ГЛАВА 2
Алекс Вернер. Шерлок Холмс, Сидни Пэджет и журнал «Стрэнд»

Британская и американская публика в полной мере попали под очарование феноменального Шерлока Холмса во второй половине 1891 года. Вслед за «Скандалом в Богемии», опубликованном в июльском номере «Стрэнда», месяц за месяцем стали выходили всё новые рассказы о приключениях детектива. Две первые конан-дойлевские повести с участием Холмса («Этюд в багровых тонах», напечатанный в 1887 году в «Рождественском еженедельнике Битона», и «Знак четырёх» — в феврале 1890 года в журнале «Липпинкотт») снискали определённое одобрение после выхода в свет, но большого фурора не произвели. Тем не менее они были очень важны для всех последующих историй, потому что, занимаясь ими, Конан Дойл продумал основные составляющие мира Шерлока Холмса. В частности, поразительные умственные способности и наблюдательность детектива, а также многие другие его выдающиеся черты и привычки. Конан Дойл избрал особую структуру повествования, использовав доктора Ватсона — представительного, но немного заурядного рассказчика, — глазами которого читатели смотрят на работу и удивительные дедуктивные способности Шерлока Холмса. Контора консультирующего детектива с самого начала располагалась в доме 221-б по Бейкер-стрит, действие разворачивалось на фоне великой столицы конца XIX века. А вот характер Шерлока Холмса несколько видоизменился между первой и второй повестями.

В начале «Этюда в багровых тонах» Конан Дойл описывает своего детектива надменным, а временами даже более холодным, чем «вычислительная машина». Доктор Ватсон отмечает, что Холмс понятия не имеет о литературе и философии. Зато подчёркиваются его научные знания, особенно в области химии. Впервые мы встречаем Шерлока Холмса, когда он увлечённо работает в лаборатории госпиталя Святого Варфоломея, проводя опыты по выявлению пятен крови. Во второй истории характер Холмса явно претерпевает изменения и углубляется в различных направлениях: герой становится более светским, что особенно проявляется в его богемных привычках. Яркое описание того, как он вкалывает себе семипроцентный раствор кокаина в самом начале рассказа, демонстрирует научную точность, с которой этот педант вычисляет дозу и силу действия препарата. Однако в том, как он пытается убежать от скуки повседневности, чувствуется рискованное безрассудство. Ватсон также «раздражён» эгоизмом друга и усматривает «долю тщеславия, скрывавшуюся под» его «сдержанными и нравоучительными манерами». Чуть позже Холмс не отдаёт себе отчёта в том, что, разоблачив «несчастные» черты характера покойного брата Ватсона, просто изучив его часы, сильно расстраивает своего друга. Он поспешно приносит взвешенные и проникновенные извинения, объяснив, что «забыл, какими личными и болезненными» могут быть воспоминания. В свою очередь, Ватсон также сожалеет о своей вспышке, когда убеждается, что Холмс сделал умозаключения, просто посмотрев на часы, а не наводил справки о делах его брата.

В «Этюде в багровых тонах» знания Холмса в области литературы и философии охарактеризованы Ватсоном как «нулевые»: он даже не слышал о Томасе Карлейле, но в «Знаке четырёх» Холмс ссылается на Жана Поля Рихтера, а также упоминает, что читал работы Карлейля, но не придавал им особого значения. Его развитие как человека действия также гораздо более выражено во втором рассказе, когда он поднимается на крышу имения Пондишери-Лодж в Норвуде и, «как огромный жук-светляк», ползёт по коньку. Позже он с доктором Ватсоном и ищейкой Тоби пешком пересекает южный Лондон, отслеживая запах креозота, найденного на месте преступления, а потом пускается в драматическую речную погоню, призывая капитана полицейского парового катера гнать изо всех сил, одновременно уворачиваясь от «смертоносных дротиков» дикаря Тонги, «маленького уроженца Андаманского острова».

Рассказы о Шерлоке Холмсе, которые Конан Дойл представил на рассмотрение в «Стрэнд» через своё новое литературное агентство «А.П. Ватт», были чем-то совершенно новым и необычным. Дойл хотел написать серию, как он их называл, «приключений», убеждённый, что «персонаж, появляющийся в каждом рассказе, является идеальным решением: покупатель всегда будет уверен, что сможет прочитать каждый журнал от корки до корки». Подобный подход позволил читателям постепенно знакомиться с главными персонажами и местом действия, в котором они жили и работали. Конан Дойл утверждал, что был «первым, кто до это додумался». Его навыки рассказчика идеально соответствовали выбранному формату: Дойл создавал короткие, прекрасно продуманные рассказы о невообразимо сложных расследованиях. Читателей завораживали экстраординарные способности Шерлока Холмса, который полагается не на счастливый случай, а только на свои наблюдательные навыки. Публика приходила в восторг от того, что каждая история заканчивается разоблачением, торжеством Шерлока Холмса и обычно неожиданным поворотом сюжета. Кроме того, им понравилось, что истории можно читать в любом порядке.

Если бы «Стрэнд» разорился в первые месяцы после своего появления в 1891 году, что вряд ли могло произойти, учитывая сильную финансовую поддержку, то, возможно, Конан Дойл никогда бы не написал других историй о Шерлоке Холмсе.

Формат и стиль журнала были для Великобритании в новинку. Успешный издатель Джордж Ньюнс, наживший состояние на «Тит-Битс», еженедельном дешёвеньком журнале, который он начал издавать в 1881 году, обладал чутьём в том, что касается привлечения внимания широкой публики. «Тит-Битс», ориентирующийся на горожан низшего среднего класса, состоял из небольших статей, инструкции, анекдотов и остроумных комментариев.

Читателям предлагалось присылать и свои собственные статьи, лучшие из которых публиковались, также их внимание привлекали бесконечные конкурсы и акции. Одной из самых скандальных маркетинговых уловок было «Страхование „Тит-Битс“» — журнал обязывался выплатить 100 фунтов родственникам читателя, погибшего в железнодорожной катастрофе с журналом в руках…

Десять лет спустя Ньюнс решил расширить дело и переместился вверх рынка, начав выпускать ежемесячный журнал для городского среднего среднего класса. Он вдохновлялся американскими журналами, в которых печатались популярные рассказы и статьи, проиллюстрированные гравюрами и фотографиями. «Ночь с полицией Темзы» — первое эссе из серии о Лондоне того времени, напечатанное во втором номере «Стрэнда», написано в лёгком публицистическом стиле, совмещающем репортаж с историческими вставками, и освещает тот аспект столичной жизни, который касается мира Шерлока Холмса. Новый раздел очень напоминал тот, что рассказывал о борьбе с преступностью нью-йоркской полиции в мартовском выпуске ежемесячного журнала «Харперс» за 1887 год. Полицейская моторная лодка «Тревога» в «Стрэнде» напоминает катер, участвовавший в погоне по Темзе в «Знаке четырёх».

В журнале «Харперс» фотографии иллюстрируют более динамичные сцены: арест преступника на Центральном вокзале, задержание бандитов на гребной лодке береговыми и портовыми полицейскими, размахивающими пистолетами.

Две следующие статьи в ранних выпусках «Стрэнда» обращаются к лондонскому Ист-Энду — «День с ист-эндским фотографом» и «Ночь в опиумном притоне». Первое эссе анонимно, а второе написано автором «Дневника мертвеца» Коулсоном Кёрнахеном, который в 1890 году вызвал большой переполох своим опытом клинической смерти и видениями. В похожем стиле он описал для «Стрэнда» эффекты, которые опий оказывает на разум и тело человека. Эссе об опиумном притоне продолжило традицию, установленную в романах Чарльза Диккенса, а также в произведениях таких писателей, как Джеймс Гринвуд, который живописал реальные сцены курения опиума в Ист-Энде. Иллюстрации Дж. Л. Вимбуша в «Стрэнде» демонстрируют тёмные и обшарпанные чёрные ходы с «их гнусными лестницами» на Рэтклифф-хайвей. Статья сопровождалась внутренним видом притона с двумя китайцами, лежащими на кровати. Один уже одурманен наркотиком, но по-прежнему сжимает курительную трубку, другой всё ещё дымит, сидящий слева хозяин, неизменный «мистер Чанг», задувает свечу. Опиумный притон фигурирует в приключениях Шерлока Холмса в рассказе «Человек с рассечённой губой».

Это эссе и рассказ Конан Дойля были, вероятно, двумя наиболее сенсационными публикациями, напечатанными в первый год существования журнала, самыми далёкими от благоприличных, чисто семейных историй, подходящих для детей, как «Волшебная пыльца» Жорж Санд и «Синяя кошка» Даниэля Дэйра.

С самого начала на страницах «Стрэнда» появлялись переводные рассказы известных зарубежных авторов. Основную массу составляли французские писатели, такие как Альфонс Доде, Проспер Мериме, Альфред де Мюссе, Оноре де Бальзак и Ги де Мопассан, а также писатели из России, Венгрии, Германии и Испании. Этот интернациональный букет был дополнен беллетристикой Северной Америки и Австралии. Британских рассказов в «Стрэнде» публиковалось совсем немного. Один из них, «Голос науки» Конан Дойла, напечатали в мартовском выпуске за 1891 год — это был первый вклад писателя в журнал.

Действие происходит в вымышленном городе Бирчеспуле (прототипом, вероятно, послужил Ливерпуль), а центральное место в сюжете занимает современное технологическое устройство — фонограф. В «Камне Мазарини», написанном около 1903 года, используется другое устройство — патефон, помогающий убедить бандитов, графа Негретто Сильвиуса и Сэма Мёртона, что Шерлок Холмс играет на скрипке в соседней комнате. Постоянными рубриками «Стрэнда» были разделы об открытиях и изобретениях, удовлетворяющие растущий интерес читателей к миру науки; рассказы о Шерлоке Холмсе также его поддерживали, демонстрируя принципы получения улик и работу телеграфа для отправки сообщений и быстрого сбора данных.

Общее содержание и соотношение литературного материала «Стрэнда» находились под контролем Герберта Гринхо Смита, который подал идею печатать рассказы иностранных авторов. Количество и размах публикуемых в литературном журнале переводных работ было необычным для того периода и, возможно, рискованным, ведь могло оттолкнуть читателей. Однако переводные рассказы компенсировались другими разделами, как, например, «Портреты знаменитостей в разные периоды их жизни».

Вероятно, раздел был одобрен Ньюнсом, главным редактором и владельцем, наряду с заполнявшими страницы журнала гравюрами, как правило, сделанными с фотографий. Члены королевской семьи и выдающиеся аристократы появлялись здесь наравне с политиками, артистами, актёрами и исследователями. Ещё один раздел: «Английские красавицы» — был посвящён молодым, привлекательным светским женщинам, актрисам и оперным певицам.

В том же месяце, когда был опубликован «Скандал в Богемии», появляется новый раздел: «Иллюстрированные интервью», в котором знаменитости интервьюировались в домашней обстановке молодым разговорчивым Гарри Хау. Первооткрывателем интервью с известными людьми был Эдмунд Йейтс в 1870-х годах, однако в контексте остального содержания «Стрэнда» и с использованием фотографий, заказанных у «Эллиота и Фрая», статьи становились похожи на увлекательные рассказы, освещающие повседневную жизнь знаменитостей. Конан Дойл был проинтервьюирован в 1892 году. Готовых к публикации историй о Шерлоке Холмсе на тот момент не было, и журнал заполнил пробел статьёй, которая должна была удовлетворить общественное любопытство, предоставив информацию о создателе экстраординарного детектива. Интервью «День с Конан Дойлом» оформлено не так, как другие в этом разделе, вероятно, потому, что его слава казалась «мимолётной» на фоне других, более заслуженных персон, как Генри Ирвинг, «лучший актёр на земле», и сэр Фредерик Лейтон, «президент Королевской академии». Подтверждая это, статья начинается с заявления, что Конан Дойл подарил миру «детектива сегодняшнего дня».

В 1880-х годах детективные истории вошли в моду. На Конан Дойла явно повлияли Огюст Дюпен, детектив-любитель Эдгара Алана По, и месье Лекок Эмиля Габорио. Оба участвовали в ряде историй и обладали уникальными способностями раскрывать преступления и тайны. Интерес британской общественности к этому жанру подстёгивался газетными статьями о настоящих детективах, работающих над раскрытием преступлений, выслеживающих злоумышленников и привлекающих их к ответственности. То, что детективы носили гражданскую одежду и работали «под прикрытием», особенно захватывало читателей. Репортёры были охочи до настоящих преступлений, особенно убийств. Писатели и издатели быстро поняли, что вымышленные преступления и расследования будут пользоваться такой же огромной популярностью.

Убийства Джека-потрошителя 1888 года захватили внимание полиции и особенно детективов, которые оказались неспособны поймать злодея.

Конан Дойл был в числе многих авторов, ухватившихся за возможность писать детективные истории. «Тайна кэба» Фергуса Хьюма стала бестселлером в конце 1880-х годов. Действие разворачивается в Мельбурне, а начинается всё со «странного убийства» на заднем сиденье кэба «неизвестным убийцей», и мистер Горби из детективного бюро берётся за расследование. Во многих рассказах того периода частные детективы или детективы-любители расследовали преступления гораздо успешнее профессиональных полицейских. Писатель Дж. Р. Симс (1847–1922), известный своими репортажами и жизнеописаниями столицы, сочинил множество детективных историй, которые печатались в газетах конца 1880-х годов. В одном из них, озаглавленном «Убийство в Блумсбери», адвокат излагает доказательства невиновности своего друга, обвиняемого в убийстве жены. В другом, под названием «Частное расследование», действует Джон Эллертон, «инспектор уголовного розыска Скотланд-Ярда», оставивший службу, разочаровавшись денежным довольствием, выделяемым офицерам, гоняющимся за преступниками. Он открывает частное детективное бюро в паре комнат на третьем этаже маленького домика в переулке, ведущем к улице Стрэнд. Сборник рассказов Симса был опубликован под заглавием «Истории сегодняшнего дня». Рассказы о Шерлоке Холмсе, печатающиеся между 1891 и 1893 годами, обычно повествуют о прошлом двух-трёхгодичной давности, хотя, по сути, предельно злободневны. Они происходят в современном городе, где Шерлок Холмс и доктор Ватсон ожидают очередного клиента в приёмной дома 221-б по Бейкер-стрит. Из окон второго этажа они глядят вниз, на типичную оживлённую улицу, знакомую многим городским жителям конца XIX века. Читатели отправляли Шерлоку Холмсу письма, уверенные, что он — настоящий детектив, из чего можно заключить, насколько реальным он казался своим современникам.

Ньюнсовская концепция журнала заключалась в том, чтобы проиллюстрировать как можно больше страниц.

Художественный редактор журнала У. Г. Бут играл важную роль в поиске и привлечении к работе многих лучших художников того времени. Их имена стояли на странице с благодарностями в начале каждого номера. Хотя это не было изобретением «Стрэнда» — в 1860-х годах некоторые периодические издания, такие как «Лондонский свет», «продвигали» своих иллюстраторов, — подобный подход указывал на исключительный характер «Стрэнда» как иллюстрированного журнала, привлекающего выдающихся художников. Оформление обложки журнала, выдержанной в узнаваемом голубом цвете, также примечательно.

Художник Джордж Чарльз Хэйте (1855–1924) изобразил Стрэнд — одну из самых оживлённых центральных лондонских улиц — с угла Берли-стрит, где располагалось издательство.

На переднем плане — пешеходы, в том числе полицейский, толпятся на тротуаре под тентами магазинов. На углу Берли-Стрит стоит мальчик-продавец журналов «Тит-Битс». Для обложечного варианта на втором плане появился ещё один мальчик с газетами, перебегающий улицу. Кэб, ближайший к зрителю (едущий по неправильной для Лондона стороне дороги), вместе с лошадью немного накренился влево, что создаёт ощущение движения и суматохи. Вероятно, он сместился в правую сторону, чтобы высадить или подобрать пассажира. Большой круглый газовый фонарь висит на доме № 359 по Стрэнд, а за ним — небольшой грушеобразный фонарик. Вдалеке угадываются две церковные башни: Сент-Мэри-ле-Стрэнд и церковь Святого Климента Датского, на ещё большем отдалении — часовая башня Королевского судного двора, который был построен в 1882 году. Буквы, составляющие название журнала, размещались наверху. Для окончательного варианта обложки буквы, из которых складывался заголовок, «подвесили» на электрические провода, как будто они могли светиться в ночное время. Без сомнения, это ссылка на то, что Ньюнс водрузил огромный светящийся знак «Тит-Битс» на крышу своего издательского дома. Первое эссе журнала, знакомящее читателей с историей Стрэнда, проиллюстрировано гравюрой Хэйте, на которой изображена улица со заметной вывеской «Тит-Битс».

В нескольких рассказах про Шерлока Холмса Конан Дойл использует Стрэнд в качестве места действия, наиболее ярко он описан в знаменитом пассаже в «Постоянном пациенте», когда Шерлок Холмс и доктор Ватсон совершают вечерний моцион по центру города:

Таковы признаки современного города, служащего декорацией миру Шерлока Холмса. «Изменчивый калейдоскоп» и «приливы и отливы» отражают его многоплановость. Изменения, происходящие в городе, с одной стороны, сродни приливам и отливам: они повторяются изо дня в день — и так каждый день, а, с другой стороны, как неповторимые узоры, складывающиеся из стёклышек в калейдоскопе, какие-то изменения сложны и необратимы. Отрывок также обращает внимание на то, что Холмс, «подмечая детали», может постичь суть города, внимательно за ним наблюдая, а Ватсон лишь скользит по нему взглядом. На иллюстрации Сидни Пэджета к этой цитате Холмс и Ватсон идут под руку, хотя этого и нет в конан-дойловском тексте. Интересно, что в «Убийстве на улице Морг» Эдгара Алана По Дюпен и его друг идут под руку по парижским улочкам, как и Холмс с Ватсоном, «ища в бесконечных огнях и тенях многолюдного города ту нескончаемую пищу для умственных восторгов, что дарит тихое созерцание». Пэджет изобразил Ватсона, укутавшимся от холода, со взглядом, устремлённым прямо перед собой, а Холмса — более расслабленным, разговаривающим со своим другом, повернув к нему голову.

Одна из ключевых причин признания рассказов о Шерлоке Холмсе читателями — сопровождающие их иллюстрации. Нужно отдать должное Сидни Пэджету (1860–1908), ведь именно он первым создал незабываемый зрительный образ великого детектива. Резкие черты лица Холмса контрастируют с более округлым лицом усатого Ватсона. Их очень легко отличить друг от друга, сидят ли они в доме 221-б по Бейкер-стрит (чаще всего), расследуют ли очередное дело на улицах Лондона или отправляются в путешествие. В первое полугодие 1891 года Сидни Пэджет проиллюстрировал несколько рассказов и эссе для «Стрэнда»: ещё до того, как Шерлок Холмс появился на его страницах. Пэджет дебютировал с военной тематикой, нарисовав две иллюстрации к статье «Истории Креста Виктории, рассказанные теми, кто был им награждён» и ещё четыре ко «Взятию редута» Проспера Мериме. А вот с Шерлоком Холмсом возникла путаница. Письмо с предложением работы предназначалось Уолтеру Пэджету, брату Сидни, также опытному иллюстратору, но адресовано было просто «мистеру Пэджету», и открыл его Сидни: случайность оказалась счастливой. Сидни Пэджет родился в 1860 году и учился на живописца в художественной школе Хитерли, а с 1881 года — в Королевской художественной академии, где его высоко ценили. В этот же период он начал работать художником-оформителем и сотрудничал с несколькими журналами. Работы, выполненные для «Стрэнда», принесли ему мировую известность.

На первой иллюстрации Сидни Пэджета к первому рассказу о Шерлоке Холмсе изображены два главных героя. Холмс стоит спиной к камину и смотрит на сидящего Ватсона. Пэджет ловко подчеркнул осанку греющего спину и руки у огня Холмса (рисунок подписан «Когда он стоит у камина»), повернувшегося посмотреть на Ватсона «своим неповторимым проницательным взглядом». Иллюстрируя этот рассказ, Пэджет использовал ограниченное количество деталей. Неизвестно, сколько времени он провёл, читая первые две книги о Шерлоке Холмсе, изучая персонажей. Возможно, как Конан Дойл, который уже полностью сформировал и героев, и их окружение, Пэджет впитал их мир и природу в гораздо большем объёме, чем обычно требуется для создания иллюстраций к рассказу.

Позже Конан Дойл признался, что, создавая детектива, использовал черты доктора Джозефа Белла, одного из своих наставников в Медицинской школе Эдинбургского университета. Шерлок Холмс получил от Белла не только аналитические способности, но и внешность. В ранних изображениях Холмса Д. Х. Фристоном и Чарльзом Дойлом не было ничего примечательного или запоминающегося, кроме, разве что, некоторых бросающихся в глаза странностей. В 1891 году Джордж Хатчинсон, талантливый и опытный художник, сделал ещё одну попытку, проиллюстрировав новое издание «Этюда в багровых тонах». Хатчинсон пытался соответствовать всем деталям, которые Конан Дойл использовал, описывая главных персонажей. Однако при сравнении с иллюстрациями Пэджета его рисунки кажутся плоскими и неуклюжими. В рисунках Хатчинсона, которые он сделал в следующем году для пародийного рассказа Люка Шарпа (псевдоним Роберта Бара) под названием «Непутёвые расследования. Приключения Шерло Комбса», напечатанного в журнале «Лентяй», явно прослеживается влияние Пэджета. В интерпретации Пэджета чувствуются непринужденность и уверенность, с которыми он захватил суть и дух Холмса и Ватсона.

Возможно, герои вышли не совсем такими, какими их задумывал Конан Дойл, но читатели тут же прониклись к ним симпатией. Шерлок Холмс стал узнаваемым. Пэджет сохранил «ястребиный нос», но сделал детектива более привлекательным: герой стал не таким худощавым и получил уверенную осанку. Конан Дойл утверждал, что художник взял за основу внешность своего младшего брата, Артура. Усатый доктор Ватсон выглядит ещё элегантнее, чем Холмс, возможно, потому, что в рассказах он иногда выступает «дамским угодником».

Первая иллюстрация также показывает способность Пэджета выбирать подходящие сцены и придумывать детали, которые нет в конан-дойловских описаниях. Писатель упоминает всего несколько предметов — кресло, камин, портсигар, колбу и сатуратор (разновидность сифона для содовой). Даже имея всего несколько предметов в арсенале, Пэджет игнорирует всё, кроме камина и кресла, но добавляет буфет на заднем плане, две замысловатые масляные лампы по обе стороны от часов и вазу на каминной полке, а также каминную решётку, обрамление и щипцы. Эти щипцы появляются и в «Медных буках», когда Холмс раскуривает «длинную трубку вишнёвого дерева» от «тлеющего уголька из камина».

Некоторые предметы Пэджет использует постоянно, особенно кресла и диваны, стоящие в доме 221-6 по Бейкер-стрит. На протяжении историй читатели узнают всё больше о разных уголках комнат детектива, но они остаются разрозненными, так что общая картина и размер помещений не просматриваются. Пэджет концентрируется на позах персонажей и детализирует всего несколько объектов, находящихся в непосредственной близости от них. Фон остаётся фрагментарным, часто его нет вообще.

В 1890-х годах в «Стрэнде» использовались разные графические техники: в основном классические гравюры, состоящие из множества штрихов и линий. Гравёры, нанятые журналом, работали по рисункам, предоставленным художниками. Пэджет был особенно хорош в свободной технике с использованием размытого серого и чёрного тонов. Анализ его сохранившихся рисунков показывает, что некоторые элементы выполнены белилами, чтобы подчеркнуть какие-либо области и расставить акценты. Это видно на знаменитой иллюстрации к «Собаке Баскервилей», где призрачная, устрашающая природа собаки выразительно реализована с помощью добавления белил вокруг морды и головы. На обратной стороне этого рисунка Пэджет добавил указания гравёру с просьбой «сохранить туманный фон как можно более чётким», тем самым давая понять, что хочет, чтобы ничто не отвлекало от светящейся собаки на переднем плане.

Подобные рисунки во всю страницу, расположенные в начале каждого номера журнала, давали иллюстратору возможность реализовать свой драматический потенциал.

Первый рассказ о Шерлоке Холмсе с такой иллюстрацией — «Последнее дело Холмса». Рисунок отражает напряженный момент, когда Мориарти и Холмс вступают в схватку на Рейхенбахском водопаде. Озаглавленный «Смерть Шерлока Холмса» он ясно даёт понять, чем закончится рассказ, что Конан Дойл нашёл не совсем верным, так как это ослабляло эффект задуманного им неожиданного трагического финала.

Шерлок Холмс и доктор Ватсон, очень чётко прорисованные, появляются на другой иллюстрации на всю страницу, которая открывает рассказ «Второе пятно». Оригинальная иллюстрация демонстрирует мастерство, с которым Пэджет использовал акварельную размывку для создания отражения на полу, а также в вазах, стоящих на заднем плане и вазе с цветами на столе.

Рисунки Пэджета обрабатывались разными способами фотогравировки. Во всех, кроме одной, из 104 иллюстраций к первым двенадцати рассказам, которые составляют «Приключения Шерлока Холмса», изменчивая, подобная эскизу манера Пэджета была сохранена благодаря использованию полутонового фотомеханического процесса гравировки, что делало возможными сохранять и точно воспроизводить тонкие детали рисунков. Печатные иллюстрации, что видно, если их сильно увеличить, состоят из множества маленьких точечек, появляющихся в процессе получения фотографической копии рисунка, в чём и состояла работа фотогравёров: их задачей было сохранить качество оригинальных рисунков Пэджета, в то же время подчёркивая детали, которые могли потеряться или стать непонятными в процессе печати. Гравировальные фирмы, включая «Свэйн», «Уотерлоу и сыновья лимитед» и «Хэа» идентифицируются по инициалам или названиям, стоящим рядом с гораздо более узнаваемой подписью «S Р». На самом раннем известном сохранившемся рисунке, подписанном «Весь вечер он просидел в кресле», опубликованном в августе 1891 года, изображающем Шерлока Холмса, наслаждающегося концертом в Сент-Джеймс-холле, были сохранены все элементы пэтжетовского оригинального рисунка. Для этого гравёр (вероятно из «Уотерлоу и сыновья лимитед», хотя на иллюстрации, напечатанной в «Стрэнде», нет указаний на фирму) усилил волосы Холмса и полоски на брюках. Иллюстрация была значительно уменьшена: сперва предполагалось, что она будет открывать рассказ, но потом её поместили между двух колонок текста. Этот рисунок, как и многие другие, ловко захватывает момент, происходящий в истории, опираясь на конан-дойловское описание. Основополагающими фразами, на которые Пэджет обратил внимание, рисуя лицо и позу Шерлока Холмса, были: «охваченный абсолютным счастьем», «его мягко улыбающееся лицо» и «длинные тонкие пальцы», двигающиеся «в такт музыке».

Одиночный рисунок, выполненный более стандартным методом гравировки: с проработкой линий и штрихов, подписан Паулем Науманом, опытным гравёром, родившимся в Германии, но переехавшим в Лондон. Это изображение Холмса, замаскированного под «простодушного священника», пытающегося защитить Ирен Адлер от драки, развернувшейся у её кареты. Не совсем ясно, почему произошла подобная перемена, но все последующие иллюстрации, составляющие «Воспоминания о Шерлоке Холмсе», гравировались Науманом. Возможно, проблема заключалась в переменном качестве воспроизведения иллюстраций. Некоторые получались смазанными и пятнистыми, из чего можно заключить, что подводил процесс полутоновой фотомеханической гравировки или чернила на стадии печати плохо приставали к бумаге. Вероятность того, что подобное могло приключиться во время наумановского гравировального процесса, мала: его изображения всегда более чёткие, с большим количеством деталей. Вполне вероятно, гравировальный метод Наумана включал в себя некоторые фотографические процессы. В лучших своих работах он сохраняет текучесть Пэджета и плавность его линий, одновременно с этим повышая чёткость иллюстраций на печатной странице. Это видно при сравнении трёх изображений железнодорожного вагона.

Гравюра фирмы «Свэйн» к рассказу «Тайна Боскомской долины», опубликованному в октябре 1891 года, весьма поверхностна, в то время как две работы Наумана: к «Серебряному», напечатанному в декабре 1892 года, и «Морскому договору» — в октябре 1893 года, более детальные и чёткие. Все три рисунка в целом успешно отображают сцену, но по-разному. Правда, немного пострадала достоверность: Пэджет сам довёл сцену до совершенства, посадив героев лицом друг к другу. На иллюстрации к «Серебряному» мы видим просторный вагон первого класса, а в конан-дойловском тексте уточняется, что в «Морском договоре» у Холмса и Ватсона было недостаточно места для ног, значит, они предпочитали путешествовать вторым классом.

Рисунки интересны так же и тем, что демонстрируют одежду, которую носили герои. На иллюстрации к рассказу «Тайна Боскомской долины» Шерлок Холмс впервые появляется в шапке охотника на оленей. Конан Дойл описывает его, предпочитающим «длинный серый дорожный плащ и плотно облегающую кепи».

Пэджет превращает её в шапку охотника на оленей, дополнив твидовым пальто. Это подходящая одежда для детектива, который, чтобы начать расследование, отправляется из столицы в пригород, намереваясь заняться слежкой и сбором улик. На иллюстрациях он изображён внимательно рассматривающим пару ботинок, а потом — лежащим на земле, кропотливо изучая следы. Одежда используется, чтобы продемонстрировать другого Шерлока Холмса, который сменил свою привычный городской наряд на охотничий:

Конан Дойл лишь изредка уделял внимание одежде, которую носили Шерлок Холмс, доктор Ватсон и другие персонажи. Впрочем, Пэджет заполняет образующиеся в этом отношении пробелы. Его Холмс всегда носит простой галстук-бабочку и отложные воротнички, а Ватсон — воротнички-стойки и более замысловатые галстуки. Этот аспект, а также их внешность и телосложение позволяют читателям мгновенно отличить их друг от друга, когда они изображены рядом.

Для читателей конца девятнадцатого века, вероятно, не составляло никакого труда расшифровать различия в гардеробе героев, но для аудитории двадцать первого века не так очевидно, что они говорят об этих двух мужчинах.

По тому, как Шерлок Холмс носит бабочку и воротник, можно было сказать, что он более небрежный и менее модный, чем Ватсон. Однако, надевая костюмы-визитки и пальто, оба героя демонстрировали свою принадлежность к классу респектабельных, элегантных джентльменов, которых можно было встретить в Вест-Энде и в финансовых и коммерческих районах столицы. Когда речь заходит о повседневной одежде, Шерлок Холмс чаще всего предпочитает пиджак и жилет, а также халат с карманами. Причём халат ассоциируется сразу с двумя противоположными чертами его характера.

Халат предполагает, с одной стороны, расслабленное и комфортное состояние, позволяющее аналитическому уму Шерлока Холмса функционировать на пике возможностей. К тому же он становится для детектива одеждой для курения, во время которого он мысленно прокручивает несколько линий расследования, используя табак в качестве стимулятора, а также, чтобы блокировать отвлекающие факторы, сосредотачиваясь сугубо на задаче:

С другой стороны, халат подчёркивает богемные привычки детектива, а также ассоциируется с беспорядком, апатией и бездельничанием. Это одежда, которую он носит, проводя свои научные опыты и почти наверняка «пиликая на скрипке». Пэджет запечатлевает Шерлока Холмса в ряде характерных поз, которые позже будут перенесены на сцену и на экран.

Ещё один тип одежды детектива, нашедший отражение в иллюстрациях, — маскировочные костюмы. Для первой «стрэндовской» истории Пэджет нарисовал его в образах «подвыпившего жениха» и «простодушного священника». В «Человеке с рассечённой губой» Холмс надевает парик и греется у жаровни в опиумном притоне.

Возможно, самый лучший рисунок иллюстрирует сцену из «Последнего дела Холмса», когда доктор Ватсон не признаёт своего друга, переодетого в «пожилого священника». Ватсон помогает ему на платформе вокзала Виктория и, терзаясь, что не знает, как поддержать разговор с «почтенным падре», занимает место напротив него.

Доктор Ватсон безоговорочно верит в маскировку Холмса. Пэджет сам продумывает детали костюма и особенно позу Холмса. Конан Дойл описывает, что, как только поезд трогается, Холмс снимает «чёрную рясу и шляпу» и убирает их в «дорожную сумку». Как видно, особенно на оригинальном пэджетовском рисунке с размывкой, руки Холмса умиротворённо обхватывают рукоятку трости, что демонстрирует — он ещё не вышел из роли. Его напряжённое сосредоточение и неподвижность тем не менее напоминают читателю об аналитическом складе ума великого детектива. Обивка, занавески и перегородки вагона тонко прорисованы, так же как и детали «дорожной сумки», стоящей на сиденье рядом с Холмсом. Размытость фона контрастирует с заботой и вниманием, уделёнными лицу Холмса.

«Стрэндовские» иллюстрации к рассказам о Шерлоке Холмсе делятся на два типа — сцены в помещении: на Бейкер-стрит или в жилище доктора Ватсона, и те, что изображают места, где происходят приключения. Некоторые поздние иллюстрации демонстрируют события, происходящие с клиентами Холмса и Ватсона, или показывают полицейских, пришедших на Бейкер-стрит в поисках помощи.

Но самыми запоминающимися иллюстрациями остаются те, на которых изображены Шерлок Холмс с доктором Ватсоном. Пэджет проявил мудрость, проиллюстрировав все лучшие сцены и моменты. Как герои сидят, стоят, куда-то спешат, беседуют, изучают какой-нибудь любопытный предмет или письмо, читают газету или даже спят. Пэджет сделал дружбу героев очевидной, наделив их индивидуальными характерами и привычками. Он выделяется среди многих других художников того времени своим мастерством изображать естественные позы, выглядящие правдоподобными и индивидуальными. На многих рисунках Холмс появляется как человек действия: «неожиданно выскакивает», чтобы задержать Джона Клея в «Союзе рыжих», «яростно» вцепляется в «болотную гадюку» в «Пёстрой ленте» или приставляет револьвер к виску сэра Джорджа Бэрнвелла в «Берилловой диадеме».

На протяжении более чем семи лет — с декабря 1893 года по август 1901 года — новых историй о Шерлоке Холмсе не появлялось. Пэджет продолжал рисовать для «Стрэнда», иллюстрируя другие произведения, включая серию рассказов Артура Моррисона «Мартин Хьюитт, следователь», которые должны были заполнить пробел, оставшийся после Шерлока Холмса. Однако Пэджет не иллюстрировал «Подвиги бригадира Жерара», серию рассказов Конан Дойла, которые печатались в «Стрэнде» в 1894 и 1895 годах, но подготовил рисунки к его романам «Родни Стоун» в 1896 году и «Трагедия с „Короско“» в 1897 году, а также к другим его рассказам в 1898 и 1899 годах, которые были опубликованы в «Стрэнде». В 1897 году Конан Дойл попросил Пэджета нарисовать свой портрет, что можно расценить как особый знак доверия способностям друга достоверно изобразить внешность и передать характер.

Конан Дойл не собирался воскрешать детектива после того, как убил его в 1893 году. Тем не менее пять лет спустя он подготовил театральную пьесу о Шерлоке Холмсе, основанную на объединении нескольких истории, в надежде, что это принесёт ему деньги, несмотря на опасения подорвать авторитет «серьёзного писателя». Его пьеса прошла незамеченной, но в том же году актёр Уильям Джиллетт с разрешения Конан Дойла адаптировал Шерлока Холмса для сцены. Интерпретация детектива Джиллетта была нестандартной. Он наделил его очарованием и шармом, которых не было в текстах Конан Дойла, и на которые в иллюстрациях Сидни Пэджета только намекалось.

Холмс был воплощён новым незабываемым способом, и один из предметов реквизита — изогнутая трубка — стала ассоциироваться с ним именно с тех пор. Что касается костюмов, Холмс одевался очень нарядно; даже его халат выглядел сногсшибательно. В 1901 году, в то же самое время, когда Джиллетт, игравший свою пьесу в театре «Лицеум» на Друри-лейн, получил широкое народное признание, хотя критики были не столь очарованы пьесой и её исполнением, Конан Дойл писал новую повесть о Шерлоке Холмсе, «Собаку Баскервилей». Он беспрепятственно возобновил своё партнёрство с Пэджетом, словно с момента последнего появления Холмса и не прошло так много времени. Повесть была опубликована в девяти номерах «Стрэнда», и шестьдесят иллюстраций Пэджета превосходно отразили эмоциональность и таинственность истории, в то же время показав Холмса в его излюбленных позах: когда он размышляет, ищет улики и, наконец, выпускает «пять пуль из своего револьвера в бок исполинской собаки». «Собака Баскервилей» стала их величайшей и наиболее успешной совместной работой как писателя и иллюстратора.

Новая серия рассказов про Холмса продолжалась с 1903 по 1904 год, Пэджет нарисовал к ней девяносто пять иллюстраций, чудесно дополнивших конан-дойловские тексты. Трудно судить о масштабах популярности историй, но сохранившиеся отчёты подтверждают, что публика их с нетерпением ожидала.

Режиссёр Майкл Пауэлл вспоминал, как его дядя и дед рассказывали, что каждый пассажир, дожидавшийся прибытия поезда на станции «Форест-хилл» на юге Лондона, держал «в руках „Стрэнд“, заглатывая последнюю историю о приключениях Шерлока Холмса».

Пауэлл полагал, что иллюстрации Пэджета «так же, как и текст, участвовали в создании бессмертного народного кумира».

В это же время воплощение Шерлока Холмса в массовой культуре становится всё более сложным. Фредерик Дорр Стил получил заказ от американского журнала «Кольере» проиллюстрировать те же рассказы, что и Пэджет. В своей интерпретации Стил опирался на сценический образ Уильяма Джиллетта. В серии изумительных цветных обложек и множестве чёрно-белых иллюстраций он изобразил массу характерных профилей и поз, которые демонстрировали другой вариант детектива. Так появилось два основных конкурирующих образа Шерлока Холмса. Они соседствовали, вероятно, впервые, в декабрьском выпуске «Стрэнда» за 1903 год. Пэджетовский Шерлок Холмс появился в «Пляшущих человечках», а стиловский профиль детектива стал частью рекламы, предлагающей остеопатическое лечение на дому. Вплоть до сегодняшнего дня кино- и телеадаптации берут за основу оба этих образа. Сидни Пэджет умер в 1908 году в возрасте сорока семи лет, но последующие «Стрэндовские» иллюстрации остались верны концепции созданного им образа детектива. Пэджет был первым иллюстратором, задавшим внешность Шерлока Холмса, и сыграл определяющую роль в создании одной из самых знаковых фигур всех времён и народов.

Детектива сегодняшнего дня — вот, что подарил нам доктор Конан Дойл. Нам быстро наскучили представители старой школы; они были, в лучшем случае, самыми обыкновенными смертными, а улики сами попадались на их пути, и эти средние люди без труда загоняли в угол «особо опасных» преступников, даже не вызывая полицию или частного агента. Но вот Шерлок Холмс вышел на криминальную арену. Он напал на след. Умный малый; бесстрастный сметливый малый, этот Холмс. Он может углядеть ключ к разгадке убийства в клубке шерсти и признать подозреваемого виновным по блюдцу молока. Мелочи, которые кажутся нам ничтожными, крайне важны для Холмса. Ещё он очень хитрый малый: хотя и знает «всё обо всём» с самого начала, но мастерски хранит тайну до тех пор, пока мы не доберёмся до последней строчки.

Не было ещё человека, который загадывал бы криминальные загадки, а потом подбрасывал бы столько догадок, вынуждая нас «сдаться», как Шерлок Холмс.

Я размышлял обо всём этом, пока подходил к симпатичному скромному с виду краснокирпичному дому в Южном Норвуде. Здесь живёт доктор Конан Дойл.

Он оказался совершенно не таким человеком, какого я ожидал увидеть; но это и здорово. Он не выглядел всё замечающим, в нём не было ничего «детективного» — даже характерной походки нашего современного разгадывальщика загадок. Он просто весёлый, добродушный, скромный мужчина; высокий, широкоплечий, пожимающий руку сердечно, искренне и сильно.

Он загорелый, ибо обожает все виды спорта на открытом воздухе — футбол, теннис, шары и крикет. И показывает весьма неплохие результаты. А ещё он увлекается любительской фотографией.

Однако самая его большая страсть — трёхколёсный велосипед. Он не бывает счастливей, чем когда проезжает по тридцать миль на тандеме с женой, чем когда усаживает трёхлетнюю дочь Мэри на колёса и катает по зелёной лужайке перед домом.

Доктор Конан Дойл и я, сопровождаемые его супругой, самой очаровательнои женщиной, прошли в комнаты, чтобы начать интервью. Кабинет оказался тихим уголком со множеством чудесных картин отца доктора Дойла на стенах.

Доктор Дойл происходит из семьи художника. Его дед, Джон Дойл, был знаменитым «Н.В.», чьи политические карикатуры печатались более тридцати лет, не раскрывая тайны создателя. Несколько их, приобретённых правительством за тысячу фунтов стерлингов, находятся в Британском музее. В гостиной стоит бюст художника. Все сыновья Джона Дойла были художникам. «Дики Дойл», как его звали знакомые, оформлял обложки для журнала «Панч». Его подпись — «D» с маленькой птичкой наверху — размещена в уголке. На каминной полке, рядом с портретом Дж. М. Барри с автографом, находится удивительно интересный рисунок, воспроизведённый на этих страницах. Он выполнен Джоном Дойлом; на нём изображена королева в возрасте шести лет, едущая по Гайд-парку.

История гласит, что маленькая принцесса поймала взгляд старого Джона Дойла, пытающегося нарисовать её, и милостиво повелела остановить фаэтон, чтобы тот мог закончить.

В столовой висит несколько чудесных картин маслом, написанных братом миссис Конан Дойл. На верхней полке большого книжного шкафа — несколько арктических трофеев, привезённые хозяином дома из региона, где климат ещё холоднее, чем у нас. Гостиная весьма невелика. Кресла уютны, полуденный чай — приятен, хлеб с маслом — восхитительны.

Вы можете заметить портрет английской команды по крикету, которая в прошлом году ездила в Голландию. Среди них — доктор Дойл. Здесь ещё больше картин его отца.

— Та тарелка в углу? — переспрашивает доктор Дойл, снимая со стены большую синюю с белым тарелку. — Это одна из поздних тарелок хедивов. Когда я покидал Портсмут, одна постоянная пациентка преподнесла мне её в качестве прощального дара.

Она хотела, чтобы эта вещица напоминала о ней. Её сын, молодой крепкий моряк, был на «Несгибаемом» во время бомбардировки Александрии.

Выстрел пробил дыру в Хедивском дворце, и когда юноша высадился, он обнаружил это и пролез внутрь… очутившись на дворцовой кухне!

С прицелом на добычу он схватил эту тарелку и вылез обратно. Это была, по словам пожилой леди, самая ценная вещь, которой она обладала, и она попросила меня её взять.

Думаю, подобное внимание дорогого стоит.

Мы зажгли наши сигары и снова отправились в кабинет.

Доктор Дойл родился в Эдинбурге в 1859 году. Он поступил в Стоунихёрст в Ланкашир в девять и стал редактором школьной газеты, на страницах которой появлялись его стихотворения. Он проучился здесь семь лет, пока не переехал в Германию. В той частной школе было несколько английских мальчиков, и появилась ещё одна газета. Её девиз гласил: «Не бойся — и отправляй в печать» — она получилась весьма прямолинейной. На самом деле, маленькая передовица посвящалась несправедливости, что письма мальчиков читали, прежде чем вручить. В статье использовались очень сильные слова, владельцы издания попали под трибунал, и дальнейшие публикации были запрещены. В семнадцать лет доктор Дойл вернулся в Эдинбург — изучать медицину. В девятнадцать он совершил первую настоящую попытку стать писателем — отослал рассказ, озаглавленный «Тайна Сэсасской долины», в журнал «Чамберс» и получил три гинеи.

— До двадцати одного я учился медицине днём, — рассказал доктор Дойл, — а по ночам, бывало, писал. Как раз в это время представилась возможность отправиться в арктические моря на китобое. Я решился идти и отложил экзамены на год. Какая атмосфера в этих регионах! Здесь мы этого не понимаем. Я имею в виду не холод — санитарные свойства. Думаю, в ближайшие годы они будут служить мировым санаторием. Сюда, за тысячи миль от дыма, к самому лучшему в мире воздуху, потянутся больные и слабые, когда все другие места не смогут давать им воздуха, что они жаждут, и воспрянут, и снова возродятся благодаря чудесным живительным свойствам арктической атмосферы.

Что касается охоты на китов, стрельбы и боксирования — я взял с собой две пары перчаток и боксировал со стюардом в котельном отделении по ночам — мы хорошо провели время. Вернувшись, я снова занялся медициной в Эдинбурге. Там я встретил человека, который натолкнул меня на мысль о Шерлоке Холмсе — вот его портрет тех дней, он и сейчас силён и здоров и по-прежнему живёт в Эдинбурге.

Я посмотрел на портрет.

На нём был изображён мистер Джозеф Белл, доктор медицины, я слышал, как профессор Блоки упоминал это имя несколько месяцев назад в столице Шотландии.

— Я был клерком в больничном отделении мистера Белла, — продолжил доктор Дойл. — В обязанности клерка входило записывать всех пациентов, которых нужно посмотреть, и собирать их вместе.

Частенько их было семьдесят или восемьдесят. Когда всё было готово, я представлял их мистеру Беллу, вокруг которого собирались ученики.

Его наблюдательность была просто поразительной. Заходил пациент № 1:

— Понятно, — говорил мистер Белл, — вы страдаете от алкогольной зависимости. Даже носите фляжку в нагрудном кармане пальто.

Следом шёл второй:

— Сапожник, ясно. — мистер Белл поворачивался к ученикам и разъяснял им, что брюки мужчины потёрты с внутренней части колен. Там он держал выколотку — а это мог делать только сапожник.

Всё это меня очень впечатляло. Он всё время был передо мной — его острый, пронзительный взгляд серых глаз, орлиный нос и поразительные способности. Он сидел в своём кресле, сложив пальцы вместе, — у него были очень ловкие руки, — и просто смотрел на мужчин или женщин, стоящих перед ним.

Он был очень добр и внимателен с учениками, — был им настоящих другом, — и когда я получил учёную степень и отправился в Африку, поразительная индивидуальность и особая тактичность моего старого учителя произвели на меня глубокое и длительное впечатление, хотя я не имел ни малейшего представления, что это приведёт к тому, что я оставлю медицину, чтобы писать рассказы.

В 1882 г. доктор Дойл начал практиковать в Саутси, где пробудет восемь лет. Постепенно литература оттягивала его внимание от составления рецептов. В течение этих восьми лет в свободное время он написал около пятидесяти или шестидесяти рассказов для многих лучших журналов, прежде чем его имя стало действительно известным. Небольшая подборка этих историй издавалась под названием «Капитан „Полярной звезды“» и прошла четыре переиздания. Он ни в коем случае не забывал о возможности такого по-настоящему изобретательного ума, как у него, писать романы. Его вновь посетили воспоминания о старом учителе. Он написал «Этюд в багровых тонах», печатать который многие отказались, и в конце концов продал его за 25 фунтов стерлингов. Затем последовал «Михей Кларк» — роман о восстании Монмута, чрезвычайно успешный. Следом появился «Знак четырёх», значительно повысивший репутацию своего автора. Приключения Шерлока Холмса явно заинтересовали общественность: читатели начали проявлять к ним повышенный интерес, внимательно наблюдая и ожидая новых тайн, которые знаменитый сыщик возьмётся разгадывать. Но Холмс, — так сказать, — был на время отложен.

— Я решил, — рассказывает доктор Дойл, — проверить, на что способен. Не забывайте — я всё ещё занимался медициной. Написание романов было в большей мере приятным времяпрепровождением, которое, как я чувствовал, неукротимо перерождалось в профессию. Я посвятил два года изучению жизни Англии XIV века, — правлению Эдварда III, — когда страна была на пике своего развития. Этот период практически не рассматривался в беллетристике, и я вынужден был обратиться к более ранним источникам. Я поставил перед собой задачу реконструировать лучника, который всегда казался мне наиболее яркой фигурой в английской истории. Разумеется, Скотт описал его, как изгнанника, тонко и неподражаемо. Но это был не тот знаменитый изгнанник. В первую очередь, он был солдатом, одним из лучших, что когда-либо видел мир — грубым, выпивающим, сквернословящим, но преисполненный мужества и жизнелюбия. Лучники должны были быть исключительными собратьями. Французы, которые всегда были доблестными воинами, в конце концов, бросили попытки их побороть, и позволили английским армиям бесконтрольно бродить по стране. То же самое было в Испании и Шотландии. Тогда рыцари, я думаю, были гораздо человечнее, чем их обычно изображали. Сила имела мало общего с их благородными качествами. Некоторые из них, наиболее известные, были довольно слабы физически. Чандоса считали первым рыцарем Европы, когда ему было за восемьдесят. Мои исследования данного периода увенчались собственным романом, «Белый отряд», который, смею заверить, уже пережил внушительное число переизданий. Я решил оставить практику в Саутси, переехал в Лондон и стал работать офтальмологом — эта ветвь медицины меня всегда особенно привлекала. Я учился в Париже и Вене и, во время пребывания в последнем городе, написал «Открытие Рафлза Хоу». По возвращении в Лондон я взял комнаты на Уимпол-стрит, повесил на дверь медную табличку и приступил к работе. Но начали поступать заказы на рассказы, и по истечении трёх месяцев я окончательно оставил медицину, переехал в Норвуд, и стал писать для журнала «Стрэнд».

Я узнал несколько любопытных фактов о «Приключениях Шерлока Холмса». Доктор Дойл сначала придумывает конец истории и только потом приступает к началу. Он заранее знает кульминацию, и его мастерство заключается в том, чтобы скрывать это от читателей. На написание рассказа — вроде тех, что появляются на этих страницах — уходит около недели, а идеи приходят самыми разными способами: на прогулке, во время игры в крикет, поездки на велосипеде или игры в теннис. Он работает между завтраком и ланчем, а потом вечером: с пяти до восьми часов, и пишет около трёх тысяч слов в день. Он получает множество предложений от читателей.

В утро моего визита ему прислали подробное описание дела об отравлении из Новой Зеландии, а в предыдущий день — большой пакет документов, касающихся некого конфликта, из Бристоля. Но подобные предложения воплощаются в рассказы весьма редко. Другие письма приходят от людей, прочитавших его последние истории и рассказывающих, смогли ли они разгадать загадку или нет. Причина отказа от написания большего количества историй весьма справедлива. Доктор Дойл боится испортить персонажа, которого особенно любит, и признался, что у него уже достаточно материала для следующего сборника, и оживлённо заверил меня, что уже придумал первую истории нового цикла рассказов про Шерлока Холмса, которые будут опубликованы в этом журнале, да такую неразрешимую, что он поспорил с женой на шиллинг, что та ни о чём не догадается, пока не дочитает до конца!

После встречи с доктором Дойлом я списался с мистером Джозефом Беллом из Эдинбурга — джентльменом, чья гениальная личность натолкнула его давнего ученика на мысль о Шерлоке Холмсе.

Письмо, присланное им в ответ, представляет огромный интерес, посему приводим его полностью:

Например, физиогномика помогает определить национальность, акцент — регион, а натренированному уху — даже графство. Почти каждое ремесло можно определить по рукам. Шрамы шахтёра отличаются от шрамов рудокопа. Мозоли столяра не такие, как у каменщика. У сапожника и портного совершенно разные руки. Солдат и моряк отличаются походкой, хотя в прошлом месяце я заявил человеку, утверждавшему, что он был солдатом, что в отрочестве он был моряком. Знаки бесконечны: татуировки на руках поведают о путешествиях, которые предпринимал их обладатель; орнамент на часовой цепочке успешного колониста расскажет, где их хозяин сделал деньги. Новозеландский скваттер не будет носить золотой мухур, а инженер индийской железной дороги — камень маори. Используйте свою наблюдательность точно и постоянно, и вы убедитесь, что многие медицинские случаи напрямую связаны с историей, национальностью и социальным статусом пациента, вошедшего во врачебный кабинет. Гений и потрясающее воображение доктора Конан Дойла основываются на этой стройной основе, что делает его детективные истории беспрецедентно новыми, но он обязан гораздо меньше, чем думает, вашему скромному слуге Джозефу Беллу.