Конечно, в известной мере. В моей мысли никогда не было желания оправдывать революционный суд, какой функционировал, как известно, у нас в различные эпохи.

Заметим, что обвинение при всех равных прочих условиях, то есть когда социальные условия остаются те же, зависит от умения найти степень требуемого судом доказательства. В деле отравления, например, до прогресса химии старались осуждать людей по простым, слабым подозрениям, без которых все эти преступления остались бы безнаказанными. Но с тех пор, как посредством особых реактивов могли узнавать присутствие ядовитых веществ, имеют право требовать доказательства, гораздо более надежного, чем прежние. В деле поджогов (преступление редкое, свойственное недавнему времени) осуждение также основывают на простых подозрениях по недостатку доводов. Может быть, когда-нибудь поджог так же легко будет доказать, как теперь отравление. Сейчас его так же трудно доказать, как некогда было трудно доказать отравление. Известные изобретения и открытия сделали невозможным возвращение к некоторым суеверным способам при судебных разбирательствах, принятым прежде у всех народов. Но тогда отсутствие этих изобретений и открытий делало необходимыми эти способы. Сомнение, особенно в важных преступлениях, так тяжело, что человеческая природа всячески старается всегда выйти из него. Не в одни средние века, а и в Египте, в Греции и везде в древности обращались к оракулам или к Божьему суду, чтобы узнать виновность невинных точно так же, как теперь, и иногда не менее безрассудно, обращаются к экспертам по судебной медицине. Суды Божьи были тогда божественной экспертизой. К этому надо было часто прибегать тогда, когда еще не было естественных наук и химии.