Основы легитимности Ольгиного княжения

Что же произошло в Киеве в те несколько лет, отделяющих поход Ольги в «Деревьскую землю» от ее поездки в Константинополь? Ограниченность источников позволяет нам восстановить не самый ход событий, а только суть происшедшего. Впрочем, и это немало.

Обратимся сначала к династическо-правовому аспекту вокняжения Ольги. Замещение ею на княжьем столе убитого мужа было, конечно, делом не совсем обычным, но и не вовсе исключительным. И уж совершенно точно, что это не выглядело общественным скандалом и узурпацией. Хотя тогдашние родовые отношения на Руси и были отмечены господством патриархального типа, женщина – все равно, простолюдинка или знатная – сохраняла положение полноценного члена общества, окруженного семейным и общественным почтением и пользовавшегося вниманием со стороны закона. Среди прочих ее прав особо отметим некоторые положения Русской Правды, касающиеся вдов. Закон признавал женщину, оставшуюся после смерти мужа с несовершеннолетними детьми на руках, главой семьи; вместе с причитающейся ей частью наследства она получала управление над всем имением покойного супруга. И поскольку политическая власть в древнерусском обществе того времени была продолжением власти родовой и семейной, главенство Ольги в великокняжеской семье покоилось на твердом основании обычного права. Вообще раннесредневековая история славянских народов знает немало случаев женского правления: чехи помнят княжение Любуши, ляхи – княжну Ванду, сербы – вдову Доброславу и т. д.

Признанию за Ольгой титула великой русской княгини в значительной степени способствовало то обстоятельство, что для мужчин и женщин еще не существовало четко сформулированных раздельных канонов социального поведения. Поэтому пребывание женщины на престоле не расценивалось как предосудительная попытка играть несвойственную ее полу социальную роль и не оскорбляло мужских предрассудков. Славянская женщина в языческую пору получала в полном смысле слова мужское воспитание, или, лучше сказать, юношей и девушек растили на одних и тех же поведенческих образцах. Превыше всего общество ценило силу, отвагу, удачу, торжество над врагом. И женщины отнюдь не были склонны противопоставлять этим ценностям какой-то свой «женский идеал» жизненного блага. Весьма часто они подвизались на одном и том же поприще с мужчинами, не требуя от последних снисходительности и поблажек. Средневековые писатели не раз отмечали участие славянок в походах и битвах наравне с мужчинами. Для женщин из княжеских родов профессиональное владение оружием было повседневной нормой, а их положение предводительниц дружин диктовало и соответствующее поведение в быту. Титмар Мерзебургский пишет об одной славянской княжне, жене венгерского короля: «Она пила чрезмерно; разъезжая на коне подобно воину, она однажды в сильном припадке гнева убила одного мужчину». Тот же образ воинственной и разгульной «княженецкой жены» донесли до нас русские былины:

 

У великого князя вечеринка была,

А сидели на пиру честные вдовы…

Промежду собою разговоры говорят,

Все были речи прохладные, –

Не отколь взялась тут Марина Игнатьевна,

Водилась с дитятами княженецкими,

Она больно Марина упивалася,

Голова на плечах не держится,

Она больно Марина похваляется:

«Гой еси вы, княгини, боярыни;

Во стольном во граде во Киеве

А и нет меня хитрее, мудрее,

А и я де обернула десять молодцев,

Сильных могучих богатырей, гнедыми турами».

 

Разумеется, я не берусь утверждать, что личность Ольги целиком подходила под этот социально-психологический тип. Но еще меньше я уверен в том, что у историка имеются достаточные основания, чтобы пересадить «матерь всех князей русских» из седла за прялку. Во всяком случае, летописный портрет Ольги выдержан, так сказать, в «мужских тонах». Сказание о мести рисует ее и во главе войска, и с чашей в руке на погребальном пиру. Кроме того, предание наделило Ольгу еще одним выдающимся качеством, особо ценимым в дружинной среде, – ее прославленной «мудростью». Понятие о мудрости в ту пору сильно отличалось от нынешнего. Языческая мудрость заключалась в умении обмануть, перехитрить («переклюкать») соперника или врага, обернуть всякое дело себе на пользу. По-видимому, нельзя отрицать, что это свойство действительно было присуще Ольге как историческому лицу.

В свете сказанного становится понятным, почему именно Ольга унаследовала киевский стол. Ее возвышение было своего рода закономерностью, так как явилось следствием естественного хода вещей. Гибель Игоря превратила Ольгу в ту единственную политическую фигуру, вокруг которой только и могли сплотиться члены великокняжеского рода. Авторитет ее не возник вдруг; благодаря своему знатному происхождению, волевому характеру и проницательному уму она еще при жизни мужа пользовалась чрезвычайным уважением: Игорь, говорит Иоакимовская летопись, «Ольгу, мудрости ее ради, паче иных [жен] чтяше». Положение «старшей» жены и предводительницы собственной многочисленной дружины позволило Ольге выступить организатором карательного похода русов в крымскую Готию. Успешное его завершение окружило Ольгу ореолом удачи, которая была необходимым элементом княжеской харизмы. Обычай закрепил за ней старшинство в роду; победа над готами укрепила веру в ее сакральное могущество. Вместе с родовой властью к «мудрой» княгине перешла слава угодного богам вождя-жреца, отправителя культа (на исполнение Ольгой жреческих функций указывает сцена с убийством «древлян» на могиле Игоря и совершение жертвоприношений под стенами Искоростеня). Так Ольга сосредоточила в своих руках исключительные права верховной власти, духовной и светской. Каким образом она распорядилась этими правами, будет ясно из дальнейшего.