1
Металлические голоса шипели, словно доносились из наушников MP3-плеера, включенного на полную громкость. С каждым толчком, который сотрясал автомобиль, они становились все громче и отчетливее и в какой-то момент настолько проникли в сознание Симона, что он проснулся. На мгновение приоткрыл глаза – чтобы понять, что вместе с ним в задней части машины скорой помощи находятся еще двое мужчин.
– Криптомнезия? – спросил хриплый голос, который Симон тотчас узнал.
Борхерт!
– Да, – ответил профессор Мюллер. – Что касается исследований реинкарнации, то там все, конечно, спорно. Но в настоящий момент это единственное приемлемое объяснение, по всей видимости, сверхъестественных случаев перерождения души с точки зрения логики и естествознания.
Симон хотел сесть, выпрямиться. Его мучила жажда, а левое колено чесалось под тонкими пижамными штанами. Обычно он был один, когда просыпался. Ему нужно было немного времени, чтобы «прояснилась голова», как это называла Карина. Когда она так говорила, он всегда думал о снежных шарах – стеклянных штуках, которые можно потрясти и смотреть, как пенопластовые хлопья медленно падают вниз. Иногда Симону казалось, что после пробуждения у него в голове творится то же самое. В первые минуты ему всегда хотелось подождать, пока картинки, голоса и образы встанут на свои места. Поэтому Симон решил еще немного попритворяться спящим, сортируя свои мысли и тайно подслушивая негромкий разговор обоих мужчин.
– Это можно понять без образования? – хотел знать Борхерт.
– Думаю, да. На самом деле все очень просто. До недавнего времени наука считала, что в нашем мозгу есть фильтр. Вы должны понимать: ваш мозг устроен так, что каждую секунду он в состоянии параллельно обрабатывать миллиарды разных сведений и сообщений. Но не все они важны. Например, в настоящий момент вы, в первую очередь, сконцентрированы на том, чтобы понять мои объяснения и при этом не соскользнуть с сиденья на следующем повороте. В то же время вам абсолютно не важно, какой номер стоит на этом чемоданчике с медикаментами или какие на мне сейчас туфли – со шнурками или без.
– Мокасины.
– Да. Ваши глаза видели это с самого начала, но фильтр в мозгу отсеял такую не важную информацию, пока я не обратил на это внимания. И слава богу. Представьте, что во время прогулки по лесу вы бы считали листья на всех деревьях. Или, сидя в кафе, не смогли бы игнорировать разговоры за соседними столиками.
– Думаю, я бы наделал в штаны.
– Вы шутите. При этом вы правы. Без фильтра ваш мозг был бы настолько занят обработкой невообразимого потока информации, что вы могли бы потерять контроль над простейшими функциями организма.
– Но вы только что сказали, что эта теория фильтра – уже прошлогодний снег?
Симон почувствовал, как невидимая сила тащит его за голову вперед. Значит, он лежал в направлении движения и машина скорой помощи только что затормозила.
– Не совсем, – ответил Мюллер. – Тем не менее существует новая очень убедительная теория, связанная с исследованиями синдрома саванта.
– А это что такое?
– Вам, наверное, больше известно понятие «аутист».
– «Человек дождя»?
– К примеру. Как бы попроще объяснить это неспециалисту…
Не открывая глаз, мальчик отчетливо увидел опущенные уголки рта задумчивого врача и подавил улыбку.
– Хорошо, забудьте фильтр и вместо этого представьте вентиль.
– Отлично.
– Благодаря почти неограниченному объему памяти мы сначала все записываем и сохраняем. Но лишь на подсознательном уровне. Биохимический вентиль в нашем мозгу препятствует перенапряжению долговременной памяти и выдает лишь те данные, которые нам действительно необходимы.
– То есть все подшито в папку, но нам просто с большим трудом удается открыть крышку?
– Можно и так сказать.
– А как все это связано с перерождением в случае Симона?
– Очень просто. Вы когда-нибудь засыпали перед телевизором?
– Постоянно. В последний раз во время скучного документального фильма о сожжениях ведьм.
– Хорошо. Вы заснули, но ваш мозг продолжал работать. Он записал всю информацию, которая шла из телевизора.
– Это мне неизвестно.
– Конечно. Вы сохранили в памяти все, о чем говорилось в документальном фильме, но вентиль не дает вам это вспомнить. Врач со специальным образованием мог бы простимулировать ваше подсознание под гипнозом.
– И открыть крышку.
– Правильно.
Симон услышал щелчок, а затем тихое неравномерное царапанье рядом с правым ухом. Видимо, главврач рисовал что-то ручкой, чтобы наглядно объяснить Борхерту свои рассуждения.
– Во время большинства сеансов регресии, когда пациент погружается в гипноз или транс, происходит именно это. Люди верят, что их душа путешествует в прошлую жизнь. На самом деле они лишь вспоминают то, что случайно записали на каком-то глубоком подсознательном уровне. Если, например, провести такой сеанс регрессивного гипноза с вами, господин Борхерт, возможно, вы вспомнили бы тот телевизионный фильм о Средневековье и стали бы считать себя ведьмой, которую сожгли на костре. Вы даже могли бы назвать точные даты и места, потому что они упоминались в фильме.
– Но я не видел картинок.
– Разумеется, видели. Это были ваши фантазии, которые иногда сильнее реальных впечатлений. С вами такое наверняка было, когда вы читали книгу.
– Хм, да. Давно. И это называется криптомне-что-то-там?
Симон почувствовал, как машина ускоряется. В последний раз Карина ехала на такой скорости к заброшенной фабрике, где он впервые встретился со своим адвокатом.
«Роберт и Карина. Где они вообще?»
– Это называется криптомнезия. Профессиональный термин для искажения памяти, когда стирается грань между реальными событиями и теми, о которых вы слышали от других, неосознанно записали на подкорку и которые считаете своим прошлым. Вы еще следите за моей мыслью?
– Пока да. Но Симон ведь не засыпал перед телевизором?
Симону захотелось моргнуть, и он крепко зажмурился. Чем сильнее он сжимал веки, тем отчетливее становились контуры того, что он только видел во сне.
«Дверь. С номером 17».
– Нет, такого не было, – ответил Мюллер. – Но нечто похожее. Я думаю, вы знаете, что около месяца назад мы прервали его лучевую терапию?
– Да.
– Поводом стали побочные эффекты. Симон попал в реанимацию с температурой сорок один градус и воспалением легких. В то же время к нам доставили другого пациента.
– Фредерика Лозенски.
– Именно. Журналиста шестидесяти семи лет с подозрением на легкий инфаркт миокарда. Кроме болей в груди, у него не было выявлено никаких отклонений, он был в полном сознании, но его сначала направили для наблюдения в отделение реанимации и интенсивной терапии.
– Дайте угадаю: он лежал рядом с Симоном.
– Так и есть. Как вы, наверное, уже узнали из прессы, Лозенски обвиняется в серии убийств педофилов.
– «Мститель».
– А он был очень богобоязненным человеком. Уже в то время он поддерживал связь с главой банды, занимавшейся торговлей детьми. Думаю, это не совпадение, что он пережил инфаркт вскоре после того, как получил согласие Торговца встретиться с ним лично.
– И в ту ночь в отделении интенсивной терапии Лозенски общался с Симоном?
– Нет. Симон был не в состоянии поддерживать какой-либо разговор. У него был такой жар, что все почти смирились с тем, что он вскоре покинет нас. Но несмотря на это – а возможно, именно поэтому, – Лозенски говорил с ним.
– Как телевизор?
– Если хотите. Мы предполагаем, что Лозенски видел знак свыше в том, что лежит именно рядом с маленьким, смертельно больным сиротой. Из-за таких детей он и решился когда-то взять на себя все те грехи. Так что он воспользовался ночью в отделении реанимации и исповедался. Рассказал Симону по порядку о своих убийствах. Лозенски был автором и мог описать все ярко и детально.
– Рехнуться можно!
Борхерт кашлянул, и Симон с удовольствием сделал бы то же самое, но пока не стал привлекать к себе внимание.
Сначала он хотел понять, как разговор обоих взрослых связан с гостиничным номером, который он только что видел во сне.
– Да, это сумасшествие. Но, возможно, мы бы тоже сошли с ума, если бы знали то, что пришлось узнать Лозенски о насилии над детьми. Как бы то ни было, вопреки ожиданиям, Симон очнулся, и история завертелась. Когда в день рождения на сеансе регрессии его погрузили в гипнотическое состояние транса, доктор Тифензее словно попал хирургической иглой в определенную зону его подсознания. Пузырь памяти лопнул, и Симон вспомнил то, что месяц назад проникло в его мозг вместе с туманными сновидениями, вызванными лихорадкой.
– Исповедь Лозенски.
– Логично, что он не знал, откуда у него такие воспоминания. Понимаете, о чем я?
Борхерт рассмеялся:
– Думаю, это как когда находишь двадцатку в старых штанах, но не можешь вспомнить, чтобы надевал эту уродливую вещь.
– Хороший пример. Вы находите деньги и тратите их, потому что исходите из того, что они ваши. Симон нашел воспоминания об этих ужасных убийствах у себя в голове и был глубоко убежден, что это его рук дело. Поэтому он и прошел тест на детекторе лжи.
– А откуда он знал о будущем?
– В конце своей исповеди Лозенски обратился к Симону с просьбой. Вот… – Симон услышал шелест разворачиваемой газеты. – Сегодня это во всех бульварных изданиях. В больничном шкафу нашли дневник Лозенски и кое-что из него опубликовали.
Мюллер зачитал:
– «Так что я рассказал Симону о своем последнем большом плане. Сказал, что я снова хочу это сделать. Первого ноября, в шесть часов утра на «Мосту». «Симон, – сказал я, – я застрелю зло, после того как он передаст мне младенца. Но я хочу быть уверен, что действую правильно. Поэтому прошу тебя о последнем одолжении. Когда ты скоро…»
– …встретишься с нашим Творцом, скажи ему, что я делал все это от чистого сердца. – Симон открыл глаза и, к удивлению Мюллера и Борхерта, закончил последнее предложение исповеди Лозенски: – Спроси его, правильно ли я поступаю. И если нет, то он должен подать мне знак. Тогда я тут же прекращу.
– Ты проснулся.
– Да, уже давно, – признался Симон. Он прочистил горло и виновато посмотрел на главврача.
– Тогда это правда? – Борхерт нагнулся к нему.
– Я понял не все, что вы говорили. Но теперь снова вспомнил тот голос. Он звучал… очень по-доброму.
Машина скорой помощи замедлила ход. Симон попытался приподняться и сесть.
– Значит, я не сделал ничего плохого?
– Нет, абсолютно ничего, – одновременно ответили ему Борхерт и врач.
– И никого не убил?
– Нет.
– Тогда почему здесь нет Роберта и Карины?
– Знаешь… – Длинные, теплые пальцы профессора коснулись его лба. – Последние три дня ты в основном только спал.
– И за это время, ну… кое-что случилось, – закончил Борхерт.
– Что же? – Симон был раздражен. Оба взрослых говорили странно, как будто хотели скрыть правду.
– Я все-таки сделал что-то не так? Вы меня больше не любите? – Он посмотрел на Борхерта.
– Глупости. Даже не думай так.
– Тогда я не понимаю.
– Ты правда ничего не помнишь? – спросил Анди.
Симон покачал головой. В последние несколько ночей он иногда просыпался. Ненадолго. И всегда был один.
– Нет. Что случилось?
Неожиданно Симону показалось, что солнце садится за матовыми стеклами машины, а изменившийся звук дизельного двигателя напомнил ему момент, когда они на машине той некрасивой женщины въехали в гараж виллы.
– Приехали! – крикнул кто-то впереди и вышел.
– Что с Робертом и Кариной? – еще раз спросил Симон.
Двери машины скорой помощи открылись.
– Ну, думаю, будет лучше, если ты узнаешь это от кого-нибудь другого, – ответил профессор Мюллер и осторожно взял Симона за руку.