Книга: Пест-серебрушка
Назад: То же утро. Личные апартаменты профессора и декана факультета артефакторики
На главную: Предисловие

Как путешествуют ведуны

Мастер Дакрит шел рядом с Пестом, продолжая донимать его вопросами. Пест поначалу охотно отвечал, а после того как вопросы начали повторяться, стал злиться.
– Так это получается одно и то же! – возмущался мастер, пытаясь понять разницу между амбарным духом и домовым. – Вся разница в том, где они подчиняются!
– Вот не поверишь, мастер, но ежели ты такое духу в глаза скажешь – больше не увидишь его.
– Что я не так сказал? У амбарника вражда с домовыми?
– Тьфу ты! – сплюнул Пест. – Не враждуют они. У каждого свое дело. Дело! Подчиняется вои государю аль должник долг отслуживает под чином. А духи не подчиняются. Они дело свое делают и за «подчиняется» обидеться могут зело.
– Так в чем разница между ними?
– Они дело разное делают. Понимаете? Дело! Домовой в доме порядок держит. Он за дом нутром болеет. Если силен домовой, он и хозяев оберегает. Беду отведет и болезнь уймет. Все, что в доме, его вотчина. Потому и кличут его Домовым, – Пест снова пустился в объяснения, стараясь как можно доходчивее пояснить разницу. Черт, везший его на спине, молча слушал Песта, иногда похрюкивая от особо «удачных» высказываний профессора. Его в корне неверное восприятие мира духов очень забавляло черта.
– А амбарник в амбаре и кладовых хозяин. И все, что в амбаре хранится, – его вотчина. Он и мышей гонять горазд, и за зерном смотрит, чтобы не приведи единый, хворь какая не взяла.
– Так вся разница в том, чем дух занимается?
– Ото ж! Вы, мастер, худых да тощих мужиков-грузчиков видали?
– Ну… я…
– Ясно, что не видали. И я не видал. Все здоровые мужики. Нет среди них тощих, что кости видать. Это от того, что дело их таково и еды хватает. Дело! Понимаете, мастер? Ежели человек всю жизнь над бумагой писчей сидел, а вы его в караван торговый сунете? Мешки таскать сможет? Не сможет! – отвечал Пест самому себе. – Но ежели он рогом упрется и будет дело мужиков-грузчиков делать да есть от пуза, то выйдет то дело. А на том писчем мясо расти начнет, как на мужиках, что мешки ворочают одной рукой.
– Значит, дело… – задумчиво произнес Дакрит. Он достал маленький блокнотик и принялся что-то в нем чиркать пальцем, словно пером. – Занятие духа определяет его сущность и способности. Это дано не от рождения… Кстати, а откуда они берутся?
– Кто?
– Духи! Они воплощаются из стихии? Или создаются особым ритуалом?
Пест открыл было рот, но не произнес и звука. Почесав макушку, он всё-таки выдал ответ через несколько секунд.
– Не ведает то никто. Ниоткуда берутся, никуда уходят. Знамо я токмо то, что своя стихия у них есть и хозяин в ней. Тень та стихия…
Профессор замолчал и задумчиво уставился под ноги. Он убрал блокнот и сложил руки на груди. Вожжи его кобылы висели на седле, а та смирно шла рядом с демоном. Когда в первый раз лошадь увидела черта, то чуть было не понесла, но вовремя спохватившийся профессор успел использовать артефакт, специально приготовленный для этого случая.
– Сворачиваем с дороги. В лес отойдем подальше. Смеркается – на ночь встанем.
– А почему бы просто не заночевать на обочине?
– Нечего как на базаре сидеть. Надо отойти так, чтобы огня от костра видно не было. Мало ли увидит кто?
– Разбойники? Ты боевой маг как-никак!
– И что? Мне теперь с флагом ходить? Береженого единый бережет.
Они свернули в лес и спустя полчаса нашли приличную поляну с родником недалеко. Пест сразу ушел в лес собирать хворост, но когда вернулся, сплюнул.
На поляне уже стоял небольшой шатер, стол и странный металлический ящик с большими отверстиями, из которого виднелся огонь. Профессор сидел за столиком в небольшом кресле.
– Ты зачем в лес ходил? – недоуменно уставился он на Песта с охапкой хвороста.
– Костер думал развести… – буркнул Пест, бросая хворост на землю. Он достал небольшой топорик и направился к ближайшей ели. Начав рубить лапник для постели, он почему-то стал оглядываться.
– Пест, что ты делаешь? – задумчиво спросил мастер, наблюдая за действиями Песта.
– Ночлег готовлю, – хмуро ответил Пест. Он оторвался от рубки и подошел к кусту, начав тот гладить и осматривать.
– И зачем тебе ветки этой ели?
– Вместо кровати… – Пест замер, а потом зачем-то понюхал куст, тихо добавив. – Рядом люди…
– Ну, шатер у меня на двоих рассчитан. – Профессор не услышал его и попытался объяснить принцип работы походного шатра, восприняв задумчивость Песта по-своему. – Этот шатер весит в сложенном состоянии всего пару килограммов. Это артефакт на основе магии пространства. Он просто засовывает сам шатер в складки между стихиями. В какую-нибудь необитаемую стихию. В ней и хранится шатер, а когда…
– Люди недалеко живут. Или стоянка тут была…
– Что? Какие люди? До ближайшего поселения день пути.
– Смотри на кусты. Это кусты первоцвета. Первые ягоды с него собирают. А ягоды сорваны аккуратно и трава мята со стороны, где собирать удобно.
– Может, мимо проходили?
– Ага, и всю поляну в раз обобрали. Зачем мимо идущим столько ягоды с собой нести? Это местные собирали. Смотри по поляне. Все кусты обобраны…
– И что это значит?
– Значит, будем село искать, чтобы не в лесу ночевать.
– Хм-м… – задумчиво произнес Дакрит, перебирая в уме артефакты, которые взял с собой. – Нет, именно поисковых я не брал… Если не сильно далеко, то можно на коленке поисковик сделать.
– Не нужно. – Пест повернулся в сторону шатра и четко произнес: – Черт! Ходь сюды!
– Чего удумал? – спросил проявившийся демон. Он появился за спиной Песта и буквально дышал тому в затылок.
– Здесь люд живет. Ходи по следу и высмотри кто и где. Сам носу на свет не показывай. Шуганешь людей – печатью светлой приложу…
– Че печатью-то сразу? – начал бурчать демон. – Чуть что, сразу печать или хвост отрежу…
– Не мели языком. Дело делай!
Черт фыркнул и принялся обнюхивать кусты, постепенно углубляясь все дальше в лес.
– Думаешь найдет?
– Найдет. Пойдёмте вещи собирать.
– Так не нашел ведь еще!
– Найдет, не думайте о нем плохо. Его нос да каждому бы псу…

 

Сквозь кустарник виднелись огоньки домов. Мастер Дакрит, продолжая бурчать под нос, упаковывал сумки в нору под деревом.
– А артефакты-то зачем тут оставлять? Ладно лошадь, но артефакты-то? А вдруг они нас ограбить решат?
– Скажете тоже! – Пест ухмыльнулся и закинул растолстевший заплечный мешок за спину. – С вами маг боевой идет как-никак.
– Я все равно не понимаю, зачем нам скрывать, что мы маги? Это преступление?
– Не любит люд магов от того, что боятся, да и не к чему нам силой кичиться. Тут по-другому надобно дело делать!
– Какое дело? Мы же просто переночевать зашли!
– Говорил же. Не поймешь! – Пест ухмыльнулся, глядя на профессора. Все его снаряжение оказалось артефактным, и после того как он его спрятал, то остался в одной походной мантии. – Я вас об одном попрошу. Вы ежели спросят – писарь. Всю жизнь в Вивеке писарем при купце были. Купец умер – вас погнали. Детей нет, дома нет. Вот и бродите по дороге. Меня встретили, а вместе веселее всяко будет.
Профессор вздохнул и кивнул.
– Хорошо, только я писчие принадлежности возьму…
– Вот и славно. Я пока коня стреножу.
– Не надо. На нем упряжь артефактная. Никуда он не денется.
– Черт! Ты за конем следи. Чтобы не увел никто, и зверя близко не подпускай.
Проявившийся черт хищно улыбнулся Песту с улыбкой, полной острейших клыков.
– Сожрешь коня – точно хвост отрежу!
– А конокрада можно?
– Токмо зверье. Люд шугай, но не трогай! Усек?
– Усек… – ответил поскучневший черт.

 

Уже в сумерках они подошли к домам. Видно было плохо, но десятка два домов набиралось точно. Подход к селу ознаменовался лаем дворовых псов и громким, зычным басом.
– Стой где стоишь! Чьих будете? – Из-за домов показались шестеро мужиков. Тот, что говорил, был не высоким, но плотным мужиком с бородой. В руках он держал топор.
– Ведун Пест рода Среднего из села Ведичей и писарь Дакрит без роду из Вивека, – громко ответил Пест.
– Ведун? Чем докажешь?
– Дело докажет. Аль хочешь, чтоб я прадеда твоего звать начал?
Мужики переглянулись, и тот, что стоял чуть позади, громко произнес:
– Нужда к нам привела аль по делу какому?
– На ночлег остановиться хотели. Мимо идем в сторону Ультака, к родным землям…

 

В доме светились три большие свечи, выставленные в деревянную миску. За столом сидели двое мужиков и Пест с Дакритом. Перед Дакритом стояла миска с отварным картофелем и крынка молока. Он вяло жевал картофель, словно был и не особо голоден, а вот Пест уже опустошил тарелку и выжидательно уставился на хозяев. Женщина, принёсшая готовую еду, скрылась за печью, а с самой печи виднелись головы детей, заинтересованно разглядывающих гостей и вслушивающихся в каждое слово.
Молчание нарушил мужик с рыжими волосами и стриженой бородой в ладонь.
– И вправду ведун настоящий?
– Правда. – Кивнул Пест.
– А не молод ты для ведуна?
– Ты вроде мужик, не одну зиму переживший, а то, что не года мастера мастером делают, не знаешь.
– Смотреть будем опосля, Рог. – Влез второй мужик. Ростом он был повыше, но более худощавый. Лицо красовалось недельной щетиной. – Не серчай, но не видали брата вашего как три десятка зим. Не ходят ведуны по селам в краях наших. Знахарка была у нас Дарья, да померла. С тех пор и живем под одним единым.
– Не серчаю. Знаю я, что годами не вышел, но дело свое ведаю и делать делаю, – ответил размеренно Пест второму мужику.
– Ну и добре! Звать меня Лут. Я старшой в селе, а это Рог. – Лут кивком указал на мужика, сидящего рядом. – Дело у нас к тебе есть, Пест-ведун, но то утром решать будем. На ночь нечего голову думой забивать. Глаш! Постели гостям у печи.
Из-за печки показалась женщина в обычном сером платье и без слов принялась стелить постель на лавках у печи. Мужики не встали из-за стола, пока не доел Дакрит, а тот даже и не думал поторапливаться, пока Пест не ткнул его локтем.
– Не подумайте худого. Дакрит – писчий и всю жизнь в городище жил. А как погнали его, так начал по дорогам бродить. Вот, съел ягоду незнакомую и животом мучается.
Мужики усмехнулись и сочувствующе покивали головой, встав из-за стола.
– Ну, утро вечера мудренее… – произнес Лут и кивнул Рогу, который в ответ так же кивнул и направился вон из избы.

 

Рассвет Пест встретил по обыкновению сам. Он просыпался без стонов и потягиваний. Просто открывал глаза и поднимался. Когда сел на лавке, то обнаружил хозяина, сидящего за столом.
– Солнце в помощь! – произнес Пест, засовывая ноги в сапоги, которые ему когда-то подарили Дорожичи.
– И тебе света в деле. Садись, жинка пока на стол накрывает, за дело поговорим.
Пест кивнул и уселся за стол на лавку, напротив Лута.
– Что за беда у вас приключилась?
– Посев у нас больной. Как навел порчу кто…
– А амбарник ваш что?
– Тут такое дело… – Мужик замялся, не зная, как сказать. – Есть у нас один убогий. Руки и ноги – все на месте, да вот не дал единый ему ума-разума. Ему наказ был духам хлеб да молоко ставить. А он…
Мужик упер взгляд в стол, словно стесняясь своих слов.
– Он, когда его секли, все рассказал. Мол, хлеб пекла Марфа, и до того он вкусный был, что тот сам его лопал. Провинились мы, и амбарник наш знака не кажет…
– Худо… – пробормотал Пест. – Долго он за духами глядел?
– С прошлой посевной, как Дарья единому душу отдала. Мы уж по талому снегу заметили неладное. Знака от амбарника не было за всю зиму, а зерно по углам плесенью пошло. Мы второпях зерно больное отметать начали и по домам здоровое из амбару растащили, но куда там… У всех плесень черная на зерне пошла.
– Ты вот что… – начал негромко давать указания Пест. – Родник есть поблизости?
– Есть.
– А мука осталась чистая?
– Это тоже есть.
– Мед в селе есть?
– Есть! Как не быть? Промысел это наш. Медовым наше село кличут.
– Неси тогда водицы с родника, муки чистой, яиц пару и меда пару ложек хозяйских. Будем угощение амбарнику готовить…
– Может, жинка моя сготовит? – с сомнением спросил мужик.
– Жинка твоя так не сможет. Тут ведунская рука нужна. Амбарника вашего как звать?
– Хроном зовем…
– Вот и будем Хрону угощенье стряпать…

 

Пест мял тесто на столе уже через полчаса. Перед ним на лавке сидел хозяин с хозяйкой. Они во все глаза наблюдали за работой Песта, которая у него спорилась, а из-за печи выглядывали двое дворовых ребят.
Он всю дорогу бормотал присказки и пословицы, поминая амбарного духа по имени. При этом руки его слегка светились. Когда он сформировал каравай, то пошел к печи, в которой уже лежали дрова. Печь была холодной, и огня в ней не горело.
Пест подошел к печке и, открыв поддув, начал потихоньку туда дуть. На расстоянии в локоть от его лица его дыхание превращалось а синее пламя, которое тут же объяло дрова. Когда дрова загорелись и весело затрещали, Пест так же вытянул губы трубочкой и втянул синее пламя обратно в себя. Поднявшись, он приложил руки к самой печи и та стала нагреваться гораздо быстрее.
– Хозяин! Веди в амбар. Будем смотреть амбарника. Даст единый, не совсем одичал, – дал указание Пест, обернувшись. Хозяин не сразу понял, о чем его просят. Он сидел рядом с супругой с выпученными глазами. – Ну? Моргай, хозяин! Не то глаза выкатятся. В амбар веди. Амбарника смотреть надо.
Тот в ответ закивал головой, а Пест обратился уже к его супруге.
– Глаз с каравая не своди, но руками не трожь! Кабы детвора не натворила чего. Как вернемся, он уж подняться должен.
Лут позвал Песта, и тот направился к выходу из избы. По дороге он взглянул на спящего Дакрита, который даже не собирался просыпаться, хотя солнце уже давно встало.

 

Пест стоял у входа в амбар, который представлял собой сруб без окон. Только под самой крышей были отверстия-отдушины. Солнце уже согнало росу и хорошо прогрело воздух, и в деревне вовсю кипела рабочая суета. Лута и Песта провожали внимательным взглядом жители деревни, но никто не задавал вопросов и не останавливал. Несколько мальчишек попытались увязаться за ними, но тут же получили по шее и были отправлены по хозяйским делам.
– Значит так, – сказал Пест, достал свою повязку из обычной мешковины, с нарисованными на месте глаз перечеркнутыми кругами, и повязал ее на глаза. – Со мной не входи. Если амбарник одичал зело – может цапнуть. От той раны не мрут, но до первого снега мучиться с ней будешь. Я пока только погляжу, сильно ли одичал он и можно ли будет ему память вернуть. Коли нет, то будем гнать его и другого звать. Кабы не шумел я там – не суйся.
– Внял я, Пест-ведун, – кивнул мужик, – не сунусь я.
– Ну, коли внял, жди. – Пест потянул за скобу на воротах и вошел внутрь, прикрыв вход за собой.
Оглядываясь по сторонам, Пест принялся осматривать амбар. Амбарника он нашел почти сразу. Тот был небольшим – с ладонь. Сам он был голым и сидел на корточках в углу. Лица было не видно, но доносилось чавканье. Когда парень подошел к нему, то разглядел лицо и рот, полный зубов. Он четко заметил, как во рту исчез мышиный хвост.
– Звать как? – четко спросил Пест. То, что когда-то было духом амбара, дернулось и уставилось серыми глазами-бусинками на ведуна. – Имя твое!
Амбарник не ответил. Он широко раскрыл рот, оголяя ровные ряды зубов-иголочек, и начал шипеть.
Пест нахмурился и глубоко вздохнул. Стараясь не сводить взгляда с амбарника, он начал пятиться задом к выходу. Амбарник, наоборот, расставив руки в стороны, на которых виднелись коготки, начал идти на ведуна.
Как только он сделал рывок к Песту, тот топнул ногой, откидывая духа в угол амбара слабым воздушным потоком. Тот снова начал шипеть и уже более осторожно шел на Песта. Так продолжалось несколько минут, пока Пест не вышел из амбара и не запер за собой дверь.
– Ну? Как? – Тут же пристал к нему Лут. Рядом с ним были еще несколько мужиков.
– Худо… – ответил Пест. – Говорить разучился и мышей жрать начал. Тут одним угощением не обойдешься…
– Ты уж постарайся. Негоже гнать его за то, что мы не уследили, – пробасил один из мужиков. – В том, что одичал он, наша вина.
– Дело сделаю, но как уж выйдет – один единый знает. – Вздохнув и почесав короткий ежик волос, Пест спросил: – Брага крепкая есть? Такая чтобы у-у-у-х!
– Нет браги такой, – хмуро ответил Лут. – Мы брагу не делаем, а вот медовая есть!
– Крепкая?
– С двух чарок больших мужика валит. – Пожал плечами Лут.
– Неси! Чарку, больше не надо. И шнурок нетолстый. Я пока хлеб медовый в печь поставлю.
Лут кивнул одному из мужиков, и тот быстрым шагом ушел. Сам же Пест отправился с Лутом обратно в дом.

 

– Вот ведь тварь зубастая! – шипел Пест, зажимая раненую кисть. Кровь уже не шла, но раны от духов были очень неприятными.
Он сидел прямо на полу, а рядом с ним лежал амбарник, связанный тонкой веревкой. Пест подошел к духу, который был замотан веревкой от шеи до пят, и аккуратно его поднял. Подойдя к чарке с медовой, он принялся макать головой духа в нее.
Тот шипел, визжал, но нет-нет да проглатывал медовую. Пест периодически останавливался и засовывал в рот мелкого духа хлеб, когда тот широко раскрывал рот.
– Имя твое – Хрон! Дело твое – урожай! – приговаривал Пест, продолжая манипуляции. – Место твое – амбар, что в селе Медовом стоит…
Пест повторял как заведённый одно и то же, а дух сопротивлялся все меньше и меньше. Сколько это продолжалось, могли сказать только мужики снаружи. Для самого Песта время остановилось, но когда дух в его руках замер, он облегченно вздохнул.
– Неужто вышло? – сам себя спросил парень. Он перевернул духа лицом вверх, чтобы удостовериться. Тот в ответ на эти действия захрапел. Он храпел как здоровый мужик, что выглядело крайне не естественно для духа размером с ладонь взрослого мужика.
Пест начал развязывать и рассматривать духа. Зубы стали меньше, коготки исчезли, а в глазах уже можно было различить белок и радужку.
Пест удовлетворенно цыкнул, произнеся: «Вот тебе на!», и поднялся. Унеся амбарного духа в угол, он сложил медовый хлеб в миску, налил туда молока из кувшина и поставил рядом с духом. Когда Пест вышел, он обратился к Луту:
– До рассвета в амбар не суйтесь. На рассвете молока и хлеба поставите. И не жалейте – он в три горла есть будет. Отъедаться ему надо…

 

Пест с улыбкой покачивался в седле на спине черта, а мастер Дакрит занимался своим привычным делом: донимал парня вопросами.
– Я так и не понял, зачем мы остановились в первом селе, – спросил Дакрит. – Амбарного духа ты вылечил, посевное зерно и козу спас… какой в этом был смысл?
Пест не ответил и с улыбкой взглянул на мастера.
– Какой смысл выполнять работу, если ты за нее не получил плату? – рассуждал профессор. – Нет, если бы эти простолюдины хотя бы предложили… но ведь я правильно понял, что даже разговора о плате не было?
Пест также с улыбкой кивнул.
– А если не было разговора, то… это какая-то традиция? Нет?.. Тогда получается плата за ночлег?.. Нет, какая-то несоразмерная плата… – Профессор опять по привычке, в приступе задумчивости, потянулся рукой к подбородку с явным желанием нащупать бороду. Не найдя ее, он со вздохом посмотрел на свои руки. – Не понимаю… В другом селе тебе плату предложили и ты согласился, а в третьем просто в руки сунули деньги на прощанье…
– Все гораздо проще, мастер Дакрит. Вы что про село первое сказать-то можете?
– Село как село… я, конечно, не так много их видел, но ничего особого не заметил.
– Бедное село первым было. – Улыбка с лица Пест начала сползать, когда он начал объяснять. – Когда мы в село входили, нас встретили только шесть мужиков. Это значит, что в селе только шесть мужиков-наследников взрослых имеется и, случись чего – село без глав родовых останется. Мало это очень, хотя и дворов в селе том немало. Видать, беда у них была. Из шести мужиков только у двоих топоры были. Остальные с копьями, а наконечники у них хоть и добрые, но из камня. Нет у них металла на то. Значит, худо с деньгой. Была бы деньга – уж расторговались бы по соседям. Соха опять же из камня…
– То есть с них просто нечего брать? – подняв брови, спросил Дакрит. Пест задумчиво кивнул, а профессор не унимался. – И ты все сделал по доброте душевной?
– По правде, – поправил Пест.
– Чьей?
Пест взглянул на профессора недоумевающе.
– Странный вы люд – маги. – Пест почесал макушку, негромко спрашивая: – Как это так может быть, чтобы правда была чьей-то? Правда она и есть правда…
– Ну, как же? Вот допустим… вышел разбойник на дорогу разбойничать, но вышел не потому, что ему нравится, а потому, что у него дети и их кормить надо. А работы нет и еду достать негде. И вот напал он на путника. Чья будет правда? Путника, который ему ничего не сделал, или разбойника, которому детей кормить надо?
– Правда она и есть правда. – Пест принялся объяснять, тщательно подбирая слова. – У села всегда были свои… устои. Одному селу выжить трудно, а потому все скопом держатся. Ежели в селе беда и голод яму похоронную в думу гонит, то сельчане по соседям клич ведут. Ежели они худо соседям не делали и дума с соседом добрая и обиды они не затаили, то помогут чем могут. Могут еды подать, а могут и ребятню на рост взять. И слова долга или платы за то никто и никогда не молвит. Так заведено, так по правде будет… Года три назад, когда по округе град шел такой, что поля побило напрочь, к нам с юга соседи дальние жаловали. У них урожай пожгло солнцем. Сами не богато ту зиму жили, но соседу помогли. На посев зерна отсыпали. – Пест вздохнул и сморщился, словно вспомнил что-то неприятное. – Мы тогда муку корой хвойной разбавляли. Лепехи горькие выходили, но ничего. Есть можно.
– Значит, у вас все-таки что-то выросло?
– Только там, где Акилура, учитель мой ведовой, указала. У нас тогда еще мужики голову чесали. Зачем под деревьями пахать, а оно вона как вышло…
– А если человек другого убил? – вспомнил профессор.
– Ежели человек лихо дело затеял, не будет за ним правды. Никогда смерть аль боль чужая дело доброе сделать не смогут. Каждый ведун такого человека чует. У нас про таких говорят «смертью пачканный».
Пест нахмурился и начал озираться.
– Тут свернем. Немного лесом пройдем и через село. Так версту срежем. – Пест указал направление, и они сошли с дороги. – И так везде заведено в селах. Одному селу не выжить никак. По правде живем, так, как единый завет давал. Предков чти так, как единого, долг держи крепко, не лги себе – и другим не придется, на благо села трудись – село на твое благо потрудится. Нет в селе я. Токмо мы и никак иначе. В смерти не пачкайся, ибо раз запачкавшись чистым не станешь, храни род свой пуще жизни своей…
– Это не похоже на писания служителей единого. Я как-то читал постулаты служителей единого… – начал было профессор, но его прервал Пест:
– Хоть сто раз прочти его, да как были буквы, так и останутся. Вы, мастер, когда вернетесь в город – перечитайте их и эти села вспоминайте. Село, что нас провожало, когда мы посевную спасли, мальцов босоногих, что глазами с блюдо за ворожбой смотрели у елабужцев, жинку Лытину, у которой дитя выходили. Вы с этой памятью те заветы еще разок перечитайте. Тогда, может, и поймете чего.
– Что-то я опять потерял нить разговора… – пробурчал под нос Дакрит, оторвавшись от записей в блокноте: – А как же плата?.. Кто и как определяет, сколько должен брать ведун?
– То хозяева решают. Добро ли дело сделал и сколько дать. Если дело сделал любо, но дать нечего, то главы родовы вслед кланяются. Помните, как нам кланялись мужики, когда мы из первого села уходили? Ведун, ежели в чужое село пришел, не может слова долга или платы говорить. Только ежели к нему на поклон пришли чужие и за помощь слово молвили…
– А чужие – это из других сел?
– Не всегда. Ведун, когда в селе каком оседает, слово молвит и вещь свою дает. После слова этого он за это село в ответе. Иногда он несколько сел берет под слово свое. Тогда с этих сел он платы или долга не просит. Они своими считаются.
– Ты сказал в ответе… перед кем? Перед хозяином стихии тени?
– Вперед он перед собою ответ держит, – хмыкнув, ответил Пест. – Хозяин тени споры решает, ежели ведун и дух совсем договориться не могут.
Дакрит снова принялся чиркать что-то в своем блокноте, а Пест умолк. Он увидел просеку, ведущую к большому загону для скота, за которым должно было показаться село.
Чтобы стадо не разбредалось, загон был огорожен жердями, положенными на небольшие столбики из деревьев с сучьями.
Что-то не ладное Пест почувствовал, когда они еще не вышли к загону. Его дыхание стало прерывистым, он начал постоянно оглядываться и достал повязку на глаза.
– Почуял? – хмуро спросил черт своего подопечного, который уже спрыгнул с его спины.
– Смерть рядом, но не свежая. Тленом отдает… – ответил тот.
– Что? Какая смерть? – встрепенулся Дакрит. Он начал обеспокоенно оглядываться.
– Беда рядом, мастер Дакрит. Вы, ежели со мной худо станет, меня на черта сгрузите и подальше оттащите.
– Погоди! Объясни, что не так?
– Незнамо то, но смерть чую. Много… рядом… Не пойму, что не так… – Пест подошел к ограде и протянул руку к ней. Как только он прикоснулся к ней – мир словно перевернулся.
Трава, которая в реальности доходила ему до груди, вдруг стала не выше сапога. В загоне лежали то тут, то там туши коров и овец с разорванным брюхом.
Пест сглотнул и принялся перелезать через ограду. Он проходил мимо туш и попутно их разглядывал. У всех, как под копирку, отсутствовали внутренности. Он шел по направлению к деревне и все резче и глубже дышал. На лбу выступили капельки пота.
Как только показались крыши домов, ведун увидел первых людей. Все, мимо кого он проходил в гробовой тишине, стояли к нему лицом. У кого-то из них была порвана шея, у кого-то живот или грудь. Всех объединяло то, что все были перепачканы в крови. Словно специально вымазаны.
Никто из тех, кого он встретил, не проронил ни слова. Его просто провожали взглядом – все.
Вокруг были мужики с порванными лицами и торчащими белыми костями, женщины с разодранными спинами и дети.
Пест водил взглядом и старался ни на чем не фокусироваться. Особенно на глазах. Он прекрасно знал, что этого делать нельзя. Скользнув взглядом по дворовому мальчишке, у которого была разорвана грудь и не хватало части правой руки, он остановился и сжал кулаки. Несколько раз сглотнув, он сжал кулаки до такой степени, что костяшки стали белыми, при этом не отрывал взгляда от своих ног. Он сделал это для того, чтобы хоть как-то унять дрожь в руках. Когда он дошел до центра деревни, где приходилось изворачиваться, чтобы не задеть мертвых, он обнаружил светящийся шар. Шар был размером со здорового мужика. Когда у Песта получилось к нему подойти, он разглядел, что весь шар состоит из ленты шириной в его ладонь. На лентах золотой нитью были вышиты письмена, которые парень тут же узнал.
– Знаки запора, клети и рока… рок через раз… – еле слышно пробормотал Пест.
Тут же в его голове раздался детский плач, просящий о помощи, и мужской грубый бас, требующий убраться.
– Помоги… больно… помоги… – со всхлипами просил детский голосок.
– Не смей трогать! – услышал голос черта Пест. – Это не твой рок и не твоего ума дело…
– Я только гляну, кто… – несмело ответил парень, не оборачиваясь.
– Единым заклинаю! Беги! Беги, пока не поздно… – Бас говорил отрывисто и с глубокими вздохами, словно мужик тяжесть нес и говорить пытался.
– Он всех убил… больно…
– Кто бы ты ни был! Беги, глупец…
Пест закусил губу и попытался почувствовать источник голосов, но как он ни старался, ему казалось, что голоса идут из ленточного шара. Он протянул руку к шару, чтобы попытаться раздвинуть ленты.
– НЕ СМЕЙ!!! – рявкнул мужской голос. – ЭТО МОЙ РОК!!!
Как только Пест прикоснулся к лентам, он получил удар по голове, отправивший его в темноту.

 

Черт бережно нес Песта на руках, идя на задних лапах, а Дакрит ехал рядом на лошади, вжав голову в плечи. Вжал он ее потому, что всю дорогу из заброшенного села черт материл Дакрита и всячески его унижал.
– Ты! Ты, мажий выродок, чуть его не угробил! – брызгая слюной, в очередной раз завелся черт. – Еще миг – мы бы его не вернули!
– Я профессор, а не бандит! Мне людей поленом по голове бить не доводилось…
– Ясно дело! Седина в бороду, а окромя пера в руках ничего не держал! Ты поди и ложкой пользоваться не умеешь…
– Я… – хотел было встрять Дакрит, черт опять его перебил:
– Ты! Тебе сказано было: «Полено хватай и по голове ему бей!» А ты? – Черт принялся пародировать голос профессора: «Что? Зачем? Может, по-другому…»
Профессор промолчал, а черт снова принялся укорять его. Когда черт немного успокоился, то скомандовал привал. Мастер активировал походный артефакт, и черт бережно уложил Пест на одну из кроватей в палатке. Дакрит тем временем зажег огонь в специальном артефакте-камине.
– Ты… может, ты всё-таки объяснишь, что там произошло? – хмурясь, попросил профессор. – Я видел только заброшенную деревню и человеческие кости…
– Тюрьма это была…
– Какая тюрьма?
– Для твари одной. – Черт, выйдя из палатки, бесцеремонно сел у стола, на который Дакрит выставил еду, и принялся закидывать в рот мясо. – Ваших рук тварь… чав-чав…
– Это как, наших рук?
– Кто-то из ваших магов дитё оборотня магией наворожил. Так наворожил, что оно в тварь безумную обратилось и потрохами питаться начало.
– Ты хочешь сказать, что какой-то маг экспериментировал с ребенком оборотней?.. – Дакрит взглянул на черта, а тот кивнул с набитым ртом. – Но это же бесчеловечно! Оборотни разумны…
– А ты думаешь, что маги ваши, что с клеймом на лице, просто так деньгу немалую от государя получают? – Черт улыбнулся во все три ряда острых зубов. – Мажьих это рук дело…
– Погоди, клейменые маги как раз ловят таких безумцев…
– Ловят… – Кивнул Черт. – Да вот, не догадываются тварей, что создать успели, выловить. Нет твари, нет доказательств. Потому темные, чуть что, сразу тварь на волю.
– А как же тюрьма…
– Ведовская. Там ведун голову сложил, чтобы тварь запереть, – отрезал черт.
Дакрит глубоко задумался, глядя в огонь. Спустя минуту он спросил черта, который уже успел смести все, что было на столе.
– Повязка на глазах у Песта… Он что-то видел…
– Он не глазами смотрел, а душою, – лениво ответил черт. – И смерти дух он учуял не своим носом.
– Как это не своим?
– Моим носом учуял. Это я ему тот нос дал и глаз свой, когда еще чертом был обычным.
Мастер Дакрит тут же подскочил в кресле, в котором сидел.
– Ты можешь научить видеть духов и чувствовать запах магии? – с надеждой спросил он.
– Могу, – скалясь, ответил черт.
– Что хочешь в обмен? – тут же попытался решить проблему Дакрит.
Черт не ответил. Он начал картаво хрюкать и кататься по земле.
– Что с тобой? – взволнованно спросил профессор. Черт хрюкал минут пять, но, когда профессор хотел было облить его водой, успокоился.
– Это я так смеюсь… хрынь… хрынь… – Черт поднялся с земли и ответил: – Дурень ты старый! Даже если ты себе глаз демона младшего привьешь и чуять по-моему научишься – все равно не выйдет из тебя ведуна…
– А что нужно, чтобы вышло? – проявляя завидное упорство, спросил Дакрит.
– Хочешь ведуном стать? – искоса поглядывая на собеседника, спросил черт.
– Хочу! – уверенно заявил профессор.
– Ты сам не ведаешь, что просишь…
– Я хочу иметь права торговать с духами…
– А знаешь ли ты, что каждый ведун с того вздоха, как его ведуном назвали, проклят и ярмо на себе несет? – с прищуром трех глаз спросил черт. – Каждый, кто ведуном назван, каждый свой рок несет.
– Каждый? – с сомнением спросил Дакрит.
Черт в ответ, хищно улыбаясь, кивнул.
– А Пест?
– Его проклятье – его мажья сила и… – Черт умолк, словно его что-то оборвало. – …и еще кое-что.
– А если я стану ведуном, то что будет со мной?
– Если слово прозвучит о том, что Дакрит – ведун, магов ты презирать станешь. Будешь сам себя вспоминать да проклятьями сыпать. Как ведовское дело примешь – от силы своей мажьей сам отречешься да в отшельники подашься и до конца дней своих будешь по Гвинее шататься и дом искать. А дома у тебя не будет. Дорога твоим домом станет…
– Сам от силы отрекусь? – с ухмылкой спросил профессор.
– Сам! – скалясь, ответил черт. Его глаза при этом начали светиться слабым белым светом. – И артефактов в руки не возьмешь…
– Такого никогда не произойдет… Это невозможно! Я профессор! Я лично жал руку государю…
– Торг! – перебил черт и протянул лапу профессору. При этом он так улыбался оскаленной пастью и похрюкивал, словно старался раззадорить собеседника.
Профессор взглянул на лапу и осторожно протянул руку, но в самый последний момент остановился и спросил:
– На каких условиях?
– Я тебе нос свой привью и глаз. Будешь магию носом чуять и без глаз видеть духов. Если будешь делать, как я говорю, Пест тебя ведуном назовет…
– А я взамен? – осторожно спросил профессор. – Надеюсь, не душу…
– Хрынь… хрынь… – принялся снова похрюкивать черт. – Сдалась она мне… В уплату ты оба уха моих к себе привьешь… Навсегда! И жить с моими ушами будешь!
– Зачем? – непонимающе уставился Дакрит на черта.
– А это уже мое дело, какую плату с тебя брать.
Дакрит вздохнул и пожал лапу черта, а тот ухватил его руку обеими конечностями и резко укусил его за палец. Дакрит хотел было вырвать руку, но черт его крепко держал.
– Договор! Если смертный, именуемый Дакритом, будет делать все, как я скажу, он станет ведуном. Нос мой получит и глаз. Плата за то – два моих уха, которые он к себе привьет… – Черт чиркнул второй рукой по собственным зубам и окропил их рукопожатие черной густой смолой, которая капала из его раны вместо крови…

 

Ночь уже давно вступила в свои права, и ясное небо усыпалось тысячами звезд. Где-то вдалеке ухала сова, словно укоряла разноцветную и яркую палатку, расположившуюся на поляне. Эта палатка очень сильно выбивалась из общей картины довольно дремучего леса.
В самой палатке, которая была до неприличия огромной, находился небольшой шкаф и две кровати. На одной спал профессор, который ворочался в кровати и что-то бормотал во сне, а у другой сидел черт и ждал Песта. Тот лежал на второй кровати прямо и не ворочался, не стонал, а мирно и спокойно спал. Вот он глубоко вздохнул и открыл глаза. Несколько секунд молча лежал и смотрел вверх.
– Это тюрьма ведовская. В ней тварь и ведун сидят, – начал тихо черт. – Тварь больно сильная была, и ведун не справился. На последней капле крови своей он тварь с собой в тюрьму заковал…
– Как имя его?.. – еле шевеля губами, спросил Пест.
– Ишмаил. В народе Тесьмой звали. Его сила в ленте была, которой все тело обмотал. – Черт хрюкнул, словно ухмыльнулся. – Это его рок. Две сотни зим в тюрьме с тварью темной…
– А мой рок? Ты знаешь мой рок? – шепотом спросил Пест, не отрывая взгляда от сводов палатки.
– Знаю, но не скажу. Не мое это право.
– А если прикажу?
– Тьмой харкать буду, но смолчу… – улыбаясь тремя рядами зубов, произнес черт. – Скоро сам узнаешь…
– А Ишмаил Тесьма знал?
– Знал. Он тварей темных хорошо бил, и одна из них ему рок его рассказала. Как ту тварь увидел, так и понял, что рок свой нашел. Дурень пытался люд уберечь, но не смог… почти… – Глаза черта начали слегка светиться, словно он что-то ворожил. – Не твой рок это и не вздумай лезть туда. А за твой рок… седмицы не пройдет – сам узнаешь…

 

Привычно качаясь в седле, прямо на ходу в блокноте что-то записывал мастер Дакрит, а Пест уже второй день был смурной. Он неохотно и односложно отвечал на вопросы профессора. Они подъезжали к Ультаку, и на их пути оставалось последнее село. Подъезжая к его окраине, они уже собирались остановиться и припрятать коня и черта, но из кустов к ним навстречу вышел сухонький, но бодрый старичок.
– Чего по кустам шариться? Пойдем в дом! – проскрипел старичок и приглашающе махнул в сторону села.
Дакрит удивленно взглянул на Песта, а тот с прищуром глядел на старичка.
– Народ демоном не испужаем? – спросил он старичка в спину. Тот уже направился в сторону села.
– Предупредил я люд наш. Ежели он чудить не будет – не тронут. – Старичок остановился и обернулся, уставившись на путников белесыми от катаракты глазами. – Ну? Чего встал, Пест? Или тебе Серебрушка по душе будет?
Пест сразу заулыбался и поторопился вперед, шепотом произнеся: «Ведун». Когда он его догнал, то спросил:
– А как вас величать, старче?
– Захаром-слепцом зовут…
Проходя по селу под внимательными взглядами, Пест сразу заметил ладные избы с резными наличниками, кузню, из которой шел дым, и еще мало значимые признаки того, что село не из бедных.
– Демон нехай сумки кидает у сарая, а сам в тьму уходит. Нечего люд пужать, – проскрипел старичок, указывая на сарай у избушки, в которую они направлялись. – А ты, маг, в стойло коня поставь.
Профессор хотел было начать отнекиваться, но, взглянув на Песта, который кивнул на конюшню, не стал возражать.
Когда они собрались втроем в избушке у горшка со сладкой репой и караваем свежего хлеба, старичок задал странный вопрос:
– У елабужцев ты ворожил?
Пест оторвался от еды и взглянул на Дакрита. Тот пожал плечами.
– У елабужцев я ворожил, – ответил Пест, прожевав. – На ночлег у них становились, да не нашлось мне дела ведовского. Здраво живут и помощи не требо…
– Что же ты такого ворожил?
– Для детворы я палку искристую зажег. А чтобы пуще удивить всех – я ее ворожбой по воздуху гонять начал.
– Вот оно как… – Вздохнул старичок. – А есть у тебя такая палка еще?
– Есть, как не быть? – Пест вышел к сумкам, которые скинул черт, и, покопавшись, нашел парочку палочек.
Когда он вернулся в дом, то протянул их старичку, а тот, приняв их, начал аккуратно ощупывать и обнюхивать. Даже на вкус попробовал.
– И что? Она искрится сильно?
– Сильно, деда Захар. Правда, искры не как с костра. Тухнут быстро и цвету синего да зеленого…
– Иди ты! Прямо синие да зеленые?
– Так оно… – Кивнул Пест.
– А сие ворожба аль зельем каким сделано?
– Сначала зельем, а потом ворожбой добавлено, – ответил гордо Пест. – Это я у циркачей бродячих выведал, что в городище Вивек приезжали.
Мастер Дакрит с ухмылкой наблюдал за старичком.
Когда тот спросил название этой палки, которая была толщиной в мизинец и длиной в ладонь взрослого мужика, профессор ответил:
– Обычный искристый состав с дополнением иллюзией цвета. Вариация стандартного артефакта школы огня…
– А мож покажешь? – с ноткой заискивания спросил старичок, напрочь игнорируя Дакрита. – Мне духи наши все уши прожужжали, за огонь, который не жжет, и искры, словно звезды, что с небосвода катятся…
– Так ты ведь слепой! – удивленно влез в разговор Дакрит.
– Ты за то не волнуйся! – ответил старичок профессору. – Я дворового возьму и его глазами глядеть буду.
– Отчего не показать? Покажу, – ответил Пест и сразу предупредил: – Ты только люд предупреди, а то, не дай единый, скотину попугаем. Да и сумерек подождать надо. Так искры четче будет видно…

 

Когда стемнело, по селу летал ярко светящийся шар, брызгая во все стороны разноцветными искрами. Летал быстро и рвано. То в конец улицы улетит, остановится и давай в стороны дергаться, то вверх взлетит, то у самой земли пронесётся.
За этим чудом из искр гонялась вся детвора села. Даже отроки и те не удержались. В итоге с улюлюканьем, смехом и вскриками за шаром бегала целая толпа. В этой толпе выделялся сухонький старичок, который на бегу хватал то одного ребенка за плечо, то другого. Бегал он не хуже мальцов и успевал за всеми. Он так же смеялся, как детвора, и улыбался беззубым ртом.
Пест же стоял у дома местного ведуна и с улыбкой следил за шаром, иногда прикрывая глаза, когда шар исчезал из вида на другом конце улицы. Когда Пест заметил, что зелье в палке начало заканчиваться и шар стал тускнеть, он заставил его приблизиться к дому местного ведуна.
Шар все сильнее тускнел, искры становились все меньше, а затем он закончил свое существование и обронил последние искры в двух метрах от Песта. Галдящая толпа ребятни во главе с местным ведуном провожали шар в тишине.
– Жалко его, – произнес старичок, вздохнув. – Ярко светит, красиво искры льет, да век его не долог.
– Таково дело его, – пожав плечами, ответил Пест. Ребятня начала со вздохами и негромким гомоном расходиться. Тут Пест заметил, что за ними наблюдали мужики, которые стояли у изгороди или на крыльце своих домов. То тут, то там виднелись головы женщин, словно подглядывающих за ними.
– Дед Захар, я спросить хотел…
– Знаю, что мучает тебя, но не скажу я за рок твой, – четко ответил старичок. Он подошел к дому и уселся на крыльцо. – За твой рок тебе расскажет дух, что ведьма сотворила. У него право за твой рок говорить…
– Какая ведьма?
– Та, что тебя ведуном по праву назвала. – Дед улыбнулся беззубым ртом и добавил, словно извиняясь: – То, что сила твоя мажья – рок, это знаешь. То, что не быть тебе отцом – тоже. Это как у всех… а за смерть и сердце твое только дух тот право говорить имеет.
– Услыхал я тебя, дед Захар… – Пест вздохнул и, хмурясь, ушел в дом. В доме на скамье уже давно спал Дакрит, как обычно ворочаясь и что-то бормоча себе под нос.
А на крыльце еще долго сидел дед Захар. Он задумчиво смотрел на небо сквозь белесую пелену, которая давно заволокла глаза, словно мог увидеть море звезд на небе. Захар был очень стар, и с того момента, как его назвали ведуном, его глаза заволокла пелена. Пелена на глаза была одним из проявлений его рока. Проклятье, которое сопровождало всю его долгую жизнь, заставив ценить красоту обычных вещей.
Спустя час на крыльцо, скрипнув дверью, вышел Дакрит. Он уселся рядом с дедом Захаром и внимательно начал его разглядывать.
– Что увидал? – спросил Захар.
– Как ты узнал, что я смотрю на тебя? Ты можешь видеть, как Пест, душой?
– Нет. Не могу. С момента, как меня ведуном назвали – я только тьму перед глазами вижу, – со вздохом произнес местный ведун. – Я знаю. Просто знаю, что смотришь, знаю, с кем уговор у тебя, знаю зачем… а еще знаю, что быть тебе ведуном. Правда, рок твой зело тяжек будет…
– А откуда…
– Не знаю. Никогда не знал, откуда оно приходит, но приходит – и все тут. Никогда не знал, как дух выглядит, как говорит или как дело делает, но знал всегда: есть он или нет, чего хочет и как с ним лучше договориться…
Дакрит хотел было залезть в карман за блокнотом и писчими принадлежностями, но остановился, еще раз взглянул на Захара, хмыкнул и устроился на ступеньках поудобней. Так, чтобы лучше видеть звезды.
Они вместе молча просидели на крыльце до того момента, когда небо на горизонте начало светлеть.

 

Солнце потянулось к горизонту, а двое путников, следовавших по тропе вдоль густого кустарника, негромко переговаривались.
– Почему мы не зашли в город? Ты решил остановиться в селе? – спросил Дакрит. – Ты вроде бы говорил, что до ближайшего села три дня пути…
– Скоро выйдем к владениям хозяина леса. Он нас до сел доведет.
– Это тот лесной дух, про которого ты рассказывал?
Пест кивнул в ответ.
– Пути доброго… – прошелестели листья кустарника, заставив Дакрита шарахнуться в сторону, от чего он чуть не свалился с лошади.
– И тебе силы, леса хозяин, – мрачно ответил Пест.
– Кто это? Это оно? – загомонил Дакрит и попытался определить, откуда идет голос.
– Отчего хмур ты, Пест? – прошелестел голос из кустов, не обращая внимания на возгласы Дакрита. – Домой возвращаешься, а лица на тебе нет.
– Дело есть к тебе. – Пест слез с черта и повернулся к кустам. – Где Акилура свой бубен хранила, с которым черную ворожбу ворожила?
Кусты замерли, словно неживые. Из листьев и веток начало формироваться лицо.
– Что удумал, Пест? Не по тебе тот бубен будет, аль не знаешь, что в нем дух сидит, что чернее тьмы самой?
– Не твоих корешков то дело. Я тебе за то знание сердце твое верну…
Лицо из листьев нахмурилось и пожевало губами-ветками, открыло было рот для отказа, но…
– Торг? – не давая ответить, с нажимом спросил Пест.
– Торг… – неохотно произнесло лицо и спустя пару секунд произнесло: – …черный пень, что у медвежьего холма. Сам того бубна не видел, но ежели Акилура тьму ворожила, всегда туда путь сначала держала…
– Веди!

 

– Тут стойте! – сквозь сжатые зубы произнес Пест. Он смотрел на черный пень вдалеке и хмурился, стараясь почувствовать бубен Акилуры. – Чтобы там не творилось – не лезьте.
– А вдруг тот дух тебя… – начал было Дакрит, но ему ответил черт:
– Это дело за его роком. Нельзя лезть в такое.
Пест глубоко вздохнул и направился к пню, а мастер начал приставать с вопросами к черту:
– А вдруг он его убьет?
– Не убьет. Он за учебу у Акилуры знает и предназначение свое тоже.
– Так он тут специально сидит?
– Хрынь! Скажешь тоже! – начал скалиться черт. – Он того не выбирал, но ежели так судьбой написано – сделает как положено. Тут без разницы – огня ты дух, водицы или самой тьмы.
Пест подходил к старому трухлявому пню и всей кожей чувствовал вибрацию, исходившую от него. Он на ходу достал повязку и начал вязать ее на глаза. До пня оставалось всего несколько метров, когда повязка оказалась на его глазах.
Он остановился, внезапно ощутив страх от того, что увидел. На пне лежал обычный небольшой бубен. На нем была натянута черная кожа, к бокам примотаны косточки, которые словно висели в воздухе, а не мирно лежали на пне. Кожа на бубне натягивалась, словно с обратной стороны ее кто-то натягивал. Угадывались очертания когтистой шестипалой конечности.
Пест достал свой ножик и крепко сжал рукоять. Он сделал несколько шагов к пню и не медля воткнул нож в кожу бубна, распоров ее.
Из бубна тотчас же выскочила черная тварь с четырьмя руками и тремя ногами. Она мгновенно воткнула все четыре лапы в грудь Песта. Все произошло настолько быстро, что Пест даже не сразу понял, что случилось.
– Ученик… – прохлюпал вертикально расположенный рот. Пест не мог вздохнуть. Ему мешали когти, которые тварь вогнала между ребер. Он широко раскрытыми глазами смотрел в морду твари, на которой едва угадывались носовые щели. Глаза отсутствовали вовсе. Вместо них были два провала, заполненные черной, плескающейся субстанцией.
– Рок… – еле слышно пробулькал юный ведун.
– Знаю… – произнесла тварь и, изобразив своеобразную улыбку, сказала: – Меня слушай и запоминай крепко!
Тварь приподняла Песта над землей и, глядя двумя провалами, в которых плескалась словно живая тьма, начала вещать утробным звуком:
– Смерть свою найдешь, когда чужой смертью испачкаешься. Пока нет на тебе смерти чужой – не быть тебе мертвым. – Тварь издала странное хлюпанье, то ли кашляя, то ли смеясь. – Сердце твое за кровью благородной будет. Не будет тебе покоя, не забудешь ее, пока тьму не найдешь. Сердце твое светлее солнца будет, а покой сердца в тьме найдешь. Таково слово рока твоего!..
После этих слов тварь потекла черным, густым туманом и, стелясь по земле, исчезла в лесу. Пест же, как только тварь начала превращаться в черный туман, упал на землю и начал жадно хватать воздух. Ран у него не было и крови было не видно, но на теле, там, где тварь вогнала свои когти, остались черные пятна, словно углем намазанные.
– Он же сейчас погибнет! – Донеслось до ушей Песта.
– Стой, дурень! Тьма еще не ушла! Тронешь ее – сам ноги протянешь! Стой говорю!
Через пару секунд Пест повернулся на бок и начал кашлять. Сначала слегка, а потом утробными, надрывными приступами. С каждым таким приступом он выплевывал черные сгустки.
– Не трожь, пока из него тьма не выйдет. Как успокоится – в лес его оттащим. К рассвету на ногах стоять будет. – Донесся до него четкий голос черта…

 

На рассвете Пест и Дакрит подошли к селу. Дакрит ехал в седле, а Пест шел пешком, ведя черта за уздцы. Они входили в село, в котором уже вовсю суетились мужики, собираясь в поле.
Их заметили не сразу, а лишь когда начали лаять собаки. Мужики поначалу похватали топоры, не признав их, но когда узнали Песта – загомонили. К путникам навстречу вышел староста.
– С чем вернулся? – хмуро спросил он, косясь на скалящегося черта. – Выгнали?
У телеги, с запряженной лошадью, с гробовым молчанием наблюдали мужики селения. Среди мужиков был и побелевший отец Песта.
– Нет, старшой. На побывку до посевной, – улыбаясь, ответил Пест. – У магов в городище это каникулы называется.
– Брешешь!
– Чтоб мне предков каждую ночь до седьмого колена видеть!.. – поклялся Пест.
– Добре! – Оттаял староста и тут же начал выдавать указания: – Руки лишними не будут. В поле с нами пойдешь, укажешь, где нынче будет добрый урожай, а с закатом будешь ответ держать, как учеба и житье в городище…
Пест отрицательно помотал головой.
– Нет, старшой. Я сначала долг ученический справить должен…
Староста помрачнел и нехотя ответил:
– Мы давно уж все приготовили. Год прошел почти, а значит, лютого там нет. Было бы – вылезло или знак был бы… Думали сами справимся, но ежели вернулся… Там хворост у дверей и кострище сложено…
– Добре. – Кивнул Пест. Он указал на Дакрита и черта. – Это писарь Дакрит. Без роду из Вивека, а та тварь – хранитель мой. Чертом кличу. Пристроишь пока?
– Пристроим… – пообещал староста, хмуро разглядывая черта, который скалился острейшими зубами. – А не сожрет?
– Не, он у меня ручной… – задумчиво ответил Пест, глядя в сторону, где виднелась землянка Акилуры. Он немного молча постоял, не обращая внимания на шепот мужиков, и, не торопясь, пошел в ту сторону. Староста проводил его взглядом и махнул мужикам.
Пест на ходу рассматривал землянку Акилуры. Она ни капли не изменилась. Словно над ней было не властно время. Тот же дымоход, то же окошко, затянутое бычьим пузырем, та же покосившаяся и скрипучая дверь с деревянной ручкой из кривой ветки. Ветка была без коры и отполирована до блеска. Единственное, что выбивалось из привычной картины – несколько мотков хвороста и куча уложенных в прямоугольник дров у дома.
Он шел не оглядываясь. Словно это сон или наваждение. Где-то в селе слышались голоса и смех дворовой ребятни, которые собрались за ульем. В носу почему-то запахло хвойным отваром, которым Акилура поила всю зиму простывшую ребятню. Акилура варила его каждую осень. Она всегда угадывала наступление холодов и каждый раз, во время его варки, по всему селу пахло отваром. В селе этот запах знали, и он уже давно означал наступление холодов.
Пест шел неторопливым шагом к землянке, часто смаргивал и жмурился. Его никто не провожал и никто его не окрикнул. Дорога, которой он шел, словно опустела.
Он подошел к двери в землянке и уставился на ивовый прутик, который торчал вместо засова. Только в землянке Акилуры петли для засова был снаружи. А ивовый прутик, который торчал в засове, был с листьями. Словно его только что сорвали. Пест протянул руку и вытащил прутик. В этот же миг с него осыпались листья, которые по дороге к земле начали вянуть. Ног Песта коснулись уже давно сухие, сморщенные листья.
Пест проводил взглядом листья и сглотнул, потянув второй рукой за ручку двери.
Его взору предстало внутреннее убранство приземистой избушки Акилуры. Везде творился кавардак. По полу валялись горшки, разорванный топчан, занавеска на печи была сдернута, а широкая лавка, на которой иногда спал Пест, была опрокинута. Под столом, за которым сидело тело учительницы Песта, была большая черная лужа. Сам стол красовался глубокими бороздами, словно зверь его драл.
Пройдя внутрь по полу с плотно подогнанными досками, он подошел к столу, за которым сидело тело Акилуры. Акилура лежала лицом на столе, но из-за горба и перекошенной спины казалось, словно она сидит. Трупное разложение не коснулось ее, словно время было над ней не властно. Только неестественная бледность лица выдавала прикосновение смерти. Выражение лица было встревоженным, словно она о чем-то беспокоилась перед смертью.
Оглянувшись, Пест принялся собирать горшки и расставлять их по местам, убирать на место мебель и нехитрую домашнюю утварь. Все это время он старался не смотреть на труп Акилуры. Словно и не было его. Но периодически он натыкался на памятную вещицу, а в голове в это время звучал голос Акилуры, что-то рассказывающий. Он начинал нервно сглатывать раз за разом, а потом вытирал рукавом упущенную слезу. Это продолжалось всего несколько секунд, и Пест снова брал себя в руки и продолжал уборку. Закончив уборку, он вздохнул и повернулся к Акилуре.
Пест взял полено, на которое год назад садился, чтобы еще раз прочесть книжки, которые знал почти наизусть. Он сел рядом с трупом за стол, за которым провел большую часть детства. На столе стояла нетронутая миска с крупой гречки. Пест пододвинул ее и высыпал на стол, а тарелку поставил на колени. Он около получаса неторопливо перебирал крупу. Без слов, без всхлипов, без эмоций. Лишь пару раз останавливался. Сжимал кулаки до побеления костяшек, сглатывал, а потом раскрывал кулаки и смотрел в свои ладони. Потом он начинал тереть их о штаны, словно запачкал их в чем-то, и снова начинал перебирать крупу. После того как он перебрал крупу – убрал ее за печь. В место, где она всегда была.
На месте, где всегда Акилура складывала перебранную крупу, Пест обнаружил чистый белый наряд и красную ленту, на которой черной нитью, ведовскими знаками было написано «раскаяние».
Вернувшись к столу, Пест приподнял тело и уложил на пол. Тело из-за горба легло на бок, но молодого ведуна это не смутило. Раздев Акилуру, он принялся одевать ее в белый наряд, который нашел. Ленту он повязал на глаза так, чтобы той тьмы, что осталась в них, было не видно.
– Как же так, баб Акилура? – бормотал Пест себе под нос дрожащим голосом, пока переодевал ее. – Ждать ведь обещалась…
Он не обращал внимания ни на то, что не было трупного окоченения, ни на отсутствие трупных пятен. Пролетевший год никак не коснулся тела ведьмы.
Когда Пест ее переодел, то с натугой поднял на руки. Выйдя на улицу, он уложил ее на сложенные дрова. Обложив вязанками хвороста приготовленный погребальный костер, он отошел на десяток шагов и сел на землю, вытянув ноги вперед.
Пламя, возникшее в центре погребального костра, быстро разгоралось, а Пест сидел и рассказывал то, что случилось с ним в городе Вивеке, то, чему успел научиться, то, что думал о людях и о самом городище, то, что не рискнул бы рассказывать никому. Даже черту…
– …А дома в городище том высокие. У нас таких не строят. Незачем, а там места мало. Местами дома впритирку стоят… – Пест вертел в руках соломинку и периодически поднимал взгляд на пламя. – Я вот бою мажескому учился зело. Третий ранг дал учитель мой. Артефактному делу выучился. Правда, пока только первого ранга… Мне, баба Акилура, смерть и тьма худо даётся. До того худо, что порою срыгиваю, когда плетения ворожу… А с людом ты права оказалась. Не углядел я сам за собою… Люба мне стала дева роду благородного, да вот не нужен я ей и Людвигу не нужен. Я его за друга считал, а он меня – за кошелек для хмельного дела…
Пест глубоко вздохнул и поднял глаза к небу.
– Совсем не нужен… Только люду портовому нужен стал. А среди люда того каждый второй смертью пачкан. Люд лихой там живет, а правды за тем людом больше, чем за благородным, в одежи золотые одетым. Вот тебе и городище… среди батраков и лихих правда живет, а среди достатка и крови благородной гниль течет…
Костер потрескивал дровами, а пламя уже скрыло тело старой ведьмы, пока Пест продолжал исповедь.
– Не понял я, баба Акилура, зачем маги ворожбе своей учатся. Вроде и нужное дело, да не пойму, как же так живут они, что только силой своей кичатся, а дела своего не имеют. – Пест умолк на несколько секунд, словно подбирая слова. – Я и так хотел к ним подступиться и эдак, но не пойму никак их. Кому их ворожба нужна?.. Я твой знак на черте чуять начал. Думал, ты его обманула, а как знак учуял – понял, что к себе его приберешь после учебы… Дурной он, хоть и помощь от него есть. Хотя, что с демона взять?.. Уж не знаю, чей интерес в том, твой или его, но что-то мутит он… Иногда кажется, что по твоему указу делает, а иногда… Тут тебе виднее… А еще я артефакт приспособил для духа. Он будет теперь за полями следить. Лукашей зовут. Станет нынче у нас на одного хозяина больше…
Он сидел так около пары часов и не переставая рассказывал. Рассказывал про учебу, про город, про книги, которые читал, про все, что хотел рассказать, но не успел…
Остановился он только тогда, когда пламя, до этого полыхавшее на высоту его роста, вдруг опало, оставив на месте погребального костра холм пепла. Дунувший ветер, со стороны Песта, подхватил пепел и понес ввысь, закручивая его замысловатыми вихрями.
Пест проводил облако пепла взглядом и поднялся.
– Нет на тебе долга, нет тебе здесь дела, – тихо произнес Пест традиционную погребальную фразу. – Покойся с миром…
Он развернулся и пошел в обратную сторону, тут же заметив черта. Тот стоял на задних лапах, придерживаясь передними за ограду, и смотрел в сторону Песта. Его загадочная улыбка всей пастью и три слегка светящихся глаза наводили на странные мысли.
Назад: То же утро. Личные апартаменты профессора и декана факультета артефакторики
На главную: Предисловие