11
Когда она залепила ему пощечину, он понял, что им можно остаться. Первый удар, робкий толчок в грудь, оказался до смешного неэффективным, что лишь рассердило Софи. Потом она снова замахнулась. Штерн мог бы отвернуться, перехватить руку или, по крайней мере, смягчить удар, но он только закрыл глаза и ждал шлепка, за которым последовала обжигающая боль, охватившая левую половину лица от уха до нижней челюсти.
– Как ты мог? – спросила его бывшая жена. Ее голос звучал так, словно у нее под языком лежал стеклянный шарик.
Штерн знал, что тем самым она задала ему сразу три вопроса: «Почему ты забрал у меня Феликса, когда я не хотела выпускать его из рук? Почему через десять лет ты являешься ко мне с этой вертихвосткой? И как ты мог впустить в мой дом воспоминания в виде смертельно больного ребенка?»
Он подошел к керамической раковине, намочил кухонное полотенце под струей холодной воды и приложил к своей пылающей щеке. Кухня в деревенском стиле со светлой, теплой деревянной мебелью была крайне неподходящей декорацией для такого разговора. Как и во всем кёпеникском особняке, здесь царила безмятежная, миролюбивая атмосфера, которую создала себе новая семья Софи.
Неудивительно, что она не хотела впускать его, когда двадцать минут назад он без предупреждения появился на клинкерной лестнице веранды. Борхерт высадил их и поехал искать себе собственное убежище. Только тот факт, что Роберт держал на руках спящего Симона, заставил Софи колебаться. Дольше, чем следовало. Штерн воспользовался моментом и просто вошел в дом.
– Полиция уже приходила. – Софи устало оперлась о кухонный остров, над которым висели различные античного вида латунные медные кастрюли и сковороды. Роберт не был уверен, пользуются ли ими, или утварь поместили там исключительно в декоративных целях. Но муж, улыбающийся с фотографии на холодильнике, походил на повара-любителя, который умеет обращаться с такой посудой. Вероятно, после тяжелого рабочего дня они вместе стояли у плиты, пробовали соус к жаркому и со смехом выгоняли близнецов из кухни в гостиную, когда те хотели украдкой стащить что-нибудь до ужина.
Уже только поэтому решение Софи уйти от него было правильным. В тот единственный раз, когда Роберт хотел удивить ее своими кулинарными способностями, у него не получилась даже замороженная пицца.
– Что ты им сказала? – спросил он.
– Правду. У меня был какой-то комиссар Брандман. Я и правда понятия не имела, где ты и что натворил. Если честно, Роберт, то и не хочу этого знать.
– Мама?
Софи повернулась к двери, в которой стояла босая Фрида с куклой в руке. Застиранная футболка со Снупи болталась где-то на уровне колен.
– Что случилось, милая? Тебе давно пора в постель.
– Да. Я уже легла. Но я еще хочу показать Симону Золушку.
– Только быстро.
– Но она без чулок!
Капризно надув губки, девочка со светлыми локонами протянула матери свою любимую куклу с голыми пластиковыми ногами. Софи открыла ящик комода и вытащила два хлопчатобумажных носочка размером с наперсток.
– Ты их ищешь?
– Да! – Фрида просияла, взяла носочки из руки Софи и пошлепала из кухни.
– Я сейчас приду и выключу свет! – крикнула Софи ей вслед. Потом материнская улыбка исчезла с ее губ, и Роберт снова увидел перед собой то же негодующее лицо. С минуту оба молчали, пока Роберт не указал на телефон на стене.
– Позвони в полицию, если хочешь. Я пойму, если ты не желаешь быть втянутой в мои проблемы, тем более твой муж только сегодня утром уехал в командировку.
Софи наклонила голову, и ее глаза потемнели.
– А ты ведь ничуть не изменился. Все еще считаешь, что мне в доме нужен сильный защитник, чтобы я не пропала в жизни?
– Понятия не имею. Я тебя уже не так хорошо знаю.
– Тогда почему ты приехал именно ко мне?
– Потому что меня шантажируют.
– Кто?
– Тот, кто показал мне видео, на котором Феликс умирает.
Софи словно хотела стать прозрачной и невидимой – так мгновенно побледнело ее лицо.
– Поэтому ты позвонил мне посреди ночи?
Штерн кивнул и попытался как можно мягче передать ей всю историю. Он рассказал ей о DVD, последних кадрах их общего малыша и требованиях анонимного Голоса. При этом осознанно упустил мальчика с родимым пятном. И не упомянул об угрозах киллера в отношении близнецов. В отличие от него у Софи почти получилось переступить порог и войти в новую жизнь. Новые сомнения в смерти Феликса снова и неминуемо столкнут ее в мир, состоящий из депрессий, переживаний и жалости к самой себе. То же самое произойдет, если ей придется опасаться внезапной смерти своих детей. Поэтому он лгал. Голос якобы показал ему это видео как доказательство собственного всемогущества и угрожал убить Симона, если Роберт откажется сотрудничать.
Когда он закончил рассказывать свою измененную версию событий, Софи выглядела так, словно у нее на груди лежала железобетонная балка.
– Ты правда уверен, что… – Она запнулась и хотела начать сначала, но не стала, когда Роберт кивнул:
– Да, я сам это видел.
– И как? То есть как он…
– Как сказали врачи. Он просто перестал дышать.
Темное пятно на кремовой шелковой блузе Софи становилось больше, и Роберт не сразу понял, что это от беззвучных слез.
– Ну почему? – тихо всхлипнула она. – Почему я так редко проверяла его?
Ожидая резких возражений, Роберт подошел ближе и взял ее за руку. Софи не отстранилась, но и не ответила на пожатие его пальцев.
– Ты устала, роды были тяжелыми.
Софи провела по волосам свободной рукой и посмотрела на каменный пол под ногами. Потом заговорила сквозь слезы:
– Я почти не помню. Его улыбку, или склеившиеся глаза, или что-нибудь еще. Все блекнет. И его плач уже не так громко звучит в ушах. Даже запах постепенно улетучивается. Дорогое французское масло для младенцев, которое мы купили, помнишь? Может, поэтому я отказывалась верить. Он пах как живой, когда я держала его в последний раз. А сейчас…
Штерн внезапно понял, какие эмоции вызвали у Софи его слова. Видимо, все эти годы она лелеяла какую-то иррациональную надежду, которая сейчас была уничтожена.
Он наклонился к Софи, посмотрел ей в глаза и заметил, что ее слезы иссякли. Его пальцы тут же выпустили руку Софи. Секундой дольше, и вся сцена напоминала бы изнасилование. Короткий интимный момент прошел.
Роберт и Софи еще немного помолчали, потом он развернулся и оставил мать своего сына одну в кухне. В поисках Симона, Карины и спального места тихо спустился по лестнице в подвал. Было слышно, как снаружи холодный дождливый ветер треплет садовый забор и кровлю, и Роберту казалось, что это всего лишь осторожные, тихие предвестники чрезвычайно бурной ночи.