Хазарская дань

«Повесть временных лет» причислила киевских «полян» к тем восточнославянским племенам, которые платили дань Хазарин. Впрочем, хронологические рамки даннической зависимости от хазар летописцем не определены, а с содержательной стороны этот период исчерпывается сказанием о дани мечами. После смерти Кия, Щека и Хорива хазары «наидоша» полян, «седящих на горах сих, в лесах», и сказали им: «Платите нам дань». Поляне «сдумавше… и вдаша от дыма меч». Хазары отнесли мечи «ко князю своему и к старейшинам своим» и сказали им: «Вот, добыли дань нову». Те же спросили их: «Что суть вдали?» Хазары показали мечи. «И реша старцы хазарские: «Не добра дань, княже! Мы взяли ее при помощи сабель, а у этих людей оружие обоюдоостро. Будут они брать дань с нас и с иных стран». Так все и случилось, заключает летописец, «владеют хазарами русские князья и до днешнего дня», ибо старцы хазарские «не от своея воли рекоша, но от Божья повеленья».

Вообще говоря, легенда о полянской дани, выплаченной хазарам мечами, вполне могла принадлежать не славянскому, а сарматскому населению Среднего Поднепровья. Упоминание меча, как характерного предмета вооружения скифо-сарматских народов, прослеживается в письменных памятниках со времен Геродота. Между тем археологические исследования в Среднем Поднепровье говорят о том, что меч «не имеет местных корней в культуре предшествующей поры», а массовое вооружение мечами восточнославянских ополчений состоялось не ранее X в., то есть тогда, когда Русская земля уже избавилась от даннической зависимости от хазар. Следовательно, легенда о дани мечами возникла у народа, который поселился в Среднем Поднепровье в VII–VIII вв. и с давних пор исповедовал культ меча. Этим народом могли быть, например, аланы или асы.

Но к сожалению, использовать летописное сказание о дани мечами для каких-то исторических заключений практически невозможно, потому что под пером монаха-летописца народная легенда превратилась в развернутую поэтически-теологическую метафору, насыщенную библейскими реминисценциями. Противопоставление двулезвийного меча однолезвийной сабле, конечно, не могло иметь чисто военного смысла. Военная история свидетельствует, что сабля вовсе не была такой уж беспомощной перед мечом, более того, именно ей принадлежало будущее в кавалерийском деле. Но обоюдоострый меч – один из самых значимых библейских символов, атрибут народа-избранника. В 149-м псалме говорится: «…благоволит Господь к народу Своему, прославляет смиренных спасением. Да торжествуют святые во славе, да радуются на ложах своих. Да будут славословия Богу в устах их, и меч обоюдоострый в руке их, для того, чтобы совершать мщение над народами, наказание над племенами, заключать царей их в узы и вельмож их в оковы железные, производить над ними суд писанный. Честь сия – всем святым Его». В Откровении Иоанна Богослова упоминается «острый с обеих сторон меч», который выходит из уст Христовых и является, таким образом, мечом духовным, который, по словам апостола Павла, «есть слово Божие» (Ефес, 6: 17).

Древнерусский читатель «Повести временных лет» воспринимал сказание о хазарской дани отнюдь не в военно-политическом аспекте. Слова о превосходстве обоюдоострого меча над саблей, вложенные летописцем в уста старцев хазарских, имели для него религиозный, эсхатологический смысл. Противопоставляя Полянский меч своей сабле, вожди хазар (принявшие иудейство) «не от своея воли» признавали превосходство христианства над иудаизмом, «двух лезвий» нового меча духовного (Ветхий и Новый заветы) над «одним лезвием» Ветхого завета. Такой смысловой подтекст легенды ставит под сомнение содержащиеся в ней исторические сведения, в частности, как и чем хазары взымали дань с «полян».

Освобождение славян Среднего Поднепровья от хазарской дани, по всей видимости, было тесно связано с событиями, происшедшими в конце VIII – начале IX в. в Хазарии.

В это время перед правящей верхушкой Хазарского каганата с особой остротой встал вопрос о государственной религии.

Каждый из двух могущественных соседей Хазарии пытался навязать ей свою веру: Византия действовала через крымские епископии, халифат посылал на Северный Кавказ свои армии. Стремясь обеспечить себе культурную, а вместе с тем и политическую независимость хазары выбрали третью религию – иудаизм.

Евреи издавна составляли заметную прослойку населения в южных областях Хазарского каганата. В Крыму и на Таманском полуострове еврейские памятники известны с I в. н. э. Со второй трети VI в. на Кавказе появились еврейские беженцы из Сасанидского Ирана – участники подавленного восстания маздакидов. А преследование евреев, начатое в Византии Ираклием еще в 20-х гг. VII в. и затем возобновленное Львом II Исавром (717–741), сделало еврейскую общину в Хазарии еще более многочисленной.

В Крыму, на Кавказе и в Поволжье евреи занялись тем же, чем занимались всюду, – торговлей и финансовыми спекуляциями. Их вклад в экономический рост Хазарии был весьма велик. Кроме того, раввины и отдельные представители еврейского купечества, как люди грамотные и бывалые, часто привлекались ко двору кагана для исполнения различных государственных, в том числе и международных, поручений. Но все же их влияние на дела в каганате никогда не было решающим, а националистический оттенок религии «избранного народа» исключал активный прозелитизм: для последовательных талмудистов исповедующие иудейство иноплеменники все равно оставались «проказой Израиля». Укоренение иудаизма со статусом государственной религии в стране с преобладающим нееврейским населением было уникальным явлением в мировой истории, которое стало возможным лишь благодаря совершенно исключительному стечению обстоятельств, внешних и внутренних.

К обстоятельствам внешним относилось настойчивое желание византийского императора и багдадского халифа видеть хазар в числе своих единоверцев. К обстоятельствам внутренним – кризис политической системы каганата. «Быстрый рейд» Марвана, закончившийся военным разгромом Хазарии и принятием каганом мусульманства, вызвал рост патриотических настроений среди хазарской знати. Поборники независимости сплотились вокруг бека. В поисках религиозно-идеологического символа возрождения Хазарии они остановились на звезде Давида. Иудаизм стал для них религией, которая обеспечивала хазарам «вхождение в круг средневековых цивилизаций и вместе с тем самостоятельное положение между борющимися сторонами» – Византией и халифатом. Согласно традиции основатель иудейской династии хазарских беков носил имя Обадия.

Хазары в большинстве своем обратились по примеру знати в иудаизм. Но кроме хазар, в каганате проживало еще 25 народов, многие из которых исповедовали ислам; в городах значительным влиянием пользовались христианские общины. Религиозная реформа Обадии вызвала среди них открытое недовольство. В начале IX в. в Хазарии вспыхнула гражданская война. Противники иудаизма, которых, возможно, поддерживал каган, призвали на помощь мадьяр; бек противопоставил им печенежские сабли. Доселе несокрушимая хазарская плотина, воздвигнутая между Уралом и Каспием, дала трещину, и в нее хлынули заволжские кочевые орды.

Хазарская смута длилась почти два десятка лет. Константин Багрянородный с лаконичностью государственного человека записал ее последствия: «первая власть» (правительство) одержала победу; побежденные бежали к мадьярам; все, кто не убежал, перебиты. Мятеж был подавлен дорогой ценой. Значительная часть собственно хазарского населения была истреблена, и власть бека, фактически полностью отстранившего кагана от дел, могла теперь опереться только на наемников – печенегов и гузов.

Западные окраины каганата в период междоусобицы были брошены на произвол судьбы. Византия, например, почти без усилий вернула себе Крым. Вероятно, днепровские славяне также воспользовались случаем, чтобы заявить о своей независимости от кагана. Случилось это, по всей видимости, в первой четверти IX в.

У Хазарии не было сил привести своих бывших данников к покорности. Напротив, в Итиле принимались срочные меры для охраны своей территории, дабы удержать западную границу каганата хотя бы на линии Дона. С этой целью на донском левобережье, ближе к низовью реки, во второй половине 830-х гг. была сооружена крепость Саркел. Какое важное значение имела эта твердыня в глазах хазарского правительства, видно по тому, что возглавить ее строительство были приглашены лучшие византийские инженеры во главе с братом жены императора Петроном Каматиром. Но объединенные хазаро-византийские усилия уже не могли отдалить неумолимое превращение Дона в «Русскую реку», а Понта – в «Русское море».