Я наклонился, рассматривая, как в хорошо освещенном пространстве духовки медленно вращается на вертеле здоровенный то ли гусь, то ли тетерев. Из крохотных отверстий в стенках время от времени упруго выстреливают струйки не то воды, не то специй, блестящая коричневая корочка сверкает, я уже ощутил как захрустит на зубах толстая нежная корочка, впитавшая в себя все ароматы и одуряющие запахи…

– Вот почему американцы, – сказал я с чувством, – самая толстая нация!

– Но-но, – сказала она, – уже не американцы. У нас мода на здоровый образ жизни, а вот в России…

– Открывай, – прервал я, – видишь, уже готово!

– Еще четыре минуты, – уточнила она. – Здесь все выверено.

– А плита штатовская, – заметил я. – Кухня и почти вся мебель китайская, а вот аппаратура… молодцы, этого отдавать нельзя. Подумать только, хай-тек и здесь рулит!.. Кофеварка в инете?

– А откуда ей еще скачивать новые рецепты? – ответила она. – Следит, всюду шарит… Заодно и апгрейдится.

Я кивнул.

– Моим родителям трудно представить, что купленная однажды вещь не стареет, а начинает работать все лучше.

– И возможностей, – подтвердила она, – у нее откуда-то становится все больше. До сих пор сама изумляюсь.

– Изумляюсь и радуюсь, – подтвердил я. – Мы все меняем мир. Для всех.

Таймер пикнул, Барбара сделала перед плитой понятный жест, и передняя стенка подалась вперед, распахивая залитую ярким светом оранжево-коричневую тушку гуся.

Одуряющий аромат шибанул в лицо, я охнул, Барбара ловко вытащила коричневое тельце и сразу переложила на блюдо. Дверка печи величественно закрылась, свет внутри погас.

Я разрезал гуся на части, поинтересовался:

– А почему эта милая птичка?..

– А что надо было?

– Ну, телятина, говядина…

Она сдвинула плечами.

– Мужчины почему-то предпочитают гуся. Даже больше, чем курицу.

– Наверное, – предположил я, – гусь покрупнее?.. Не важно, я тоже из большинства. Гусь – это круто. Думаю, мы с тобой управимся.

– Мне вон тот кусок, – скомандовала она. – Все-все, довольно!.. Ладно, и этот, но не больше…

Я тоже поглядывал на часы, Дуайт выйдет на улицу встречать, у меня пропуска в Пентагон нет и не будет, да и ненадолго приехал, Барбара жует тоже споро и безостановочно, как мощная камнедробилка, в армии учат есть быстро.

Еще минута на то, чтобы обуться, мы управились и уже при полном параде вошли в лифт.

Внизу морпех на пульте охраны посмотрел на меня с явным интересом и нескрываемым уважением. Не знаю как, но мы, мужчины, издали и с первого взгляда понимаем, этот спал в подобных случаях на диване или под одним одеялом с хозяйкой.

Садясь в автомобиль, она сказала сурово:

– Будь готов, если разговор снова зайдет о минах.

Я охнул.

– Но я же сказал все! И так, мне кажется, уже повторяюсь!

– Придут новые, – объяснила она, – уже из Белого дома. Администрация президента хочет услышать из первых уст. Может быть, им ты скажешь больше?.. Пристегнись, ты не в диких степях России!

– Барбара, – ответил я с мукой, – ну как им объяснить, что сейчас главное вовсе не эти мины?.. Конечно же, Россия не хочет их взрывать. И скорее всего вообще не взорвет, даже если Америка совсем уж на голову сядет… Просто я бы не советовал рисковать… слишком уж. Отчаянные люди есть везде, а бывает и такое, что самые рассудительные вдруг иногда в такое пике срываются!.. слабые уходят в буддизм, а сильные говорят: да пропади оно все пропадом!

– То-то и оно.

– Сейчас, – сказал с жаром, – у нас куда более опасный вызов, чем эти мины!

– Твои глобальные террористы?

В ее голосе все еще звучало сомнение, я сказал с нажимом:

– Да!.. Они угрожают Штатам, России и всему миру!.. Это новая угроза, к которой мы еще не готовы. Надо было начинать борьбу еще год назад!.. А сейчас в спешке, раз уж опоздали, нужно срочно уничтожать эти гнезда, чтобы там осталась только выжженная земля!

Она вырулила на широкую трассу, добавила скорости, автомобиль понесся по идеально ровному и ухоженному полотну дороги.

– Группа с военной базы под Эль-Кала, – сказала она вдруг, – в авральном порядке прибыла в указанное вами место. Обнаружено несколько обугленных тел с застрявшими в костях пулями, в основном в черепах, что говорит о хорошей подготовке стрелявших, и остатки медицинского оборудования. Верить тебе нашим специалистам очень не хочется, слишком неуютные и даже страшные вещи говоришь, потому там сейчас проверяют все очень тщательно…

– Надеюсь, – пробормотал я.

Она сказала ровным голосом:

– Но уже подозрительно, что такое дорогое и сложное оборудование завезено в такие недоступные места. И еще нехороший момент…

– Барбара?

Она договорила мрачно:

– Никто нигде не возмутился, что какие-то бандиты напали на их мирных исследователей и убили всех.

– Еще бы, – сказал я, оживая. – Даже сейчас, если там хорошо порыться, можно многое накопать из незаконного.

Она сказала с неодобрением:

– Но все-таки сделано по-русски. То есть слишком грубо и прямолинейно. Нужно было арестовывать для допроса…

– Во-первых, – ответил я с жаром, – они в самом деле не знали, кто им заказывал исследование и создание вируса. Деньги поступали с анонимного счета. Во-вторых… мы и так опаздывали!

Она сурово поджала губы.

– Дуайт рассказал, как вы поступили с беженцами.

– Беженцами? Там были террористы!

Она покачала головой.

– Наши законы так поступать не позволяют.

– Значит, – отрезал я, – надо их менять. Для спасения человечества никакие меры не чрезмерны!.. А как бы поступили ваши?.. Видя, как шестьсот человек, уже зараженных смертельным вирусом, приближаются к берегам Италии?

Она нахмурилась, смолчала, а я не стал дожимать, оба знаем, что штатовские коммандос позволили бы пристать к берегу, там пытались бы как-то сдержать в одном месте эту разбегающуюся толпу в шестьсот человек, не удалось бы, вызвали бы всю местную полицию, что заразилась бы тоже, половина беженцев все равно сумеет вырваться из хилого окружения спецназа из полдюжины человек, а дальше смертоносная чума победно пошла бы косить миллионы людей в Европе…

– Пугает этот ваш новый мир, – сказала она вдруг. – Много полезных новинок… и еще больше смертельно опасных!..

– Барбара, – сказал я, – ты умная женщина, раз такое понимаешь, и, вижу, готова действовать в нужном направлении. Возможно, не будь лесбиянкой, могла бы получить этот высокий пост и без камингаута. Чисто за заслуги.

Она дернулась так, что даже автомобиль чуть вильнул, скривилась и посмотрела на меня с отвращением.

– Это при чем?

Я ответил скромно:

– Но весь мир знает, что в Штатах высокие должности можно получить только будучи геем, лесбияном или зоофилом!.. Желательно еще и дауном.

Она буркнула:

– Мало ли что наши враги говорят. Я, кстати, призналась в лейсбийстве уже на посту председателя сенатской комиссии!

– О-о-о, – сказал я с уважением, – значит, решила выдвигать свою кандидатуру еще и в президенты?.. Или на пост военного министра? Можно я тоже за тебя проголосую?

Она сказала рассерженно:

– Как с русскими наш государственный секретарь разговаривает?

– Ему доплачивают, – предположил я. – Или молоко выдают бесплатно. За вредные условия работы… Нет, ты в самом деле готова поддержать соглашение о сотрудничестве наших силовых ведомств?

Она покосилась в окно, там с ревом сирен и мигалками пронесся целый караван полицейских машин, преследуя очередного борца за права афроамерианского населения, который всего лишь расстрелял нескольких отвратительно белых, недостаточно быстро и почтительно уступивших ему дорогу.

– Верно, – ответила она с заметной неохотой.

– Но… почему? – спросил я. – Тебя характеризовали, уж прости, как самого непримиримого противника такого соглашения! Достаточно тупого и не принимающего новых реалий. Неужели мои доводы обладают настолько убийственной силой?

Она покачала головой.

– Честно говоря, я в твоей тарабарщине быстро потеряла нить… и дальше не слушала.

– Ох, – сказал я, – так я зря старался?

– Но ты же убедил генералов, – обронила она. – Или почти убедил. Я видела по их лицам.

Я покачал головой.

– Насколько я уже наслышан, их мнение ничего не значит без одобрения вашего сенатского комитета. У вас же эта, как вы ее называете, ага, демократия…

Она ответила спокойно:

– Она самая. И в ней каждый человек на своем месте. Да, это демократия, когда каждый человек на том месте, где может проявить себя наилучшим образом.

– И все-таки, – сказал я чистосердечно, – я не врубился. Почему такая перемена? Мне казалось, ты относилась очень враждебно…

– Скорее настороженно, – уточнила она, подумала и добавила: – Нет, ты прав, даже с враждебностью. Женщины осторожнее мужчин, мы вот так с головой не бросаемся в авантюры.

– И что заставило… прости, побудило переменить взгляды?

Она покачала головой.

– Не взгляды. Они у меня все те же. Но решение…

– Да-да, слушаю.

Мне показалось, что в глазах ее блеснули рубиновые лазеры.

– Решение изменила. Что переубедило?.. Ты и переубедил. Нет, не твоя горячая речь, нить которой, как уже упомянула, я потеряла достаточно быстро. Но ты сам…

Я проговорил с неловкостью:

– Видимо, моя убежденность…

Она снова покачала головой.

– Самые убежденные люди на свете – это сумасшедшие и фанатики халифата. Потому не убежденность, а весь комплекс… Чтобы разобраться лучше, я и пригласила тебя на ужин.

– Ого, – сказал я пораженно, – так ты еще тогда все просчитала?

Она ответила с неудовольствием:

– Я сама противилась своему решению. Оно какое-то неправильное, а мы, американцы, стараемся всегда поступать правильно. Нас этому учат с пеленок. Но как-то все само шло в том направлении… Ты это назовешь логикой событий, но люди не всегда логичны, я сопротивлялась, ты мог заметить…

– Заметил, – подтвердил я. – Мне казалось, что это я… Нет, ты права, нас повела сама вселенная, что заинтересована в спасении человеческого вида!

Она поморщилась.

– Вселенной мы зачем?

– Чтобы спасти саму вселенную, – ответил я уверенно. – Ей грозят страшные опасности типа перехода темной материи в обычную, квантовое смещение, блипность, разрыв внутриатомных связей и прочее-прочее, из-за чего она просто перестанет существовать. И возможно, до этого момента остаются секунды. Вселенские секунды.

– Я не так хорошо разбираюсь в проблемах, – сказала она, – но хорошо разбираюсь в людях, это моя работа. К сожалению, ты тот человек, который знает, что говорит, и слова которого сбываются. Я таких уже встречала, это прирожденные… нет, не обязательно лидеры, хотя часто ими становятся, иногда поневоле, но это люди, которые понимают, куда катится мир. И раньше других замечают, что нужно успеть сделать.

Далеко впереди показалось массивное здание Пентагона, Барбара чуть прибавила скорость, и тут же я ощутил пристальный взгляд радара, что не только проверил номер автомобиля и лицензию водителя, но и старается уже на таком расстоянии понять, кто в нем, что везут и какой индекс опасности.

Вчера, как мне кажется, этого радара еще не было. Хай-тек на марше, каждый день идут апгрейды, иногда дважды в сутки, а потом апгрейды пойдут так часто, что не будешь успевать осваивать, и знакомый вроде бы смартфон превратится в нечто непонятное со своей волей, желаниями и амбициями.

Барбара сказала сурово, вглядываясь в приближающееся здание:

– Мне совсем не нравится тот наступающий мир, который ты олицетворяешь… но понимаю его неизбежность и хочу, чтобы моя страна была готова войти в него без особых потерь.

– Приобретений будет больше, – заверил я.

Она вздохнула.

– Ты же знаешь, даже сейчас, когда высокие технологии освободили людей от тяжелой и грязной работы, очень многие вздыхают о старом добром времени, когда не было ни компьютеров, ни Интернета, ни мобильников!.. Даже я вспоминаю с нежностью то время, когда жить было намного проще. А что говорить про новый мир, который будет еще необычнее и потому страшнее?

– Не все люди, – заверил я дипломатично, – страшатся нового мира. Немногие, но зато лучшие, страстно приближают его и работают над тем, чтобы он был дружественным и безопасным.

Она посмотрела исподлобья, покачала головой.

– Да я поняла тебя, доктор… Ну вот, приехали вовремя. До начала заседания еще десять минут. А вон и Дуайт вышел…