Глава 18

Я никогда раньше так не рассматривала мужское тело. Мне это даже в голову не приходило.

Из-за плотных штор пробивались слабые лучи света, и они бросали блики на золотистую кожу Данте. Какой необычный цвет, именно тот, когда нет красноты, а именно идеальная эластичная поверхность кожи, под которой застыла жидкая ртуть. Внутри то поднималась волна восторга, то замирало сердце от осознания, что все может закончиться именно здесь и сейчас. Мы уснули на полу. Абсолютно голые. Не осталось сил дойти до постели. Я никогда не подозревала, что внутри меня живет развратное существо, какое-то голодное животное, изнывающее от похоти, но, тем не менее, это действительно так. Данте разбудил эту спящую чувственность, и она ураганом вырвалась наружу.

Сейчас, наблюдая за ним, я продолжала чувствовать такое же возбуждение, что и накануне вечером. Словно голод усилился во сто крат, и я даже понимала причину этого. Теперь он осознанный. Я знаю, что он может мне дать, знаю, что может заставить испытать, и внутри снова скручивалась невидимая пружина.

Не удержалась и провела ладонью по его груди. Под пальцами сталь, но она кажется очень горячей на ощупь, твердой и горячей. От него восхитительно пахнет парфюмом, табаком и его кожей… от него пахнет сексом. Звериной похотью и вдыхая, я ощущаю, как она переходит мне, как бежит под кожей. Он трахал меня ночью по-разному – иногда яростно, иногда нежно. Размеренно, одинаковыми, глубокими толчками. При этом все время смотрел в глаза, словно, для него жизненно важно было видеть мой взгляд. Светло-серый сплав стали его радужек завораживал глубиной и насыщенностью. Обычно мужчины смотрят на грудь и даже туда, где их член входит и выходит из женского тела, а он именно в глаза, и это заводило меня, заставляло извиваться под ним и тоже смотреть, словно мы трахаемся даже взглядами, словно в глубине моих зрачков самое развратное порно, какое только можно увидеть. И в такой момент ты не безлика, ты не просто тело, которое имеют и смотрят, как колышется грудь в такт толчкам, а смотрят именно на тебя, в тебя. И я уже не могу назвать это просто похотью… Данте берет и мою душу, он проникает в меня везде… и когда я кончала, я кончала душой, а не телом. Под властное:

– Смотри на меня… Смотри…

Краска бросилась в лицо, когда я поняла, что Данте не спит, а наблюдает, как я его рассматриваю.

– Соответствую книжке по анатомии, а, доктор? Или вы нашли патологии?

– Я – психолог, а не хирург или патологоанатом, – усмехнулась и начертила кончиками пальцев у него на груди квадрат, потом треугольник.

Он перевел взгляд на мою шею, потом на голую грудь и провел кончиком пальца по соску. Медленно. Очень медленно.

– И как? Ты уже поставила мне диагноз?

Мое дыхание участилось, я смотрела на его палец с аккуратно подстриженным ногтем, на то, как он описывал круги вокруг возбужденного соска. Внизу живота появилось болезненное ощущение пульсации, нарастающее с каждым круговым движением.

– Нет.

– Нет?

Пальцы сильно сжали сосок, и меня прострелило электрическим током, глаза невольно закатились, и между ног стало влажно и горячо. Это какое-то безумие. Наваждение. Я не хочу настолько пагубно от него зависеть. Я не хочу стать одной из женщин Данте Марини. Одной из повернутых на нем женщин.

Поздно, Кэт, ты уже ею стала.

– Не считаешь меня чокнутым садистом, Кэтрин?

Резко опрокинул навзничь и навис надо мной.

– Не считаю, – выдохнула и посмотрела на его губы. От одной мысли, что он вытворял этим ртом со мной сегодня ночью, я поплыла.

– А кем считаешь? А? Какие выводы для себя сделала маленькая доктор-психиатр?

Я попыталась приподняться, но он вдруг схватил меня за горло и вдавил в пол. Радужки потемнели, стали цвета грозового неба.

– Не думаешь, что я опасен, Кошка? Не чувствуешь угрозу?

Я смотрела в его расширенные зрачки, и по телу прокатилась волна нервной дрожи.

Пальцы сжали горло сильнее. Стало трудно дышать.

– Вот сейчас я чувствую, как учащается твой пульс… страх и возбуждение одновременно. Это вкусно… очень вкусно.

Впилась в его руку пальцами и сжала запястье, одновременно чувствуя, что могу позволить ему все.

– Если надавить сильнее и подержать несколько секунд, у тебя перед глазами пойдут разноцветные точки от нехватки кислорода, если продолжать давить, ты начнешь задыхаться и трепыхаться в моих руках, как пойманная в сети рыбка или бабочка под сачком коллекционера. Тебе нравятся бабочки, Кэт?

Я дернулась, чувствуя, как напряглось все тело и постепенно становится страшно, что он действительно сожмет пальцы. Резко раздвинул мне ноги и провел ладонью по промежности.

– Мокрая… горячая кошка. Течешь и боишься. Ты знала, что такое возможно? Для тебя… Знала? Стать чьей-то игрушкой, а? Ты бы хотела, чтоб я поиграл в тебя, Кэт?

Проник в меня пальцем и сильнее сжал горло, я невольно подалась навстречу бедрами и приоткрыла рот, хватая воздух. О Боже! Это не может происходить со мной. Я не такая. Я нормальная, я…

– Контроль, Кэтрин… Он полностью у меня в ладони. Я решу, когда тебе можно дышать, а когда нет.

Наклонился к моему уху и обвел мочку кончиком языка. Каждое касание – разряд электричества.

– А еще я могу решить, что дышать тебе больше не нужно.

Добавил еще один палец и сделал первый толчок внутри моего тела, потом еще один и еще, по нарастающей. Быстро внутрь и медленно наружу, давая прочувствовать костяшки пальцев и ребристость кольца. От одной мысли об этом я судорожно сжалась.

– Маленькая сучка… чувствуешь, как течешь мне на руку. Тебе нравится? Движения быстрее и быстрее, а у меня закатываются глаза и дрожит все тело. Перед глазами действительно разноцветные точки и первые спазмы оргазма издалека. Пульсация нарастает. Готова отдать мне контроль? Готова, Кэтрин?

Прекратил движение пальцев, и я разочарованно застонала, на глаза навернулись слезы.

– Да!

– Нет! Не готова. Еще рано кончать.

Прошептал на ухо и сильно прикусил мочку.

– Не готова, доктор… Ты испугалась. Ты мне не доверяешь.

Он гладил мои голые ноги очень медленно, не разжимая руки на шее, а я растворялась в его взгляде. Какая-то часть меня анализировала происходящее, прикидывала, опасен ли он на самом деле, почему это доставляет ему удовольствие, зачем ему эта власть? Зачем мое согласие? А другая часть меня изнывала от желания покориться, от унизительного наслаждения быть в его власти и отдать контроль. Приник к моим губам, проталкивая язык глубже, лаская небо, сплетая с моим языком и снова оторвался.

– Доверься, Кошка… Скажи «да». Или скажи «нет», и я прекращу все прямо сейчас.

Он продолжал ласкать мою плоть, порхая, не надавливая, создавая мучительное желание тереться о его пальцы.

– Да! – потянулась к его губам и вскрикнула, когда его пальцы снова проникли в меня.

– Доверяешь?

– Да!

– Хочешь быть моей шлюхой? Моей игрушкой?

Распахнула глаза, а он сильнее сжал горло и, выскользнув пальцами, медленно ласкал клитор. Мои глаза закатились, снова судороги наслаждения и он останавливается.

– Хочешь? Давай! Давай, говори! Ты же хочешь это сказать.

И снова эта безумная тягучая ласка, а перед глазами – пятна, круги, тело дрожит в лихорадке, и мне кажется, если он еще раз остановится, я разрыдаюсь.

– Хочу… – я это сказала?

– Да! Вот так! Тебе нравится?

– Да!

– Скажи, что любишь.

Встретилась с ним взглядом и там… вдалеке… в глубине какая-то странная мольба. Какая-то отчаянная жажда услышать. Осколок слабости, прозрачный, маленький, но он больно режет своего хозяина. Я не сказала… а он больше не попросил. Перевернул на живот и резко вошел в меня, заставляя закричать, хватая ртом воздух…

Алекс въехал на знакомую парковку и поставил машину. Закурил неизвестно какую по счету сигарету. У него дрожали руки, сильно, так что он несколько раз обжегся и выматерился по-русски. Влажная от пота рубашка липла к спине, и от ветра пронизывало костей. Проклятая осень. Лучше зима, чем этот чертов ветер и влажность. Приподнял воротник и посмотрел на окна Кэтрин – приглушенный свет. Значит, она дома. Дьявол, еще никогда в жизни ему не было так страшно, как сейчас.

Нет, он не боялся Кэт, он боялся ее слез и отчаяния, он морально готовился к тому, что новость о смерти Ли подкосит ее. И еще вертелась в голове монотонная мысль, как проскакивающая отвертка на поломанной шляпке винта. Крутишь, а он не вытаскивается – Кэт не простит его связи с Ли и того, что они оба ей об этом не рассказали. Она не поймет. Ей будет больно. И самое паршивое больно не от его измены, а от их вранья.

Алекс поднялся на лифте на ее этаж и подошел к двери. Несколько раз подносил пальцы к звонку, не решаясь позвонить.

«Я не хочу, чтоб матрешка знала об этом. Пообещай мне, Ал!» – «А что в этом такого, Ли? Мы оба свободны. Мы имеем на это право и…» – «Твою мать! Алекс! Ты специально, да? Ты со мной специально, чтоб она ревновала тебя». – «Ли!» – «Какой же ты подонок! Сукин сын! А я… идиотка! Убирайся из моего дома! Убирайся к дьяволу, Заславский!»

Решительно протянул руку и позвонил. Кэтрин открыла не сразу, а когда наконец-то дверь распахнулась, Алекс с удивлением увидел, что Кэт лишь слегка ее приоткрыла. На ней шелковый, хорошо знакомый ему, коротенький халат… и она прячется за дверью. Глаза блестят, а щеки раскраснелись, грудь быстро вздымается, словно она была на пробежке… или…

– Привет, – хрипло сказал и откашлялся.

– Привет, Ал. Ты мог и позвонить.

Напряжена. Сильно. В мозг раскаленной спицей – она не одна.

– Я звонил. У тебя выключен телефон.

Выдохнула и, сглотнув, посмотрела ему в глаза:

– А тебе не приходило в голову, что он выключен, потому что я занята, Алекс? Или потому что не хочу, чтоб мне звонили?

На секунду его ослепила ярость. Неконтролируемая волна злости, она потопила все сомнения и желание быть деликатным.

– Сегодня ночью нашли труп Ли, Кэтрин.

Ее глаза широко распахнулись и острый подбородок дрогнул. Алексу показалось что на лице Кэт даже веснушки побледнели.

– Что? – беззвучно… по-русски, дрожащими губами.

– Ли убита, Кать. Мы нашли ее ночью. Она мертва. Я могу войти?

Медленно открыла дверь, а сама прислонилась к стене, тяжело дыша.

– Кошка?

Заславскому показалось, что его ошпарило кипятком – из комнаты вышел Данте Марини. Он остановился, глядя то на копа, то на Кэтрин, и как раз застегивая последнюю пуговицу рубашки. Заславскому стало нечем дышать перед глазами уже мелькали картинки, как Кэт отдается проклятому итальянцу на своей постели.

«Дыши, Алекс. Глубже дыши, бл**ь! Мать твою!» Значит все же «или» было как раз правильным вариантом.

– Добрый вечер, – процедил он сквозь зубы, Марини лишь кивнул и вдруг метнулся к Кэт, которая медленно сползла по стене на пол, подхватил на руки.

– Принесите воды, – рявкнул Заславскому и тот, как робот, на негнущихся ногах пошел на кухню.

Значит Марини… Охренеть, как же больно. Сколько времени она не отвечала – больше суток. Все это время она была с ним, они трахались, как животные, в этой квартире. В той квартире, где Алекс прожил с ней два долбаных года! Вернулся со стаканом воды, стараясь подавить желание достать пушку и всадить в Марини эдак всю обойму, четко промеж глаз. Итальянец стоял рядом с Кэтрин, точнее отгораживая девушку от Алекса собой. Высокомерный, уверенный в собственном превосходстве ублюдок.

– Чем обязаны столь позднему визиту, мистер… эмммм?

– Заславский, – подсказал Алекс.

Снисходительный кивок головы. Как же Алекс не любил этих баловней судьбы с заносчивым взглядом короля вселенной. Протянул стакан, и тот передал его Кэтрин.

– Тело Ли нашли сегодня ночью, и мне нужно, чтобы мисс Логинов опознала его.

– Как? Кто ее… – голос Кэтрин сорвался, она попыталась поднести стакан к губам, но ее так лихорадило, что Марини отобрал у нее стакан и сам поднес к ее губам.

Алекс стиснул челюсти. Как он с ней… по-хозяйски, и она позволяет, мать ее, а с ним всегда притворялась самостоятельной, эмансипированной.

– Пока не знаем кто. Но мы ищем и мне нужна твоя помощь.

– Я хочу знать, – очень тихо, еле слышно, – расскажи мне, Саш.

По-русски. Марини чуть прищурился и посмотрел на Заславского. Словно понял, о чем она попросила. Сукин сын знает русский? Ах да, конечно, его мать… Как он забыл.

– Кто-то издевался над ней несколько суток, потом еще живую притащил на заброшенную стройку и подвесил на крюках под потолком. Она умирала очень долго.

Кэтрин всхлипнула и закрыла лицо руками.

– О Господи!

– Твою мать! – Глаза Марини сверкнули яростью. – Можно было опустить подробности!

– Кэтрин – врач, кроме того она все равно увидит тело.

– Я не звонила ей несколько дней… я не искала ее. Я… О Господи. Господи! Линии. Почему?

Итальянец привлек девушку рывком к себе, сильно прижал, зарывшись пятерней в волосы.

– Тсс, девочка, тсс… тихо.

Добавил что-то по-итальянски, поглаживая по спине.

Алекса передернуло, он резко выдохнул.

– Кэт, нам нужно твое подтверждение. Чтоб ты забрала ее вещи, подписала бумаги. Кроме тебя у нее никого не было.

– Дайте нам пару минут. Можете подождать? Мы выйдем или приедем в участок.

Заславский заставил себя успокоиться. Это стоило ему прокушенной губы и сжатых до хруста пальцев, он почувствовал, как сломал зажигалку в кармане.

– Я обожду внизу.

Выскочил из квартиры и его скрутило пополам. Так и стоял у лифта, сжав переносицу двумя пальцами. От глаз не укрылось ничего – ни пальцы Кэт, которыми та судорожно впилась в плечи любовника, ни ее взгляды на него, ни то, как по-хозяйски тот привлек ее к себе. Его Кэт!

Нет! Она никогда не была его. Была б его, то сейчас бы Алекс ее утешал, а не этот проклятый итальяшка. Алекс свое профукал пока дневал и ночевал на работе, пока трахал Ли, пока забывал позвонить Кэт, пока… Дьявол… пока просто не понимал, как сильно он ее любит. Почему, мать ее, он это понял только тогда, когда она его выставила за дверь?

Кэтрин долго смотрела на труп, ее подбородок дрожал, а рука то тянулась к лицу Ли, то снова плетью падала вдоль тела. Марини поддерживал ее за плечи, а девушка просто молча смотрела на мертвую подругу и не шевелилась.

Подписала бумаги дрожащей рукой и судорожно сжала сумочку Ли, глядя на Алекса расширенными глазами с отчаянным немым вопросом. Точнее вопросами, а у него пока не было ответов. Ни одного. Ни единой зацепки.

Он провел Кэт в кабинет, попросив Марини обождать снаружи.

Она села на кресло, на самый краешек.

Дрожит, постоянно сминает сумочку пальцами, не глядя на Заславского. До боли хочется прижать ее к себе и не может. Все. Не имеет право. Да и перед глазами длинные пальцы Марини, перебирающие белые пряди волос.

– Когда ты последний раз говорила с ней?

– Давно. В день, когда она уехала. В отпуск. Так сказал ее начальник. Алекс, что за ублюдок мог такое сделать? Кто? За что?

В глазах дикое недоумение, шок.

– Не знаю… У нее были враги?

– Нет. Ли такая дружелюбная, смешная, такая…

Кэтрин закрыла лицо руками.

– Подумай, Кать, может кто-то из бывших, новый бойфренд. Она ничего тебе не рассказывала?

– Переписывалась с одним типом в интернете. И все. У нее никого не было. Она бы сказала. Ли всегда мне все говорила. Всегда. Боже мой!

«Она всегда мне все рассказывала». Не все. Далеко не все.

– Посмотри на ее вещи. Ты их узнаешь? Они все принадлежат ей?

Алекс разложил на столе вещи и документы, выпотрошил косметичку. Кэтрин поднялась с кресла и долго смотрела на предметы.

– Да. Это все ее. Вроде как.

Тронула водительские права и отняла руку.

– Ты в состоянии посмотреть фотографии тела? Профессионально, как психолог. Может возникнут какие-то мысли.

Кэт кивнула, и Алекс протянул ей папку с фотографиями.

– О Боже!

Кэтрин зажмурилась и всхлипнула. Выронила фотографии. Алекс собрал их с пола и присел возле девушки.

– Давай потом, когда успокоишься. Заедешь ко мне завтра. Поезжай домой. Я обещаю, что мы его найдем. Поймаем ублюдка и посадим.

Она быстро закивала и сильнее сжала сумочку, так сильно, что костяшки пальцев побелели.

Алекс взял ее руки, но она их высвободила, а он сцепил пальцы, чтобы не схватить ее руки снова. В какой момент он потерял право прикасаться к ней? И даже не понял этого.

– Кать… ты с ним… давно?

Она резко вскинула голову.

– Господи, Алекс! Это то, что волнует тебя сейчас? Ли мертва! Какой-то урод подвесил ее, как скот на скотобойне, на крюки, мучал, издевался над ней. А тебя волнует, с кем я сплю?

Вскочила с кресла и вылетела из кабинета. Заславский силой ударил кулаком в стену.

Да, его это волнует. Его волнует все, что касается ее.