Вятичи

Социально-политические процессы, происходившие в первой половине X в. на большей части восточнославянских земель, совершенно не затрагивали территорию Приокского бассейна, занятую вятичами. Родоплеменной быт господствовал здесь безраздельно. Местное балто-финское население, очевидно, долгое время численно преобладало над славянскими поселенцами. Вследствие этого опорными пунктами славянского присутствия были укрепленные родовые поселки; освоение близлежащей округи стоило их жителям больших трудов. Отсталость вятичского общества усугублялась также неблагоприятными внешнеполитическими обстоятельствами. Данническая зависимость от Хазарского каганата отрывала вятичей от общеславянской жизни, ни в малой степени не приобщая их к этнически и культурно чуждому миру Великой степи. Вятичской земле суждено было надолго остаться самым глухим углом восточнославянской ойкумены.

Часть вторая. Правление Ольги

Глава 1. Смерть князя Игоря

Совместная борьба князя Игоря и Олега II против венгров

Повесть временных лет обрывает жизнь Игоря в статье под 945 г. Клятвенно утвердив в Киеве договор с греками, Игорь «нача княжити в Киеве, и мир имея ко всем странам. И приспе осень, и нача мыслить на деревляны, хотя примыслити большую дань». Далее следует сокращенное изложение дружинных преданий о гибели Игоря в «Деревах» и мести Ольги убийцам своего мужа (об этом мы скажем подробнее в свое время).

Такая передача событий не может считаться исторически полноценной. Очевидно, что у летописца не было иных сведений о деятельности Игоря после заключения им договора 944 г., кроме, говоря словами автора Слова о полку Игореве, «трудной повести», спетой «соловьями старого времени», которую он соединил с предшествующим рассказом о приеме греческих послов посредством стилистического «моста», уже использованного ранее, при описании последних лет княжения вещего Олега («И живяше Олег, мир имея ко всем странам, княжа в Киеве. И приспе осень…»). Но если в рассказе о конце правления Олега эта формула была, по-видимому, текстуально необходимым связующим звеном между двумя дружинными былями – о царьградском походе и смерти вещего князя от укуса змеи «на пятое лето» после его последнего триумфа, – и потому, возможно, имела конкретное историческое содержание, то по отношению к Игорю она оказывается не более чем литературным штампом, поскольку сказание о его убийстве «древлянами» ни хронологически, ни сюжетно-тематически не связано с царьградскими походами 941 и 944 гг.

В моравских хрониках заключительный период княжения Игоря представлен иначе. Вместо сохранения мира «со всеми странами», он оказывается вовлеченным в многолетнюю войну на землях бывшей Великой Моравии, отделившейся от Чехии после предательского умерщвления чешским князем Болеславом его брата Вацлава (939 г.). Говорится, что Олег II, бежав из Русской земли в Моравию, не смирился с положением беглеца и изгнанника и был провозглашен правителем этой страны: «Испытывая отвращение вследствие братоубийства, совершенного Болеславом, Моравия совсем отделилась от Богемской империи, чтобы как и прежде иметь собственного князя, которым стал князь из рода русских князей, по имени Олег… Ольги брат, которая была женой Jori (Игоря)…» (в изложении Т. Пешины).

Разорительные набеги венгров, захвативших даже моравскую столицу – дунайский город Велеград, – заставили Олега II искать союза с бывшим соперником за киевский стол. Состоялось примирение, причем Игорь обещал оказать моравскому князю военную поддержку. Действительно, когда в 947 г. венгры вновь ополчились на владения Олега, на помощь ему пришли поляки и киевские дружинники. Однако в битве на берегах реки Моравы Олегово войско потерпело поражение, после чего вся Южная Моравия отошла к венграм. В следующем году Олег попытался отбить у венгров Велеград и вновь потерпел неудачу. Помощь Игоря и поляков позволила ему в 949 г. еще раз попытать счастья. Начало кампании было обнадеживающим – Олег одержал несколько побед над венграми. Но успех недолго сопутствовал ему. Решительное сражение разыгралось при Брюнне. Вначале Олег сильно потеснил венгров и уже торжествовал победу, когда его войско вдруг попало в засаду, было окружено и разбито наголову. Олег с остатками своей дружины бежал в Польшу и попросил убежища у польского князя Земислава. Он не терял надежды вернуть себе моравскую корону. Новый удобный случай скоро представился. В 950 г., когда венгерская орда ушла грабить Северную Италию, баварский герцог Генрих внезапно вторгся в подчиненную венграм Штирию. Воспользовавшись этим, Олег при помощи поляков вступил в Северную Моравию. Он надеялся на прибытие подкреплений из Киева, но вместо них вскоре получил известие о смерти Игоря. Олег вернулся в Польшу, а затем, не желая навлечь беду на Земислава, которому грозила месть со стороны венгров, уехал к Ольге в Киев, где спустя семнадцать лет и умер.

Известия моравских летописцев кое в чем тоже могут быть подвергнуты критике. Скажем, польский князь по имени Земислав другим источникам неизвестен. Однако в древнейшей польской хронике Галла Анонима (конец XI – начало XII в.) упоминается польский князь Земомысл, а легенда о Пясте в изложении польского хрониста XV в. Яна Длугоша знает Земовита. И хотя сведения об этих личностях ненадежны и относятся к области преданий, однако заслуживает внимания, что правление князя Земомысла польские хроники относят к середине X в.

В целом повествование о моравской эпопее Олега II заслуживает доверия. Известие об избрании Олега моравским князем хорошо вписывается в политическую ситуацию в Моравии на рубеже 30–40-х гг. X в. Моравская держава никогда не знала централизованного управления. Даже во времена политического единства страны под властью князей из династии Моймировичей (до смерти князя Святополка в 894 г.) фактическую автономию сохраняли более 40 городов, в которых заправляла местная знать. Раздел государства между тремя сыновьями Святополка еще больше ослабил позиции великокняжеской власти. В этих условиях моравская знать «вполне могла… предложить моравский престол чешскому князю Вацлаву, а после его убийства выбрать верховным князем знатного беглеца из Руси». Не исключено, впрочем, что Олег являлся правителем не всей Моравии, а лишь одной, наиболее жизнеспособной ее области. Исследованиями венгерских, чешских и словацких археологов установлено, что в первой половине X в. на территории Моравии, несмотря на опустошение венграми ряда крупных городов, существовали процветающие городские и сельские поселения, действовали епископии, исправно платившие Риму «дань святого Петра», не было заброшено ни одного общинного могильника, а резкая убыль населения произошла лишь во второй половине столетия. Эти данные полностью соответствуют моравской летописной традиции, которая приурочивает окончание активной борьбы Олега против венгров к 950 г. То же самое утверждает авторитетный византийский источник. Приблизительно в том же 950/951 г. Константин Багрянородный записал в своем трактате «Об управлении империей», что Великая Моравия «совершенно уничтожена этими самыми турками [венграми] и захвачена ими». Он же засвидетельствовал массовый отлив населения из великоморавских земель в сопредельные страны: «Турки [венгры], явившись, совершенно разгромили их и завладели их страною, в которой живут и ныне. Остатки населения рассеялись, перебежав к соседним народам, булгарам, туркам, хорватам и к прочим народам».

Затем примем во внимание немаловажное обстоятельство, что жизнь Олега в изгнании соотнесена в моравских летописях с деятельностью соседних правителей и действительными историческими событиями, места сражений с венграми имеют вполне реальную географию. Фрагменты легендарной истории Польши, связанные с именем Земислава, допустим, могут быть взяты под сомнение, но даже этот фантастический узор расшит по достоверной исторической канве. Так, выступление Олега из Польши против венгров в 950 г. мотивировано уходом венгерской орды в Северную Италию и военными успехами в Штирии баварского герцога Генриха – событиями, нашедшими отражение в других средневековых источниках.

Захват киевскими русами северокарпатских земель косвенным образом удостоверяет и Константин Багрянородный. В его сочинении «Об управлении империей» среди городов, находившихся в пределах «внешней Росии» князя Игоря, назван город Телиуц(ч)а. Грецизированная форма Телиуц(ч)а подходит лишь к одному из двух сотен древнерусских городов, называемых в русских летописях. Это – Телич, находившийся в Южном Подгорье (Низких Бескидах), у истоков реки Вислоки, рядом с нынешним Тыличским перевалом. Таким образом, очерченные Константином западные пределы «внешней Росии» не противоречат известию моравских летописей о том, что во второй половине 940-х гг. Игорь преломил копье о карпатское Подугорье.