Глава 14

39-й Президент США Джеймс Эрл Картер сидел за своим рабочим столом в Овальном кабинете Белого дома и переводил мрачный взгляд с одного гостя на другого. Здесь собрались те, на кого он мог опереться в решении задач мирового масштаба. Напротив него расположились глава президентской администрации Гамильтон Джордан, первый заместитель начальника управления морских операций Джеймс Дэвид Уоткинс, вице-президент США Уолтер Мондейл, директор ЦРУ Стэнсфилд Тернер, начальник штаба сухопутных войск США Эдвард Чарли Мейер, директор ФБР Уильям Хеджкок Уэбстер и госсекретарь Сайрус Вэнс. Чуть в стороне сидел помощник Президента по национальной безопасности Збигнев Бжезинский, которого многие за глаза называли «серым кардиналом» Белого дома. Особенно при таком никудышном Президенте, за которым укрепилось прозвище «балабол». Собравшиеся уже минут пять как заняли свои места и ждали, когда Джимми (так его обычно называли для простоты) откроет своей речью секретное совещание. Кто-то выглядел невозмутимо, кто-то начинал уже понемногу ерзать.

— Джентльмены, вы, наверное, догадываетесь, по какому поводу я вас сюда пригласил, — наконец произнес Картер. — Если же нет, то приготовьтесь выслушать небольшую вступительную речь. Итак, все вы прекрасно знаете о переменах, происходящих как в России, так и в мире. Скажу откровенно, джентльмены, мы если и не в дерьме, то близко к этому. И я очень хочу знать, кто в этом виноват и что нам делать для исправления ситуации. Причем ответ на второй вопрос меня интересует в наибольшей степени.

При этих словах президента считавший себя интеллектуалом Вэнс, внутренне усмехнувшись, подумал, что на совещании по неприятностям, связанным с Россией президент США задает чисто русские вопросы, хотя, как точно знал госсекретарь, Картер никогда не читал русских книг.

— Мистер Президент… — начал было Мондейл, но Картер остановил его движением руки.

— Я еще не закончил, Уолтер. Итак, джентльмены, с вашего разрешения, я продолжу. За последние три года в семи европейских, девяти азиатских, двух африканских и двух американских странах, не говоря уже о России, произошли события, от которых русские оказались в явном выигрыше, а мы в явном проигрыше.

Помнится, вы, Збигнев, — Президент взглянул на Бжезинского, — предлагали большой проект дестабилизации на южных границах Советов. Все выглядело красиво, не спорю, но что мы видим в итоге? Переворот в Пакистане провалился, как и левый заговор в Афганистане, который, по вашему утверждению, вместе с активизацией исламистов должен был дестабилизировать эту страну при поддержке дружественного нам режима в Пакистане. А на деле дружественные Советам режимы Бхутто и Дауда только укрепились, а те, на кого мы делали ставку — наоборот, разгромлены! И влияние русских в Кабуле и Исламабаде только усилилось! Кто должен отвечать за это?

— Мистер Президент, — ответил Бжезинский, — события в Пакистане и Афганистане действительно пошли не так, как мы рассчитывали. Но я не думаю, что тут есть наша вина. В таких делах присутствует большой элемент случайности. Возможно, о заговорах сумели пронюхать спецслужбы Дауда и Бхутто, возможно, среди заговорщиков имело место быть предательство. Среди этих восточных людей предавать и подставлять друг друга ради денег или карьеры — самое естественное дело уже не одно тысячелетие…

«Можно подумать, у нас не так» — усмехнулся про себя Тернер, но высказывать это вслух, разумеется, не стал.

— Возможно и русские узнали о заговорах, — продолжал Бжезинский, — и сообщили местным правительствам, хотя никаких доказательств этого нет. В случае с Пакистаном это понятно — Бхутто для них однозначно выгоднее, чем дружественный нам режим, поддерживающий исламистов. А в случае с Афганистаном у русских, похоже, нашелся кто-то умный и решил, что лучше сохранить идейно не очень близкого Дауда, поддерживающего порядок в стране, чем рисковать, поставив на авантюру с единоверными коммунистами. Русские в таких случаях говорят: «Лучше синица в руках, чем журавль в небе» или «от добра добра не ищут». Хотя, такое решение необычно для Советов с их идеологизацией.

— Интересные у них поговорки, — сказал Картер, — и неглупые. Надеюсь, Збигнев, вы мне подготовите подборку? На будущих переговорах с русскими они пригодятся. Говорят, поговорки отражают психологию соответствующего народа, и вообще… Впрочем, сейчас речь о другом. Как мы можем исправить ситуацию?

— Это будет трудно, мистер Президент, — признался Бжезинский. — Бхутто и Дауд, воспользовавшись этими заговорами, полностью разгромили своих противников. Причем особенно безжалостно расправились с исламистами. Как-будто поняли, что на перспективу это самые опасные их враги. Практически все лидеры исламистов перевешаны или расстреляны. Только Маудуди в Пакистане не тронули, видимо потому что из него песок сыпался, недавно он и сам помер. Что касается наших действий, то в Пакистане я предлагаю сделать ставку на суннитов, составляющих две трети населения, настраивая их против правительства шиита Бхутто, а также на пенджабцев — это самый крупный народ Пакистана, доминирующий в армии, а Бхутто — выходец из Синда, не столь влиятельного. Правда, Бхутто подстраховался и создал верную ему жандармерию из религиозных и национальных меньшинств, а также отрезал от провинции Пенджаб южную часть, ослабив влияние пенджабцев в стране. Так что быстрый успех тут вряд ли возможен.

«Ну конечно, — снова подумал про себя директор ЦРУ, иронически поглядывая на „дятла Вуди“, как за глаза звали Бжезинского в Вашингтоне за внешнее сходство с персонажем диснеевского мультика. — Как говорят на том самом Востоке, к тому времени или ишак сдохнет или падишах».

— Что касается Афганистана, — продолжал Бжезинский, — то тут надо попытаться поднять национальные меньшинства против пуштунского правительства Дауда. Для нас тут интересно, что эти меньшинства обитают в основном на севере, у русской границы, и большинство среди них составляют таджики, узбеки и туркмены, живущие и в Советском Союзе. Так что если там начнется заваруха — у русских вряд ли получится остаться в стороне. Правда, — Бжезинский скривился, — тут тоже нужна долгая работа и, честно говоря, успех совсем не гарантирован.

— И, тем не менее, надо попытаться. У вас светлая голова, Збигнев. Однако, — тут Президент помрачнел, — с Ираном действительно вышел грандиозный провал. И это уже серьезно. Возможность напакостить русским на их южных границах — это хорошо, джентльмены, но в крайнем случае мы и без этого проживем. Однако нефть — это НЕФТЬ! И Персидский залив для нас стратегически важен. И что мы имеем? Шах, в поддержку которого мы вложили столько средств, свергнут и сбежал! Это еще полбеды. Помнится, вы, Сайрус, передавали мне мнение Кима Рузвельта о шахе, что в душе он личность слабая и в опасный момент дрогнет. Наш посол в Тегеране Салливан поддерживал эту оценку. Но почему у нас не нашлось никого ему на замену? Например, среди иранских военных или среди исламистов, как предлагал Збигнев?

— Мистер Президент, — сказал Вэнс, — идея военного переворота в Иране была бы мертворожденной. Шах с его параноидальным страхом перед заговорами создал в своих вооруженных силах такую обстановку, что ни о какой консолидации военных и их самостоятельных действиях не могло быть речи.

— Подтверждаю, — вмешался Мейер. — По этой же причине действия шахских войск по подавлению революции оказались неэффективны. Полное отсутствие инициативы и жуткая медлительность и неповоротливость.

Вэнс взглядом поблагодарил генерала за поддержку и продолжал:

— Что касается идеи поставить на исламистов, чтобы не допустить прихода к власти красных, то такой вариант тоже прорабатывался, — госсекретарь взглянул на Бжезинского, — однако по не зависящим от нас причинам не смог реализоваться.

— Кстати, об этих причинах, — сказал Картер. — Я хочу понять, как произошла эта история с Хомейни? И надеюсь, вы мне ответите, Стэн?

Президент в упор посмотрел на директора ЦР:

— Ведь такие вещи в вашей компетенции.

— Тут действительно начинаются загадки, мистер Президент, — сказал Тернер. — Начать хотя бы с фугасов, которыми взорвали Хомейни со свитой. Я разговаривал со специалистами, и они в один голос утверждают, что закладка такого количества фугасов — дело не часов и даже не одних суток. Впрочем, при традиционном арабском раздолбайстве, кто будет обращать внимание на рабочих, роющихся на обочине дороги? Честно говоря, сэр, если бы моим ребятам понадобилось кого-то взорвать, они бы действовали так же. Но тут возникает вопрос: как неведомые диверсанты успели заложить фугасы, если решение о высылке Хомейни было тайно принято иракским правительством вечером 1 октября и передано Хомейни утром 2 ноября, причем уже через три часа Хомейни и компания выехали к кувейтской границе? Если даже была утечка из иракских верхов, то все равно не успеть. Ведь до того заседания правительства Ирака 1 октября, о планах высылки Хомейни знал разве что сам президент Аль-Бакр и хорошо если один-два человека из его ближайшего окружения. Мои агенты натолкнули иракские власти на то, чтобы проверить другие дороги, ведущие из Наджафа. И на дорогах, ведущих в Кувейт, нашли заложенные фугасы!

— Есть подробности? — спросил Картер.

— Есть! — ответил директор ЦРУ. — Вы будете смеяться, сэр, но это НАША взрывчатка и НАШИ взрыватели. Так что в результате мы имеем еще и испорченные отношения с Ираком, сколько ни объясняй, что нашу взрывчатку и взрыватели можно раздобыть в половине стран мира!

— Почему-то мне не смешно, — мрачно заявил Картер, сверля взглядом Тернера. — Еще что-то нашли?

— Нашли, — ответил Тернер, — несколько вещей иранского происхождения, указывающих на шахскую спецслужбу САВАК.

— По-вашему, это люди шаха? — спросил Картер

— Все слишком указывает на это, мистер Президент, — ответил директор ЦРУ, — именно потому я очень в этом сомневаюсь. Но самое интересное даже не это. Заминированные дороги из Наджафа в Кувейт показывают, что диверсанты точно знали, что Хомейни будет выслан из Ирака, причем еще до того, как это решение приняли сами иракцы, и они знали, что Хомейни поедет именно в Кувейт еще до того, как он сам принял такое решение. Но они не знали, по какой дороге он поедет, поэтому подстраховались, заминировав все дороги, ведущие в Кувейт, хотя Хомейни запросто мог уехать в Иорданию, Турцию, или даже в Саудовскую Аравию, Сирию, да просто улететь в любую страну. Но они знали, что он этого не сделает, иначе заминировали бы все дороги из Наджафа.

— Действительно, мистика какая то, — согласился Президент.

— А если утечка из окружения Хомейни? — спросил Бжезинский. — Скажем, обсуждали за некоторое время до этого планы возможного отъезда, и Хомейни сказал, что в случае чего поедет в Кувейт?

— Неубедительно, — ответил Тернер, — планы возможных действий всегда можно переменить. Хомейни мог решить в последний момент, не ехать в Кувейт, а скажем, лететь в Париж. В этом случае покушавшиеся — а они явно профи высокого класса — должны были подстраховаться и заминировать все возможные направления.

— Но, кажется, кто-то из окружения Хомейни остался в живых? — спросил Уэбстер

— Да, — ответил Тернер, — доктор Абольхасан Банисадр, экс-профессор Тегеранского университета, называет себя «просвещенным мусульманином-демократом», входил в ближний круг Хомейни и даже называл себя его «духовным сыном». Накануне отъезда Хомейни оказался в больнице с серьезным отравлением, благодаря чему и уцелел.

— Дешевый фокус, — усмехнулся Бжезинский. — Вот вам и подозреваемый.

— Мы тоже так думали сначала, — ответил Тернер, — но не сходится. Мои агенты беседовали с врачами той больницы. У Банисадра действительно было довольно тяжелое отравление. Правда, мои специалисты утверждают, что это можно организовать, рассчитав все так, чтобы избежать летального исхода. Но! Банисадр оказался в больнице до того, как иракское правительство решило выслать Хомейни. Хотя, после победы революции Раджави пригласил Хомейни в Тегеран, где его встретили с почетом и сделали президентом Исламской Социалистической Республики. Должность почетная, правда, власти — как у английской королевы, если не меньше. Банисадр попытался разъезжать по стране и толкать речи, но после нескольких покушений, чудом не увенчавшихся успехом, засел в бывшем шахском дворце и носа оттуда не кажет. Только пишет статьи в прессу и записывает выступления для радио и ТВ, за что местные острословы уже переделали Банисадр («сын вождя» на фарси) на Банихарф («сын болтовни»).

— Все это интересно, — сказал Картер, — но мы отвлеклись. Кто же все-таки взорвал Хомейни?

— Есть три версии, — ответил Тернер. — Возможно это русские. За это говорит профессионализм и то, что Советы явно выиграли от всего этого дела. Хомейни ведь не скрывал резко враждебного отношения к коммунизму и не только в Иране. Советский Союз он называл «малым сатаной». Напомню, джентльмены, что «большим сатаной» были мы. Так что я совсем не уверен, что приди сей почтенный старец к власти — нам удалось бы наладить отношения, — директор ЦРУ выразительно посмотрел на Бжезинского. — Хотя, так жестко русские давно не играли.

— Возможно это Израиль. Враждебное отношение Хомейни к «незаконному сионистскому образованию», как он выражался, было секретом полишинеля. Как и его призывы к правоверным отвоевать Иерусалим и Святую Землю. Наши еврейские друзья могли решить, что такой человек во главе Ирана им не нужен. А их спецслужбы в таких делах как бы не профессиональнее русских, да и нас, и обожают игры со всякими взрывчатыми штуками. К сожалению, перед нами они не отчитываются, — Тернер вздохнул. — Возможно, это соперники Хомейни по антишахскому движению в Иране, тот же Раджави с компанией. Такие вещи вполне в их духе. Хотя, для них это уж слишком профессионально.

— А иракские власти вы исключаете? — спросил Уэбстер.

— Им это незачем, — ответил Тернер, — в Ираке 60 % населения шииты. Даже высылка Хомейни вызвала волнения в Наджафе, а уж если бы иракские власти пошли на его убийство — это вызывало бы грандиозный мятеж. Зачем это Багдаду? У них пример Ирака перед глазами.

— Ну а как с убийствами других исламистов? — спросил Бжезинский

— Шах и его люди клянутся, что они тут ни при чем, — ответил Тернер, — и хотя сыны Востока соврут и недорого возьмут, но тут я им верю. Эти убийства им ничем не помогли, наоборот, еще сильнее разожгли огонь революции, да еще и расчистили дорогу Раджави и его «исламским социалистам», позволив им выйти на первый план. Однако, как и в случае с Хомейни никаких доказательств нет.

— Как говорил старина Цицерон: «Cui prodest? Cui bono?» — блеснул звучной латинской фразой считавший себя интеллектуалом Вэнс.

— К сожалению, мотив еще не доказательство, — ответил Тернер.

— Ну а убийства видных шахских военных и чиновников? — спросил Бжезинский.

— Это могли сделать и исламисты, — сказал Тернер. — В порядке мести. Эти фанатики на все способны. Впрочем, почти все их главари мертвы и правду мы вряд ли узнаем.

— Да это уже и не важно! — сказал Мондейл. — Важно, что теперь в Иране прокоммунистическое правительство!

— Ну, строго говоря, Раджави и его сторонников нельзя назвать коммунистами, — вмешался Вэнс. — их идеология — это микст из социализма, ислама и национализма. Есть там и коммунисты, например, партия Туде, но они на вторых ролях.

— Нам от этого не легче! — отрезал Мондейл, — Мы потеряли наши позиции в Иране, а русские заполучили базы в Персидском заливе и выход к Индийскому океану! Все стратегия окружения России за последние три с лишним десятилетия, летит к черту! Может быть, стоило высадить в Иране наши войска и помочь шаху подавить революцию?

Мы обсуждали этот вопрос еще в феврале, — сказал Вэнс, — это неизбежно привело бы к столкновению с русскими. Не забывайте, у Советов и Ирана есть договор еще 1921 года, позволяющий русским ввести войска в Иран в случае угрозы их южным границам. Так что они были бы в своем праве, а мы выглядели бы агрессорами, воюющими за коррумпированную, непопулярную тиранию. Вам мало Вьетнама? Особенно учитывая, что выборы не за горами.

— Провести высадку в Иране мы бы смогли, — вмешался Уоткинс. — Даже несмотря на противодействие русских кораблей с Комор и из Йемена. Хотя потери были бы серьезными. Но дальше шансы на успех были бы весьма малы. Нам пришлось бы действовать на весьма удаленном ТВД, с крайне растянутыми коммуникациями, а у русских все было бы под боком. К тому же Иран — весьма нелегкая страна для сухопутной войны.

— Наши аналитики провели подсчеты, — поддержал адмирала Мейер, — и пришли к выводу, что первые полгода войны в горной стране с многочисленным, фанатичным и враждебным населением, имеющим поддержку Советов, стоили бы нам пять тысяч убитых. Это если бы русские напрямую не послали в Иран войска. И если не учитывать риск перерастания конфликта в большую войну с Советами. Армия, конечно, выполнит любой приказ. Но как военный, я хочу сказать, что шансов на победу не было совсем. Да и нация вряд ли приняла бы новую войну за два океана от Америки.

— Однако, в 1941 британцы и русские заняли Иран быстро и без проблем! — вмешался Бжезинский

— Тогда была иная ситуация, — ответил Вэнс, с неприязнью посмотрев на Бжезинского и вспомнив строки из «Вашингтон пост»: «Кому-то может показаться, что Бжезинский стоит на полезных позициях „ястреба“. На самом деле он не „ястреб“ и не „голубь“, а сойка — тщеславная, болтливая и назойливая».

— Мало кто в Иране хотел драться за непопулярного старого шаха, а желающих драться за революционную идею нашлось бы много, — сказал Сайрус. — Да и русские тогда были вместе с британцами а не против.

— Так что же мы можем сделать для исправления иранской ситуации? — спросил Президент.

— Пока что немногое, — ответил Вэнс. — Этот Раджави то ли сам такой умный, то ли слушает хорошие советы, но он очень ловко ведет свои дела, избегая ненужного радикализма и глупостей, свойственных революционерам. Он сумел привлечь на свою сторону и крестьян, наделив землей в соответствии с законами ислама, и рабочих новыми социальными гарантиями, бизнесменов — снижением налогов и льготными кредитами, военных — планами создания современной профессиональной армии, национальные меньшинства — предоставлением автономии, средние слои — программой модернизации и демократизации. Он привлек даже часть духовенства, среди которого произошел раскол и теперь они выясняют отношения друг с другом. Он свел на нет безработицу, организовав для городской бедноты общественные работы, примерно как у нас при Рузвельте. Пострадали от него в основном экспроприированные помещики и представители шахской элиты, но их мало, и в Иране они не имеют поддержки. А еще, придя к власти, он приказал схватить и расстрелять всех уголовников. Для нас это конечно варварство, но Тегеран, по свидетельству журналистов и дипломатов стал одним из самых безопасных городов мира. Так что, его правительство весьма популярно и сил готовых выступить против него, я в Иране не вижу. Втянуть Иран в войну с соседями тоже не получится. С Пакистаном и Афганистаном у них отношения налажены, с Советами тем более. Турцию втравливать в это слишком рискованно — там многие районы похожи на бочку с порохом, да и русские явно в стороне не останутся. А мы не можем рисковать последней базой в Средиземном море. Ведь марокканские базы еще не построены, да и далеко они. Можно было бы рассчитывать на Ирак, точнее, на тамошнего вице-президента Хусейна. Этот парень имел с нами контакты еще в 50-х. Нет, нашим агентом он не был, но мы неплохо сотрудничали от случая к случаю. В последнее время он все больше прибирал власть к рукам, и если бы прибрал окончательно, то я готов поставить мой «Ролекс», что через год началась бы война Ирака с Ираном. Но вместо этого Хусейн был расстрелян, хотя я не понимаю, откуда этот старый маразматик Аль-Бакр мог обо всем узнать. Так что теперь ни на какие авантюры Ирак не пойдет.

— Сайрус, у вас есть конкретные предложения? — спросил Картер

— Дипломатия в данном случае бессильна, — развел руками госсекретарь.

— А экономическое давление? — спросил Бжезинский. — Санкции, замораживание авуаров, отказ в кредитах по линии МВФ и так далее?

— Не поможет, — ответил Вэнс. — Европа и Япония на санкции не пойдут, они еще от топливного кризиса не оправились. А в одиночку мы ничего не сделаем. Замораживать авуары? А на каком основании? В Иране ситуация свободнее чем в большинстве соседних стран. Есть легальная оппозиция и оппозиционная пресса, прошли выборы, которые международные наблюдатели, в том числе и наши, признали свободными и честными. Раджави даже собственность иностранных компаний национализировать не стал. Только заставил пойти на уступки работникам в соответствии с новыми законами и повысил налоги на добычу полезных ископаемых, объявив о планах выкупа соответствующих предприятий в течении десяти лет по рыночной стоимости. Если сейчас заморозить их авуары, это будет очень плохая реклама нашим банкам. Нас ославят ворами по всему миру. Нам это надо? Что до отказа в кредитах, то Раджави это как слону дробина, он договорился о кредите с русскими, расплатившись иранскими товарами. Часть кредита засчитана как арендная плата за базы, так что пока ему хватит. К тому же ему досталась большая часть иранского золотого запаса, находившаяся в Тегеране, — Вэнс поморщился. — Ведь говорили же шаху, что золото надо держать у нас или хотя бы в Европе. Но этот азиат никому не доверял и предпочел разделить золото на части, и большую часть держать под боком. ВотРаджави и захватил это золото, которое не смогли вывезти.

— И почему не смогли? — поинтересовался Мондейл.

— Шах и его люди рассказывают какой-то бред! — ответил Вэнс. — Якобы отказали замки дверей, ведущих в хранилища, а ломать их не было времени, система защиты устроена на совесть.

— Раз дипломатия не в состоянии помочь, может быть, у ЦРУ найдутся решения? — недовольно спросил Картер.

— Найдутся, мистер Президент, — сказал Тернер. — А насколько они понравятся — вам судить. Я предлагаю играть на разжигании внутренних противоречий. Национальные меньшинства против персов и друг друга, суннитское меньшинство против шиитского большинства, рабочие против предпринимателей, крестьяне против горожан, клерикалы против секуляристов… Но это игра вдолгую, быстрого результата ждать не стоит.

— Ладно, за неимением лучшего примем это. А вас, джентльмены, — Картер взглянул на Мейера и Уоткинса, — я прошу разработать меры по противодействию русским базам в Персидском и Оманском заливах.

Генерал и Адмирал дружно кивнули.

— Кстати, о Персидском заливе, — сказал Бжезинский. — Там есть еще одна страна, которая для нас важна не меньше Ирана, а то и важнее. Я про Саудовскую Аравию. Когда убивают сразу двух принцев, один из которых был наследником престола, а другой фактически представителем королевства на Западе и был вхож в самые высокие круги — это не шутки! Удалось что-то выяснить о покушениях?

— По Майями ничего, — ответил Уэбстер, — разве что пробили брошенную пусковую трубу от «Блоупайпа». Ракета украдена восемь месяцев назад с армейского склада в Британии. Предположительно ИРА. Больше никаких следов, как и свидетелей и описаний покушавшихся. Да вы и сами знаете, что такое Майями. Бандит на бандите. Надо бы ввести туда национальную гвардию и разворошить до дна, да кто же даст это сделать, особенно перед выборами. Голоса латиносов и черных нужны всем.

— А Ницца? — спросил Бжезинский.

— Тоже глухо, — сказал Тернер, — французы выяснили по брошенным контейнерам, что ракеты «Милан» похищены с армейских складов полгода назад. Больше никаких зацепок. Да и попробуй найди арабов на юге Франции, где их до черта!

— Так это арабы? — спросил Картер.

— Другие версии недоказуемы, — ответил директор ЦРУ.

— И кто теперь станет наследником престола? — спросил Мондейл.

— Пока непонятно, — ответил Вэнс. — Идет борьба разных ветвей, кланов и отдельных принцев.

— И похоже, это надолго, — усмехнулся Тернер. — Там этих принцев как собак нерезаных. Покойный Фахд был сильной личностью, да и Бандар ему не уступал, а их родич, нынешний король, слабоват и талантами не блещет.

— Мы можем как-то повлиять? — спросил Картер

— Сомневаюсь, лезть в этот средневековый серпентарий себе дороже. Разве что попробовать надавить через счета и недвижимость на Западе. Но сначала надо решить, кто нам нужен.

— Вот и займитесь вместе с Сайрусом поиском подходящей кандидатуры, — велел Картер. — Кстати, удалось что-то выяснить об этой Армии Освобождения Исламских Святынь?

— Немногое, — хмуро ответил Тернер. — Есть такая, появилась недавно, активно вербует молодежь. С некоторых пор весьма популярна у молодых фанатиков. Хотя, не только молодых. После покушений на Ближнем Востоке и в Европе схватили несколько связанных с этой «армией» групп, но дальше концы проследить не удалось. Эти типы и сами толком ничего не знают. Единомышленники созывают их на конкретное совместное дело, а в остальном они сами по себе.

— То, что они опасны — уже доказано, — сказал Картер. — Надо узнать о них как можно больше. Если удастся найти хоть какие-то связи с русскими — докладывать немедленно.

— Будет исполнено, мистер Президент, хотя не думаю, что тут замешаны русские. Вроде бы крупных конфликтов с Саудитами у них пока не было.

— А Йемен? — спросил Бжезинский. — Русские там наступили Саудитам на больную мозоль!

— Если вы о Северном Йемене, то нет никаких фактов о причастности русских к провалу заговора против Аль-Хамди. А аренда островов Ханиш никак напрямую с этим не связана. Да и провал этого заговора ни в малейшей степени не был нашим провалом, как и провал авантюры Рубайя Али в Южном Йемене. В первом случае обделались саудиты, во втором китайцы, которые даже известить нас не соизволили.

— Вы легко на это смотрите, Сайрус! — вскинулся Бжезинский. — Русские получили контроль над входом в Красное море, на пути из Персидского залива к Суэцу! Наша работа в Египте по устранению просоветских элементов и встраиванию Садата в союз с нами обесценена больше чем наполовину! Русские держат руку на нефтяном кране Европы, и могут закрыть его в любой момент!

— Мне это нравится ничуть не больше чем вам, Збигнев! — раздраженно ответил Вэнс. — но что, по-вашему, я должен делать? В отчаянии биться головой о стену? Не думаю, что это поможет.

— Что до Южного Йемена, то там русские похоже и впрямь все знали заранее. И я этому не удивлен. Они уж больше десяти лет там окопались, у них там полно специалистов, военных, советников… ну и шпионов тоже. Неудивительно, что авантюра Рубайя Али провалилась. Больше удивляет, что ему хоть кого-то удалось убить. Есть у меня подозрение, что русские этими людьми не очень-то и дорожили по какой-то причине. Вообще, джентльмены, меня не покидает ощущение, что какой-то сильный и очень знающий игрок двигает фигуры из-за кулис.

— У меня оно тоже есть, — усмехнулся Тернер. — Но как говорят русские: «ощущение к делу не пришьешь». А вот с доказательствами проблемы.

— Кстати, о доказательствах, — вмешался Мондейл. — Удалось что-нибудь найти по высадке русских на те острова у берегов Омана?

— К сожалению, ничего, — ответил Мейер. — Я был в Омане, говорил с оманскими военными и британскими советниками с тех островов. Кузены учили язык вероятного противника, среди оманцев тоже есть учившиеся в России. Все они в один голос утверждают, что слышали в эфире переговоры на русском. Но записать никто не додумался. Иначе сейчас у нас было бы доказательство агрессии русских против Омана, а не слова оманцев и британцев против слов Москвы — были ли те русские разговоры в эфире, не были…

— А о чем конкретно были эти разговоры? — поинтересовался Мондейл.

— Это невозможно перевести, господин вице-президент, — ответил генерал.

— Но неужели нельзя было ничего узнать на месте? — не мог успокоиться Бжезинский. — Разговорить южнойеменских солдат, высаживавшихся на островах, местных жителей? Сунуть взятку?

— Все это мы делали, — ответил Тернер. — Южнойеменские войска, прибыв на острова, никого там не застали. Им сказали, что острова освободил секретный южнойеменский спецназ. Они только видели уходящие в море корабли под флагами Южного Йемена. Аборигены островов, когда началась стрельба, благоразумно попрятались по подвалам. Говорят, были какие-то, вроде как в южнойеменской форме, кричали что-то непонятное, на оманцев и йеменцев вроде не похожи. Впрочем, эти островитяне мало где бывали, кроме родного архипелага и не отличат русского от японца, а их обоих от француза.

— Надеюсь, никто не будет отрицать вмешательство русских на Коморах и то, что они все знали заранее? — спросил неугомонный Бжезинский.

— Глупо отрицать очевидное, — пожал плечами Вэнс. — Русский спецназ видели все жители Морони. Как и русские субмарины, входящие в порт. Да русские и сами не отрицают. Кстати, и Абдереман с Денаром заявили на процессе, что схватили их именно русские.

— Этот подонок Денар! — Бжезинский, не сдержавшись, треснул кулаком по столу.

— Держите себя в руках, Збигнев, — призвал к порядку Картер своего советника по национальной безопасности.

— Прошу прощения, мистер Президент, — ответил Бжезинский, — но как подумаю про этого негодяя… Вот что бы ему стоило сдохнуть в бою с русскими на этом паршивом островке, вместе со всей своей бандой?! Вместо того чтобы распускать язык на этом процессе! Никто не нанес нам столько вреда со времен Розенберга и Фукса, даже Эллсберг и Эйджи! Но Розенберг и Фукс хоть были идейными коммунистами, от них странно было бы ждать чего-то иного. Эллсберг и Эйджи — блаженные идеалисты, которых на пушечный выстрел нельзя было подпускать к государственным секретам. А этот! Там же никакой идеализм и никакие убеждения сроду не ночевали! Единственное, что интересовало этого подонка — деньги и дешевая слава! И так все растрепать! Из-за этого мерзавца множество наших верных друзей в Европе и Африке поплатились кто карьерой, а кто и свободой! Да и у нас, в Штатах, полетели головы!

При этих словах Тернер и Мейер скривились, но ничего не сказали.

— Не понимаю, что вас так удивляет, Збигнев, — сказал Вэнс. — Наемники — продажные твари. Их надо использовать, но доверять им — боже упаси! А чем им платят — деньгами или их собственной шкурой — это зависит от конкретной ситуации.

— А за что русские купили Денара? — спросил Мондейл. — Коморские власти не в счет, теперь это марионетки Москвы.

— Тут есть разные варианты, — ответил Вэнс. — Деньги, хотя зачем они в тюрьме… Жизнь, обещание отпустить на свободу, или, скажем, устроить побег. А может, все было проще и Денару дали понять, что если он не будет откровенен как на исповеди, Суалих скормит его крокодилам. Или русские не поленятся отвезти его в Россию и предложить на обед белым медведям… Но вообще, в том, что русские заранее проведали о планах Денара, нет ничего мистического. Могли купить кого-то в банде Денара. Как я говорил, наемники продажные подонки — за хорошую цену продадут папу с мамой и похвалятся удачной сделкой. Могли завербовать кого-нибудь из приближенных Абдеремана. Правоверные весьма уважают бакшиш, — Вэнс усмехнулся. — А могла быть утечка у лягушатников или южноафриканцев. В Южной Африке полно коммунистических агентов, а во Франции красные укоренились больше века назад, со времен Парижской Коммуны. Кстати, про марионеток не совсем верно. Скорее, у русских и режима Суалиха симбиоз. Москва его защищает, кормит, натаскивает его цепных псов и не лезет во внутренние дела. А Суалих предоставляет базу и координирует с Советами внешнюю политику.

Однако, между нами говоря, эту коморскую историю нельзя считать НАШИМ провалом. Это все затеяли в Париже и Претории, им и разбираться. Хотя, показания Денара на этом процессе и русская база на Коморах — весьма неприятно.

— Неприятно — это когда дверью прищемило яйца, — проворчал Уоткинс, — а с этой базы русские могут угрожать путям из Персидского Залива вокруг Африки….

— Я хотел бы услышать предложения по Йемену и Коморам, джентльмены, — сказал Картер.

— В Южном и Северном Йемене искать контакты с недовольными племенами и кланами, — ответил Венс. — Такие найдутся. Кому-то не хватило денег, кому-то власти, кто-то вообще не может забыть счеты многовековой давности… Дикари! Но их можно использовать. И стоило бы действовать вместе с Саудитами и Оманом. По Коморам — поддерживать исламистов, сепаратистов на двух мелких островах, а также всяких горлопанов-патриотов, призывающих отобрать у французских колонизаторов исконно коморский остров Майотта. Если Сухалих их не поддержит — потеряет популярность. Если поддержит — сломает шею. А вот силовые акции в этих странах исключены, пока там есть русские базы

— Кстати, о базах, — сказал Мондейл. — Что там с Камбоджей? Мало русскому медведю базы во Вьетнаме, отнятой у нас, между прочим, так он и в соседнюю страну залез!

— Да уж, наш пострел везде поспел, так, кажется, говорят русские, — усмехнулся Мейер. — Такой прыти Советы не проявляли и при Хрущеве! Хотя, нет никаких доказательств их причастности к восстанию против Пол Пота. Очень может быть, что это самодеятельность вьетнамцев, которые давно уже были на ножах с диктатором. Русские впервые отметились в Камбодже после взятия Пномпеня, прислав посольство и гуманную помощь для населения.

— Но и тут они свою партию разыграли мастерски, поломав нам всю игру! — сказалВэнс. — Мы планировали вместе с китайцами создать правительство в изгнании, где главной силой были бы Пол Пот и его отряды, а формальным главой для всего мира — кто-то менее замаранный. Например, бывший король Сианук или бывший премьер при Лон Ноле — Сон Сан. И представить это правительство в ООН и других международных организациях как законную власть Камбоджи, обвинив Вьетнам в агрессии и оккупации. Ну и через это правительство дестабилизировать новый режим в Камбодже. К сожалению, из-за нашей ссоры с Китаем, дело забуксовало, а тем временем русские как то сумели подъехать к Сиануку и Сон Сану и предложили им должности президента и премьера в коалиционном правительстве Камбоджи! Причем нынешние правители Камбоджи, Со Пхим и Пен Сован, готовы довольствоваться должностями вице-президента и вице-премьера! А почему нет, если штыки по прежнему будут в их руках?! Сианук и Сон Сан обдумывали это предложение, когда о нем как-то узнали этот кретин Пол Пот и его подручные, и не придумали ничего умнее, как устроить покушение на обоих! Понятно, что после этого Сианук и Сон Сан и слышать не хотели ни о какой коалиции с Пол Потом, поспешили вернуться в Пномпень и занять предложенные им места! А Сианук — это имя! Его еще с 50-х в мире хорошо знают! И в итоге новый режим стали признавать по всему миру. А мы остались с этими подонками Пол Потом, Иенг Сари, Кхиеу Самфаном, Та Моком, которые замараны кровью и преступлениями по макушку и с которыми в приличном обществе показаться нельзя!

— А ведь была мысль использовать режим Пол Пота и его зверства для дискредитации коммунизма и пропаганды против Советов и других коммунистических стран! — сказал Бжезинский. — Но тут вдруг эта пресс-конференция в Пномпене, с предъявлением документов, свидетельствующих, что Пол Пот, Иенг Сари, Кхиеу Самфан во время учебы в Париже в 50-х были завербованы ЦРУ и французской разведкой, а все их преступления были совершены по заданию Вашингтона и Парижа для очернения коммунистической идеи!

— Они действительно были завербованы? — спросил Картер, пристально глядя на Тернера. — Только правду, Стэн!

— Сэр! — вскочил Тернер. — Это фальшивка! Мы никогда не вербовали этих типов! Я разговаривал с французами, они тоже все отрицают! Понятно, что в нашем деле в таких вещах не принято признаваться, но я им верю, так как знаю что никакой вербовки с нашей стороны не было! Но если бы я этого не знал, я бы поверил этой фальшивке, так как сделана она рукой гения! И я не преувеличиваю, джентльмены! Авторитетнейшие мировые эксперты признали ее подлинной! Так что теперь, как бы мы и французы все ни отрицали, как бы Пол Пот и компания ни отпирались, для всего мира они останутся «агентами американского и французского империализма, повершавшими свои преступления по заданию западных хозяев», как выразилось московское радио!

— А теперь еще, — меланхолично добавил Тернер, опускаясь в кресло, — среди сторонников Пол Пота случился раскол. Большая часть, во главе с Та Моком, рада возможности отмежеваться от обанкротившегося лидера и требует суда над «шпионом и провокатором».

— Между ними и теми, кто остался верен Пол Поту, уже вовсю идут стычки с применением тяжелого оружия. Так что теперь об использовании остатков войск Пол Пота для дестабилизации Камбоджи можно забыть. И вряд ли найдется фиктивный «вождь нации» со стороны, который захочет с ними связываться.

— Так можно что-то сделать? — спросил Картер

— Думаю нет, мистер Президент, — сказал Вэнс. — Эту партию русские выиграли вчистую. Разве что пытаться искать ключи к окружению Сианука и особенно Сон Сана. Контакты с прежних времен имеются.

— А вьетнамцы? — спросил Мондейл. — Как они приняли этот гамбит русских?

— Полагаю, без восторга, — ответил Вэнс. — Они ведь наверняка рассчитывали, что их голос в Камбодже будет главным, а теперь, после появления русской базы и договоров с Советами, Камбоджа получила большую автономию от Ханоя. Там ведь мало кто хочет быть марионеткой Вьетнама. А Москва далеко, и в их дела лезть не будет. Так что эти договоры с русскими в Пномпене явно восприняли как дар небес. Вьетнамцы должно быть чувствуют себя ограбленными, но деваться им некуда. Отношения с Китаем ухудшаются, о нас и говорить нечего, со странами АСЕАН тоже не блестяще. Опора на русских для них жизненно важна. К тому же, русская делегация, возвращаясь из Камбоджи, завернула в Ханой и наверняка привезла вьетнамцам что-то, что их утешило.

— Раз уж тут упомянули Китай, — сказал Бжезинский, — я бы хотел узнать, какого черта там происходит? Со времен Киссинджера и Никсона дела развивались в правильном направлении, и вдруг все полетело под откос! Кто все же взорвал Дэн Сяопина и Е Цзяньина?

— Неизвестно, — ответил Тернер. — Мы задействовали всю нашу агентуру на Тайване, но ничего не нашли. Если это тайваньцы, то они все предельно засекретили даже от своих в курсе лишь Цзян Цзинго и несколько самых верных его людей.

Хуа Гофен тоже под большим подозрением но проверить его мы не можем. Наши возможности в Китае сильно ограничены.

— А как насчет русского следа? — спросил Бжезинский

— Исключено, — ответил директор ЦРУ. — У русских нет таких возможностей в Китае. Если бы они были, они бы их использовали, чтобы убрать Мао, как только он начал им гадить. Кроме того, русские от этих покушений ничего не выигрывают. Пекин как был враждебен «советским ревизионистам» так и остался.

— Зато с нами отношения испорчены! — сказал Бжезинский.

— Это верно, — кивнул Вэнс. — Китайцы обвинив во всем Тайвань, уперлись в желании его покарать. Мы, понятно, не можем им позволить напасть на Тайвань. После такого все союзники потеряют веру в нас. Но и китайцы не могут отступить. Азиаты, что вы хотите! Сохранение лица для них превыше всего. Будь жив Чжоу Эньлай, этот великий человек, возможно, нашел бы выход. А так наши отношения с Китаем зашли в тупик и выхода я не вижу.

— Вот в Москве радуются, — проворчал Бжезинский.

— Думаю, радующиеся есть и в Пекине, — ответил Вэнс. — Хуа у власти всего три года, он не может дать слабину. Свои сожрут. Его позиции и так были не очень прочны, группа Дэна им всерьез угрожала. Зато теперь он, используя форс-мажор, избавился от всех сторонников Дэна и Е Цзяньина, да и остальных соперников крепко прищемил. И к тому же получил возможность сплотить нацию против внешнего врага — Тайваня и нас. Так что еще вопрос, где рады больше — в Кремле или в Чжуннаньхае.

— А нам остаеся только ждать, пока китайцы не отвлекутся на что-то другое.

— Легко сказать! — вмешался Мейер. — Китайцы собрали два миллиона солдат на берегу Тайваньского пролива!

— Ничего, пролив широкий, китайцам его не перешагнуть, — заметил Уоткинс. — А Седьмой флот всегда наготове!

— Завидую я вам, военным, улыбнулся Вэнс, — как все у вас ясно, четко и просто!

— Возврат в 1958-й? — сказал Мондейл. — Двадцать лет нашей дальневосточной политики можно спустить в сортир.

— Предложите выход, — мистер вице-президент, — отозвался Вэнс.

— Джентльмены, я полагаю, мы достаточно подробно обсудили наши проблемы в Азии, — подытожил Президент. — Я решил принять прозвучавшие здесь предложения по Ирану, Афганистану, Пакистану, Саудовской Аравии, Северному и Южному Йемену, Камбодже, Китаю, а также Коморам. Исполнение я возлагаю на вас и ваши ведомства с соответствии их компетенцией. А теперь перейдем к делам Европы…