Глава 32
Не давайте возможности женщине выйти из себя. Она может выйти не одна…
Амариллис
До мамы меня не довели…
Выманив обманом наружу, запихали в железную клетку и обмотали ее цепями, злобно хихикая и радуясь своей находчивости.
– Это вам даром не пройдет, – сообщила я, еле сдерживаясь, чтобы не показать место, куда им нужно пройти и что следует посмотреть. Но начинать все же было бы правильно с Заремы.
И вообще, до возращения Агилара мне чем-то было нужно заниматься. Почему бы не попутешествовать?
Я знала, что Ширин и Саид позаботятся обо всем остальном и доложат Агилару о моей временной отлучке. Главное, оставить за собой след, по которому меня можно будет найти.
– Молчи, презренная! – прикрикнул на меня один из нукеров и показал плеть.
Такой я еще не видела и поэтому отобрала, чтобы посмотреть. Мужик оскорбился и начал топать ногами и требовать ее обратно. Я кокетничала, обмахиваясь плетью, и не отдавала. Тогда он показал мне саблю. Ее я тоже взяла. А чего не взять, если настойчиво предлагают, тыкая в разные места?
Остальным показалось обидно, что я взяла только у одного, и они тоже предложили мне свое оружие. Я извернулась, но никого не обидела! В результате сидела в запертой клетке, обмотанная цепями, на куче оружия всех сортов и размеров.
– Дочь шайтана! – ругались нукеры, скалились, но клетку открывать не стали.
Понадеялись, что заберут свое добро обратно, когда меня оттуда вытащат. Напротив, набросили на клетку кожаную накидку, скрывая мой светлый лик ото всех.
Тут уже обиделась я и покромсала кожу на ленточки, пообещав, что в следующий раз потренируюсь на всех, кто рядом. После этого от меня все держались на расстоянии оглобли.
– Зря надеетесь, – зловеще ухмыльнулась я, притискивая лицо к решетке. – Длина руки увеличивается пропорционально сабле в этой руке.
На что мне подарили кувшинчик с вонючим маслом, связку смердящих овощей и деревянные бусы.
– Ой, спасибо! – расцвела я. – Так приятно получать незапланированные подарки. – И пробовала на зуб бусы.
И тогда мне подарили еще медальон, свиток с корявыми надписями и феску.
– А что? – засмущался мужчина, пожертвовавший мне головной убор. – Мама всегда говорила: это единственное, что сохраняет мою голову.
Меня это признание так растрогало, что я пообещала:
– Я теперь всегда буду носить ее у сердца! – И прижала феску к груди. – Ни у кого второй не завалялось? Для пары?
Мужчины пожадничали и не дали.
– Ну и ладно, – не стала капризничать я, наслаждаясь поездкой по саду.
Меня выкатили за ворота, где нас ожидали странные, на мой неискушенный взгляд, личности. Я бы им даже завязку от кошелька не доверила, не то что себя. Но меня спросить о том забыли, когда передавали с рук на руки. Пришлось известить всех самой.
– Красавчики! – позвала я чумазых личностей неопределенного возраста в живописных лохмотьях. – Со мной можно нажить только кучу неприятностей. И если в этом вы находите определенное удовольствие, тогда мы, возможно, сработаемся…
– Молчи, женщина! – рявкнул главарь, страдающий отсутствием передних зубов. – Твое место в клетке!
– А ваше? – полюбопытствовала я, чтобы прояснить ситуацию.
– А наше здесь! – подбоченился главарь, передавая нукерам тощий кошелек.
– Тогда я лучше тут посижу! – поспешно согласилась я, усматривая ползающих по новым знакомцам вшей.
– Забирайте девку, – разрешили нукеры. – Только мы сейчас оружие свое достанем…
– Как вы вообще умудрились его девчонке отдать? – полюбопытствовала одна из немытых личностей.
– На хранение сдали, – буркнул начальник, отпирая клетку.
– Вечное, – вцепилась я в дверцу. Радостно объявила: – Все, что мне в руки попало, то навсегда пропало! Свойство всего женского рода!
– Отдай! – взъярились стражники, вцепившись в дверь со своей стороны. – Это наше!
– Мое! – непоколебимо стояла я на уже своем оружии.
– Счас получишь! – пригрозил мне один из нукеров, засучивая рукава рубахи.
– Еще? – обрадовалась я всеми фибрами души, склонной к металлу.
– Быстро давай сюда! – Дверца клетки тряслась не на шутку.
Я поняла, что имею перевес в численности противника, и быстро-быстро начала обгладывать ближайшую ко мне саблю.
Все остолбенели.
Спустя пять сабель и два разрыва сердца…
– Мы ее не возьмем! – категорически отреклись от меня немытые личности, плюясь почище своих верблюдов и ругаясь на чем свет стоит. – Она нам не подходит!
– У нас договор! – чуть не рыдал начальник стражи, с неописуемой скорбью во взоре держа в руках голую рукоять своей любимой сабли. Этим наличие сабли полностью исчерпывалась, сохранилась одна несъедобная рукоять.
И чего там жалеть, спрашивается? Одно название. Сталь была дешевенькая, некачественная. На один укус.
– Нам ее не прокормить! – пояснили немытые личности и тихо смылись, оставив меня со стражей наедине.
– Я тебя сейчас здесь закопаю! – заорал один из нукеров, начиная трясти клетку.
Глядя на меня, мужик впал в раж и стал, брызгая слюной, грызть прутья.
– Нечем, – спокойно заметила я, незаметно отодвигаясь. Вдруг бешенство заразно?
– Тогда убью! – вынырнул из ступора второй. – Ты сожрала самое святое – наше оружие! И оставила нас без работы и куска хлеба!
– Не факт, – отказалась я брать этот груз на свою хрупкую совесть. – Меня можно еще раз кому-нибудь продать. Или Зареме пожаловаться…
– Ей пожалуешься, – пробурчал начальник.
– Лучше убить! – упорствовал особо буйный.
– Смысл? – философски поинтересовалась я. – Ничего ж взамен не получите.
– А душу отвести? – выдал кто-то идею.
Идея не прижилась. Удовлетворение все предпочитали материальное или, в крайнем случае физическое.
Я поймала на себе несколько горячих взглядов, поежилась и осторожно заметила:
– Я вообще-то мужчин живьем не ем принципиально. Из-за избытка волосатости, немытости и костлявости. Но могу и отступить от своих правил…
– А чего назад не просишься? – спросил самый молодой и наивный, которого до этого оттирали в дальние ряды и поэтому он сохранил свою саблю и психику в неприкосновенности от моего желудка.
– А что, вернете? – хлопнула я на него ресницами, удивляясь извилистости мысли человеческой вообще и мужской в частности.
– Нет! – злобно отрезал потный и разнервничавшийся начальник, оттаскивая молодого бойца, который остался единственным боеспособным членом отряда.
– Тогда зачем просить? – меланхолично ответила я вопросом на вопрос, опускаясь на пол и увлеченно следя за ходом спора.
В результате начальник побегал вокруг да около, выщипал себе в расстроенных чувствах полбороды и справедливо рассудил, что лучше получить за меня, чем от меня. С тяжким вздохом он велел:
– Везите ее на рынок! Будем… пристраивать!
Кто не был на городском рынке, тот никогда ничего интересного не видел! Потому что нет оживленнее места во всем городе. Под протяжные крики водоносов: «Вода-а-а, вода-а-а», – вас попытаются обчистить или обмануть. Зычные крики мелких торговцев перемежаются воплями погонщиков. Кричат ишаки, орут верблюды, ржут продаваемые лошади.
Радуют глаз и нюх пирамиды всевозможных лакомств и завлекательные запахи плова, жареных потрохов и мяса, специй. Вот еще пару шагов – и в ноздри бьют яркие ароматы благовоний, а в глаза – насыщенные цвета ковров и блеск украшений. И ягоды-орехи-овощи-фрукты-фрукты-фрукты… желтые и красные, синие и зеленые, малиновые и оранжевые. Гладкие, колючие, шершавые, круглые, овальные, приплющенные… Виноград. Круглый и продолговатый, желто-зеленый, розовый, красный и черно-фиолетовый…
По периметру базара множество маленьких чайхан, где расслабленные гости и жители ведут переговоры и пьют из маленьких чашечек-пиал чаи или отвары трав, заедая пахлавой, а иногда теплыми пшеничными лепешками.
Мне аж плохо стало, и побежала слюна. Но мне поесть-попить никто из похитителей не предлагал, так что сабель в моем убежище стало еще на парочку меньше.
Торговали долго. К вечеру от меня отказались все! И меня сплавили бедуинам – и то… только потому, что сверху доплатили сами нукеры, вытряхнув из карманов все заначки.
Воины-бедуины равнодушно пожали плечами и взяли вместе с мелочью, вытащив меня из клетки и закинув на верблюда. Поперек. Что меня сильно возмутило.
– Лежи спокойно, женщина, – сказал предводитель, присаживаясь на корточки и отводя волосы от моего лица, чтобы рассмотреть получше. (А поздно! Раньше надо было разглядывать, караван ушел!) – И ты будешь жить.
– Тьфу! – выплюнула я верблюжью шерсть. – С кем?
– Что – «с кем»? – не понял меня смуглый чернявый мужчина с резкими чертами лица и огрубевшей кожей.
– Жить с кем? – нахмурилась я, елозя животом по животному. Во как сказала!
– С нами, женщина, – блеснул белоснежными зубами предводитель. Пообещал: – У меня много сильных воинов, тебе хватит.
– А их точно хватит? – пробурчала я, не испытывая ни малейшего страха, зато ощущая дикий прилив энергии и возбуждения.
К этому примешивалась непонятная острая тоска. С чего бы это? Никак железа переела.
Стражники в это время смылись по-европейски (мне Саид про этот обычай рассказывал), чтобы им меня обратно не всучили.
Предводитель вскочил на моего верблюда и с чувством хлопнул меня по заднице. Я, в свою очередь, лягнула животное, и мы бодро потрюхали из города в пустыню. Всей большой и дружно навязываемой мне семьей.
На воротах нас остановили стражники:
– Кого везете? Бумаги есть?
Предводитель вытащил из-за пазухи свернутую бумагу и отдал караулу.
Вот же предусмотрительная тварь! Все продумала! Это я про Зарему. Нехорошо так о будущей маме, но я тихо и про себя.
– Почему в таком виде? – поинтересовался один из караула, пристально разглядывая меня, подметающую дорожную пыль волосами.
– Она немного не в себе, – спокойно сказал предводитель. – Умом повредилась.
– Это от большого счастья, – подтвердила я. – Мне тут сказали, что все это, – ткнула я пальцем в сторону остальных воинов, – теперь мое. Не знаю, как переварить!
– Гы-гы! – заржала стража, держась за животы.
– Какое редкое имя – Амариллис, – задумчиво произнес начальник караула, возвращая бумагу. Протянул: – Где-то я уже такое встречал…
– А вы у Агилара поинтересуйтесь, – дружески посоветовала ему я, пытаясь пожать плечами. Заверила: – Ему будет приятно обо мне услышать.
Стражник хмыкнул и покрутил пальцем у виска:
– Точно с придурью!
Ворота открыли, и нас выпустили наружу.
Мы снова потрюхали по пескам, отдаляясь от города. Спустя некоторое время у предводителя возник вопрос:
– Откуда ты знаешь Агилара, женщина?
– Да я вроде как должна была стать его первой женой, – честно ответила я, стараясь меньше елозить по животному. Почти себе под нос: – Пока меня не украли…
– Тогда почему ты здесь? – не поверил мне кочевник.
– Происки врагов и желание посмотреть мир, – призналась я, отплевываясь от верблюжьей шерсти. Немытой и нечесаной.
– Поворачиваем! – велел спустя какое-то время предводитель в светлой одежде и полосатом платке, закрепленном на голове двумя темными обручами.
Ну да. Быстро среагировал. Не прошло и часа. После того, как поскреб бороду, затылок и что-то там еще, олицетворяющее у него думательный процесс.
Рявкнул:
– Я не хочу приобрести такого мстительного и могущественного врага, как военачальник Агилар из рода Ясарман!
– Это правильно, – немедленно согласилась я. – У него очень странные методы убеждения в правильности своей точки зрения. Вам может не понравиться.
Наш отряд развернулся и поскакал обратно, чтобы сильно обрадовать Зарему.
А так вот! Ей теперь по гроб жизни от меня не избавиться! Пусть это будет маленькая, но гордая месть этой тетке!
Пока я строила планы мести и вредно хихикала, на нас налетел еще один отряд кочевников, внезапно выскочивших из-за барханов.
– Шайтан! – выругался предводитель и скинул меня с верблюда на песок, обнажая саблю. – Спрячься, женщина, и молись Творцу!
– Еще чего, – фыркнула я, отползая из-под копыт. – Зачем его беспокоить такой ничтожной проблемой?
В спускающейся на землю темноте началась жестокая битва. Мужчины сшибались не на жизнь, а на смерть. Слышались лязг сабель и яростные крики.
Рядом со мной на песок упал раненый воин из моего отряда, зажимая страшную рану в животе.
– Прячься, – прошептал он немеющими губами. – Тебя ждет участь страшнее смерти…
– Это мы еще посмотрим! – заверила его я, раздувая ноздри и впитывая металлический запах крови.
Внутри проснулось и зашевелилось что-то древнее и страшное. Что-то, что подсказывало мне, как поступить. Что-то, ударившее мне в голову и затмившее нормальное зрение.
Мир окрасился в оттенки фиолета. Перед глазами кружился и падал черный снег. Настоящая вьюга, леденящая снежная буря. Для меня наступила полутьма, обострилось обоняние. Из груди неожиданно вырвался страшный звериный рев, заставивший испуганно застыть всех присутствующих. Показались когти. Сердце гремело в ушах набатом.
Я оглядела сражающихся налитыми кровью глазами, сжала в руке скользкую от чужой крови саблю и пошла наводить свой порядок на отдельно взятом куске пустыни. Мне так хотелось. К этому звали моя кипящая от возбуждения кровь и сосущее чувство усиливающего голода.
Не знаю, сколько длилось избиение противника. Меня в это время просто не было. Моим телом двигало нечто пугающе-жуткое, сидящее внутри меня и заставляющее собирать богатый урожай смерти.
В какой-то момент левая рука обзавелась второй саблей, и оба лезвия стали описывать смертоносные круги, выкашивая ошеломленного противника. Все сопровождалось жутким, леденящим кровь врага ревом.
А враги даже не сопротивлялись. Или мне так показалось? Либо я двигалась намного быстрее, нежели обычный человек, либо они впали в оцепенение от моего нападения.
Вскоре все было кончено…
Я стояла, сжимая в руках сабли, на маленьком пятачке, усеянном мертвыми телами и обильно политом кровью. В широко раздувающиеся ноздри врывались запахи битвы, и наступало насыщение. Постепенно успокаивалась отнимающая разум черная пурга перед моим внутренним взором. По всему телу разливалась томная нега.
Ко мне подошли оставшиеся в живых члены моего отряда. Покрытые потом, пылью и кровью мужчины опустились на одно колено и положили свое оружие на песок, склонив передо мной головы.
– Наш пророк предсказал… – тихо начал предводитель, не поднимая на меня глаз. – Что придет дитя пустыни и возглавит наш род, приведя его к процветанию…
– Но-но! – перебила я его, втыкая сабли в песок и очищая оружие от крови. – Без фанатизма! Ваш пророк, дай Творец ему долгих лет жизни и светлого разума, как-то все абстрактно предсказал… И явно не обо мне. Дитем меня назвать трудно, уже грудь вымахала…
– Это да, – вякнул кто-то из задних рядов.
– Вот! – ткнула я в этом направлении пальцем. – Слова настоящего мужчины с хорошим зрением! Во-вторых, я не сама пришла, вы меня привезли…
– Это такие мелочи, – вклинился предводитель, не желая расставаться со своей мечтой.
– Ты мою грудь называешь мелочью? – нахмурилась я, прокручивая в руках сабли. – А если я обижусь? – Обрадовала их компанию: – Кстати, мне нельзя ничего возглавлять. Я существо чрезвычайно вредное и страшно подверженное настроению. Неизвестно что натворить могу. Вот как сейчас…
– Но все-таки, – не сдавался предводитель. – Все указывает на…
– Все указывает на то, что меня пора покормить! – твердо прервала я его. – Иначе уже никто никуда не пойдет!
Предводитель не стал искушать судьбу в лице моего ненасытного желудка и быстро согласился.
Мы отошли на приличное расстояние от места сражения. Меня усадили на бархан, выдав верблюжью попону и фляжку с водой. Мужчины насобирали сухого саксаула, и вскоре весело затрещал небольшой костерок.
Вскоре мне выдали несколько полосок вяленого мяса, плошку похлебки, ячменную лепешку и чашку с горячим душистым чаем.
– Спасибо, – поблагодарила я, принимая подношение. – Как раненые?
– Выживут, – кратко ответил предводитель, усаживаясь рядом. – Что-то еще, дева?
– Оставь «деву» себе, – посоветовала ему я. – Меня тут Амариллис назвали, и мне это имя нравится. Так что можешь меня так называть.
– Я – Рашид, – представился предводитель. – Возглавляю один из кланов рода.
– Очень приятно, – прочавкала я, дожевывая лепешку.
– А?.. – решил провести дружескую беседу мужчина, внимательно разглядывая меня прищуренными глазами.
– Разговора по душам не будет, – заверила его я, потягивая чай. – У меня душа устала и разговаривать отказывается. Так что извини, Рашид, в другой раз. Если с Агиларом о нем договоришься.
– А если я ему тебя не верну? – еще больше прищурился Рашид. – За такую деву мы можем и повоевать.
– Не стоит, – фыркнула я чаем. – Я всегда буду на его стороне. И потом – чего напрягаться? Он меня сам найдет. – Я прислушалась к ощущениям. – Уже ищет. На рассвете будет здесь.
– Откуда такие сведения? – удивился Рашид, не слишком мне доверяя.
– Из глубины души, – вздохнула я, потуже заворачиваясь в попону. Стало чуть прохладнее.
Где-то неподалеку заиграл дутар.
– Ой! – обрадовалась я, переводя тему, пока меня еще о чем-то необъяснимом не спросили. – Музыка!
– Азиз! – крикнул предводитель. – Наша дева хочет послушать твою игру!
Я не стала указывать мужчине, что девой я была уже очень давно, чтобы не вызывать новых расспросов и уговоров побыть ею еще.
К нам приблизился стройный гибкий мальчик с только начинающим пробиваться пушком на лице и низко поклонился.
– Мой сын, – гордо сказал Рашид. Приказал: – Сыграй нам что-нибудь.
Полилась грустная мелодия, трогающая душу.
Внезапно на ум пришли слова, которые сложились в строчки, и я замурлыкала себе под нос:
С ума ты сходишь от любви.
Она к тебе навек пристала,
Она твоей душою стала,
Твои копируя шаги.
С ума ты сходишь от любви.
Она твои обняла плечи,
Притиснув яростно к груди.
Боролся ты, сражаясь с чувством,
Достоинство свое храня.
Неблагодарное искусство –
Любить меня, а не себя…
Музыка стихла.
– Госпожа, – позвал меня Азиз. – Можно я запишу ваши стихи?
– Пользуйся, – расщедрилась я, чувствуя себя чуть ли не благодетельницей.
В это время из-за бархана показалась симпатичная морда маленького лопоухого ослика. Я шустро вскочила с места, невежливо уперлась в нее рукой, запихивая обратно и причитая:
– Нашли время, когда прийти! Они и так не знают, что со мной делать!
– Да мы послушать! – обиделся Веселый Дервиш.
Ослик согласно закивал и состроил умильные глазки.
– Кто там? – вытащил саблю из ножен Рашид. – С кем вы там разговариваете?
– Тут ко мне дедушка на огонек зашел, – сказала я. – С другом! И уже уходят! Чаю для них не надо, самим мало!
– Откуда он взялся? – хмурил брови кочевник, к которому начали стекаться все члены отряда.
– Мимо шел! – загораживала я пришельцев. – Случайно! И на меня наткнулся!
– Вообще-то, – подал голос Веселый Дервиш, – мы тебя специально искали, чтобы сказать:
Коль ты герой – то сразу худший из людей,
Если отшельником живешь – так вообще злодей,
И будь хоть ты талантлив, как великий гений,
Спокойно проживешь, лишь если прячешься в безвестье.
И добавил:
В ночной тиши вступаю в храм родной,
Не буду здесь просить Творца себе судьбы иной,
Недавно коврик я стащил отсюда –
Он истрепался, будет мне другой.
– Сказали? – вызверилась я. – Все! Я поняла, запомнила гробокопательские сентенции и начинаю веселиться!
– А почему твой дедушка так странно разговаривает? – удивился Рашид, обходя меня стороной, чтобы полюбоваться на ослика.
Право слово, не на Веселого Дервиша же ему глазеть!
– Потому что моя внучка, девушка с глазами цвета амариллиса, – хитро прищурился старик, пряча усмешку, – никогда не слушает старших. Приходится ей постоянно об этом напоминать.
– Все, деда, – истово закивала я, не зная уже, как прикрывать эту парочку. – Я просветлела рассудком и зашевелила мозгами. Могу я теперь побыть в одиночестве с этими милыми мужчинами?
– Да пожалуйста, внученька! – хмыкнул старик. – Только помни, что ты – не то, кем кажешься, а та, кем себя ощущаешь! – И растаял, подлец такой!
– Веселый Дервиш! – полетел по отряду тихий шепот, и все дружно брякнулись на колени.
– Приплыли! – уныло сказала я. Помолчала, глядя на коленопреклоненных мужчин, и безнадежно поинтересовалась: – Тут нигде поблизости большого дерева нет?
– Зачем вам? – осторожно спросил Рашид, всем своим видом показывая, что если надо, то сейчас же посадит, вырастит и мне преподнесет.
– Повеситься хочу, – призналась я. – Или, в крайнем случае, вырвать с корнем и отгонять назойливых незваных гостей!
