Рождение легенды

Вот эти события и послужили канвой для складывания легенды о призвании Рорика/Рюрика к «словенам», – только в первоначальном варианте не ильменским, а поморским.

Сам сюжет о призвании князя, вероятно, принадлежит к эпическому фонду Северной Европы (на Руси у него нет фольклорных корней; все известные на сей день предания о Рюрике и его братьях, бытовавшие на древнерусском Севере, есть только эхо летописного рассказа). Послушаем германского историка Видукинда Корвейского (ок. 925–980), который в «Деяниях саксов» рассказывает о приглашении бриттами в свою страну вождей англо-саксов (живших тогда на датских землях): «И вот, когда распространилась молва о победоносных деяниях саксов, бритты послали к ним смиренное посольство с просьбой о помощи, и послы бриттов, прибывшие к саксам, заявили: «Благородные саксы, несчастные бритты, изнуренные постоянными вторжениями врагов и поэтому очень стесненные, прослышав о славных победах, которые одержаны вами, послали нас к вам с просьбой не оставить без помощи. Обширную, бескрайнюю свою страну, изобилующую разными благами, бритты готовы вручить вашей власти. До этого мы благополучно жили под покровительством и защитой римлян, после римлян мы не знаем никого, кто был бы лучше вас, поэтому мы ищем убежища под крылом вашей доблести. Если вы, носители этой доблести и столь победоносного оружия, сочтете нас более достойными по сравнению с нашими врагами, то знайте, какую бы повинность вы ни возложили на нас, мы будем охотно ее нести». Саксы ответили на это кратко: «Знайте, что саксы – верные друзья бриттов и всегда будут с ними, в равной мере и в их беде, и в их удачах»… Затем в Британию было послано обещанное войско саксов и, принятое бриттами с ликованием, вскоре освободило страну от разбойников, возвратив жителям отечество».

Хроника Видукинда написана почти на столетие раньше «Повести временных лет», и, следовательно, заимствование из древнерусского источника исключается. Однако и русский летописец не был знаком с сочинением Видукинда. Между тем легко убедиться, что при замене бриттов на «словен», а саксов на «русь» мы получим летописный рассказ о призвании Рюрика.

Весьма любопытно сравнить «обширную, бескрайнюю страну» бриттов, «изобилующую разными благами», со словами, которые в «Повести временных лет» послы ильменских словен адресуют Рюрику: «Земля наша велика и обильна», – при том, что летописное описание земли «словен» полностью подходит для славянского Поморья, изобилующего, по единодушному свидетельству западноевропейских источников, всеми жизненными благами, и никоим образом не соответствует материальной скудости славянских поселений Новгородской земли IX в.

Продолжая данную тему, следует поставить под сомнение и достоверность летописного известия о предшествующих этому событию межплеменных войнах в Новгородской земле: «И всташа сами на ся воевать, и бысть межи ими рать велика и усобица, и всташа град на град, и не беша в них правды», – следствием чего и явилось посольство от «словен» к «руси» с просьбой идти «княжить и володеть» ими. Внутриплеменные раздоры никогда не были отличительной чертой союза ильменских словен. Зато постоянные междоусобицы – характерная черта политического быта славянского Поморья.

Память о тесной связи Рорика с ободритами жила здесь и спустя много столетий. «Генеалогия Мекленбургских герцогов», составленная в 1697 г. Фридрихом фон Хемницем по местным преданиям, числит отцом летописного Рюрика «венденского (вендского. – С. Ц.) и ободритского князя Готлейба». Другая традиция называет Рюрика сыном Годлава (это имя, как и Готлейб, означает «любимец Бога»), младшего брата ободритского князя Дражко. Как мы помним, в 808 г. датский конунг Годфред разорил ободритский город Рерик. Дражко тогда успел спастись, но Годлав якобы попал в плен и был повешен.

Сегодня уже нет никакой возможности восстановить ободритское предание в его первозданном виде, поскольку со временем оно само испытало сильное влияние своей русифицированной версии. В середине XIX в. французский путешественник Ксавье Мармье, побывав в Пруссии, записал некоторые сказания, сохранившиеся среди онемеченных потомков поморских славян. Среди них оказалось и такое: «Другая традиция Мекленбурга заслуживает упоминания, поскольку она связана с историей великой державы. В VIII веке нашей эры племенем ободритов управлял король по имени Годлав, отец трех юношей, одинаково сильных, смелых и жаждущих славы. Первый звался Рюриком, второй Сиваром, третий Труваром. Три брата, не имея подходящего случая испытать свою храбрость в мирном королевстве отца, решили отправиться на поиски сражений и приключений в другие земли. Они направились на восток и прославились в тех странах, через которые проходили. Всюду, где братья встречали угнетенного, они приходили ему на помощь, всюду, где вспыхивала война между правителями, братья пытались понять, какой из них прав, и принимали его сторону. После многих благих деяний и страшных боев братья, которыми восхищались и которых благословляли, пришли в Руссию. Народ этой страны страдал под бременем долгой тирании, против которой никто больше не осмеливался восстать. Три брата, тронутые его несчастьем, разбудили в нем усыпленное мужество, собрали войско, возглавили его и свергли власть угнетателей.

Восстановив мир и порядок в стране, братья решили вернуться к своему старому отцу, но благодарный народ упросил их не уходить и занять место прежних королей. Тогда Рюрик получил Новгородское княжество, Сивар – Псковское, Трувар – Белозерское. Спустя некоторое время, поскольку младшие братья умерли, не оставив детей, Рюрик присоединил их княжества к своему и стал главой династии, которая царствовала до 1598 года».

Перед нами – любопытный «слоеный» текст, сочетающий в себе две фольклорно-литературные традиции. Одна через упоминание Рюрикова отца Годлава отсылает к вендском оригиналу предания. Другая «восполняет» некоторыми деталями сказание о Рюрике из «Повести временных лет».

По всей видимости, больше всего черт сходства с вендским протографом сохранило уникальное предание, попавшее в новгородскую Иоакимовскую летопись (ныне утраченный, этот древнерусский памятник известен по выпискам из него В. Н. Татищева) и не вошедшее в другие летописные своды. Именно в нем мы опять встречаем имена Рюрика и Гостомысла.

В незапамятные времена, говорит древнерусское предание, жил в Иллирии князь Словен со своим народом – словенами. Снявшись однажды с насиженных мест, он увел словен на север, где основал Великий град. Словен стал основателем династии, которая ко времени призвания Рюрика насчитывала 14 поколений князей. При князе Буривое, Рюриковом прадеде, словене вступили в долгую войну с варягами. Потерпев тяжкое поражение, Буривой бежал из Великого града, жители которого стали варяжскими данниками.

Но недолго владели варяги Великим градом. Тяготясь наложенной на них данью, словене испросили у Буривоя себе в князья его сына Гостомысла. Когда тот явился, словене восстали и прогнали варягов.

Во время длительного и славного княжения Гостомысла на словенской земле установились мир и порядок. Но к концу его жизни Великому граду стали вновь угрожать внутренние неурядицы и внешняя опасность, ибо у Гостомысла не оказалось наследника: четыре его сына погибли в войнах, а трех дочерей он выдал замуж за соседних князей. Тревожимый тяжелыми мыслями, Гостомысл обратился за советом к волхвам в Колмогард. Те прорекли, что ему наследует князь его крови. Гостомысл не поверил предсказанию: он был так стар, что его жены уже не рожали ему детей. Но в скором времени ему приснился чудесный сон. Он увидел, что из чрева его средней дочери Умилы выросло великое и плодовитое дерево; оно укрыло под своей кроной весь Великий град, и все люди этой земли насытились от его плодов. Проснувшись, Гостомысл призвал волхвов, чтобы они истолковали его сон, и услышал от них, что Умила и произведет на свет его наследника.

Сомнения Гостомысла на этом, однако, не улеглись. Ведь у него уже был внук от старшей дочери, и, если уж вставал вопрос о передаче наследования по женской линии, естественно было предложить княжеский стол ему, а не его младшему брату. Гостомысл все же решил положиться на волю богов и рассказал о своем вещем сне народу. Многие словене не поверили ему и не пожелали забыть о правах старшего внука. Смерть Гостомысла вызвала междоусобицу. И только хлебнув лиха, словене вспомнили о Гостомысловом сне и пригласили княжить сына Умилы, Рюрика.

Подобное, почти буквальное соответствие истории и легенды встречается нечасто. И потому оно не может быть отнесено к разряду случайных совпадений. За пределами рассказа Иоакимовской летописи Рюрик/Рорик и Гостомысл, как исторические личности, оказываются рядом только однажды и только на страницах западноевропейских хроник, повествующих о событиях в районе славянского Поморья. Перед нами не просто совпадение имен, причем весьма редких. Предание дублирует также некоторые важнейшие обстоятельства из биографии Рорика – например, наличие у него в зрелый период жизни двух братьев, в связи с чем он долгое время не имел права единолично наследовать ободритское княжение (эти династические затруднения отражены в сомнениях Гостомысла по поводу выбора наследника; возможно, исторический Рорик в чем-то нарушил права своих братьев, и для оправдания этого поступка в легенду был введен чудесный сон Гостомысла); затем – переход к Рорику наследственных прав на ободритское княжение по женской линии; и, наконец, связь вокняжения Рорика у славянвендов со смертью Гостомысла (то есть речь идет о вступлении в права наследников по женской линии после пресечения мужской линии в княжеском роду ободритов).

На вендское происхождение сказания Иоакимовской летописи указывают некоторые сохранившиеся детали. Прежде всего обращают на себя внимание имена персонажей, характерные для западных славян: Борживой (Буривой) – чешское княжеское имя, окончание «-мысл» встречается у чехов – Пржемысл, у поляков – Земомысл, у ободритов – Гостомысл, Добомысл, у хорватов – Драгомысл и Людомысл.

Сон Гостомысла имеет скандинавские аналогии. Открыв «Круг земной» Снорри Стурлусона (сага о Хальвдане Черном), мы обнаружим, что необыкновенное раскидистое дерево символизирует там норвежского конунга Харальда Прекрасноволосого (ствол) и его многочисленное потомство (ветви). Невозможно с точностью сказать, кто совершил это «литературное заимствование»: ободриты у скандинавов или наоборот (Хальвдан Черный является современником Рорика Ютландского и исторического Гостомысла, но, как мы помним, это же имя – Хальвдан – носил и отец Рорика). Древесный культ существовал у разных народов древней Европы. Например, Ибн Фадлан, воочию видевший купцов-русов на Волге, передает, что их тела были разукрашены «древесной» татуировкой. Почитание деревьев было чрезвычайно распространено и среди кельтов. При этом в отличие от более развитых частей Римской империи, где дерево обычно считалось лишь посвященным богу, его атрибутом или угодным божеству даром, кельты воспринимали его как божество. В древней Ирландии деревья почтались даже в качестве предка, благодаря чему многие люди называли себя «сын вяза», «сын сосны» и т. п. Поэтому вполне возможно, что символ плодоносящего дерева не является чьей-то «национальной собственностью», а относится к общему мифологическому фонду народов Балтийского региона.

Очевидно лишь, что в Иоакимовскую летопись «сон Гостомысла» попал не из новгородских преданий. Помимо его скандинавской параллели, об этом говорит еще одно соображение. Хотя имя Гостомысла упоминается в нескольких древнерусских памятниках, но известия о нем крайне сбивчивы и неопределенны: он то ли новгородский посадник, то ли воевода, то ли князь. Противоречивость древнерусских известий об этом лице еще раз доказывает, что круг преданий о Гостомысле, имевший хождение на Руси, родился вдалеке от Новгорода и Киева. Ведь и название словенского города, где княжит Гостомысл из Иоакимовской летописи – Великий град, – полностью совпадает с названием столицы ободритского князя Гостомысла из Фульденских анналов – Велиграда (Мекленбурга).

В связи с этим стоит обратить внимание и на Колмогард, где, по сведениям Иоакимовской летописи, обитают всезнающие волхвы. Славянское слово «град» в скандинавской форме «гард» (gardr) известно только в районе славянского Поморья, как, например, в названии города Старграда – Старгард. Значит, и название Колмогарда может быть прочтено по-скандинавски – «Островной город» (от сканд. holmr – «остров»). В таком случае вполне возможно, что Колмогард – это Аркона или остров Рюген в целом. Ведь, как мы знаем, именно к рюгенским жрецам поморские славяне обращались за различного рода предсказаниями.

Из этих наблюдений со всей очевидностью следует, что события, приуроченные «Повестью временных лет» к исторической реальности древнерусского Севера, на самом деле произошли на балтийских землях вендов-ободритов.

Теперь мы должны задаться вопросом: почему имя Рорика оказалось связанным с русью?

Поморские русы, скорее всего, фигурировали уже в ободритском варианте предания. Рорик вполне мог опираться на них в своих военных предприятиях. Русы враждовали с данами, поэтому Скьолдунги, находящиеся в ссоре со своими соотечественниками, были их естественными союзниками. Вряд ли может считаться случайностью, что первым леном брата Рорика, Харальда, была Рустрингия – «область русов» во Фрисландии. Возросшая военная мощь Рорика в период его викингских походов, после того как он лишился наследственных владений в Ютландии и фрисландского лена, необъяснима без учета этой поддержки. Да и кто еще мог оказать ему помощь? Ободриты были ослаблены поражением 844 г. от восточных франков. Силы фризов были подорваны еще в конце VIII в.; в IX столетии они даже не были в состоянии самостоятельно защитить свои земли от нападений норманнских пиратов. Остаются русы, чьи правители, в сознании своего могущества, почти в то же самое время присвоили себе титул кагана; они одни и могли предоставлять в распоряжение Рорика огромные флотилии в 350 кораблей.

Возврат Рорика к язычеству в 840-х гг. создавал отличную почву для сближения с русами, которые яростно враждовали с христианскими народами. «Трудно описать, – пишет Гельмольд, – какие мучения они христианам причиняли, когда вырывали у них внутренности и наворачивали на кол, распинали их на крестах, издеваясь над этим символом нашего искупления». Именно христианских пленников рюгенские жрецы приносили в жертву Святовиту.

Поэтому почти не приходится сомневаться в том, что Рорик пришел княжить к ободритам из Рустрингии с многочисленной «русской» дружиной, и, значит, Рюрикова «русь» попала в наши летописи также из ободритского предания.