Глава 11
ПЕЧАТЬ ДУХА

— Приветствую, студенты. Хорошо провели каникулы? Полагаю, вы невероятно счастливы вернуться к учебе, — ухмыляясь, говорил Амир, оглядывая наши лица, выражавшие все что угодно, но только не счастье.

Все сидели понурые, грустные, учиться никому не хотелось, даже мне стоило большого труда сконцентрировать внимание на словах преподавателя.

— Надо же, — так же насмешливо протянул Амир, — похоже, все сегодня не в духе. А мое занятие последнее, да? Так и быть, отпущу — толку от вас сейчас никакого. Завтра чтобы в себя пришли, проведем небольшую проверку, посмотрим, что у вас в головах еще осталось. Идите.

Шум, раздавшийся вслед за его словами, свидетельствовал о том, что Амир стал любимым преподавателем всего потока, по крайней мере сегодня. Я не спеша поднялась, хотя не терпелось броситься вслед за остальными. Первый день учебы действительно выдался тяжелым.

— Виолетта, останься.

У-у-у, кто бы сомневался!

— Да, куратор Вальенте, чем могу помочь?

— Спланируй тренировки группы и подготовь для меня график. Здесь расписание занятий, нужно заполнить пустые графы.

— Хорошо. Сделаю и завтра вам отдам. — Я протянула руку за листами и задела локтем прислоненную к столу трость. Пришлось наклониться и поднять, но, когда рука сомкнулась вокруг набалдашника, ее обожгло как огнем. Невольно вскрикнула, отдергивая ладонь.

— Что такое? — недовольно спросил Амир. Он поднял свою трость, внимательно осмотрел. — Что там у тебя?

Я отступила, сжимая руку в кулак, а Амир вдруг резко подался вперед, схватил запястье и, подтащив меня к себе, с силой разжал ладонь.

— Что за… — выругался куратор, рассматривая морозный узор, ярко переливавшийся радужными искорками. — Виолетта, какого… — дальше вновь последовал такой изощренный набор ругательств, что я покраснела.

— Что на твоей руке делает печать духа? — наконец задал понятный вопрос преподаватель.

— Печать духа?

— А ты думала что?

— Я не думала…

— И это не удивляет.

— Я не думала потому, что метка исчезла, ее не было.

Амир наконец выпустил руку, сел на стул и внимательно на меня посмотрел.

— И где наша правильная Виолетта получила проклятую метку?

— Почему проклятую? — Мурашки пробежали вдоль позвоночника, а желудок вдруг скрутило.

— Ты, ходячее орудие для уничтожения половины студенческого потока, не в курсе, что за метка на твоей руке?

Я поняла, что мне тоже необходимо сесть, потому как коленки вдруг мелко задрожали.

— Объясните, пожалуйста, куратор Вальенте.

— Сперва расскажешь мне, где, когда и как ты ее получила, и не вздумай лгать!

Очень неуютно было сидеть под взглядом проницательных глаз старого куратора, но беспокойство в душе все нарастало. Я поняла, что Амир не шутит, было в его лице нечто такое, ясно указывающее на серьезность вопроса. И тогда, набрав в грудь побольше воздуха, неторопливо я начала рассказывать, как служанка поведала старую легенду и к чему это привело. Когда я закончила, куратор долгое время молчал. Мне даже глаз поднимать не нужно было, чтобы ощутить его осуждающий взор.

— Не перестаешь меня разочаровывать, Летта. Что сейчас с той девушкой?

— Мелинда поправляется. Кажется, сны ее больше не беспокоят. Доктор сказал, что галлюцинации — всего лишь симптом этой редкой болезни.

— Даже болезнь назвал?

— Он не назвал, потому…

— Потому что это не болезнь, Летта. Знаешь, есть у тебя одна черта — тобой многие восхищаются, но здесь большую роль играют происхождение и статус, чем личные заслуги. Эти девушки делятся с тобой секретами, пытаются подражать твоим манерам, ошибочно полагают, что ты способна общаться с ними на равных, а ведь тебя лучше не подпускать к внушаемым особам и на пушечный выстрел.

— Почему вы так говорите? — Слова куратора разозлили меня невероятно. Отчего он перекладывает чужую вину полностью на мои плечи? В случае с той же Селеной я сыграла лишь косвенную роль.

— Потому что ты не признаешь за людьми права иметь собственное мнение, осуждаешь людские слабости, свято веришь в свою безгрешность и правильность суждений. И, не переживай я за остальных ни в чем не повинных учеников, я бы бросил тебя ходить с этой меткой и дальше.

Никогда еще мне не было так обидно. И понятия не имею, почему мнение нелюбимого преподавателя настолько покоробило меня. Можно бы просто холодно ответить ему в той же манере, а потом потребовать объяснить, что за метка на ладони, но я смертельно оскорбилась. Доводы рассудка были подавлены волной возмущения, зародившейся в самой глубине души. Молча поднявшись на ноги, я направилась к двери. Никому не позволю разговаривать с собой в таком тоне!

— Стоять! — раздалось вослед.

Я даже головы не повернула, лишь схватилась за ручку двери и потянула на себя. Но дверь не отворилась. Произнесенное заклинание также не возымело эффекта.

— Немедленно откройте замок! — потребовала я у куратора.

— Я сказал, сядь на место!

— По какому праву вы мне приказываете?

— По такому, что по твоей вине может пострадать еще большее количество людей, а ты разыгрываешь из себя обиженную невинность! Села на стул и слушай меня!

Вопреки приказу я схватилась за птицу на шее, желая лишь направить заряд в эсканилор и вышибить эту проклятую дверь. Когда птица засветилась, руку обожгло так, словно я сунула ее в огонь. Эта боль прошлась по всему телу каленым железом. Я беззвучно сползла вдоль двери на пол, птица выпала из разжавшейся ладони, а рисунок ослепительно засиял. В следующий миг я почувствовала, как Амир одной рукой обхватил меня за плечи, а другой сжал мои пальцы в кулак.

— Просто успокойся, — тихо заговорил куратор, — успокойся, подумай о чем-то хорошем.

Я пыталась сдержать слезы боли, ничего хорошего на ум не приходило.

— Представь что-то, что тебя радует.

Руку жгло все сильнее, закрыв глаза, с огромным трудом я заставила себя дышать медленно и подумала об Эрине, его поцелуях, объятиях, но жжение не проходило, а мысли сами перескочили на одно старое воспоминание из детства: я лежала в высокой траве в саду, вокруг порхали разноцветные бабочки, в ветвях пели птицы. Я смотрела на яркие трепетные крылышки и представляла, что лечу вместе с ними высоко-высоко в синее небо, а в душе разливалось чистое, ничем не омраченное детское счастье.

Я услышала, как выдохнул преподаватель, и поняла, что жжение в ладони уменьшается. Открыла глаза, а Амир раскрыл мою ладонь — метка медленно бледнела.

— Вот теперь можно поговорить, только спокойно, — проговорил куратор, поднимая меня за плечи. — Что представляла? Наверное, свои самые прекрасные украшения? — спросил он, усаживая меня на стул.

— Бабочек, — тихо ответила я, закрывая лицо ладонями.

— Бабочек? — хмыкнул Вальенте, и мне показалось, что голос его несколько смягчился. — Итак, Виолетта, теперь по существу. В том месте, куда вы забрели вместе со служанкой, сформирован колдовской круг. Вы преступили черту и попали под воздействие проклятия. Мелинде повезло больше: у нее изнуряющая болезнь и помутнение рассудка, и лучшее лекарство — это уехать подальше от зачарованного места. Тебе же, милая Летта, досталось в самый раз. Печать духа — это особая форма проклятия, при любом магическом воздействии метка активируется. Ты взяла мой эсканилор, и остаточного заряда в нем хватило, чтобы печать проявилась. Когда ты задействовала собственные силы, это вызвало сильнейшее возмущение метки. А теперь представь, что случилось бы с тобой и окружающими, попробуй ты, к примеру, применить к кому-нибудь магический удар.

Кровь отхлынула от лица.

— Взрыв?

— Магический взрыв — от тебя самой и всего живого на расстоянии шагов пятидесяти вокруг ничего бы не осталось. Убийственная метка, что тут скажешь.

Амир замолчал, а я не могла вымолвить ни слова. Лишь спустя несколько минут с трудом произнесла:

— Жители деревни верят, что дух наслал проклятие, но духов ведь не существует?

— Не берусь ничего утверждать (это я про духов), в жизни много есть такого, что не поддается объяснению, а насчет проклятия — его мог наслать какой угодно одаренный и сильный маг. Как я понял, твой жених предпочитает в то место не соваться. Довольно безопасный подход, для него в первую очередь. Что он сказал тебе по поводу метки?

— Я никому не рассказывала.

— Хм, как удобно. Тебя могло разорвать на меленькие кусочки, и никто бы не понял почему. Кажется, я не вовремя вмешался. Надо было позволить тебе вышибить дверь.

— А вас бы не задело? — со злостью спросила я, поднимая глаза на усмехающегося куратора.

— Я умею ставить превосходные щиты.

— Что же вы вмешались?

— Чисто практический интерес. Твоя метка ведет себя несколько странно. Она так ярко загорается, словно предупреждает. А это само по себе необычно. По идее печать духа — это взрывной механизм замедленного действия. Она исчезает с кожи, а срабатывает в тот миг, когда ты применяешь магию, и тебя уничтожает собственная сила. А вот здесь, — Амир вдруг снова потянул к себе мою ладонь, пристально вглядываясь в поблекший узор, — здесь у нас не просто метка, а целый рисунок. Вероятно, его даже можно как-то истолковать. Внешне — печать духа, но ты пока жива. Если это своеобразное послание, замаскированное под проклятую метку, тогда оно не отразится на твоей магии. Давай-ка проверять, Виолетта.

— Как проверять? — в испуге спросила я.

— Я кину в тебя заклинание, а ты закроешься щитом.

— Согласно вашим словам, меня должно разорвать на месте.

— Щит — это защитная магия, чтобы метка сработала, он должен истончиться, и вот если этого не произойдет, значит, печать ненастоящая. Вставай и выходи в центр.

— А если истончится?

— Постараюсь спасти тебя во второй раз… наверное.

Понимая, что другого варианта не остается, я прошла на середину возвышения, а Амир остался на своем месте. Он протянул вперед эсканилор, с набалдашника сорвался огненный сгусток и понесся в моем направлении. Я выставила впереди дрожащую ладонь с зажатой в нее птицей и… испугалась создать щит, а огненный сгусток в нескольких сантиметрах от моего лица разбился о невидимую преграду.

— Да что такое, Летта! — взорвался Амир. — Ты разучилась ставить защиту?

Я лишь опустила голову, чтобы он не понял, как мне сейчас страшно. Я испугалась, что меня убьет собственная сила. И настолько растерялась в этот миг, что не сообразила даже подивиться поразительной скорости куратора — он успел поставить впереди меня защиту, чтобы оградить от собственной магии.

— Попробуем еще раз, куратор Вальенте, — негромко произнесла я, вновь сжимая птицу в ладони.

В ответ на мои слова с набалдашника трости сорвался зеленый смерч и, бешено вращаясь, полетел ко мне. Сжав обе ладони вместе, я направила энергию в эсканилор и выставила щит, наблюдая широко раскрытыми глазами, как в него врезается и рассыпается на мелкие осколки зеленый вихрь. Невыносимая боль обожгла руку, заставив крепко стиснуть зубы.

— Он истончился, нет? — спросила я на выдохе.

— Нет, — неожиданно серьезно ответил куратор. — Тебе повезло, Летта. Это не печать духа, это нечто другое.

Я опустила ладони, метка горела холодным белым огнем.

— Что мне делать? — спросила у задумчивого Амира.

— Не совать свой нос куда не следует и… думать о бабочках, — был ответ, а потом куратор просто вышел из аудитории, оставив меня в гордом одиночестве.

С того самого разговора куратор больше ни словом не обмолвился о странной метке, и я поняла — Вальенте убедился, что я не представляю опасности для других, и бросил меня саму разбираться с проблемами, вызванными опрометчивым поступком. Теперь после занятий я не торопилась домой, а проводила вечера в библиотеке, пытаясь отыскать информацию про духов и метки, пролистывала книги по проклятиям одну задругой, но академия не располагала нужными рукописями. Все, что касалось народных суеверий, было напрочь вычеркнуто из списка обязательного к изучению материала.

Один раз меня посетила мысль, что подобные запрещенные вещи наверняка хранятся в виерской академии магии, но попасть туда не представлялось возможным. Оба учебных заведения были надежно защищены от проникновения нежелательных личностей. В нашу академию не мог свободно войти ни один человек, в чьих жилах не течет аристократическая кровь, и что-то подобное, я полагала, было и у виеров.

С момента появления метки все магические практики для меня стали настоящим испытанием. Руку пронзало болью каждый раз, когда я применяла магию, и мне приходилось молча сносить все это и старательно контролировать выражение лица, чтобы никто ни о чем не догадался. Куратор будто бы позабыл о моем личном проклятии и виду не подавал, что догадывается о боли, которую я испытываю, когда он велит сформировать сферу или отразить чужой удар.

Дабы скрыть сияние печати, я заказала для себя черные перчатки без пальцев, а вместо платья разработала для тренировок удобный костюм, чтобы ни у кого не возникло подозрения, почему я вдруг решила тренироваться в перчатках. Подобное новшество было встречено нашими студентками-модницами на ура, и вскоре уже все девушки приходили на тренировку в костюмах, состоящих из свободной белой рубашки, черного обтягивающего жилета и легких просторных брюк, которые больше походили на юбку, но при этом не путались в ногах и не мешали проводить бой.

Однажды после окончания тренировки я задержалась в пустом зале. Все уже ушли, а мне пришлось сесть на скамью, потому что сегодняшнее занятие оказалось слишком изматывающим. Я сняла перчатку, метка ярко сияла в полутемном зале. Закрыв глаза, вновь попыталась вызвать в памяти счастливый момент, но вздрогнула от звуков чужого голоса.

— Виолетта, ты в порядке? — Это была веселая толстушка Дениза.

Я быстро сжала руку в кулак, стремясь скрыть рисунок, а девушка уже подбегала ко мне от двери, весело щебеча.

— Как ты себя чувствуешь?

— Устала сегодня.

— Ты разве не пойдешь с нами в чайную? Идем, весело проведем время. Заодно отметим наступающий праздник.

— Я присоединюсь к вам немного позже, — кивнула, чтобы заставить Денизу уйти поскорее. Метка жгла невыносимо.

— Тогда увидимся, — улыбнулась девушка и умчалась из зала.

Я вновь закрыла глаза, прислонилась головой к холодной стене и вызвала в памяти зеленый сад, бабочек, но вздрогнула от нового оклика:

— Ты в своем уме, Виолетта?

Передо мной стоял взбешенный Амир, а я даже не слышала, как он вернулся в зал.

— Ты до сих пор не избавилась от метки и молчала? Ты что, терпишь боль каждый раз, когда проходят тренировки?

— Я не нашла в книгах нужной информации.

— Почему ничего не сказала? Или ты слишком гордая, чтобы признаться в своей ошибке и попросить кого-то из знающих людей помочь тебе? Зор Анделино прекрасно разбирается в проклятиях, ты должна пойти к нему и все рассказать.

— Куратор Вальенте, позвольте мне самой решить, как поступить в данном случае. Всего хорошего. — С этими словами я поднялась и покинула резко замолчавшего куратора.

На следующий день Зор Анделино был уже в курсе моей метки, а я досадовала, что так глупо понадеялась, будто Амир никому ничего не расскажет. Я была уверена, что именно он нажаловался на меня ректору. После пристрастного допроса в ректорском кабинете новость о моей ночной вылазке быстро достигла ушей отца и, естественно, жениха.

Я думала, ничто не может разозлить Роланда сильнее, чем продажа подаренной им кареты, но я ошибалась. Он настолько сильно возмутился моим поступком, что даже отказался разговаривать на эту тему. Эстер его поддержала, но при этом, напротив, не упускала случая напомнить мне, как сильно я подвела доверие жениха, тайком выбравшись из его дома и отправившись в запретное место. Меня обвинили в излишней взбалмошности, непокорности и еще прочих грехах. Сам же Эрин лишь молчаливо и осуждающе покачал головой, будто говоря, что он ведь меня предупреждал. Никому не было дела, что я узнала о существовании проклятия после того, как побывала на озере.