Не масштаб зарубежных заимствований сделал катастрофу на Филиппинах неизбежной. Еще буквально накануне кризиса 1980-х гг. внешние долги страны составляли меньшую, чем в Южной Корее, долю от стоимости производимой продукции. Если бы Маркос поступил так же, как Пак Чон Хи, и мобилизовал банковскую систему на поддержку промышленной политики, контролируемой экспортной дисциплиной, то Филиппины вполне могли бы последовать путем Южной Кореи. Но вместо этого Филиппины проделали менее чем за полвека стремительный путь вниз от государства вдвое богаче Южной Кореи до государства в 11 раз беднее. Отсутствие экспортных приоритетов в производстве вкупе с готовностью пускаться в рискованные игры c финансовыми инструментами привели к худшей из возможных политических комбинаций. Не имея целью добиться более высоких промышленных стандартов в виде продукции, пригодной для экспорта, предпринимательская элита Филиппин манипулировала банками с такой неограниченной свободой, что эта страна в нашем исследовании более всего подходит под определение клептократии.

Традиция расхищать финансы у национальной элиты появилась задолго до обретения страной независимости в 1946 г. Еще в 1916 г. Вашингтон передал всю финансовую власть и большую часть законодательной власти своей колонии, а кроме того, спонсировал создание достаточно большого государственного инвестиционного банка. Филиппинский национальный банк (Philippine National Bank, PNB) был основан с целью финансировать развитие колонии в лучших традициях воспитания «молодой промышленности» в самих Штатах. Американский генерал-губернатор Фрэнсис Бёртон Харрисон пообещал, что банк «будет способен поддержать любые усилия правительства, направленные на развитие страны». PNB сделался официальным местом хранения всех правительственных средста и в течение пары лет накопил две трети всех активов национальной банковской системы.

Оставалась проблема: кого или что кредитовать PNB? Филиппинская экономика строилась вокруг так называемых «договоров о свободной торговле» c США, в реальности представлявшими собой протекционистские сделки, которые заставляли колонию сосредоточиваться на сельском хозяйстве. Сельскохозяйственный экспорт с Филиппин в США не облагался ввозными пошлинами, в то время как экспортеры, не связанные с колонией, наталкивались на практически непреодолимые тарифные барьеры.

Хотя в 1930-х гг. сахар, кокосовые орехи и другие сельскохозяйственные культуры составляли 80 % всего объема внешней торговли государства, экспортная дисциплина в нем не работала, поскольку без различия в ставках таможенных пошлин продукция была неконкурентоспособна. (Вот почему, после того как в 1970-х гг. Америка урезала Филиппинам не облагающиеся пошлиной экспортные квоты, сельскохозяйственный сектор страны остался совершенно беспомощным в силу своей неэффективности.) Но предпринимателям на это было наплевать. Филиппинская элита строила поместья и разбивала плантации, яростно сопротивляясь любым политическим попыткам заставить ее производить товары на экспорт. В таких условиях просто не существовало предпринимателей, которые соблюдали экспортную дисциплину и которых мог бы поддержать своими займами PNB, отсутствовала полезная информационная обратная связь со стороны внешних рынков, и поэтому государственный инвестиционный банк представлял собой бомбу замедленного действия. Спустя каких-нибудь пять лет после того, как в 1916 г. власть была передана Маниле, PNB обанкротился в первый раз, ссудив огромные суммы местным олигархам, не сумевшим расплатиться по своим займам.

Так возникла модель воровства и растрат, которые на Филиппинах никогда и не переводились. Уже через три года после получения независимости в 1946-м государство снова оказалось на грани банкротства, растранжирив $ 620 млн из средств на восстановление страны, оставленных уходящими колониальными властями. Начиная с 1950-х гг. Филиппины стали в Восточной Азии своего рода наркоманом у МВФ и Всемирного банка, хотя им предлагалось больше различных программ и планов «повышения эффективности», чем любой другой стране в этом регионе, в попытках остановить «кровоизлияние» их финансовой системы. В конце 1950-х Филиппинам была предписана приватизация банковской системы (то же самое советники правительства США в 1957 г. предложили сделать и Ли Сын Ману в Южной Корее). Но в отсутствие экспортной дисциплины банки просто превратились в личные копилки для предпринимательских семейных кланов, в то время как издержки по любым неудачным проектам продолжали брать на себя Центральный банк и государство. К тому времени, как в 1965 г. президентом Филиппин был избран Фердинанд Маркос, в стране насчитывалось 33 частных банка, и почти каждое крупное бизнес-семейство контролировало как минимум один из них. В 1964 г. случилось первое в бесконечной серии банкротств частных банков, когда Republic Bank, принадлежавший предпринимателю, занимавшемуся как виноделием, так и древесиной, рухнул, и его пришлось передать PNB.

Фердинанд Маркос пришел к власти с обещанием радикальных перемен. В качестве и избранного президента, и военного диктатора с 1972 г. он делал те же самые политические заявления перед своим народом, что и Пак Чон Хи, избранный президентом в 1963 г. и ставший диктатором через несколько дней после Маркоса в 1972 г. Филиппинский лидер поклялся, что будет осуществлять земельную реформу, бороться за промышленное развитие и приструнит, как он выразился, «старых олигархов», тех же, кого Пак называл «раскрепощенными аристократами». Оба государственных мужа определили симптом проблемы – предпринимателей, мало способствовавших национальному развитию. Но, в отличие от Пака, Маркос не навязывал экспортные требования и не взял на себя снова контроль над приватизированной банковской системой. За время пребывания его у власти провалы в финансовом секторе усугубились до предела, из-за того что предприниматели использовали свои частные банки для собственного обогащения самым бесстыдным образом.

Больше всего они злоупотребляли льготными кредитами. Как и в Южной Корее, филиппинский Центральный банк переучитывал займы коммерческих банков, но без всякого акцента на соблюдение экспортных требований и без промышленной стратегии, способной привести к экспорту. Двое ученых, которые наблюдали за деятельностью Центрального банка Филиппин в начале 1980-х гг., пришли к одному и тому же выводу: «…основанием для переучета векселей могла служить буквально любая экономическая деятельность. ‹…› Центральный банк – это „кредитор первой инстанции“». Они отметили, что под переучет векселей попадали все займы, в том числе на торговлю табаком, переработку кокосовых орехов и даже торговлю акциями (последняя была введена вслед за докладом Всемирного банка и МВФ, призывавшим к расширению филиппинских рынков ссудного капитала).

В последние годы правления Маркоса банки его главных «кумов» финансировали от четверти до половины своих активов деньгами из Центрального банка. Например, один из банков, принадлежавших Роберто Бенедикто, владельцу асьенды «Эсперанса», чью сахарную империю на острове Негрос мы посетили, половину своих активов финансировал с помощью переучета векселей из Центрального банка, и так продолжалось начиная с 1979 г. до самого наступления кризиса в 1984 г. Бенедикто почти ничего не производил, а экспортировал только сырье; его главный бизнес вне сахарных плантаций был связан с медиа и телекоммуникациями. Так называемый Объединенный банк кокосовых плантаторов (United Coconut Planters Bank), контролировавшийся Дандингом Конхуангко, любителем петушиных боев и ближайшим другом Маркоса (ему и сейчас славно живется на Негросе), преуспевал за счет переучета векселей и беспроцентных депозитов от назначенного государством налога на производство кокосов. Последний представлял собой гаргантюанскую по объему субсидию, и с ее помощью Дандинг поднял свой банк с 19-го в стране места по объему активов в 1976 г. на четвертое к 1983 г. Но для индустриализации он не сделал ничего, если только не считать производство пива и рома. Да и сам Маркос лично использовал иностранные займы, гарантированные Центральным банком, для покупки недвижимости на Манхэттене.

Вину за развал своей экономики в середине 1980-х гг. сами филиппинцы часто возлагают на DOSRI – займы для «директоров, чиновников, акционеров и им подобных». Финансовая система коллапсировала в оргии кредитования аффилированных лиц. Однако оно стало только непосредственной, но не решающей причиной кризиса. В Южной Корее банки также отдавали основную массу займов своему владельцу – государству и его любимым союзникам, таким как Чон Чжу Ён, но это не привело к коллапсу. Вместо кредитования аффилированных лиц решающей причиной финансовых кризисов на Филиппинах и в других странах Юго-Восточной Азии стало отсутствие экспортной дисциплины для местных фирм и, как следствие, отсутствие обратной связи между экспортными рынками и финансовой системой. Эти недостающие звенья, которые автоматически оказываются на своем месте, когда проводится политика поддержки местных производителей, работающих на экспорт, и приводят к хищениям. Как пишет автор авторитетного исследования филиппинского финансового сектора: «В отличие от своих коллег в Южной Корее и на Тайване, филиппинские предприниматели могли совершенно спокойно взять деньги и сбежать с ними».

Когда в начале 1980-х гг. убийственный финансовый кризис уже закипал на Филиппинах, Центральный банк еще больше расширил переучет векселей, перекачивая деньги в экономику, потому что это был единственный способ поддержать финансовую систему на плаву. Когда же процентные ставки в США подскочили до 19 %, а объем производства сократился, Филиппины уже не могли выплачивать проценты по внешнему долгу. В октябре 1983 г. Маркос ввел мораторий на выплату долгов. Однако это лишь ускорило отток капитала, усиливавшийся также тем, что в своем большинстве контроль над движением капитала был снят еще в начале 1970-х по предложению МВФ и Всемирного банка. Все, что оставалось делать для решения финансовых проблем, это печатать деньги. Подобно Южной Корее, Филиппины привыкли к высокому уровню инфляции, вызванной переучетом векселей. Однако в середине 1980-х гг. цены выросли слишком сильно. Темпы инфляции в 1984 г. составили 50 %, а курс валюты просел с 7,5 песо за доллар в 1980 г. до 20 – в 1986 г. Вслед за массовым снятием вкладов населением, национализацией банков и закрытием крупных инвестиционных компаний в 1981 г. пришлось закрыть еще четыре банка. В феврале 1986 г. на фоне масштабных протестов Маркос сбежал на самолете, предоставленном правительством США. К тому времени кризис достиг зенита, поглотив четверть национальной экономики.

Катастрофа положила конец связи Филиппин с особо извращенной формой финансирования экономического развития. В 1985 г. Центральный банк избавился от крайне заниженных ставок по переучетам векселей, которые вдохновляли оргии «приоритетного» кредитования, где главный приоритет отдавался хищениям. Два крупных государственных банка – PNB и Банк развития Филиппин (Development Bank of the Philippines) списали свои активы, состоявшие в основном из займов, на 67 и 86 % соответственно, после того как долгие годы предоставляли кредиты «по просьбам» дружков Маркоса. В 1993 г. правительство переписало долги в размере $ 12 млрд из балансовой ведомости Центрального банка на счет казначейства. Все это было оплачено по большей части за счет троекратного увеличения правительственного долга в конце 1980-х гг.

Долговые обязательства умышленно выпускались в виде облигаций крупного достоинства, которые были недоступны обычным гражданам, продолжавшим хранить сбережения в банковской системе, обычно с отрицательными процентными ставками. Банки реабилитировались путем бесплатных займов у общества и вложением этих денег в высокодоходный национальный долг. Это было весьма похоже на то, как Пак Чон Хи во время кризиса 1972 г. наложил мораторий на выплаты процентов, с той разницей, что на Филиппинах банковская система не оказала ни малейшего положительного влияния на развитие экономики. Сегодня здесь в банковском деле преобладают частные и иностранные кредиторы (по большей части недавно лицензированные), которых держат на более коротком поводке регулирования, чем раньше, не предлагая им переучет векселей, но которые между тем очень хорошо зарабатывают. Разумеется, они по-прежнему не в состоянии финансировать модернизацию промышленности.

Что ж, если филиппинское правительство не способно проводить политику поддержки «молодой промышленности» и внедрить экспортную дисциплину, есть определенный смысл в том, что оно не занимается раздуванием финансов. Филиппины претерпели всё, о чем неоклассические экономисты в 1950-х и 1960-х гг. предостерегали Южную Корею из-за агрессивного подхода Пак Чон Хи к финансовым вопросам. Тем не менее никакой катастрофы там не случилось, потому что Пак тратил деньги на обеспечение технологического прогресса. На Филиппинах же просто творилось финансовое безумие без системы и метода.

Есть пророческая фотография, которая появилась в филиппинских газетах в конце 1978 г., на ней Фердинанд Маркос запечатлен уже под самый занавес своего режима. Ферди, его супруга Имельда, министр финансов Вирата и управляющий Центробанком Ликарос стоят со свечами в помещении государственного монетного двора в Кесон-Сити, глядя на то, как здание освящается служителем церкви. На переднем плане прекрасно видимая на страницах газет, но, очевидно, совсем не замечаемая присутствующими, красуется табличка с надписью: «Просьба руками не трогать!»