Автомобиль по взмаху его руки осторожно порулил навстречу. Мы перехватили его на полпути, Джон сел за руль, а когда я опустился на сиденье рядом и пристегнулся, погнал красиво и уверенно, чуточку рисуясь совсем не американской лихостью, это чтоб русский чувствовал себя как дома.

Отель сравнительно недалеко, немцы строят все расчетливо, у них Пентагон и ЦРУ вообще в разных городах, но когда от Пентагона до ЦРУ рукой подать, как и до Вашингтона, то понимаешь, какой рациональный народ они выковали на основе своей протестантской этики труда.

Автомобиль понесся, плавно снижая скорость, к массивному зданию в неоколониальном стиле. Сейчас это снова входит в моду, ностальгия, население стремительно стареет, хоть и живет дольше.

Фасады домов справа и слева как будто из старых фильмов, а внутри, понятно, все напичкано такой техникой, что даже в Японии не снилось.

– Достойный отель, – сказал Арнольд ободряюще.

– Я не капризный, – заверил я.

Он коротко усмехнулся.

– А урон авторитету?

– Я прибыл неавторитетно, – напомнил я. – Так, турист…

– Ну да, – согласился он. – Мы все туристы. Даже в своей стране.

– Романтично, – заметил я.

Он посмотрел с интересом.

– И вам тоже? А мне вот уже иногда, но только иногда… уже начинает казаться, что нужно как-то без романтики, хотя работа все-таки сама по себе как бы вот да…

– Без романтики жить грустно, – ответил я. – Мужчина должен быть романтиком. Это женщинам нельзя, романтичная женщина просто дурочка, как Ассоль какая-то…

Он не спросил, кто такая Ассоль, в Штатах чем актриса выглядит глупее, тем популярнее, потому во всем мире запоминают только штатовских актрис.

У входа неизбежные сканеры, в Америке каждый дом живет как осажденная крепость в чужой стране. Однако молодцы, даже это ставят себе в заслугу: дескать, у нас демократия с человеческим лицом, мы только защищаемся, никого не репрессируем, у нас свобода и пропаганда ненасилия.

Фойе залито светом, хотя в широкие окна бьется яркое солнце, в этом американцы особенно хороши, люблю яркий свет, он отгоняет хмурое настроение и делает мир праздничнее.

Портье взглянул на Арнольда и молча протянул мне цветную карточку электронного ключа.

– Вэлкам, – сказал он с по-американски настолько широкой улыбкой, что только марсианам разве что не покажется фальшивой. – Надеюсь, вам у нас понравится.

– Уже в восторге, – заверил я. – Страна великих возможностей! Всяких, разных.

Арнольд дружески подхватил меня под локоть и уверенно повел к стене с одинаково блистающими дверьми кабинок лифта.

На моем этаже он остановился сбоку, когда я открыл дверь и переступил порог, словно прикрывает от нападения со спины, затем вошел следом.

– Ого! – сказал я. – Мне что, выделили президентский номер?

Он ответил довольно:

– Что вы!.. Наш президент падает и спит там же, где и работает! Не выходя из Белого дома.

– А для всяких-разных? – поинтересовался я. – Встреч с мониками?

Он ответил с той же откровенной улыбкой:

– С Моникой президент сексуалил прямо в Овальном кабинете, не отрываясь от подписывания важных договоров.

– Наверное, с Россией, – предположил я. – Чтобы хоть как-то скрасить день… Дремучее было время, верно? Теперь президента никто не осуждает, что впендюривает всем своим помощницам, секретаршам и даже секретарям, чтобы не обвинили в сексуальном неравенстве.

– Правда, – спросил он с удовольствием, – хорошее время наступило?

– Время свобод, – согласился я. – Истинных американских свобод!

Он с удовольствием огляделся.

– Сюда какую женщину ни приведи, от порога начнет раздеваться!..

– Надеюсь, – пробормотал я.

– Ладно, – сказал он благодушно, – обживайтесь. Завтра за вами пришлют машину.

– В котором часу?

– В десять утра, – сообщил он и добавил: – если это вас устроит. Вы же все русские спите долго…

– Так то в берлогах, – возразил я, – а в таком отеле разве уснешь?

– Да, – согласился он, – здесь такой персонал… До завтра!

Я закрыл за ним дверь и еще раз огляделся. Номер шикарен, но по Арнольду видно, как наше привычное мышление не поспевает за переменами.

Женщины теперь в любом номере сразу же начинают раздеваться или хотя бы задирать платье для быстрого и необременительного секса, как и в коридоре, лифте, туалете, кустах, автобусной остановке и везде-везде, даже на движущемся эскалаторе метро, супермаркета или подземной парковки.

В желудке требовательно квакнуло. Время ужина, моему организму не нужна напоминалка в часах, когда мне есть, когда пить, а когда опорожнять мочевой пузырь.

Дверь захлопнулась легко, но я уже оценил ее сложный замок и систему сигнализации. Если кто-то попробует сунуть отмычку, в комнате охраны тут же раздастся сигнал тревоги, и сюда примчится военизированная охрана.

Ресторан в нижнем зале прост, американцы все-таки пуританская нация, стремление к чрезмерной роскоши привносят иностранцы и понаехавшие, но и у тех оно постепенно подавляется. Не за богатство человек заслуживает уважение, а за то, как им распоряжается, себе в скотское удовольствие или на благо обществу.

Половина мест свободна, так что метрдотель, чтобы отыскивал, куда меня посадить, не понадобился. Я выбрал столик у окна, вряд ли кто-то возьмет меня на мушку из вон того здания через площадь.

Еще не успел опустить задницу в удобное пластмассовое кресло, явно полученное целиком из тридэшного принтера, как весело простучали женские каблучки.

Быстро подошла молоденькая официантка, миловидная, с живыми озорными глазами и удивительно ладной фигуркой. Чувствуется, что и сама себе нравится, легкая и быстрая, у таких все всегда получается, у них запас жизнелюбия и стойкости повышен, чтобы уж точно не сдаться в этой трудной жизни.

– Сэр?

Я взял меню из ее руки, она чуть игриво придержала, чтобы я еще раз взглянул в ее лицо и обратил внимание на вырез блузки, где кокетливо приподнимаются белые холмики, незатронутые вульгарным загаром.

– Ого, – сказал я, – как много всего. Слишкоммногабуков, как говорят истинные американцы, что впадают в тоску от длинных слов. Взгляни на меня и сама определи, что мне принести.

Она с улыбкой смотрела, как я закрыл папку с листками меню и отложил на край стола.

– Желудок в порядке?

– И все остальное, – заверил я.

– Хорошо, – ответила она с вызовом, – тогда не жалуйтесь!

– С трепетом жду.

Она еще раз взглянула оценивающе, а эти существа с пеленок уже опытные женщины, улыбнулась и быстро пошла в сторону кухни, такая же легкая, подтянутая, в туго облегающей, даже обтягивающей юбчонке, где ягодицы просвечивают так, будто юбка из промасленной бумаги.

Я прикидывал, как повернется дальше. Когда мину отыщут, специалисты тут же определят, что взрыв такой одной-единственной в нужном месте может вызвать цунами, что снесет с побережья город или хотя бы городок и надолго уничтожит пляжи.

А если сложить взрывы десятка таких мин, ущерб не в десять раз больше, как сочтет малограмотный, а в сотни, взаимодействие никто не отменял, все прибрежные города могут и будут сметены.

Сотни ядерных мин заложены не для того, чтобы подстраховаться, а чтобы волна пошла дальше побережья…

Снова весело и задорно простучали каблучки, словно копытца молодого олененка. Я вскинул голову, официантка идет к моему столику, держа в обеих руках широкий поднос с горкой жареного мяса, как показалось издали.

Когда опустила поднос на край стола и принялась переставлять тарелки, я рассмотрел коричневую тушку зажаренного молодого гуся, приправы в крохотных емкостях.

– Африканский карликовый гусь, – сказала она победно. – Выращен специально для ресторанов.

– Чтобы сожрать в одиночку? – догадался я.

– Именно, – подтвердила она. – Нежнее нежного.

– Вообще-то у меня зубы в порядке, – сообщил я, – даже тебя сумел бы укусить за попку, хотя она выглядит, как тугой шар для боулинга.

– Ой, – сказала она опасливо, – как один?

– Как два, – заверил я. – Зато какие!.. А это соус или что-то вообще ужасное?

– Попробуйте, – сказала она заговорщицки. – Даже вегетарианцев не удается оттащить за уши!

– Рискну, – сказал я. – Если что не так, пострадают ваши нежные розовые ушки! Или попка.

Она ушла с пустым подносом, весело посмеиваясь, а я вонзил острие ножа в горячую тушку с блестящей коричневой кожей. В трещине запузырился сладкий сок, пахнуло обжигающим ароматом.

– Здесь умеют покушать, – пробормотал я. – А что еще надо демократам?.. Поесть всласть, выпить, подмять жену соседа… Хорошо бы еще и дочку для полноты счастья и американской мечты…

Вся стена слева отдана под грандиозно оформленный бар, глаза разбегаются от величайшего множества вин, коньяков, виски, рома и прочей хрени, которой травит себя человек, потому что все равно помирать, так какая разница: прожить восемьдесят лет, отказывая себе в таких чудесных излишествах, или же семьдесят, не отказывая себе ни в чем?

Ничего, подумал я с некоторым злорадством, вот у вас начнется ломка, когда вдруг дойдет, что с этими излишествами точно не доживете до эры бессмертия, а вот при полном воздержании и правильной диете шансы очень большие на то, чтобы обрести вечную жизнь…

У бара на высоких стульях сидят молодые и не очень женщины, любительницы одноразового секса с незнакомцами, все хотя бы по разу посмотрели в мою сторону, некоторые начали вытягивать ноги, барные стулья позволяют показывать их во всей красе, другие зазывно улыбались.

Я не стал ждать, когда какая-то подойдет и деловито предложит потрахаться, допил апельсиновый сок и, оставив деньги на столе, отправился в свой номер.

В мозгу сталкиваются, вышибая искры, невеселые мысли насчет того, что с террористами бороться не так уж просто даже при всей мощи государственного аппарата. Это только кажется, что здесь неиссякаемая ресурсная база, миллионы кадров, готовых выполнить любое задание, а там у противника горстка сумасшедших фанатиков.

На самом деле у них своя разведка, зачастую не уступающая нашим западным, а во-вторых, очень часто ее пополняют по самым разным причинам бывшие наши кадры из силовых структур.

Одни обижены на медленное продвижение по службе, другие где-то проворовались или превысили полномочия, третьим вдруг халифат начал больше нравиться по идейным соображениям, у четвертых и пятых какие-то еще мотивы, но факт в том, что эти перебежчики из западных спецслужб, элитных частей, спецназа, бывшие морпехи и коммандос привносят западный опыт, умения, знания и особенности, берутся натаскивать местных, а вот перебежчиков в обратную сторону что-то не наблюдается.

Конечно, двойных агентов вербуем, но это на местах, однако ни в КГБ, ни в ЦРУ нет перебежавших из халифата кадровых разведчиков. Все то же самое, что и в столкновении конфессий: ислам победно наступает по всему миру, в том числе и в твердыне христианства – Европе, одни христиане постоянно отступают, другие еще и принимают веру пророка.

В дверь постучали, я прислушался, а когда посмотрел в коридор через камеру, перед моим номером стоит официантка из нижнего зала.

Я торопливо распахнул, изобразил на лице изумление.

– О, как здорово!.. А я только что о тебе подумал!

– В какой позе? – спросила она.

– Да ладно, – ответил я, – ничего необычного. Ты же видишь, я прост, как рыба без специй.

Она засмеялась.

– Это хорошо, от сложностей можно устать. Я тоже простая… Как догадалась прийти? Да видела, как ты смотрел. До сих пор твои ладони везде чувствую.

– Да ладно, – возразил я. – Так уж и везде. Пятки вроде бы не трогал…

– А почему до сих пор щекотно?

Отшучиваясь, она сбросила блузку, открыв крепкие молодые груди, небольшие, но с широкими розовыми ореолами вокруг бодро и весело торчащих сосков.

Я протянул руки, собираясь помочь ей расстаться с юбчонкой, но она избавилась от нее в одно мгновение и охотно пришла в мои горячие ладони.

Она еще подросток, мелькнула мысль, вон как отдается этому делу с азартом и воодушевлением, приобретая опыт и сноровку для замужества. Это раньше невеста должна была быть девственницей и уметь только лежать на спине, раздвинув ноги, не шевелясь, чтобы не сочли позорно чувственной, а теперь лучше взять не умеющую готовить, чем не умеющую весело и с удовольствием совокупляться, моментально выполняя все наши желания.

Когда она так же быстро соскочила с кровати и одевалась, я протянул ей с десяток стодолларовых бумажек.

– Держи.

Она в изумлении вскинула брови.

– Что это?

– Чаевые.

Она посмотрела в мое лицо.

– За что… Ах да, ну ты и негодяй…

Я сказал нерешительно:

– Вдруг подумалось, что если у тебя просрочена плата за комнату, что снимаешь пополам с подругой, то это деньги как раз пригодятся. Тебе же стипендию не платят?

Она чуть отшатнулась, взгляд стал испуганным.

– Кто ты? Откуда… знаешь…

– Вид у тебя девочки из хорошей семьи, – объяснил я. – Фразы строишь правильно, простонародной вульгарности нет и в помине… Потому и предположил, что в универе где-то на втором-третьем курсе. А что комнату пополам с подругой… Разве не так все снимают? И дешевле, и удобнее. Даже одни и те же платья и туфли можно носить, если сильно повезет…

Она перевела дух.

– Фух, что я только не подумала. Ты прав, но я не занимаюсь такой подработкой. Просто вдруг какое-то странное доверие к тебе… А если уж размяться, то не с официантами, а с таким, как ты, красивым и загадочным иностранцем.

Я засмеялся.

– Наверное, потому, что я профессор!

Она тоже засмеялась оригинальной шутке.

– Ладно, возьму… А ты что, такой богатый?

– Легко пришли, – ответил я, – легко уходят…

– Хорошо, – сказала она, – но ты деньгами не швыряйся. Сразу видно, иностранец из дикой страны. Деньги счет любят. А то ты прям как русский. Те чаевые оставляют такие, на них можно купить еще три таких ужина!

– А здесь бывали русские?

– Нет, но о русских рассказывают всякое… жуть просто. А в кино они вообще. Не хотела бы хоть с одним встретиться.

– Я тоже, – сказал я.

Она крепко поцеловала меня в губы, прислушалась, что там за дверью, и выскользнула в коридор.