Глава 26

Оказалось, что новость о появлении в Москве «Порше» в мгновение ока достигла ушей сыночка одного из высокопоставленных деятелей министерства внутренних дел Грузии. Как я узнал гораздо позже, отпрыск, умудрявшийся при папаше-милиционере — а скорее всего и благодаря ему — держать цеха по пошиву джинсов, ювелирные мастерские и подпольные казино, моментально загорелся идеей разнообразить свой гараж. Пара тут же найденных по своим каналам автоугонщиков за весьма неплохое вознаграждение согласилась провернуть аферу, невзирая на возможные последствия.

После моего звонка Чурбанову на уши были подняты милиция и ГАИ всего Советского Союза. А благодаря тому, что Валя достаточно хорошо запомнила лица угонщиков, удалось составить неплохого качества фотороботы, по которым и опознали негодяев, к услугам которых оказался и трейлер с водителем-дальнобойщиком, возивший в столицу фрукты из южной республики. В этот-то трейлер и был загнан «Порше-911», закрыт брезентом и заложен пустыми ящиками. Воры сопровождали элитную иномарку до пункта назначения, собираясь получить расчет на месте. Но под Воронежем угонщики и их подельник-дальнобойщик стали объектом пристального внимания сотрудников ДПС.

— Проверили документы, сравнили фотороботы, а затем попросили открыть фуру, — с улыбкой комментировал Чурбанов во время нашей личной встречи. — Эти двое голубчиков попытались дать деру, да куда тут убежишь в чистом поле… В общем, повязали их, и водителя до кучи, не сразу, но дали признательные показания. Направлен запрос в МВД Грузии разобраться с этим делом.

— Там же мафия, Юрий Михайлович. Отмажут этого сынка, как пить дать.

— Кхм, что значит мафия? Есть недочеты на местах, мы этого не скрываем, но причем здесь итальянские преступные синдикаты и наши органы правопорядка? Разберутся, иначе нам самим придется принимать жесткие меры. И тогда полетят чьи-то головы.

Тон замминистра мне понравился, только если бы каждый раз он воплощал свои угрозы в жизнь в отношении коррупционеров — тогда другое дело. А сотрясание воздуха во времена «застоя» стало обычной практикой. В итоге весь юг Советского Союза практически на фоне безнаказанности стал тупо борзеть.

— Автомобиль сейчас на стоянке у здания ГАИ, сегодня с ним проводятся следственные действия, так уж положено, а завтра, думаю, сможете забрать свое транспортное средство. Ох, не завидую я вам, Сергей Андреевич, сколько мороки от таких машин…

— А я слышал, что в ГАИ уже имеется парочка подобных.

— Действительно, есть такое, купили два экземпляра для сравнения, иногда даже экипажи инспекторов несут на них дежурство. Хорошая вещь, от этих «немцев» ни один лихач еще не убежал.

— Как говорится, Бог Троицу любит…

— Хм, вы что же, Сергей Андреевич, предлагаете нам у вас приобрести этот «Порше»?

— А почему нет? Сами говорили, от таких машин сплошная морока. Причем для себя денег с вас не требую, только прошу помочь в одном деле.

— Что за дело?

Тут я и рассказал о климовском детском доме, над которым наши доблестные органы могли бы взять шефство. В частности, разориться на приличный автобус для детишек.

— И ради чужих детей вы готовы пожертвовать таким дорогим автомобилем?!

— Ну, во-первых, это не чужие дети, а наши, советские. А во-вторых, я же не тратился на приобретение этого «Порше», значит, и жалеть особенно не буду.

Это я уже сам себя уговаривал. Буду, конечно, жалеть, еще как буду, но я реально не знал, что мне делать с такой дорогой игрушкой. А тут вариант с упокоением сразу двух зайцев. И в глазах муженька Брежневой поднялся бы, и детишкам бы помог.

Чурбанов задумался, подперев чисто выбритый подбородок кулаком левой руки, а пальцами правой выбивая чечетку по полированной поверхности стола. Затем откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел мне в глаза:

— Ничего пока обещать не могу, нужно поговорить со Щелоковым. Задумка, во всяком случае, неплохая.

— Вот, кстати, у меня список необходимого, это директор детского дома писал, Гусарцев Игорь Витальевич. Замечательный человек, между прочим, отличник народного образования.

— Угу, познакомимся. А что, в самом деле, там все обстоит столь плачевным образом?

Я развел руки в стороны, мол, если не верите — съездите и убедитесь.

В итоге мой «Порше» так и прохлаждался под охраной на стоянке у ГАИ, пока через неделю его не угнали на перекраску в желто-синие цвета, а спустя еще три дня к детскому дому в Климовске подъехал автобус, из которого тут же стали выгружать большие коробки. Это был тот самый автобус, который столичная Госавтоинспекция, взявшая шефство над учреждением, презентовала детскому дому, а в коробках находились средства личной гигиены, бытовая химия, канцтовары, машинки для стрижки волос и прочие мелочи из списка Гусарцева. С ремонтом теплицы, доставкой сейфа и решетками на оба окна медблока тоже обещали со временем помочь. Я же порадовал ребят не только первой партией билетов в цирк, но и кинопроектором. А что, пусть теперь у них будет свой кинотеатр! И в довесок привез одну из копий фильма «Марсианин». Если уж приобщать подрастающее поколение к кинематографу, так сразу к качественному. Пообещал снабжать детский дом интересными и свежими фильмами, в том числе зарубежного производства. На этот счет у меня была уже договоренность в Госфильмофонде.

Кстати, о кино… Вскоре мне позвонил директор «Одесской киностудии» и пригласил на предпремьерный показ фильма «Пираты XX века» с участием членов худсовета. Показ проводился в Москве, так что, к счастью, лишний раз летать в другую республику не пришлось. Ну что сказать… На мой взгляд, получилось даже еще лучше, чем в прошлой версии. Правда, наличие сцен с мордобоем и стрельбой вызвало у членов худсовета бурные споры, мнения разделились, пришлось и мне выступить с небольшим спичем. Решающее слово осталось за председателем Государственного комитета Совета Министров СССР по кинематографии Филиппом Тимофеевичем Ермашом.

— Фильм несет верную идеологию, для того же порастающего поколения будет полезно посмотреть, что женщин нельзя давать в обиду, а советских моряков лучше не злить. Мы не хотим войны, но советуем нас не трогать. А драки и стрельба… Ну что ж вы хотели, если враг так себя ведет? Вот и получил адекватный ответ.

Так что с легкой руки всесильного Ермаша «Пираты XX века» отправились в советский прокат, и уже в первую неделю едва не побили рекорд сборов, установленный после выхода на экраны «Марсианина».

Не успел я порадоваться за успешную судьбу боевика, как до меня дошла новость о назначении на пост Председателя Гостелерадио СССР Николая Николаевича Месяцева. У Лапина обнаружили застарелую язву, которая неожиданно проявила себя не с самой лучшей стороны, и похоже, всесильному Сергею Георгиевичу вообще грозила инвалидность. Понятно, что в таком состоянии управлять огромной телерадиоимперией он не мог, так что из «запасников» срочно извлекли вполне еще молодого Месяцева. Тот в начале 70-х почему-то попал в опалу, и последнее время прозябал на должности старшего научного сотрудника в отделе исторических наук Института научной информации по общественным наукам Академии Наук СССР. Возвращение на прежний пост состоялось, как я позже узнал, не без участия «группы товарищей» во главе с Машеровым, которые очень рекомендовали Леониду Ильичу вместо не вылезавшего из больницы Лапина именно кандидатуру Месяцева.

Я планировал в ближайшее время посетить Николая Николаевича со своими планами реорганизации центрального телевидения. Правда, с внесенными правками и доработками. Из общения с Лапиным я для себя сделал кое-какие выводы, которые, надеялся, пригодятся мне в будущем. Несмотря на тяжелый характер и ретроградный склад мышления, это, в общем-то, был умный мужик, который не зря ел свой хлеб на посту Председателя Гостелерадио СССР.

Страна тем временем встретила 60-ю годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции. Мы с Валей и Данькой сходили на Красную площадь, посмотрели парад и первых лиц государства на трибуне Мавзолея. Все Политбюро во главе с Брежневым, все в пальто одинакового покроя, с красными бантиками на лацканах, улыбаются, машут руками. Лепота!

По ходу дела я готовился и к экзаменам на «Высшие двухгодичные курсы сценаристов и режиссеров», читая басни и кривляясь перед зеркалом. Кокорева меня проинструктировала насчет того, что мне предстоит выдержать. Приемная комиссия ввиду моих заслуг и внепланового экзамена решила ограничиться творческим этюдом. Но что под этим подразумевается конкретно — даже она не могла сказать. Странно, думалось мне, не на актерский же поступаю, а на режиссера. Но помня слова руководителя курсов, что весь этот экзамен по сути только для галочки, а вопрос с моим зачислением практически решен, я не дергался, а продолжал репетировать.

И вот этот день настал! Я на немного дрожащих ногах вошел в аудиторию, где за длинным столом сидели Эльдар Рязанов, Константин Воинов, Никита Михалков, и возглавлявший комиссию Георгий Данелия.

— Ну вот, товарищи, тот самый Губернский. Вы все его, наверное, хорошо знаете, а у меня он так и вообще участвовал в «Кинопанораме», - представил меня Рязанов.

— Сергей Андреевич, вы теперь решили и на режиссерское кресло замахнуться? — спросил Данелия.

— Почему бы и нет? Хочу зарабатывать в два раза больше, не только как сценарист, но и как режиссер.

Шутка пришлась ко двору, все рассмеялись, а Михалков даже погрозил пальцем:

— Э-э, дорогой вы наш экзаменуемый, в кино идут не за деньгами, а за самореализацией. Потраченные нервы не стоят того, что вы получите в качестве гонорара.

— А вы же ведь и стихи пишете? — снова включился Данелия.

— Не без того.

— Может быть, прочитаете что-нибудь, в лицах, так сказать? Или у вас все больше о любви?

Тут я задумался. В лицах хотят, да еще и свое… Я-то думал, дело ограничится стандартной басней Крылова. Подстава просто какая-то. А может быть, прочитать им «Сказ про царя Ивана и заморского шарлатана»? Как-то в редкие минуты безделья мне вспомнился филатовский «Сказ про Федота-стрельца». Помня, что произведение будет написано где-то в середине 80-х, подумалось, не сделать ли это мне несколько раньше? Но все же отказался от подобной затеи. Во-первых, при всем желании вспомнить «Сказ…» дословно не представлялось возможным, а во-вторых — лишать Филатова честно выстраданного произведения просто не поднималась рука. И тут же в голове сами собой родились первые строчки, которые я тут же принялся записывать в блокнот. И вот так несколько дней подряд я, сидя то дома, то за рулем, придумывал, в итоге все это вылилось в такое вот зарифмованное сочинение.

— А давайте я вам прочитаю свой «Сказ про царя Ивана и заморского шарлатана»?

— Интересно, что это за «Сказ…» такой, — переглянулись Данелия с Рязановым. — Ну что ж, попробуйте, попытка не пытка.

Я откашлялся и, набрав в легкие воздуха, принялся декламировать:

Много лет тому назад

Стоял в поле стольный град

Восседал в нем царь Иван

Не дурак и не тиран.

Был из славного он роду

В общем, нравился народу.

Время, о котором сказ -

Расскажу вам без прикрас

Царь давно уж был вдовцом

Но — заботливым отцом.

Он души не чаял в дочке

В Ярославне, в ангелочке

Хороша собой девица

Знать, и добрая царица

Будет наперед она

И отличная жена.

(Все мечтал седой отец

Выдать замуж наконец

Дочь, она — уж если честно

Засиделася в невестах).

Между делом следил за реакцией экзаменаторов. Увидев, что на их лицах появилась какая-то заинтересованность, продолжил с воодушевлением:

Как-то раз — была среда

Приключилася беда.

Занедужила дивчина

Что за напасть, в чем причина?

Лекари уж сбились с ног

Но помочь никто не мог

Хуже было Ярославне

Хоть сидела она в ванне

В коей плавали пиявки

И напрасно пила травки

Ни экстракты, ни настойки

Не подняли ее с койки

Угасала с каждым днем

Изнутри горя огнем.

Царь не спал совсем ночами

Ходил с красными очами

Исхудал Иван, постился

Сутки напролет молился.

Но однажды на рассвете

Ни в носилках, ни в карете

А пешком пришел старик

То ль узбек, а то ль калмык.

«Передайте, что я лекарь

Знатный травник и аптекарь

Могу вылечить царевну

Из девицы изгнать скверну

А зовут меня Талгат

Будет царь мне только рад».

Донесли Ивану весть

Тот велел старца привесть

Говорит: «Мне Ярославну

Исцелить ты должен справно

Доверяю как врачу

И тебя озолочу

А не сможешь — так и знай

На себя тогда пеняй».

Молвил седенький старец

Держа посох за конец:

«Черви выползли из почвы,

Ими накормите дочь вы,

Без гарнира и приправ,

Лишь добавьте в яство трав».

И достал он из котомки,

Споро развязав тесемки,

Два пучка травы душистой

Протянул рукою мшистой

Удивленному царю

«Эти травы я дарю!

С вас не смею просить платы

Ни алмазов в шесть каратов

И ни злата с серебром

Подпишите лишь пером,

Вы никчемную бумажку…»

«Утомил ты, старикашка

Мне давай скорей снадобье

Уж надеюсь, не угробит

Твой загадочный рецепт

Мою дочку — ясный свет

Ярославну, чей недуг

Словно обухом нас вдруг

Оглушил и озадачил

Весь народ, меня тем паче

Все ж таки я царь, отец!

Ярославну под венец

Я еще вести мечтаю…

Дай бумажку прочитаю».

Вперил очи в письмена…

«Разобраться без вина

В этой вязи мне непросто…

Лет почти уж девяносто

Прожил честно на планиде

А таких словес не видел.

Эй, служивый, ну-ка быстро

Позови сюда министра.

Он у нас мастак известный,

Разные читает тексты».

Вот проходит пять минут

Берендея в зал ведут

Царь сует ему листок

Мол, прочти-ка нам, дружок.

Тот вертел и так и сяк

Тяжело вздохнул, обмяк:

«Нет, царь-батюшка, идей»

Грустно молвил Берендей.

Царь в сердцах всплеснул руками:

«Издевается над нами

Этот иноземный лекарь!

Ну-ка, говори, калека

Признавайся сей момент

Что за странный документ?»…

Я прервал свое выступление, потому что Рязанов уже махал руками, давясь от смеха:

— Уф, достаточно, Сергей Андреевич! Надо же, Пушкин вы наш, повеселили.

— И ведь в лицах как изобразил, царя-то как, а! А Берендей! — присоединился Михалков.

Еще бы, вещать голосом Эраста Гарина — мой фирменный конек со студенческих лет, когда при встрече с сокурсниками, чьи помятые лица говорили о бурно проведенном накануне вечере, я брезгливо морщился: «Какая отвратительная рожа». А берендеевскую строчку я и вовсе прочел голосом «нашего дорогого и любимого» Леонида Ильича.

— Мне кажется, товарищ Губернский доказал, что достоин учиться в стенах этого учреждения, — подытожил Данелия. — Вы как думаете, коллеги? Ну что ж, Сергей Андреевич, поздравляю, вы приняты на курс к Эльдару Александровичу. Вы уже знаете, наверное, что занятия начинаются 1 декабря? Сейчас подпишем ваш экзаменационный лист, и можете быть свободны.

Через несколько дней последовал звонок от Цвигуна, пригласившего меня к себе в гости. В смысле, не домой, а на Лубянку, хотя, вероятно, он сам считал рабочий кабинет вторым домом. По телефону о причине вызова Семен Кузьмич говорить не стал, и только оказавшись в его кабинете, узнал, чем было вызвано мое приглашение.

Выяснилось, что Цвигун собирался всего-навсего меня проинформировать о ходе продвижения нашего альбома на Запад. Его человек оставил записи группы «Aurora» в стенах нескольких звукозаписывающих компаний, среди которых значились всемирно известные «Olympic» «Air» и «Abbey Road». Через какое-то время ему отзвонились представители всех студий, предлагавшие, несмотря на двусмысленные тексты, приехать и подписать контракт на выпуск пластинок. Естественно, засланный казачок выбирал вариант посолиднее, и в итоге остановил свой выбор на студии «Olympic». Сумма контракта на выпуск 1 миллиона виниловых дисков оставила 700 тысяч фунтов стерлингов чистыми. Причем, как сказали «дипломату», если бы группа уже была раскрученной, то разговор шел бы о деньгах на порядок выше, так что за следующий альбом можно было ждать еще лучшего предложения. Первый транш на срочно созданный валютный счет человека Цвигуна должен был поступить уже в ближайшие дни.

— Сергей Андреевич, вы упоминали, что вам для вашей группы нужно будет какое-то оборудование?

— Хотелось бы оборудовать приличную студию в Москве. Если вы не против, мы с ребятами прикинем, во сколько это может вылиться.

— Надеюсь, лишнего не насчитаете? — немного натянуто улыбнулся Семен Кузьмич.

— Постараемся не наглеть. Но если будет издан дополнительный тираж пластинок, то, сами понимаете, валюты прибавится. Можно будет потом еще что-нибудь прикупить.

— Намек ясен, однако пока рано делить шкуру неубитого медведя.

Мне показалось, что Цвигун выглядел как-то странно, словно находился не в своей тарелке. Но списал это на утомленность, и так дел у зампреда КГБ выше крыши, и я тут еще со своими альбомами.

А спустя пару дней вечером как гром среди ясного неба ведущий программы «Время» со скорбным выражением лица сообщил о скоропостижной кончине Председателя Комитета Государственной безопасности СССР Юрия Владимировича Андропова. У меня едва не вывалилась изо рта уже откусанная, но еще не пережеванная часть бутерброда с ветчиной. Как так?! Он же должен умереть в феврале 1984 года! Или ему помогли уйти пораньше? Глядя на мое изменившееся лицо, Валя испуганном поинтересовалась, как я себя чувствую

— Спасибо, уже лучше. Просто слишком много откусил, чуть не подавился.

В эту ночь я так и не уснул.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ