Глава 9

Эдэр вошел в облезлое желто-синее здание под тремя гигантскими буквами IKE, нависающими над крышей. Судя по изогнутым ветрами конструкциям, была тут когда-то еще одна буква, но какая – неизвестно, и Эдэр об этом не задумывался.

Он взбежал по одной из узких дорожек с рифлеными железными ступенями. Рядом вела к залу суда широкая каменная лестница с неровными краями. По ней сновали простые жители мегаполиса, Эдэру не ровня. К тому же ему нравилось скользить рукой по гладкому массивному поручню. В голове мелькнула мысль: а если бы рифленая дорожка тоже включалась, как дыропол, что бы с ней стало, дотронься до поручней страшно испуганная чумашка? Представилось, как волосы у девчонки встали дыбом, а за ними вздыбились одна за одной ступеньки, загудели утробно и быстро-быстро покатились вверх. Эдэр едва заметно усмехнулся.

Оруны наверняка известили горожан о суде еще вчера. Чувствуя на себе множество взглядов, начальник стражи вел себя невозмутимо. Он перехватил пальцами узел своеобразного мешка и распрямил плечи. Эдэру было не привыкать к вниманию, но сейчас где-то под лопаткой ёрзал червячок беспокойства. Глоссы жаждали видеть обвиняемую девицу. Слыханное ли дело: новая наложница пыталась убить хозяина! Казнь обещала быть зрелищной, поэтому в суде уже собралось народу не меньше, чем в праздники возле стадиона.

Эдэр прошел вперед по залу с синими стенами, глянул на выцветший от времени плакат «Добро пожаловать» с изображением мясных шариков на белых тарелках и кружки с дымящимся темным напитком. Желудок забурчал, укорив за пропущенный завтрак.

На пьедестале вальяжно развалился в деревянном кресле судья Васо. Толстоносый, с короткой сальной косой, повязанной фиолетовой лентой, в обтягивающей пузо черной робе и широких штанах. Он потел и пофыркивал, теребя короткими пальцами вырезанный из старого дуба амулет правосудия на груди. Рядом лопоухий мальчишка усиленно давил на педаль механического веера, который пластиковыми лопастями фыркал не меньшее, чем тучный слуга закона.

У пьедестала топтался Амос в роскошной желтой тунике, то и дело потирая пятнистую шею. Чуть позади него восседал в кресле для почетных визитеров казначей. С заплывшими глазками и лицом, напоминающим загадочно улыбающийся кукиш, он выглядел уверенным, что все сложится в пользу его семейства. Как всегда.

Был здесь даже лысый слуга из дома Амоса. «Тоже мне свидетель», – пренебрежительно подумал Эдэр. В сторонке оживленно болтали стражники – из тех, кто вчера тыкал в Лиссу копьями на месте происшествия. Двое явно перебрали накануне настойки. «Получат втык», – поставил себе на заметку Эдэр.

Скользнув взглядом, начальник стражи отметил, что ни отец, ни Верховный жрец не присутствовали на заседании. Последний, скорее всего, еще не вернулся из священных пещер. А чем был занят командо, одни духи ведали.

Возле пустующего места жреца скучал его помощник Олег, сухощавый молодой умник с недлинными волосами и выбритым лбом. Вся жреческая братия отличалась от остальных удобными серыми комбинезонами, кучей всевозможных амулетов на шее, а еще неограниченной властью, которую давало им умение управлять шлюзами. Работу со шлюзами они держали в строжайшей тайне, и никого к ним не допускали.

«Духи распорядились так, – степенно возражал Верховный жрец на предложения командо помочь на озере. – Велят духи иначе, будет иначе». Но духи не велели. И потому что бы ни происходило, последнее слово оставалось за жрецом. Этот факт неимоверно раздражал командо. Однако Верховный жрец при Эдэре не менялся еще ни разу, а помощников служитель духов набирал осторожно, все больше не из глоссов, а из отшельников, чтобы ни подкупить, ни припугнуть было нечем. Жрецы держались всегда обособленно, дружбу ни с кем не водили, подношений не принимали. В общем, хитрой лисой был Верховный посланник духов…

– Приветствую суд! Приветствую, уважаемый судья Васо! – громогласно заявил Эдэр и остановился перед пьедесталом.

Гул голосов в просторном зале суда оборвался.

– Приветствую, уважаемый Эдэр! – скривился в подобии улыбки судья. – Что-то не вижу обвиняемой. Мы ждали ее с тобой. Когда ее приведут? И кто?

Гигант бросил на пол мешок, грохнув костями, и распустил концы тряпки.

– Вот она, – сообщил он.

Судья Васо даже привстал, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь похожее на девушку в обгоревших костях и черепе. Амос сосредоточенно скукожился, запыхтел, словно пар в котле под крышкой. Зрители тоже вытянули головы, ахнули и загудели, а мальчишка-веерник забыл, что нужно жать на педаль.

– Издеваешься? – выпятил губу судья и раздраженно махнул рукой на слугу. Тот опомнился и с удвоенной силой принялся жать на педаль. – Что это за кости?

– Это Лиссандра из клана степняков, наложница, вписанная в имущество Амоса, – невозмутимо сказал Эдэр и вытащил из кармана полуобгоревший амулет и подплавившиеся красные серьги. – Вот доказательство, что труп принадлежит степнице.

Васо недоверчиво покрутил перед носом предметы и нахмурился:

– Допустим, амулет действительно женский. И серьги степняцкие. Но зачем ты сжег ее, Эдэр? По какому праву вершил самосуд? Законом это запрещено.

– Истинно так. Запрещено, – поклонился в дань уважения закону Эдэр. – Но я ни в коем случае не нарушал закон. Я чту его с большим почтением и тщанием. – При этих словах у Эдэра от лжи засвербело в носу. «Еще расчихаться не хватало», – подумал гигант и еле пересилил себя. – Стражи, да и другие свидетели подтвердят, что степняки привезли в дань девицу с немалыми странностями.

– Да-да, – закивали стражники из его команды. – Девка была жуткая… Искрами металась.

– Видели! – крикнул плешивый торговец из первого ряда. – Свет загорался. Духов вызывала! Торнет какой-то… высосать всех хотел! Страху натерпелись…

Многие принялись вторить ему. При последних словах скука вмиг слетела с лица помощника жреца. Его глаза заблестели, и Эдэру стало неуютно от пытливого взгляда.

Народ зашумел. Судья стукнул молотком по подлокотнику кресла, призывая к тишине.

– Говори дальше, Эдэр.

– Советом степница не была признана помеченной, но я сразу сказал, что она такая. Потому, наверное, жрец Акху из солончаков и направил ее к Верховному жрецу. Но, как известно, уважаемый Паул отсутствует, как обычно перед праздником Духа Огня. Поэтому ее сразу не передали.

– Судья Васо, позвольте слово, – подался вперед Олег.

Служитель закона кивнул.

– А отчего же степницу не доставили сразу в дом Верховного жреца, если было такое указание? – спросил молодой помощник.

– Не совсем. Ее привезли как дань, – заметил казначей, – за нее мы дали воду. Значит, должна была отработать. Кто знал, что девчонка окажется такой злодейкой?

Олег недовольно поморщился.

– Ладно, Эдэр, к делу. Мы ждем объяснения, – проворчал Васо.

– Кто в этом зале не видел помеченных с их странностями? – продолжил Эдэр. – Я бы сам себе не поверил, если бы Антон из ремесленников не лопнул на моих глазах. Помните, прямо на площади? А разве мальчишка Дим не развалился на кусочки? Тоже много свидетелей было. За тем, как степница непонятным образом повелевала огнями на столбах, наблюдали еще человек тридцать. Каждый скажет, что так и было. Но, как выяснилось, она еще пускала искры из рук. И этими самыми искрами она пыталась убить сына казначея. Не так ли, Амос?

Тот буркнул что-то невразумительное в подтверждение и вновь схватился за шею.

– Так, – спокойно сказал Эдэр. – Степница воняла нестерпимо, потому я не повел ее в камеры сразу, а окунул в терму. Это видел термщик и еще дюжина купальщиков вчера вечером. Но девчонка оказалась дерзкой и решилась напасть даже на меня. Вот, пятна на шее, – показал гигант, наклонив голову и убрав волосы, – такие же, как у Амоса. Но я покрепче буду, чем сынок казначея, так что степнице сбежать не удалось. Хотя она и в терме сверкания устроила, настоящие молнии. Если пожелаете, свидетелей приведу.

Из зала донеслись выкрики:

– Да мы тута! Видели молнии, видели!

– Крест железный загорелся. Жуть просто!

– Да если б в терме воды не было, она б сгорела тама!

Судья прищурился, потер подбородок и махнул рукой.

– Не надо свидетелей. Продолжай.

– С трудом смог бунтовщицу вырубить, – сказал Эдэр. – А когда упала без сознания, вынес ее от людей подальше, к лесу, чтобы никто из горожан от сумасшедшей не пострадал. Руки девчонке связал. Тоже для этого. Когда очухалась, надавил на нее посильнее, чтобы узнать, намеренно ли степняки прислали нам ее или по глупости, потому как в первом случае получится дело политическое, и надо было призвать их к ответу. Разве мог я допустить, чтобы террористы безнаказанными остались? Но во время допроса степница так искрить стала, что раскалилась и вспыхнула.

– Отчего же ты не потушил? – спросил судья.

– Уважаемый Васо, было просто нечем. Лес вокруг, ни лопаты, землей засыпать, ни воды. Хоть я и пытался пламя сбить, – пожал плечами Эдэр, – оно у нее изнутри сжигало. Да так быстро! Только успел сорвать с нее амулет, руку вон обжег, потому что она пылала вся, будто факел в смоле. Орала, как резанная. Чудом ничего больше не спалила.

– Зачем же ты, Эдэр, сорвал амулет? – поинтересовался помощник жреца.

– Да, зачем? – тявкнул Амос.

– Чтобы вопросов ко мне потом не было, – как ни в чем не бывало ответил начальник стражи. – Я же не первый день на службе. Эдак что случится, потом попробуй, докажи.

– Принято, – сказал судья. – А серьги?

– Одна выпала, когда степница по земле каталась. А вторая – вот эта, что совсем оплавилась, с трупом горела. Еле нашел в пепле.

– Хорошо, что нашел, – заметил Васо. – Сюда неси. И пятна на шее покажи поближе, и ожог свой.

Эдэр так и сделал, с уверенным спокойствием глядя в глаза-буравчики местного законника.

– А что же со мной? Как со мной? – пробормотал Амос и заговорил то моляще, то требовательно: – Я выплатил все до последней монеты. Меня лишили имущества. Это противоречит закону. Наложница мне нужна для продолжения рода… Закон гласит…

– Мы сейчас не этот вопрос рассматриваем, – ответил судья.

– Что же мне, снова ждать? Почему ждать?! Это Эдэр виноват! Он сразу ее хотел забрать. Присвоить еще одну! – голос толстяка дрожал. – Уважаемый Васо, разве мы можем знать, допрашивал он ее или пользовал! Может, потому и загорелась?

– Да как у тебя язык повернулся, рожа ты свиная! – рявкнул гигант. – За оскорбления ответишь!

– Еще неизвестно, для чего он девицу в терму повел… – зло пробормотал Амос. – Чтобы во время допроса руки не запачкать?

– Да, ответь, Эдэр, – сказал Васо.

– Чтоб от вони ее козьей нос не заложило, – с усмешкой ответил начальник стражи. – Я – не то, что некоторые, с пахучей бродяжкой ни допрос вести, ни род продолжать не стал бы. Но тебе не понять, раз ты на козу дерьмотную сразу кидаться начал.

Хохот присутствующих разлетелся эхом до разрушенных залов.

Казначей медленно поднялся с кресла и выставил руку вперед, показывая, что хочет говорить. Народ, насмеявшись вдоволь, наконец, угомонился, и только тогда казначей открыл рот:

– Наложница мертва, – он небрежно мотнул подбородком в сторону костей. – Сгорела она сама? Возможно. Но, полагаю, высокий суд будет так справедлив, что возместит уважаемому и законопослушному гражданину Диктората, моему сыну Амосу, потерю имущества. Или потребует с начальника стражи штраф за то, что переусердствовал, а со степняков, которые пытались обмануть нас, глоссов, двойную дань. Закон Диктората справедлив. И мы требуем справедливости.

Судья закивал, и второй подбородок его запружинил, катаясь между челюстью и волосатой шеей.

– Уважаемый Васо, – посуровел Эдэр, – я не заслужил штрафа, я только выполнял свою работу. Жители мегаполиса не пострадали, а я пострадал. Амоса я с самого начала предупреждал, чтобы дождался Верховного жреца и не брал девицу в наложницы. К тому же, у нее не было написано на лбу, что она загорится, если рявкнуть как следует. Я даже силу не применял…

– И все-таки был у тебя к ней интерес, – перебил Амос.

– Был. Я думал, что дар помеченной будет чем-то полезен. Ошибся. Теперь понятно, что проку от степницы не получили бы никакого. Факела мы и сами можем зажигать. А большего не узнать у костей.

Помощник жреца выставил вперед руку. Судья дал ему слово.

– Если умершая вызывала духов и была помечена особыми силами, ее останки требуется вернуть духам и доставить в священные пещеры.

– Всенепременно, помощник, – согласился Васо. – Нам они уж точно ни к чему. А что положено духам, то должно быть им дадено.

Судья встал и поправил робу на животе. Зрители замолчали. Он лениво размахнулся и стукнул молотком по подлокотнику.

– По причине смерти обвиняемой объявляю дело закрытым. И постановляю: кости степницы передать помощнику жреца Олегу, вынести предупреждение начальнику стражи Эдэру, чтобы впредь сохранял обвиняемых живыми до суда; Амосу без промедлений, споров и дополнительных решений вписывается в имущество та девица, которая будет доставлена степняками по договору и в виде штрафа в ближайшие дни. А для того, чтоб они пошевелились и скорее явились сюда с двойной данью, попрошу уважаемого Олега, которого оставил за себя Верховный жрец Паул на время совершения ритуалов, закрыть шлюзы канала, ведущего к степнякам. Возможно ли это?

– Без проблем, – ответил помощник жреца.

– Вот и ладно. На этом суд объявляю закрытым, – судья стукнул молотком еще раз и неуклюже начал спускаться с пьедестала.

Народ принялся расходиться с недовольством на лицах – ожидаемого представления не состоялось. А Эдэр вздохнул с облегчением. Подходя к лестнице, он не удержался от издевательской ухмылки в ответ на ненавидящий взгляд Амоса.

– А все-таки это ты виноват! Попользовался моим имуществом, я знаю, – прошипел толстяк. – Вор!

– Штаны подвяжи пока, уважаемый, – захохотал Эдэр. – И следующую наложницу не забудь вымыть сначала. Хотя если тебе нравятся вонючие козы…

Амос побагровел, сжимая кулаки, и дернулся на гиганта. Но казначей придержал взбешенного юнца за локоть и шепнул ему что-то такое, отчего толстяк присмирел.

Подходя к лестнице, Эдэр увидел, как помощник жреца собирает концы тряпки в мешок и берет из рук судьи закопченный амулет и серьги. Подозрительный взгляд молодого человека, брошенный в сторону Эдэра, гиганту не понравился, как не может понравиться нависшая над головой грозовая туча. Но суд завершился, а в дела духов начальник стражи вмешиваться не имел ни права, ни возможности.

С грустью захлопнув за собой дверь в манящий запахами сад, я позавтракала с Тимом подгоревшей кашей, помыла миски, довольная хотя бы тем, что от соприкосновения с водой ничего аномального не произошло. А затем продолжила осваиваться в новом жилище. За комнатой со стеллажами, и правда, оказалась еще одна – громадная, с рядами полусгнивших кресел, уставившихся разинутыми ртами сидений в темноту. Я бродила между ними, подсвечивая масляной лампой, которую мне выдал мутант. Сам он углубился в свои железки и бумажки, пробормотав: «Чувствуй себя, как дома».

Похоже, сюда ни Тим, ни Эдэр особо не хаживали или же не утруждали себя уборкой, потому что под ногами валялся хлам, издающий сырую вонь. Неужели за пять лет не нашли времени прибраться? Или им все равно? «Наведу здесь порядок, – решила я. – Если придется тут жить, надо жить по-человечески. Я же не мутант какой-нибудь».

Это помещение было скучным, холодным и неуютным. А за дверью с массивной обшивкой обнаружилась крошечная комната. Я остановилась на пороге. От лампы по стенам расползлись блики и тени, осветив остов дивана и утлый столик, стул и большую картину под стеклом. Картинки мне всегда нравились, хоть и были большой редкостью. Таких, как эта, – в полстены, идеально сохранившихся, мне видывать и не доводилось. Я поднесла лампу поближе, чтобы рассмотреть изображение, и затаила дыхание от невозможной красоты: берег бескрайнего озера, плещущиеся о гальку пенистые волны, темно-синие, местами серые, местами бирюзовые; ярко-оранжевый закат на фоне зеленого мыса. Может, это и не озеро было вовсе, а то самое мифическое море, о котором говорилось в старых-престарых песнях? Я жадно смотрела, мечтая оказаться когда-нибудь там, за стеклом, на таком же берегу. Ах, духи, столько воды! Невиданное богатство!

Картина мне до того понравилась, что я решила в этой комнатке и обустроиться. Лучше спать под этим великолепием, чем под стеллажами с инструментами на виду у двух непонятных парней. К тому же здесь не пахло плесенью.

Я поставила лампу на столик и подумала, с чего начать обживаться, но вместо хозяйственных мыслей мою голову наводнили мысли о намерениях Эдэра. Он меня спас. Надо вроде испытывать благодарность, но в моей душе было лишь недоверие. Шеска говорила, что глоссы странные, и в голове у них бардак, а сердца нет совсем. Поэтому в то, что он меня пожалел, я не верила ни секунды. Такие не жалеют. Не жди от псидопса, что он станет урчать, будто зайцекот. И все-таки почему он не отдал меня судьям? Из-за дара? Может быть. Когда я оживляла приборы, глаза у гиганта блестели от радости, как роса на васильках. А штуковин разных у них с Тимом осталось еще гора и полтележки. Если так, то я справлюсь, пусть и выворачивает меня от привкуса железа во рту. Тим вроде бы пока не донимает исследованиями, а начальнику стражи, между прочим, и работу свою надо выполнять. Хорошо, если он спас меня ради дара. Но я тут же закусила губу и похолодела, а мои пальцы, напротив, начали колоться и разгораться от потока мыслей, которые совсем не радовали.

«Послушай-ка, – говорила я себе, – ведь Шеска твердила, что у мужчин одно на уме, так? А когда она была не права? Может, начальник стражи решил заполучить наложницу, чтобы денег не платить? Привык, что все можно, а тут Совет воспротивился. Он и сделал так, чтобы свое получить, и нос Амосу утереть. Между этими двумя явно жаба двухвостая проскакала. Но рисковать ради этого жизнью?!»

Я сглотнула. Гигант меня пугал не столько ростом и размерами, сколько совершенно непредсказуемым поведением. И смотрел он на меня странно… А вдруг Эдэр к тому же решил подбросить игрушку другу-мутанту? Что тогда делать?

«Нет, – возразила я сама себе, – Тим не такой. Он лучше, не станет меня неволить. С другой стороны, он тоже мужчина, а значит, и ему надо?»

От всех этих домыслов я распереживалась, мои ладони стали горячими до невыносимости. Я положила их на небольшую гладкую коробку, чтобы охладить. Внутри черного пластика что-то щелкнуло, звякнуло, и тишину вспороли громкие звуки. Я подскочила, отдернув руки, но любопытство победило – видимо, привыкаю к неожиданностям. Я вернула ладони, а потом наклонилась и увидела серебристый диск, который вращался за панелью с голубой подсветкой. Приятный мужской голос запел из коробки: «Лав ми тендер, лав ми свит». Ух ты! Дух в коробке?!

Я заслушалась.

Тут же в дверном проеме показался Тим с лихорадочно вытаращенными глазами и блуждающей улыбкой.

– О-о-о, Лисса! – он бросил взгляд на диск и расцвел солнечно, как ромашка в полдень: – Какая ты умница, Лиссандра! Музыка-а-а… Не знал, что такая бывает! Я только сам чуть-чуть балуюсь, но это! Круто-круто!

Он посмотрел на коробку с таким обожанием, что я сразу поняла – с хитроумными устройствами моим густым волосам, большим глазам и девичьим прелестям конкурировать бесполезно. Я выдохнула с облегчением: одной проблемой меньше.

Тим, конечно, хороший, но мутант. А с тем, у кого щупальца за спиной, я бы не разделила ложе ни за что на свете! И все же рядом с Тимом мне снова стало спокойно. Как со старшим братом, которого у меня никогда не было, как с другом, которому можно довериться. Я расслабилась и почувствовала, что пальцы горят уже не так, энергии в руках стало меньше. Мелодия прервалась на секунду. Не желая, чтобы ее плавные звуки сменились тишиной, я тут же попробовала сконцентрировать в ладонях то жгучее чувство, и… получилось! Диск завертелся, развлекая нас и завораживая. Видимо, я захотела уж очень сильно. Это натолкнуло на мысль, что можно научиться контролировать мою способность. А ведь это было бы здорово!

Песни сменялись, одна мелодичней другой. Тим восторгался, чуть раскачивался в такт, рассматривал коробку с кнопочками. А я удивлялась – как при такой жизни он не растерял способность радоваться? Вот это действительно дар! Глядя на него, хотелось тоже уметь радоваться. Скоро и мои губы растянулись в улыбку. И я даже начала подпевать непонятное, но так легко ложащееся на душу «Йестыдэй».

Тим подмигнул и присоединился. Какой у него был красивый голос! До мурашек. Его «ла-ла-ла» лились, будто горчичное масло, обволакивали нежно. Куда плавнее, чем у певца, голос которого прошлые люди поймали и засунули в этот маленький ящик. Я даже зажмурилась от удовольствия, забыв, что еще недавно боялась и нервничала. И все было бы чудесно, если бы меня опять не замутило. Утренняя каша хоть и вышла у Тима препогано, расставаться с ней не стоило. Поэтому я с сожалением отвела ладони от коробки. Музыка оборвалась.

– Устала? – заботливо спросил Тим.

– Тошнит.

– Пойдем, чаю попьем. Может, отпустит?

– Я хотела прибраться…

– Отдохни. Нам торопиться некуда, – сказал Тим.

А потом мы пили отвар с травами, Тим продолжал напевать и пребывал в хорошем настроении. От его улыбок, смешных шуток и певучего голоса в комнате со стеллажами стало теплее, словно она наполнилась солнечными зайчиками и крошечными, искристыми веселинками, сорвавшимися с уголков его губ. И, положив руку на сердце, не хотелось, чтобы грубиян Эдэр испортил все наше благо.