Сентябрьское утро красило нежным абрикотиновым цветом провинциальные заборы Растюпинска, когда Медный Гоблин и сопровождающие его физиономии прибыли, наконец, к месту временного содержания и реставрации неотгруженного заказчику шедевра монументального искусства.

Несмотря на раннее утро, владелец гаража, Даниил совместно с потерявшим в очередной раз любовь, а вместе с ней заодно и и силу воли, братцем Василием предавались пьянству и печали. Обрусевший гремлин Бугивуг изо всех сил поддерживал братьев в этом исконно русском занятии, может быть, по природной склонности, а может - из чувства международной солидарности. Впрочем, какая тут солидарность, если за время проживания на свалке гремлин совершенно пропитался провинциальным духом и даже выучился играть на балалайке, которую искренне считал русским народным инструментом, с чем, однако, можно поспорить.

Безусловно, балалайка уникальный инструмент. Прежде всего, ни у одного народа мира не существует инструментов треугольной формы, заметьте это, пожалуйста. Все струнные музыкальные инструменты по форме и сути своей женственны, а стало быть - округлы. А три струны? Даже у банджо, и то минимум четыре! Так что, балалайка является исключением из общего правила, что позволяет сделать некоторые далеко идущие выводы. Ну, скажем о том, что балалайка инструмент, безусловно, сакральный, о чем говорит наличие у него трех углов и трех струн, а во-вторых - вообще нечеловеческий. Скорее всего, этот инструмент был подброшен древним русичам некими таинственными пришельцами, с целью посмотреть, что из этого получится. С тех пор число "три" является священным числом русской, российской и даже россиянской цивилизаций. Судите сами - пьют у нас на троих, считают до трех и, хотя и говорят, что третий лишний, но на практике чаще звучит - третьим будешь?

Но оставим лирические отступления, вернемся в гараж, где как раз пьют. Разумеется, на троих, и, разумеется, по серьезному поводу. А как же иначе? Пьют, играют на электрогуслях и наяривают на балалайке. Кстати, на балалайке именно наяривают, а не играют, то есть, если и играют, то с особой яростью, или, иногда бренчат.

"Наяривать" и "ярость" - безусловно однокоренные слова. "Бренчать" тоже имеет сакральный смысл, слово это однокоренное со словом "бренность", вас это не наводит на мысли? Меня лично наводит, но я изо всех сил борюсь с всякими незваными наводчиками - что я им, зенитное орудие на танкоопасном направлении, что ли - и поэтому возвращаюсь в гараж братца Даниила, чтобы вместе с вернувшимися из похода на Москву братками, выяснить, наконец, по какому поводу развернулась эта явно внеплановая утренняя пьянка.

Так что, просто примем к сведению, что этим утром на балалайке в авторемонтной мастерской яростно играли что-то невероятно бренное. Интересно с какого такого перепуга?

Пока Мальчиш с Безяйчиком командовали маневрами довольно-таки большой автоколонны, привезшей Медного Гоблина в Растюпинск, то есть, фурой и автокраном, Иван подошел к распевающей печальные народные песни троице и сказал:

- Ну, здорово, орлы! Чего это вы с утра так набрались?

Орлы невнятно клекотнули в ответ и нестройно затянули:

"Когда я на почте служил ямщиком,

Был молод и ел я селёдку..."

На этом месте Бугивуг ненадолго прервался, отложил свой яростно-бренный инструмент, пошарил вокруг себя мозолистой дланью, вытащил наполовину обглоданный селедочный хвост и стал его печально жевать.

Пока он жевал, Даниил с Васькой успели сообщить от лица вскормленного селедкой ямщика, что:

"И крепко же братцы в селенье одном,

Любил я в ту пору девчонку..."

Подробности любви ямщика и прекрасной селянки остались неизвестными широкой публике, потому что Бугивуг отбросил в сторону селедочный хвост и снова взялся за балалайку. Под душераздирающую трель русского сакрального инструмента он, пропустив пару-другую куплетов, потребовал от окружающих жалостливым ковбойским фальцетом:

"Налейте, налейте скорее вина,

Рассказывать нет больше мочи!"

На этом песня закончилась, и нетрезвая троица выжидающе уставилась на Ивана.

Иван сообразил, что братцы его, да и Бугивуг очевидно тоже находятся в крайне опасном состоянии, именуемом в России "недопоем". То есть, мировая скорбь полностью затопила их души и на этой скорби их, как бы, заклинило, то есть, для того, чтобы осознать все безобразие своего состояния, они с одной стороны были слишком трезвы, а с другой - наоборот.

- Безяйчик! - воззвал Иван. - У нас выпить что-нибудь есть?

- В бардачке, - коротко бросил Безяйчик, занятый застропливанием Медного Гоблина.

Иван полез в бардачок "Копейки", выудил оттуда сначала пистолет Стечкина, а потом непочатую бутыль водки "Ямщик" с весело летящей птицей-тройкой на этикетке. Из этой бутылки он аккуратно отмерял три раза по полстакана и вручил автомеханикам.

- Бум! - сказали Даниил, Васька и Бугивуг, и сдвинули стаканы. Бума, однако, не получилось, потому что стаканы были пластиковые и к бумканью непригодные.

- За Санька! - почти трезвым голосом печально сказал Даниил, и все сосредоточенно выпили, старательно занюхав водку черными корочками и высохшими лещиными потрохами.

- Ну, рассказывайте! - сурово потребовал Иван-солдат, уже чуя, что произошло что-то очень и очень нехорошее. Мальчиш с Безяйчиком тоже почувствовали, некую кривизну ситуации и теперь стояли рядом, настороженно сопя.

- Санька замели! - Печально сообщил Василий и потянулся к "Ямщику".

- Кто? - в один голос спросили Мальчиш с Безяйчиком.

- Абдулла, террорист эльфийский, - сказал Василий. - Они, это... за бутылкой приехали, а Санёк нипочем не хотел из бутылки вылазить, все орал "Я в своем добром, не трожьте уроды ушастые..", и все такое... Ну, короче, его вместе с бутылкой и забрали. Абдулла сказал, что так даже лучше, будет у них одушевленный этот... ах ты факт!

- Артефакт! - машинально поправил Мальчиш. - И когда это было?

- Когда это было, когда это было, во сне - наяву...- затянул, было отудобивший после полустакана "Ямщика" Бугивуг, но сразу заткнулся и посмотрел на приехавших круглыми желтыми глазами.

- На рассвете! - мрачно сообщил Даниил. - Абдулла еще сказал, что теперь вы в расчете.

- А чего же он нас не дождался? - начал было Безяйчик, но Мальчиш не слушал его. Достав из кармана нечто, сильно смахивающее на раковину-беззубку, он раскрыл створки, приложил квакнувшее совершенно по-лягушачьи устройство, а может быть, существо к уху и заорал:

- Абдулла, это, в натуре, беспредел, слышишь ты, пень горелый? Ты мне Санька верни, а то... Чего, чего, вон он твой статуй, только что привезли... Ну, ты, даешь! Ты чо, болотника что ль накурился? Очуху попей! Ладно, привезем, но поляна с тебя...

Поговорив так минуты три, он с трудом оторвал вцепившееся створками в ухо устройство связи, сунул ему в усеянную мелкими зубами пасть батончик "Сникерса" и убрал в карман.

- Накладка вышла, - пояснил он. - Дело такое...

Оказывается фирма ООО "Мальчиш и Безяйчик, Керосин и сопутствующие товары" подрядилась поставить давнему и проверенному партнеру, похоронному товариществу ООО "Медный таз", одним из владельцев которого являлся известный в Междуземье и его окрестностях криминальный авторитет, черный эльф Абдулла, монументальную статую медного гоблина. Статуя была заказана и изготовлена в оговоренный срок известным на весь тот и этот свет скульптором-монументалистом Сиропом Ркацители, но, по известным причинам напрочь застряла на таможенном складе, откуда и была выручена Мальчишем и Безяйчиком при активной поддержке Ивана. Мальчиш, на сто процентов уверенный в успехе похода на Москву, заранее связался с Абдуллой и сообщил тому, что он может, наконец, забрать заказанное произведение искусства. Поскольку Медный Гоблин должен был открывать народный гоблинский праздник, день наступления половой зрелости у юных гоблинов, "Урукхай", Абдулла сильно торопился и в результате, будучи эльфом весьма далеким от искусства, вместо Медного Гоблина уволок на свой остров бутылку Клейна вместе с поселившимся в ней поэтом Саньком. А на таможни и прочие людские препоны черный эльф глубоко плевал. Он и не на такое плевал, с помощью магии, конечно. С помощью магии, знаете, как можно плюнуть? То-то же!

- Таким образом, - заключил Мальчиш, - ничего не остается, как отправиться на этот чертов остров, отвезти туда настоящего Медного Гоблина и вернуть бутылку Клейна вместе с поэтом, разумеется. Без бутылки Клейна, развитие авторемонтного дела в Растюпинске никогда не достигнет того расцвета, как с бутылкой.

- Хрен с ней, с бутылкой, Санька жалко, - заныл было Бугивуг, но на него никто не обратил внимания.

- Как они в таком виде в зарубежную командировку поедут? - резонно спросил Безяйчик. - Они же лыка не вяжут!

- Оклемаются. Кроме того, алкаши всего мира разговаривают на одном языке, так что, хоть с этим проблем не будет, - сурово сказал Мальчиш. - А мы покамест сопли у этого урода немного подберем, отполируем, и все будет ништяк. Засверкает, как новый мерин. Кроме того, Сержант наш вон стоит, трезвехонек! Штык-парень! А этот ковбой - он махнул рукой в сторону Бугивуга, - пока на хозяйстве останется. Рано ему по заграницам шастать. Тем более что у него и паспорта-то никакого нет.

Бугивуг, впавший в элегическое настроение, горько усмехнулся, сгреб балалайку и заныл:

"Эх, сирота я сирота, Эх, да плохо я оде-е-ата, никто замуж не берет девушку за это!"

Через час объединенная команда братков и братцев-предпринимателей ползала по медному истукану с полировальными машинками, стараясь придать изваянию более или менее товарный вид. Нельзя сказать, что они очень уж преуспели в этом занятии, однако, в конце дня Иван последний раз прошелся шкуркой по громадной медной капле, свисающей с чресл Медного Гоблина и со знанием дела сказал:

- Сойдет для сельской местности!

Мальчиш скептически покосился на начищенные до блеска наплывы на животе монумента, потом посмотрел пониже, присвистнул и, наконец, сказал:

- Может, в какой-нибудь стриптиз-клуб его продадим? А чего, у меня есть кореш, который стрип-клубом владеет. А Абдулле другого сделаем.

- Не успеем, - сокрушенно отозвался Безяйчик. - У них же скоро этот... Урукхай! Давай уж какого есть отправим, авось никто ничего не заметит.

- Как же, не заметят, - Мальчиш стукнул палкой по статуе. Медь отозвалась низким гулом. - Такое не спрячешь!

- Оставь в покое мои яйца! - совершенно явственно произнес Медный Гоблин. - Тоже мне, извращенец выискался!

- Санек! - радостно заорал мигом протрезвевший Бугивуг. - Где ты пропадал? Щас выпьем!

- А вот и не Санек! - обиженно прогудел статуй. - Если хотите знать, меня Парфеном зовут. А для вас я и вовсе Парфен Ярвилович Утыкин.

- А где Санек? - недоуменно спросил Бугивуг. - Куда Санек подевался?

- Уехал Санек, - терпеливо объяснил Парфен. - К обеду просил не ждать.

- Эх, Санек! - горько сказал Бугивуг. - А я-то на радостях даже слегка протрезвел! Теперь опять догонять придется.

Между тем наиболее вменяемые члены этой разношерстной компании, наконец, решили выяснить, в чем дело.

- Ты кто? - опасливо спросил истукана Безяйчик. - И откудова взялся?

- Парфен я, - загудел Медный Гоблин. - Сколько можно одно и то же повторять. - Экие вы тупые, одно слово - электорат!

- Мы поняли, что Парфен, - вкрадчиво сказал Мальчиш. Однако палкой тыкать больше не рискнул. - А что ты здесь делаешь?

- Живу... То есть, вселился недавно, - Парфен, похоже, немного сконфузился. - Вижу - жилплощадь пустует, ну я и того... вселился. А что нельзя?

- Да нет, почему же, - задумчиво протянул Мальчиш. - Только выселяться все равно придется, потому что отправится сейчас эта жилплощадь прямиком и без пересадок к черному эльфу Абдулле на остров Алаули, а там, может быть и еще куда подальше.

- Это как же так? - возмутился Парфен. - Я, понимаете ли, в квартирке прибрался, одного крысиного дерьма выкинул знаете сколько? А вы мою законную жилплощадь на сторону продать хотите? Тоже мне, черные риэлтеры выискались! Ничего у вас не получится! Ну, скажите, и как вы собираетесь меня выселять? Омон вызовете? Ха-ха и еше много раз "Ха-ха"! Поняли ? Ну то-то же! Нет уж, господа хорошие, куда квартирка - туда и я.

- Ну, как знаешь, - пожал плечами Мальчиш. - Только потом, когда тебе голых девственниц пачками в жертву приносить будут, не говори, что тебя не предупреждали. Лады?

- Девственницы - это здорово! - восхитился Парфен и громыхнул причиндалами. - Если еще и девственниц давать будут забесплатно, то вам меня отсюда вообще вовек не выселить. Я ведь на чем прокололся-то? На девственницах, на них родимых! Понимаете, в детстве я был половым беспризорником...

Тут Парфен хотел было поведать печальную историю о том, как из полового беспризорника выбился в мелкие, но вполне осязаемые политические деятели, а потом из-за козней завистников превратился и вовсе в духа бесплотного, и как от этого страдал, мучаясь эфирным воздержанием, но браткам, да и почти уже протрезвевшим братцам было не до него.

Прямо на пустыре около гаража разверзлась клубящаяся изумрудным сумраком пасть эльфийского портала, из которого донесся хрипловатый голос эльфа Абдуллы:

- Занасы, дарагой! Сматры только не покарябай!

- Вот что, пацаны, - торопливо заговорил Мальчиш, бегая от не совсем трезвого Даниила к совсем нетрезвому Василию, а от них к трезвехонькому Ивану. Ну, точно, папаша, провожающий в армию непутевых детишек. - Портал работает только от нас к ним, а наоборот не пускает. Так что, вот вам на сигареты и пиво, и давайте следом. Бутылку свою обратно уж как-нибудь пердячим паром переправите. С Абдуллой побазарьте - он поможет. И мы тут тоже покумекаем, может транспорт какой подвернется, в общем, не бросим. Ну, пока, не прощаюсь...

Оторопевшие от такого оборота дел братцы мигом оказались в портале вместе с Медным Гоблином Парфеном. Родимый город растаял в синей дымке, и только Парфен, соблюдая традиции, медно пробасил:

- Поехали!

- Бум! - донеслось со стороны гаража.

И братья вдруг поняли, что та сторона стала "этой" и наоборот.

- Добро пожаловать на наш веселый остров! - встретил их местный криминальный авторитет, черный эльф Абдулла.