Сват князя Игоря

Остается сказать несколько слов о человеке, сосватавшем Игорю тутраканскую княжну. Кандидатура вещего Олега, разумеется, отпадает. Вместо него, казалось, логично было бы указать на Свенгельда. Однако сделать это мешает совершенное неведение источников о каких-либо прочных связях киевского воеводы с тутраканскими князьями и Ольгой. В этом отношении чрезвычайно показательно «выпадение» Свенгельда (после мести Ольги «древлянам») из всего многолетнего периода Ольгиного правления. К тому же никакого другого имени Игорева свата, кроме Олега, летописи не называют.

Все это позволяет предположить, что действительный почин в этом деле принадлежал Олегу П. Возможно, Тутракан входил в число «русских градов», в которых сидели «великие князья под Олгом сущи» – это, кстати, хорошо объясняет высокий социальный статус Ольги в иерархии «русских архонтов», так как, по всей видимости, она носила титул княгини или даже великой княгини. Посредничество «великого и светлого князя» Олега II в заключении брачного договора между двумя подчинявшимися ему великокняжескими домами – киевским и тутраканским – выглядит вполне естественным.

Кроме того, есть основания говорить о родственных связях Олега II с тутраканскими князьями. Моравские летописи утверждают, что он приходился Ольге двоюродным племянником. Это сразу заставляет вспомнить загадочного «анепсия», которого Константин Багрянородный поместил в списке Ольгиного посольства 957 г. вторым, сразу после самой княгини, «архонтиссы Росии». Термином «анепсий» греки обозначали кровного родственника. Согласно моравским известиям, после смерти Игоря Олег II вернулся в Киев и был благосклонно принят вдовой погибшего князя. Таким образом, и со стороны хронологической достоверности его присутствие в 957 г. на приеме «Эльги Росены» в константинопольском дворце в качестве родственника русской княгини вполне вероятно.

Если наши соображения верны, то напрашивается вывод, что в конце 930-х гг. Олегу II понадобились дополнительные средства укрепления своего влияния на Игоря. Причиною для беспокойства было конечно же вступление князя-отрока в возраст «мужества». Игорь перешагнул порог совершеннолетия, и «светлый князь» принял меры к тому, чтобы крепче привязать к себе конкурента, женив его на своей родственнице. Дальнейший ход событий показал, что на этом политические ресурсы Олега были исчерпаны. Так или иначе, раньше или позже соперничество моравских и киевских русов за власть над Русской землей должно было решиться в пользу Игоря и его рода. Неожиданная катастрофа ускорила неизбежную развязку.

Глава 5. Конец державы «Светлых князей»

Византийско-хазарский конфликт

В 939 г. Русская земля оказалась вовлечена в византийско-хазарский конфликт в Северном Причерноморье.

В начале 30-х гг. X в. отношения между Византией и Хазарией приняли неприкрыто враждебный характер. Общей для обеих стран арабской угрозы больше не существовало, а вместе с ее исчезновением истаяла и та почва, на которой только и было возможно их временное сближение. Собственные интересы Византии и Хазарии в Северном Причерноморье были прямо противоположны. Безопасность крымских владений всегда рассматривалась имперскими властями как насущная, а порой и первоочередная внешнеполитическая задача. Таврические области были необходимы Византии одновременно и для контроля над акваторией Черного моря, и для оказания военно-политического давления на варварские народы Северного Причерноморья; кроме того, по свидетельству Константина Багрянородного, на Таманском полуострове и в Адыгее находились «многочисленные источники, дающие нефть» – важнейшую составную часть «греческого огня». Официальное принятие Хазарией иудаизма вносило в политические распри заметный оттенок религиозного противоборства.

В борьбе с каганатом Византия прибегла к своей излюбленной тактике войны чужими руками, натравив на Хазарию соседние племена и народы. В 932 г. по просьбе императора Романа I Лакапина в набег на северокавказские земли каганата отправились аланы. Однако они потерпели поражение, и по настоянию хазар аланский князь должен был удалить из Алании византийских миссионеров. Спустя несколько лет «злодей Романус», как называет византийского правителя еврейский автор Кембриджского документа, возбудил жестокое преследование иудеев в самой империи. Византийские евреи толпами хлынули в сопредельные страны. «Это произошло потому, – объясняет Масуди, – что правящий ныне византийский император Арманус [Роман I] принуждал всех евреев своего царства к принятию христианства. Многие евреи удалились вследствие этого из Византийского царства в Хазарскую землю». В Хазарии поступок Романа оценили как недружественный акт. В ответ на преследование единоверцев хазарский царь (бек) Иосиф обрушил гонения на христиан, уничтожив, по свидетельству Кембриджского анонима, «многих необрезанных». Тогда, говорит тот же источник, «злодей Романус послал большие дары Х-л-го, царю Руси, подстрекнув его совершить злое дело» – напасть на хазар.

Обращение Романа I к Олегу II говорит о том, что именно его Византия рассматривала как легитимного правителя Руси. Это и естественно, поскольку он был прямым наследником вещего Олега, с которым империя в 911 г. заключила договор о «непревратной любви». Непосредственных политических обязательств стороны тогда на себя не взяли. Но знаменитый щит, повешенный Олегом на царьградских вратах, остался символом того, что вещий князь с этих пор объявил себя военным союзником Византии. Империя вспомнила об этом уже в 924 г., когда болгарский царь Симеон с огромным войском осадил Константинополь. Чтобы спасти столицу, Роман I, по свидетельству константино-польского патриарха Николая Мистика, призвал на помощь всех задунайских варваров – русов, венгров, печенегов, аланов. «Мощное нашествие, насколько я могу судить, готовится или уже готово императорскими стараниями против вашей державы и твоего народа, – писал Николай Симеону, – поскольку росы, а с ними печенеги, еще аланы и западные турки [венгры] – все единодушно настроены идти войной на тебя… Знай же, говорю снова, – если я что-нибудь понимаю относительно императорского предприятия, поднятого против вас, – что вся эта масса народа, собравшегося для вашей погибели, и турки, и аланы, и печенеги, и росы, а также другие скифские племена, не остановятся, пока не уничтожат вконец весь народ болгаров».

Антиболгарская коалиция, впрочем, так и не состоялась, но угроза подействовала, и Симеон пошел на мировую.

И все же это обращение византийского правительства к русам было скорее жестом отчаяния, нежели обдуманным политическим шагом. По большому счету византийская дипломатия не принимала Олегову Русь в расчет при создании благоприятных для империи политических комбинаций в Северном Причерноморье. И вот появление в 930-х гг. киевских дружин в устье Днепра и в горном Крыму наконец-то заставило константинопольских политиков учесть эту новую силу, дабы использовать ее в своих интересах. Богатые подарки, отправленные Романом Олегу II, должны были подтвердить, что «любовь» византийских императоров к «светлым князьям русским» за эти годы нисколько не охладела.