на поверхности глиняной миски с водой начал появляться бугорок. Он несколько секунд рос, а после этого из миски поднялся небольшой шарик воды. Он висел в воздухе над поверхностью воды между руками Песта. Лита при этом слегка ахнула. Она во все глаза глядела на шарик над поверхностью воды. При этом не шевелилась, словно боясь спугнуть. Даже дыхание затаила.

– Теперь внимательно смотри! – сказал Пест, мельком глянув на Литу. Он начал понемногу разводить руки в стороны, и шарик стал реагировать, раздуваться и превращаться в пузырь. Когда шарик набрал размеры с кулачок Литы, Пест начал багроветь. На лбу выступили капельки пота. Затем Пест набрал полную грудь воздуха и, вытянув губы в трубочку, принялся дуть на шарик. Шарик мгновенно заледенел, но Пест не прекращал дуть, пока был воздух в груди. На столе, в том направлении, куда он дул, образовался иней. Когда Пест выдохнул до конца, он опустил руки, а шарик плюхнулся в воду.

– Все выцедил! – глубоко дыша, произнес Пест.

– Какой красивый! – Девочка уже подползла к брату и уставилась на ледяной шарик, плавающий в тарелке. – Можно в руки взять?

Пест кивнул и заметил мать, которая внимательно и заинтересованно смотрела на Литу, крутящую в руках ледяной шарик. Шар был ярко-голубой и имел на поверхности ледяной рисунок. Он был похож на тот, что бывал на окне старосты. Стекло на окнах было только в его доме.

– Мама! Смотри, какой Пест шарик наворожил! – Лита подбежала с шариком к матери, положив тот ей в раскрытую ладонь. – Правда красиво?

– Очень красиво! – со вздохом произнесла мать, улыбаясь и смотря через него на свет окна. – Ежели подарок это тебе, то тебе и за братом следить! Теперь дёргай его аль на улицу веди, чтобы не уснул. А то смотри! Он уже носом клюет! На вот. Хлеба краюху ему скорми. Как до околицы дойдете да обратно вернетесь, уж и обед подоспеет.

Лита схватила кусок хлеба, ледяной шарик и побежала к Песту.

– Пойдем, Пестушка! Тебе спать нельзя! Акилура так велела и мама наказала! На вот, поешь! – Маленькая девочка тянула Песта за рукав, заставляя встать.

– Пойдем… – Пест с трудом поднялся и потер лицо ладонями.

Взяв краюху хлеба и принявшись ее жевать, он вышел из дому. Вместе с сестрой он шел к околице селения, а та донимала его вопросами.

– А ты всем повелевать умеешь?

– Нет. Только огнем, землей и вот водицей научился.

– А ты можешь реке наказать? Так, чтоб она в обратную сторону потекла?

– Зачем?

– Ну…

– Рог бараний гну! Ворожба не для того людом ворожится, чтобы силу свою показать да умением мериться. Она люду служить должна! Реку вспять повернуть! Как тебе в голову такое упало? – начал ворчать на сестру Пест. Та сразу сникла и еще раз взглянула на ледяной шарик в руке, а брат продолжал ворчать на нее: – Ежели я реку вспять поверну, тогда она в горы потечет. Уль, он в Воржа впадает, а значит, вода из него браться будет. Обмелеет Ворж – что делать тамошние рыбаки будут?

Лита шла некоторое время молча, зажав руками голубой шарик.

– Пестушка, а почему шарик не тает? Холодный он, изо льда. Тепло же на дворе!

– Потому, что ворожбой он созданный. Как ворожба кончится – так и растает он. И не важно ему, тепло ли будет аль холодно.

– А когда она кончится? – Лита с грустью взглянула на голубой шарик.

– Последний три дня протянул. Ты мне завтра перед сном напомни. Я еще раз на него дуну. Тогда дольше должон продержаться, но смотри! Сама еду у матери просить будешь!

Так за разговорами они уже подошли к околице. Оставалось пройти землянку Акилуры. Проходя ее, Пест услышал скрип двери землянки. Обернувшись, он увидел Акилуру с клюкой и вязаным платком на плечах.

– Ага! Пришел уже значится! А кто с тобою? – прокаркала старуха. Принюхавшись, она начала говорить. – Дело есть. Скажи отцу, что к Дорожичам мы с Пестом направились.

– Сестра это моя, Лита, – громко ответил Пест. Потом до него дошло, что и без него Акилура уже во всем разобралась. Наклонившись, он прошептал сестре: – Ремешки кожаные и ножны начатые под мою лавку спрячь! Матери скажи, что обедать не буду. Все! Бегом беги!

Лита кивнула и умчалась, сверкая голыми пятками, к дому.

– Что за дело у Дорожичей? – спросил Пест, подходя к Акилуре.

– Вести галка на хвосте принесла. – Акилура протянула Песту перо птицы. Тот оглянулся и, увидав галку, сидящую на крыше землянки, кивнул собственным мыслям. – Ну-ка! Как прочтешь?

Пест взял в руки черное перо и начал его осматривать. По форме пера он понял, что перо не из хвоста. Он нахмурился и начал обнюхивать перо.

– Не вестово это перо, баба Акилура! Да и не галичье оно. С ворона, поди? Маховое?

– Эко зоркий какой! – Акилура улыбнулась беззубым ртом и начала копаться за пазухой. Оттуда она достала с виду такое же перо, протянув его Песту.

Пест еще раз осмотрел перо, а затем взглянул на галку, что сидела на крыше землянки. Стараясь поймать ее взгляд, он сжал зубы и издал негромкий звук: «С-с-с-ык!» Галка после такого вспорхнула и улетела прочь. Пест проводил ее внимательным взглядом и только после этого начал обнюхивать перо. Он достаточно хорошо разглядел хвост галки и отсутствие одного пера.

– Вона как! – выдал удивленно Пест, после того как, закрыв глаза, еще раз обнюхал перо. – Перо вестово. От Дорожичей. Помощи они просят. Не справляется повитуха их. Роженица разродиться не может.

– Двенадцать зим… Неужто уму-разуму набрался? – ехидно спросила Акилура.

– Уму аль разуму, то дело покажет, – с серьезным лицом ответил Пест. – Сборы будут, аль так пойдем?

– Раньше бы с собой корзину со снадобьем взяла, а коли ты есть с силой сырой – можно и так обойтись, – задумчиво протянула старуха. Пест взглянул на нее и ничего не ответил. Он молча пошел в ее землянку. Отворив ее, он увидел на пороге корзину с горшками. Быстро проверив все горшки и сверток с едой, он взял корзину и направился к ведунье. Та встретила его улыбкой.

Неспешным шагом дойдя до леса, старуха остановила его. Всю дорогу они молчали, а когда дошли, старухе удалось выдавить из Песта эмоции.

– С хозяином лесным сам договоришься, – обронила она. Пест удивился и немного замешкался. Замешательство было недолгим.

– Сам, так сам. – Пест снова нацепил маску безразличия и подошел к ближайшему кусту. – Лесничий-дружочек, возьми пирожочек…

С минуту Пест повторял как мантру слова, вбитые Акилурой. Пока он повторял стих, успел достать рыбный пирог из корзины и положить его рядом с кустом. Хозяин леса все не появлялся, и Пест начал хмуриться. Замолчав на полуслове, он достал из-за пазухи свою повязку. Он осмотрел ее и, найдя два перечеркнутых круга, повязал ее на глаза, покрутил головою и вздохнул. После этого потер ладони и хлопнул. Звук, как и при хлопке Акилуры, вышел оглушительный. Он разнесся по лесу, спугнув стаю птиц.

– Не по чину шуметь тебе в лесу моем! – послышался голос от куста.

– Силы тебе земли для ягод и грибов твоих да роду плодовитого для зверья твоего, – сказал Пест, поклонившись кусту. – Не серчай, хозяин, что шумлю. Не набрался я силы, чтобы твой взгляд да твое ухо чуять. Потому и шуметь начал.

– И тебе силы, наследник акилуровский! С чем пришел? – Лицо из листьев на кусте улыбалось, а зрачки в глазах, которые изображали красные ягодки, все норовили скоситься на пирог, который лежал перед ним.

– Тропа твоя нужна нам к селу Дорожичей и обратно.

– Не можно тебя на тропу пускать! Не было слова, чтоб Акилура тебя ведуном назвала!

– Ты же водил меня по тропе!

– Ты не путай! Тогда сама Акилура торг вела! А с тобою не можно!

– Ну, не можно, так не можно! Я-то думал магией водицы тебя умаслить, – безразлично сказал Пест и пожал плечами. Подойдя к кусту, он поднял рыбий пирог, откусив от него. Сам же в это время начал наполнять пирог силой воды. Медленно и неторопливо.

– Так с того начинать надо было! – проворчало лицо из листьев. Глаза-ягоды забегали, а нос зашевелился. – Ты погоди пирог-то жевать! Возьмусь я за то дело!

– Торг? – спросил Пест, глядя на хозяина леса.

– Торг! – принял условия тот.

Пест принялся усиленно наполнять рыбный пирог силой воды, а хозяин тем временем обратился к Акилуре:

– Ох, и лис, твой ученик! Знамо, чем подкупить! Ты науськала?

– Нет. То он своим умом дошел! – улыбаясь до ушей, ответила Акилура.

– Ну коль сам, то впору мне стеречься его.

Пест протянул пирог к кусту. Из него вытянулись ветки, подхватившие пирог и унесшие в глубь куста.

– А есть его не будешь, что ли? – спросил Пест, приподняв одну бровь.

– Хех! Молодой еще! Нет в округе мест силы магии водной. Тяжко в засуху мне лес пристойно держать. Я твой пирог приберегу.

– Дело твое. Веди, хозяин леса! – скомандовал Пест и почувствовал руку Акилуры на плече.

– Ты быстро не иди! Не поспеть мне за тобой, – услышал он над ухом голос Акилуры. – Я за тебя держаться буду.

Пест кивнул и мелкими шагами пошел вперед, стараясь подстроиться под Акилуру…

Старуха шаркала ногами по траве, опираясь на свою клюку. Рядом с ней шел Пест. Они вышли на поле, с которого была видна околица села Дорожичей. На заборе стоял мальчишка. Он поднес руку к лицу, прикрываясь от солнца. Сам же мальчишка смотрел в сторону ведуньи и ее ученика. Как только высокая трава закончилась и Пест с ведуньей вышли на простор, он спрыгнул с забора и убежал в дом. До Песта дошел крик мальчишки, но что тот кричал – он разобрать не смог.

– Село Дорожичей начало свое берет от конного переезду. Еще до того, как шаманы севера наших магов обучили за горизонт шаг делать.

– Это как так? – Нахмурился Пест.

– Шаманы с севера зело хорошо умеют сие. Как уж делают они, того не ведаю, но ворожить они умеют так, что, сделав шаг один, ты за горизонтом оказываешься. А когда еще вражда с ними была, гонцы по Гвинее лошадные разъезжали. На дорогах тогда были конные переезды. На них гонцы меняли лошадей, а коль устал зело гонец, то и отдыхал тамо. Вот и стали Дорожичи с такого переезда свое село вести. На таком переезде всегда должон быть кузнец, чтобы коня подковать да упряжь править. От того и в Дорожичах кузнечий род ведется, – Акилура говорила медленно и с перерывами. Иногда она останавливалась, чтобы отдышаться. – Потому и Дорожичи, что у дороги живут.

– Баб Акилура, а сейчас почему они не на тракте торговом живут?

– А как гонцов не стало, так и не платит государь им деньгу. Не за что платить им стало и со службы их погнали. А тогда уже конный переезд в два десятка домов был. Уж село целое. А как гонцов не стало, то и разъездов конных с воями по государеву указу извели. Вот тогда и повелся люд лихой по тракту шастать. Тяжко Дорожичам было, много мужиков полегло. Вот и ушли они в сторону от тракта. Купчины, кто с востока товар везет, про место Дорожичей знают и на постой заезжают. Коней накормить да воям своим передохнуть дать. Сам поди видал?

– Видал то я, пока в учениках был у Трипона! Два десятка телег и вои все в броне стеганой. Одного воя видовал. У него бронь из металла была и щит был, но оружие на копье похоже.

– Вот то и был караван купечий. Они с востока идут в царство наше да соль с медью везут. А обратно наше полотно везут. Говорят в Ультаке, что на торжище все полотно скупают. Даже холщовые куски, что только на мешки годны, и те скупают.

– Видать, туго у них с ткачами…

– Поговорили и будет, – оборвала Акилура Песта, видя, что к ним идет староста Дорожичей. – Пока дело делать не станем – помалкивай!..