В вагоне-ресторане все было готово.

Для Пуаро и Бука были приготовлены места по одну сторону стола. Доктор разместился через проход от них.

На столе перед сыщиком лежал план вагона Стамбул – Кале, с именами пассажиров, отмеченными красными чернилами.

По одну сторону от плана лежала пачка паспортов и билетов, по другую – писчая бумага, ручка, чернила и карандаши.

– Прекрасно, – удовлетворенно заметил Пуаро. – Теперь мы можем без лишнего шума начать заседание нашей следственной комиссии. Думаю, что сначала мы должны записать показания проводника спального вагона. Месье Бук, вы, может быть, знаете что-то про этого человека? Как вы можете его охарактеризовать? Вы полностью доверяете его словам?

– Могу сказать вам следующее: Пьер Мишель работает в компании больше пятнадцати лет. Он француз и живет недалеко от Кале. Честный, всеми уважаемый работник. Правда, звезд с неба не хватает.

Пуаро понимающе кивнул.

– Отлично, – сказал он, – давайте с него и начнем.

К Пьеру Мишелю вернулась часть его уверенности в себе, но он все еще очень нервничал.

– Надеюсь, месье не думает, что я допустил какой-то промах со своей стороны, – сказал проводник взволнованным голосом, переводя глаза с Пуаро на Бука и обратно. – То, что случилось, – совершенно ужасно. Скажите, месье, это никак не повлияет на мою работу?

Успокоив его, Пуаро начал допрос. Сначала он выяснил полное имя Мишеля, его адрес, срок, который тот проработал в компании, а также сколько лет он ездит по этому самому маршруту. Все эти подробности маленький бельгиец уже знал, но рутинные вопросы успокаивали собеседника.

– А теперь, – продолжил сыщик, – давайте вернемся к событиям прошлой ночи. Мистер Рэтчетт лег спать – в котором часу?

– Почти сразу же после обеда, месье. Еще до того, как мы покинули Белград. Так же как и в предыдущую ночь. Он приказал мне приготовить постель, пока будет обедать, и я так и сделал.

– После этого кто-нибудь заходил к нему в купе?

– Его камердинер, месье, и молодой американец – его секретарь.

– Еще кто-нибудь?

– Нет, месье, больше я никого не видел.

– Хорошо. Именно тогда вы видели и слышали его в последний раз?

– Нет, месье. Вы изволили забыть, что он позвонил в звонок где-то без двадцати час – вскоре после того, как мы остановились.

– Расскажите подробно, что произошло.

– Я постучал в дверь, а он через дверь сказал мне, что ошибся.

– Он говорил по-английски или по-французски?

– По-французски.

– И что именно он сказал?

– Ce n’est rien. Je me suis trompé.

– Точно, – подтвердил сыщик. – Именно это я и слышал. И вы ушли?

– Да, месье.

– Вы вернулись на свое место?

– Нет, месье. Сначала я пошел ответить на только что зазвонивший звонок.

– А теперь, Мишель, я задам вам очень важный вопрос: где вы находились в четверть второго?

– Я, месье? Я сидел на своем месте в конце вагона, лицом к коридору.

– Вы в этом уверены?

– Mais oui – вот только…

– Что?

– Я выходил в соседний вагон, афинский, чтобы поболтать с коллегой. Мы говорили о снегопаде. Это было после часа, но точнее я сказать не смогу.

– И когда вы вернулись?

– Зазвонил звонок в одном из купе, месье, – помню, я уже докладывал месье. Это была американка. Звонила она несколько раз.

– Я это тоже помню, – подтвердил сыщик. – А что было потом?

– Потом, месье? Я ответил на ваш звонок и принес вам минеральную воду. А потом, где-то через полчаса, приготовил кровать в одном из купе – у молодого американского джентльмена, секретаря месье Рэтчетта.

– Месье Маккуин был один в купе, когда вы пришли расстелить ему постель?

– У него был английский полковник из номера пятнадцать. Они сидели и разговаривали.

– А что сделал полковник после того, как вышел от месье Маккуина?

– Он вернулся в свое купе.

– В пятнадцатый номер. Это же совсем недалеко от вашего места, правда?

– Месье совершенно прав. Это второе купе с того конца вагона.

– А его постель была уже готова?

– Да, месье. Я расстелил ее, пока полковник обедал.

– И во сколько все это произошло?

– Точно я сказать не могу, месье, но уверен, что не позже двух часов утра.

– А после этого?

– После этого, месье, я до утра просидел на своем месте.

– И вы больше не ходили в афинский вагон?

– Нет, месье.

– А вы не спали?

– Не думаю, месье. Поезд стоял, и тишина не давала мне задремать, как я обычно делаю это под стук колес.

– Вы не видели, не ходил ли кто-нибудь из пассажиров по коридору?

Мужчина задумался.

– Мне кажется, что одна из дам выходила в дальний туалет.

– Которая из них?

– Не могу знать, месье. Это было в дальнем конце коридора, и она шла спиной ко мне. На ней было алое кимоно, расшитое драконами.

Пуаро кивнул.

– А что было потом?

– Ничего, месье, до самого утра.

– Вы в этом уверены?

– Простите, месье, еще вы сами изволили приоткрыть дверь и выглянуть в коридор.

– Отлично, мой друг, – сказал Пуаро. – Мне было интересно, вспомните ли вы об этом. Кстати, меня разбудил звук чего-то тяжелого, ударившегося в мою дверь. Вы не знаете, что бы это могло быть?

Проводник уставился на бельгийца.

– Ничего такого не было. Я абсолютно уверен, месье.

– Значит, мне просто приснился cauchemar , – философски заметил Пуаро.

– Или, – вмешался месье Бук, – это могло произойти в соседнем купе за стеной.

Казалось, сыщик не обратил внимания на это предположение или, может быть, не захотел обсуждать его в присутствии проводника.

– Давайте поговорим вот о чем, – сказал он. – Предположим, что убийца проник в вагон прошлой ночью. Уверены ли вы, что он не мог исчезнуть после того, как совершил преступление?

Пьер Мишель покачал головой.

– И спрятаться он тоже нигде не мог?

– Мы всё обыскали, – заметил месье Бук, – так что от этой идеи можно отказаться.

– А кроме того, никто не может войти в спальный вагон так, чтобы я его не увидел, – подал голос проводник.

– Когда была последняя остановка?

– В Винковцах.

– В котором часу?

– Мы должны были тронуться в одиннадцать пятьдесят восемь, но из-за снега задержались на двадцать минут.

– А из обычных вагонов никто не мог войти?

– Нет, месье. После того как начинается обед, дверь между обычными и спальными вагонами закрывается.

– Вы сами выходили из поезда в Винковцах?

– Да, месье. Я, как всегда, спустился на платформу и стоял возле ступенек, ведущих в вагон. Остальные проводники сделали то же самое.

– А как насчет передней двери? Той, что у вагона-ресторана?

– Она всегда закрыта изнутри.

– Но сейчас она не закрыта.

На лице мужчины появилось удивление, но оно быстро исчезло.

– Вероятно, кто-то из пассажиров открывал дверь, чтобы взглянуть на снег.

– Вероятно, – согласился Пуаро.

В задумчивости он несколько минут барабанил пальцами по столу.

– Надеюсь, что месье ни в чем меня не обвиняет? – неуверенно спросил проводник.

Сыщик улыбнулся.

– Вам просто не повезло, друг мой, – сказал он. – Да, вот еще что, пока не забыл. Вы сказали, что в тот момент, когда вы стучали в дверь месье Рэтчетта, прозвучал еще один звонок… Я его тоже слышал. А кто это был?

– Это звонила мадам княгиня Драгомирова. Она хотела, чтобы я позвал ее горничную.

– И вы ее позвали?

– Конечно, месье.

Пуаро задумчиво посмотрел на лежавший перед ним план вагона.

– На сегодня, – сказал он, наклонив голову, – достаточно.

Мужчина встал и взглянул на месье Бука.

– Не мучайте себя, – мягко сказал последний, – я не вижу здесь никакой вашей вины.

И Пьер Мишель с благодарностью покинул вагон.

Несколько минут Пуаро сидел, глубоко задумавшись.

– Думаю, – сказал он наконец, – что нелишне будет пообщаться с месье Маккуином в свете новых данных, которые у нас появились.

Молодой американец не заставил себя ждать.

– Ну, – сказал он, – и как все складывается?

– Не так плохо. С момента нашей последней встречи я кое-что узнал – настоящее имя месье Рэтчетта.

Гектор Маккуин с интересом подался вперед.

– Правда?

– Как вы и подозревали, имя Рэтчетт было только псевдонимом. Настоящее его имя – Кассетти. Он был организатором нескольких похищений, включая известное дело маленькой Дейзи Армстронг.

На лице американца появилось выражение глубокого потрясения, а потом оно потемнело.

– Этот проклятый ублюдок! – воскликнул он.

– Вам что-нибудь было об этом известно, месье Маккуин?

– Нет, сэр, – твердо заявил молодой американец. – Если б я знал об этом, то отрезал бы себе правую руку, только б не идти к нему в секретари.

– Вы принимаете это дело слишком близко к сердцу, месье.

– У меня на то есть причины. Мой отец был окружным прокурором, который вел это дело, месье Пуаро. Несколько раз мне довелось видеть миссис Армстронг – она была очаровательной женщиной. Такой мягкой и такой несчастной. – Лицо американца стало совсем темным. – Если только на свете есть человек, про которого можно сказать, что он получил по заслугам, то это Рэтчетт… или Кассетти. Я счастлив, что он умер именно так. Такие люди не имеют права жить!

– Вы говорите так, как будто сами готовы были выполнить это благое дело?

– Да, готов. Я… – Он замолчал, а потом покраснел, как будто сделал какую-то ошибку. – Я, кажется, сам ставлю себя под подозрение.

– Я бы скорее стал подозревать вас, месье Маккуин, если б вы демонстрировали безутешное горе по поводу смерти вашего работодателя.

– Боюсь, что не смог бы сделать этого даже под угрозой электрического стула, – мрачно произнес Маккуин и добавил: – Не сочтите это наглостью с моей стороны, но как вы узнали? Я имею в виду про имя Кассетти?

– Из обрывка письма, которое мы нашли в его купе.

– Но как же так… то есть я хочу сказать, что держать при себе такое письмо – это было довольно неосторожно со стороны старика.

– Это как посмотреть, – заметил сыщик.

Последняя фраза показалась молодому человеку слегка загадочной. Он уставился на Пуаро, стараясь понять, что тот имеет в виду.

– Передо мной стоит задача, – пояснил маленький бельгиец, – точно установить, где находился и что делал каждый из пассажиров вагона во время убийства. И в этом нет ничего оскорбительного – простая рутина.

– Ну, конечно. Приступайте – и позвольте мне поскорее облегчить душу.

– Мне не нужно спрашивать у вас номер вашего купе, – улыбнувшись, сказал Пуаро, – так как я имел честь провести с вами одну ночь. Это купе второго класса с полками номер шесть и номер семь. Как я понимаю, после моего переезда вы ехали в нем один.

– Именно так.

– А теперь, месье Маккуин, я хочу, чтобы вы рассказали нам обо всех своих перемещениях после того, как вышли с обеда.

– Это несложно. Я вернулся в купе, немного почитал, вышел на платформу в Белграде, решил, что на улице слишком холодно, и быстренько убрался восвояси. Какое-то время я пообщался с молодой английской леди из соседнего купе, а потом разговорился с англичанином, полковником Арбэтнотом. Мне даже кажется, что вы в этот момент проходили мимо. Затем я зашел к мистеру Рэтчетту и, как уже вам говорил, сделал некоторые заметки для писем, которые он поручил мне написать. Потом я пожелал ему доброй ночи и ушел. Полковник Арбэтнот все еще стоял в коридоре. Его постель была уже расстелена, и я пригласил его к себе в купе, потом заказал выпивку, и мы погрузились в обсуждение мировой политики, действий индийского правительства и наших, американских, проблем, связанных с кризисом и ситуацией на Уолл-стрит. Обычно я не люблю общаться с британцами – слишком уж они снобы, – но этот парень мне понравился.

– Вы не помните, во сколько он от вас ушел?

– Довольно поздно. Было, наверное, около двух часов.

– А вы заметили, что поезд остановился?

– Ну конечно. Нас это слегка удивило. А потом мы выглянули в окно и увидели горы снега – правда, тогда нам не подумалось, что все это настолько серьезно.

– А что произошло после того, как полковник пожелал вам доброй ночи?

– Он прошел к себе в купе, а я позвал кондуктора и попросил расстелить мне постель.

– Что вы делали, пока постель готовили?

– Стоял в коридоре рядом с дверью и курил.

– А потом?

– А потом я лег в кровать и проспал до утра.

– А вечером вы выходили из вагона?

– Мы с Арбэтнотом решили выйти на остановке в… как там называется это местечко … в Винковцах, чтобы слегка размять ноги. Но было жутко холодно – настоящая пурга, – и мы почти сразу же вернулись.

– Через какую дверь вы выходили?

– Через ту, которая ближе к моему купе.

– То есть через ту, что рядом с вагоном-рестораном?

– Да.

– А вы не помните, она была заперта?

Маккуин задумался.

– Знаете, мне помнится, что да. По крайней мере, на ручку была надета какая-то скоба. Вы это имеете в виду?

– Да. А когда вернулись в вагон, вы вернули скобу в то же положение?

– Нет. Вы знаете, я не помню, как делал это. Я входил последним, но не помню, как запер дверь. А что, это так важно? – внезапно спросил американец.

– Вполне может быть. Полагаю, месье, что пока вы с полковником беседовали у вас в купе, дверь в коридор была открыта?

Гектор Маккуин кивнул в знак согласия.

– А вы не могли бы вспомнить, проходил ли кто-нибудь по коридору после того, как поезд отошел от Винковцев, и до того момента, как вы попрощались с полковником?

Маккуин сдвинул брови.

– По-моему, один раз прошел проводник, – сказал он. – Он шел от вагона-ресторана. А потом в обратном направлении прошла женщина.

– Какая женщина?

– Не могу вам сказать. Я ее едва заметил. Понимаете, я как раз в этот момент пытался доказать свою точку зрения Арбэтноту. Просто помню, что мимо двери промелькнуло что-то алое. Я не обратил на это внимания, да и в любом случае не мог увидеть ее лица. Как вы знаете, дверь моего купе смотрит в сторону вагона-ресторана, поэтому женщина, которая шла в том же направлении, оказалась ко мне спиной, как только прошла мимо двери.

Пуаро кивнул.

– Она, я полагаю, шла в туалет?

– Возможно.

– А вы видели, как она возвращалась?

– Вы знаете, нет… теперь, когда вы об этом заговорили, я понял, что не видел этого; но, думаю, она должна была вернуться.

– Еще один вопрос. Вы курите трубку, месье Маккуин?

– Нет, сэр, не курю.

Несколько мгновений Пуаро молчал.

– Думаю, что на сегодня достаточно. Теперь я хотел бы поговорить с камердинером месье Рэтчетта. Кстати, вы с ним всегда путешествуете вторым классом?

– Он – да. Я же обычно езжу в первом и, если это возможно, в соседнем купе с мистером Рэтчеттом. Тогда бо́льшая часть его багажа загружается ко мне, и мы, то есть я и багаж, всегда оказываемся у него под рукой. Но в этот раз мы смогли купить только один билет первого класса.

– Понятно. Благодарю вас, месье Маккуин.

После американца в вагоне появился бледный англичанин с малоподвижным лицом, которого Пуаро уже видел накануне. Он вежливо остановился возле стола. Сыщик предложил ему присесть.

– Насколько я понимаю, вы камердинер месье Рэтчетта?

– Да, сэр.

– И вас зовут?

– Эдвард Генри Мастермэн.

– Сколько вам лет?

– Тридцать девять.

– Ваш домашний адрес?

– Фрейр-стрит, дом двадцать один, Клеркенуэлл.

– Вы уже слышали, что вашего хозяина убили?

– Да, сэр. Шокирующее событие.

– Расскажите нам, пожалуйста, когда вы видели месье Рэтчетта живым в последний раз?

Камердинер задумался.

– Думаю, сэр, около девяти часов вчерашнего вечера. Или чуть позже.

– Расскажите своими словами, как это произошло.

– Я, как обычно, пришел в купе мистера Рэтчетта, сэр, и прислуживал ему.

– В чем конкретно заключались ваши обязанности?

– Сложить или развесить его одежду, сэр. Положить его зубные протезы в стакан с водой и убедиться, что у него есть все, что может понадобиться ему ночью.

– Он вел себя как обычно?

Камердинер на мгновение задумался.

– Знаете, сэр, мне показалось, что он был чем-то расстроен.

– Что вы понимаете под словом «расстроен»?

– Он был расстроен по поводу письма, которое читал. Он спросил, не я ли положил его в купе. Разумеется, я сказал ему, что ничего подобного не делал, но он стал ругаться, и после этого все, что я ни делал, его раздражало.

– В этом было что-то необычное?

– Совсем нет, сэр. Хозяин легко раздражался – вопрос состоял лишь в том, что именно ему не понравится в данный конкретный момент.

– Ваш хозяин когда-нибудь принимал лекарство от бессонницы?

Доктор Константин слегка подался вперед.

– Всегда, когда путешествовал поездом, сэр. Он говорил, что иначе не может уснуть.

– А вы знаете, что это был за препарат?

– Точно не знаю, сэр. На пузырьке было просто написано: Микстура от бессонницы. Принимать перед сном.

– Вчера вечером он ее тоже принял?

– Да, сэр. Я накапал ее в стакан и поставил на столик у его изголовья.

– Но вы сами не видели, как он ее выпил?

– Нет, сэр.

– А что произошло потом?

– А потом я спросил, нет ли каких-нибудь распоряжений и во сколько мистер Рэтчетт хочет, чтобы его разбудили. Он ответил, что не хочет, чтобы его беспокоили, и что сам позвонит проводнику.

– Он так часто делал?

– Да, сэр. Обычно он звонил проводнику и посылал его за мной, когда был готов встать.

– Он был ранней пташкой или любил поспать?

– Все зависело от его настроения, сэр. Иногда он поднимался к завтраку, а иногда не вставал до самого ланча.

– То есть вы не нервничали по поводу того, что утро заканчивалось, а вас никто не звал?

– Нет, сэр.

– А вы не знаете, у вашего хозяина были враги?

– Были, сэр, – произнес камердинер без всяких эмоций.

– А откуда вам это известно?

– Я слышал, как он обсуждал какие-то письма с мистером Маккуином, сэр.

– Вам нравился ваш хозяин, Мастермэн?

Хотя это и казалось невозможным, но лицо мужчины окаменело еще больше.

– Я бы этого не сказал, сэр, но он был щедрым работодателем.

– Однако вы его не любили?

– Давайте скажем так: я вообще не очень люблю американцев.

– А вы бывали когда-нибудь в Америке?

– Нет, сэр.

– Вы помните дело о похищении ребенка Армстронгов, о котором писали во всех газетах?

На щеках мужчины появился легкий румянец.

– Да, сэр, конечно. Речь шла о маленькой девочке, так ведь? Шокирующее происшествие.

– А вы знаете, что ваш хозяин, месье Рэтчетт, был главным закоперщиком всего этого преступления?

– Никак нет, сэр. – В тоне слуги впервые появилась какая-то теплота и слабые эмоции. – Я с трудом могу в это поверить, сэр.

– И тем не менее это так. А теперь займемся вашими собственными действиями прошлой ночью. Не забывайте, что это рутинный опрос всех пассажиров. Что вы делали после того, как вышли от хозяина?

– Я сказал мистеру Маккуину, сэр, что хозяин хочет его видеть. А потом прошел в свое купе и занялся чтением.

– Вы у нас в?..

– В последнем купе второго класса. Рядом с вагоном-рестораном.

– Понятно, – сказал Пуаро, сверившись с планом. – И какая у вас полка?

– Нижняя, сэр.

– Это значит номер четыре?

– Да, сэр.

– С вами едет еще кто-то?

– Да, сэр. Этот большой итальянец.

– Он говорит по-английски?

– Он хочет так думать, сэр. – В голосе камердинера звучало осуждение. – Он из Америки – как я понял, из Чикаго.

– Вы часто общаетесь с ним?

– Нет, сэр. Я предпочитаю книги.

Пуаро улыбнулся – он ясно представил себе эту картину: большой говорливый итальянец и джентльмен-сноб, прислуживающий другому джентльмену.

– А что, если не секрет, вы сейчас читаете?

– В настоящий момент, сэр, я читаю «Пленника любви» миссис Арабеллы Ричардсон.

– Хорошая книга?

– Я нахожу ее очень поучительной, сэр.

– Ну что ж, продолжим. Вы вернулись в свое купе и читали «Пленника любви» – до какого времени?

– Где-то в десять тридцать этот итальянец захотел спать. Пришел проводник и расстелил наши постели.

– И вы легли в постель и заснули?

– Я лег в постель, сэр, но не заснул.

– А почему так?

– У меня болели зубы, сэр.

– О-ля-ля, должно быть, было очень больно?

– Очень, сэр.

– А вы что-то принимали?

– Я намазал десны маслом гвоздики – это слегка уменьшило боль, но уснуть я так и не смог. Я зажег ночник и продолжил чтение, чтобы хоть как-то отвлечься от боли.

– И что же, вы так всю ночь и промучились?

– Да, сэр. Мне удалось забыться только в районе четырех утра.

– А ваш попутчик?

– Итальянец? Он прохрапел всю ночь.

– В течение ночи он не выходил из купе?

– Нет, сэр.

– А вы сами?

– Нет, сэр.

– И вы ничего не слышали ночью?

– Нет, сэр. То есть, я хочу сказать, ничего необычного. Поезд стоял, поэтому было очень тихо.

Помолчав немного, Пуаро произнес:

– Что ж, мне кажется, говорить больше не о чем. Вы не можете пролить какой-нибудь свет на эту трагедию?

– Боюсь, что нет, сэр. Мне очень жаль, сэр.

– Вы ничего не слышали ни о каких ссорах или неприязни между вашим хозяином и месье Маккуином?

– Нет, нет, сэр. Мистер Маккуин очень приятный джентльмен.

– У кого вы служили до месье Рэтчетта?

– У сэра Генри Томлинсона, сэр, с Гросвенор-сквер.

– Почему вы ушли от него?

– Он уезжал в Восточную Африку, сэр, и мои услуги ему стали больше не нужны. Я уверен, что он замолвит за меня словечко. Я проработал у него несколько лет.

– А как давно вы работаете у месье Рэтчетта?

– Немногим более девяти месяцев, сэр.

– Благодарю вас, Мастермэн. Кстати, вы не курите трубку?

– Нет, сэр. Только дешевые сигареты, сэр.

– Благодарю вас, этого достаточно.

Камердинер заколебался.

– Простите, сэр, но эта пожилая американская леди совсем, я бы сказал, вышла из себя, сэр. Она все время говорит, что знает, кто убийца. Она очень взволнована, сэр.

– В таком случае, – улыбнулся сыщик, – пусть она будет следующей.

– Мне позвать ее, сэр? Она уже давно требует разговора с официальным лицом. Проводник всячески старается ее успокоить.

– Пригласите ее к нам, друг мой, – велел Пуаро. – Мы выслушаем ее историю.

Миссис Хаббард появилась в вагоне в таком возбужденном состоянии, что едва могла говорить от недостатка воздуха в груди.

– Послушайте, кто здесь самый главный? У меня оч-ч-чень важная информация, действительно оч-ч-чень важная, и я хочу рассказать ее официальному лицу как можно скорее. Если вы, джентльмены…

Ее глаза шарили по трем сидящим перед ней мужчинам. Пуаро подался вперед.

– Расскажите ее мне, мадам, – предложил он. – Но сначала, умоляю вас, присядьте.

Миссис Хаббард тяжело опустилась на стул напротив него.

– Я хочу сказать вам следующее. Ночью в вагоне совершено убийство, и убийца был у меня в купе!

Она замолчала, чтобы все смогли проникнуться драматизмом ситуации.

– Вы в этом уверены, мадам?

– Конечно, уверена! Что это вы там себе придумали? Я знаю, о чем говорю. Я сейчас вам все расскажу. Я легла в постель и уснула, но неожиданно проснулась – в полной темноте – и поняла, что в моем купе находится мужчина. Я была так испугана, что не могла кричать, если вы меня понимаете. Я просто лежала и думала: «Боже, меня сейчас убьют». Я не могу описать вам, что пережила. Я подумала об этих ужасных поездах и обо всем, что о них пишут в газетах. И еще я подумала: в любом случае он не доберется до моих драгоценностей. Потому что, понимаете, я сложила их в чулок и спрятала под подушку – не очень комфортно и слегка жестковато, если вы меня понимаете. Но тут уж выбирать не приходится. Так на чем я остановилась?

– Вы поняли, мадам, что в вашем купе мужчина.

– Да, так вот я и лежала с зажмуренными глазами и думала, что же мне делать. И подумала: какое счастье, что моя дочь не знает, в какую историю я влипла. А потом я каким-то образом собралась с силами и стала шарить рукой по постели и наконец добралась до звонка. Я давила и давила на него, но ничего не происходило, и я точно могу сказать вам, что мое сердце чуть не остановилось. «Боже, – сказала я сама себе, – они, наверное, убили всех в этом поезде». Состав стоял на месте, и в воздухе висела зловещая тишина. Но я продолжала давить на звонок, и – какое счастье! – вдруг услышала шаги человека, бегущего по коридору. Потом раздался стук в дверь. «Входите же!» – закричала я и включила свет. И… вы мне не поверите, но в купе никого не оказалось.

По ее тону было ясно, что миссис Хаббард считает это кульминацией своего рассказа, а вовсе не его концом.

– И что же произошло потом, миссис Хаббард?

– Ну как же; я рассказала этому человеку, что произошло, но он мне не поверил. Он решил, что мне все это приснилось. Я заставила его посмотреть под сиденьями, но он, по-моему, сказал что-то насчет того, что мужчина туда не втиснется. Было ясно, что мужчина исчез, но он точно был, и когда проводник стал меня успокаивать, я чуть не сошла с ума! Я не тот человек, чтобы что-то выдумывать, мистер… боюсь, я не знаю, как вас зовут.

– Пуаро, мадам, а это месье Бук, директор компании «Вэгонс-Лит», и доктор Константин.

Миссис Хаббард рассеянно пробормотала что-то вроде «рада познакомиться» всем трем джентльменам и вернулась к своему рассказу:

– Конечно, не буду утверждать, что вела себя наилучшим образом. Я почему-то вбила себе в голову, что у меня был мужчина из соседнего купе – тот бедняга, которого убили. Я велела проводнику осмотреть смежную дверь – и, естественно, она оказалась незапертой. Я тут же это исправила и велела ему немедленно ее запереть, а после того как он это сделал, еще и прижала дверь одним из чемоданов.

– А во сколько все это произошло, миссис Хаббард?

– Простите, но точно я вам не скажу. На часы я не смотрела. Я была слишком испугана.

– И что вы обо всем этом думаете?

– Ну, я должна сказать, что все проще простого. Мужчина в моем купе был убийцей. А кто еще это мог быть?

– И вы считаете, что он скрылся в соседнем купе?

– Откуда мне знать, куда он скрылся! Я же лежала с зажмуренными глазами… – Миссис Хаббард прерывисто вздохнула. – Боже, как же я испугалась! Если б моя дочь только узнала…

– А вы не думаете, мадам, что шум, который вас разбудил, мог доноситься из соседнего купе, из купе убитого?

– Нет, не думаю, мистер… как это… Пуаро. Мужчина был совсем рядом, в моем собственном купе. Более того, у меня есть доказательства.

С видом триумфатора она вытащила на свет божий громадную сумку и стала рыться в ее содержимом. Оттуда по очереди было вытащено: два больших чистых носовых платка; очки в черепаховой оправе; пузырек с аспирином; пакетик с глауберовой солью; пластмассовая трубочка с мятными таблетками; связка ключей; ножницы; пачка чеков «Американ экспресс»; мгновенная фотография на удивление ничем не примечательного ребенка; письма; пять ниток поддельных восточных бус и, наконец, крохотный металлический предмет – пуговица.

– Вы видите эту пуговицу? Так вот, это не моя пуговица. У меня таких пуговиц нет. И я ее нашла сегодня утром, когда проснулась.

Женщина положила пуговицу на стол, месье Бук внимательно посмотрел на нее и негромко вскрикнул:

– Эта пуговица с кителя служащего компании «Вэгонс-Лит»!

– Что можно легко объяснить, – заметил Пуаро и мягко повернулся к даме: – Эта пуговица могла оторваться от униформы проводника или когда он обыскивал ваше купе, или когда вчера расстилал вашу постель.

– Не понимаю, что с вами со всеми происходит. Такое впечатление, что вы ничего не делаете, а только создаете препятствия. Так вот, послушайте меня внимательно: вчера перед сном я читала журнал. Прежде чем выключить свет, я положила журнал на маленький чемодан, который стоял возле окна. Хоть это вы поняли?

Мужчины дружно закивали.

– Очень хорошо, тогда дальше… Проводник заглянул под ближайшее к двери сиденье, потом закрыл смежную дверь. Он НИ РАЗУ не подошел к окну. А сегодня утром пуговица лежала НА журнале. И что вы можете сказать по этому поводу, хотела бы я знать?

– Я бы сказал, мадам, что вы нашли улику, – ответил Пуаро.

Казалось, что этот ответ слегка успокоил даму.

– Я просто из себя выхожу, когда мне не верят, – объяснила она.

– Ваши показания исключительно интересны и важны для нас, – попытался успокоить ее Пуаро. – А теперь могу я задать вам несколько вопросов?

– Ну конечно.

– Как так получилось, что хотя этот человек, Рэтчетт, пугал вас с самого начала, вы так и не заперли дверь между купе?

– Я заперла, – немедленно отреагировала миссис Хаббард.

– Ах, так вы заперли?

– Дело в том, что я попросила эту несчастную женщину из Швеции – она такая приятная – проверить, заперта ли дверь, и та сказала, что заперта.

– А почему вы не убедились в этом сами?

– Потому что я была уже в постели, а моя косметичка висела на ручке этой двери.

– А в какое время вы просили ее об этом?

– Дайте подумать… Было около половины одиннадцатого или без четверти одиннадцать. Она зашла узнать, нет ли у меня аспирина. Я показала, где он лежит, и она взяла его прямо из моих рук.

– Сами вы в это время были в постели?

– Да.

Неожиданно женщина рассмеялась:

– Бедняжка, она была так смущена… Дело в том, что сначала, по ошибке, она открыла дверь следующего купе.

– Купе месье Рэтчетта?

– Вот именно. Вы же знаете, как трудно бывает, когда идешь по коридору вагона, а все двери закрыты. Вот она и открыла по ошибке. Она была этим очень расстроена. Он рассмеялся и, подозреваю, сказал что-то не совсем приятное. Бедняжка была просто в шоке! «Я делать ошибка, – все время повторяла она, – мне стыдно делать ошибка. Плохой человек. Он говорить – ты слишком старый».

Доктор Константин фыркнул, но взгляд миссис Хаббард немедленно заставил его превратиться в ледяную статую.

– Он был не очень приятным человеком, – сказала женщина. – Такие вещи дамам не говорят. И нечего над этим смеяться.

Последовали неловкие извинения доктора Константина.

– А после этого вы не слышали никакого шума в купе месье Рэтчетта?

– Не совсем.

– Что вы хотите этим сказать, мадам?

– Понимаете, – тут женщина запнулась, – он храпел.

– Ах, вот как! Он храпел?

– И очень громко. Всю предыдущую ночь я почти не спала.

– Но вы не слышали, как он храпит после того, как вас испугал мужчина, проникший в ваше купе?

– Каким образом, мистер Пуаро? Ведь он был мертв.

– Ах, ну да, правильно. – Казалось, что маленький бельгиец смутился. – А вы помните дело о похищении ребенка Армстронгов, миссис Хаббард?

– Конечно, помню! И помню, как этому негодяю удалось избежать наказания. Боже, хотела бы я до него добраться!

– Так вот, он ничего не избежал. Он мертв. И умер он прошлой ночью.

– Вы хотите сказать… – От волнения миссис Хаббард приподнялась со стула.

– Именно это я и хочу сказать. Похитителем был месье Рэтчетт.

– Боже! Боже, вы только подумайте! Я должна немедленно написать дочери и все ей рассказать. Разве я вчера не говорила вам, что у этого человека порочное лицо? Как видите, я оказалась права. Моя дочь всегда говорит: если мамусе что-то кажется, то смело ставьте доллар на то, что она права.

– Вы были знакомы с кем-то из семьи Армстронгов, миссис Хаббард?

– Нет. Они вращались в высшем свете. Но я много раз слышала, что миссис Армстронг была совершенно очаровательной женщиной и что муж ее обожал.

– Ну что же, миссис Хаббард, вы нам очень помогли. Действительно очень помогли. Не могли бы вы сообщить нам ваше полное имя?

– Ну конечно: Кэролайн Марта Хаббард.

– И напишите вот здесь ваш домашний адрес.

Миссис Хаббард написала требуемое, ни на минуту не умолкая:

– Я все никак не могу прийти в себя. Кассетти – и на этом поезде!.. А ведь этот человек меня сразу насторожил, правда, мистер Пуаро?

– Истинная правда, мадам. Кстати, у вас есть алый шелковый халат?

– Боже, какой странный вопрос! Нет. У меня с собой два халата: розовый фланелевый – он очень удобен на борту парохода, его подарила мне моя дочь – и простой халатик из фиолетового шелка. Но, ради создателя, зачем вам понадобились мои халаты?

– Понимаете, мадам, кто-то в алом кимоно прошлой ночью вошел или в ваше купе, или в купе месье Рэтчетта. Как вы сами только что справедливо заметили, очень сложно определить, в какое именно, когда все двери закрыты.

– В мое купе не заходил никто в алом кимоно.

– Значит, она зашла в купе месье Рэтчетта.

Миссис Хаббард сжала губы и мрачно произнесла:

– Это меня совсем не удивляет.

Пуаро подался вперед:

– Так, значит, вы слышали женский голос в соседнем купе?

– Не понимаю, как вы об этом догадались, мистер Пуаро. Не совсем… Хотя скорее всего да.

– Но когда я только что спрашивал вас, не слышали ли вы каких-то звуков в соседнем купе, вы сказали, что слышали только храп месье.

– И это было почти правдой. Он действительно храпел какую-то часть времени. А вот другую… – Миссис Хаббард сильно покраснела. – Мне бы не хотелось говорить об этом.

– Во сколько вы услышали женский голос?

– Не знаю. Я проснулась на какое-то мгновение и услышала голос женщины. Было очевидно, где она говорит. И я еще подумала: «Да что же он за человек такой?.. Меня это ничуть не удивляет». А потом я опять заснула. Уверена, что ни за что не рассказала бы об этом трем незнакомым мужчинам, если б вы меня не заставили.

– Это было до шума из-за появления мужчины в вашем купе или после?

– Послушайте, ну я же вам уже говорила раньше – он не мог разговаривать с женщиной, будучи мертвым, правда?

– Pardon. Вы, наверное, считаете меня полным глупцом, мадам.

– Я считаю, что даже вы начинаете время от времени путаться. Я вот никак не могу привыкнуть, что убитый был этим монстром Кассетти. Моя дочь наверняка скажет…

Пуаро ловко помог даме собрать все вещи в сумку, а после этого проводил ее до двери.

– Вы обронили ваш платок, мадам, – сказал он в последний момент.

Миссис Хаббард взглянула на крохотный кусочек батиста, который он ей протягивал.

– Это не мой, мистер Пуаро. Мой лежит вот здесь.

– Pardon еще раз. Я подумал, что если на нем инициал Х…

– Да, странно, но это точно не мой. На моих вышито К.М.Х., и они – вещи практичные, а не какие-то там дорогие французские штучки. Ну какой прок носу от платка такого размера?

Ни один из трех джентльменов не смог ответить на этот вопрос, и миссис Хаббард с триумфом удалилась.

Месье Бук играл пуговицей, которую миссис Хаббард оставила на столе.

– Никак не могу понять, при чем здесь эта пуговица. Значит ли она, что Пьер Мишель все-таки замешан в этом преступлении? – размышлял он вслух. Помолчав, обернулся к Пуаро, а потом продолжил, видя, что тот не собирается отвечать: – Что вы можете сказать по этому поводу, друг мой?

– Эта пуговица, она наводит на размышления, – задумчиво произнес Пуаро. – Давайте побеседуем со шведской дамой, прежде чем будем обсуждать показания и улики, которые у нас уже есть… – Он порылся в стопке паспортов, которая лежала перед ним. – Ага, вот она! Грета Олссон, сорока девяти лет.

Мистер Бук отдал приказ официанту, и через несколько минут тот ввел в вагон даму с пучком желто-серых волос и длинным лицом, чем-то напоминавшим овечью морду. Она близоруко таращилась на Пуаро сквозь очки, но при этом была абсолютно спокойна.

Выяснилось, что шведка понимает и говорит на французском языке, поэтому дальнейшая беседа велась именно на нем. Сначала Пуаро задал ей вопросы, ответы на которые были ему уже известны – он поинтересовался ее именем, возрастом и адресом. После этого спросил, чем она занимается.

Грета Олссон рассказала, что является руководительницей миссионерской школы недалеко от Стамбула. По профессии же она медицинская сестра.

– Вы, конечно, уже слышали, что здесь произошло прошлой ночью, мадемуазель?

– Естественно. Это просто ужасно. И дама из Америки рассказала мне, что убийца побывал и у нее в купе.

– Как я слышал, вы были последним человеком, который видел убитого живым?

– Не знаю. Может быть, и так. Я случайно открыла дверь в его купе. Мне было очень стыдно. Такая нелепая ошибка…

– И вы действительно видели его?

– Да, он читал книгу. Я быстро извинилась и закрыла дверь.

– Он вам что-нибудь сказал?

На щеках достойной дамы появился румянец.

– Засмеялся и сказал несколько слов. Но я… я не разобрала их.

– А что вы сделали после этого, мадемуазель? – спросил Пуаро, тактично уходя от дальнейшего обсуждения этой темы.

– Я прошла к даме из Америки, к миссис Хаббард. Я попросила у нее аспирин, и она мне его дала.

– Она просила вас проверить, закрыта ли смежная дверь между ее купе и купе месье Рэтчетта?

– Да.

– И та была заперта?

– Да.

– А что потом?

– Потом я вернулась в свое купе, приняла лекарство и легла.

– Сколько было времени?

– Когда я ложилась, было без пяти одиннадцать. Я точно помню, потому что посмотрела на часы, прежде чем их завести.

– Вы быстро заснули?

– Не совсем. Голова у меня почти прошла, но некоторое время я лежала без сна.

– Поезд успел остановиться до того, как вы уснули?

– Не думаю. Мне кажется, что мы остановились на какой-то станции как раз тогда, когда я уже засыпала.

– Это были Винковцы. Скажите, мадемуазель, это ваше купе? – Сыщик показал на план вагона.

– Да, мое.

– У вас верхняя или нижняя полка?

– Нижняя – номер десять.

– У вас есть попутчица?

– Да, молодая английская леди. Очень милая и любезная. Она едет из Багдада.

– После того как поезд отошел от Винковцев, она выходила из купе?

– Уверена, что нет.

– А почему вы так уверены, если, как говорите, спали?

– У меня очень чуткий сон. Я привыкла просыпаться от малейшего звука. Я уверена – если б она спускалась с полки, я обязательно услышала бы.

– А вы сами выходили из купе?

– Не выходила до самого утра.

– У вас есть алое шелковое кимоно, мадемуазель?

– Конечно нет. У меня удобный халат из шерстяного трикотажа. Бледно-сиреневый, с капюшоном – такие часто продаются на Востоке.

Кивнув, Пуаро поинтересовался дружелюбным тоном:

– А куда вы сейчас едете? В отпуск?

– Да, я еду домой в отпуск. Но сначала заеду на недельку к сестре в Лозанну.

– Не будете ли вы так любезны написать адрес вашей сестры?

– С удовольствием.

Шведка взяла у него лист бумаги и карандаш и записала имя сестры и ее адрес, как и просил Пуаро.

– Вы были когда-нибудь в Америке, мадемуазель?

– Никогда. Но однажды чуть не поехала. Я должна была сопровождать одну даму-инвалида, однако поездку отменили в самый последний момент. Я очень расстроилась. Американцы – они очень хорошие. С удовольствием дают деньги на школы и больницы. Очень практичный народ.

– А вы не помните дело о похищении ребенка Армстронгов?

– Нет, а что это за дело?

Пуаро объяснил.

Грета Олссон была вне себя. Ее желтый пучок затрясся от возмущения.

– Вы только подумайте, и такие злодеи живут на свете! Это настоящее испытание для нашей веры в Бога. Бедная мать… Мне жаль ее от всего сердца.

Когда добродушная шведка покидала вагон-ресторан, ее лицо горело от возмущения, а глаза были полны слез.

Пуаро стал что-то сосредоточенно записывать на листе бумаги.

– Что вы там пишете, друг мой? – поинтересовался месье Бук.

– Mon cher, я люблю, чтобы все было четко и аккуратно. Я сделал здесь небольшую хронологическую табличку происходившего.

Он закончил писать и передал листок месье Буку.

– Все кристально ясно. – Месье Бук одобрительно кивнул.

– И вам ничего не кажется здесь странным?

– Нет, на мой взгляд, все абсолютно ясно. Совершенно очевидно, что преступление совершено в час пятнадцать. И часы говорят нам о том же, и рассказ миссис Хаббард это подтверждает. Хотите, я догадаюсь, кто убийца? Я бы сказал, мой друг, что это тот здоровый итальянец. Он из Америки – из Чикаго, – и не забывайте, что итальянец обычно убивает ножом и бьет свою жертву несколько раз.

– Здесь вы правы.

– В этом разгадка всего дела. Они с Рэтчеттом наверняка занимались похищениями вместе. Кассетти ведь тоже итальянское имя. А потом Рэтчетт, как говорят американцы, «кинул» своего партнера и испарился. Итальянец разыскал его и стал посылать ему письма с угрозами, а когда это не подействовало, жестоко отомстил ему. Так что все очень просто.

Пуаро с сомнением покачал головой.

– Боюсь, что все далеко не так просто, – негромко произнес он.

– А я вот уверен, что прав, – сказал месье Бук. Было видно, что его теория нравится ему все больше и больше.

– А как же тогда быть с камердинером, у которого болели зубы и который клянется, что итальянец никуда не выходил?

– Ну, здесь есть, конечно, некоторые несостыковки…

Глаза Пуаро блеснули.

– Согласен, это совсем некстати. Для вашей теории это большая беда, а вот для нашего итальянского друга зубная боль камердинера – настоящее счастье.

– Какое-то объяснение этому обязательно найдется, – произнес месье Бук с великолепной уверенностью.

Сыщик опять покачал головой.

– Нет, здесь все далеко не так просто, – повторил он еще раз.

– Давайте послушаем, что Пьер Мишель скажет нам об этой пуговице, – предложил он.

Вновь пригласили проводника, который, придя, вопросительно посмотрел на них. Месье Бук прочистил горло.

– Мишель, – сказал он, – вот пуговица с вашей куртки. Ее нашли в купе американской дамы. Что вы сами можете сказать по этому поводу?

Проводник автоматически провел рукой по куртке.

– Месье, я не терял никаких пуговиц, – сказал он. – Это какая-то ошибка.

– Все это очень странно.

– Этого я объяснить не могу, месье. – Мужчина был удивлен, но не выглядел ни виноватым, ни сбитым с толку.

– Принимая во внимание обстоятельства, при которых нашли пуговицу, – со значением произнес месье Бук, – не вызывает сомнения, что ее потерял мужчина, который был в купе миссис Хаббард, когда она вам звонила.

– Но, месье, там никого не было. Все это ей приснилось.

– Ничего ей не приснилось, Мишель. Убийца месье Рэтчетта прошел именно этим путем и потерял по дороге пуговицу.

Постепенно значение слов директора дошло до Пьера Мишеля, и он страшно разволновался.

– Это неправда, месье! Все было не так! – закричал он. – Вы ведь обвиняете меня в преступлении. Меня? Я невиновен, абсолютно невиновен. С какой стати мне было убивать месье, которого я никогда в жизни не видел?

– Где вы были, когда зазвонил звонок в купе миссис Хаббард?

– Я же говорил, месье, – в соседнем вагоне, общался с коллегой.

– Мы сейчас пошлем за ним.

– Конечно, месье, я умоляю вас, пошлите!

Пригласили проводника соседнего вагона, который сразу же подтвердил показания Пьера Мишеля. Он добавил также, что вместе с ними был и проводник бухарестского вагона. Все трое обсуждали ситуацию со снегопадом. Они говорили уже минут десять, когда Мишелю показалось, что он слышит звонок. Когда проводник открыл дверь, соединявшую вагоны, то они тоже ясно услышали его. Звонок звонил не переставая. Мишель бросился отвечать.

– Вот видите, месье, я совсем не виноват, – взволнованно сказал он.

– Тогда как вы объясните эту фирменную пуговицу?

– Никак, месье. Для меня это загадка. Как видите, все мои пуговицы на месте.

Двое других проводников тоже заявили, что пуговиц не теряли и что вообще не заходили в купе миссис Хаббард.

– Успокойтесь, Мишель, – велел месье Бук, – и попытайтесь вспомнить, что происходило, когда вы бежали на звонок миссис Хаббард. Вы кого-нибудь встретили в коридоре?

– Нет, месье.

– Вы видели кого-нибудь, кто шел бы по коридору в противоположном от вас направлении?

– И снова нет, месье.

– Очень странно, – заключил месье Бук.

– Не так уж и странно, – заметил Пуаро. – Все дело во времени. Миссис Хаббард просыпается и чувствует, что в ее купе кто-то есть. Несколько мгновений она лежит неподвижно с зажмуренными глазами. Возможно, что именно в этот момент мужчина и выскользнул в коридор. Потом она начинает звонить в звонок. Но проводник задерживается – он слышит только третий или четвертый звонок. Я бы сказал, что времени вполне достаточно…

– На что? На что, mon cher? Не забывайте, что поезд окружен громадными снежными сугробами.

– У нашего таинственного убийцы есть два пути, – медленно произнес Пуаро. – Он может или спрятаться в одном из туалетов, или исчезнуть в одном из купе.

– Но все они заняты!

– Правильно.

– Вы хотите сказать, что он мог исчезнуть в своем собственном купе?

Пуаро согласно кивнул.

– Похоже на то, похоже, – бормотал месье Бук. – За те десять минут, что проводник отсутствовал, убийца вышел из своего купе, зашел в купе Рэтчетта, убил его, запер изнутри дверь и закрыл ее на цепочку, вышел через купе миссис Хаббард и благополучно вернулся к себе к тому моменту, когда появился проводник.

– Все не так просто, мой друг, – еще раз сказал сыщик. – И наш друг врач скажет вам то же самое.

Жестом месье Бук отпустил всех трех проводников.

– У нас осталось еще восемь пассажиров, – подвел итог сыщик. – Пять пассажиров первого класса: княгиня Драгомирова, граф и графиня Андрени, полковник Арбэтнот и мистер Хардман, и три – второго: мисс Дебенхэм, Антонио Фоскарелли и фройляйн Шмидт.

– С кого начнем – с итальянца?

– Дался же вам этот итальянец! Нет, мы начнем с самого верха. Возможно, мадам княгиня согласится уделить нам несколько минут своего времени? Передайте ей нашу просьбу, Мишель.

– Oui, monsieur, – сказал проводник, который как раз выходил из вагона.

– И не забудьте сказать, что мы готовы прийти к ней в купе, если ей не хочется приходить сюда! – крикнул ему вслед месье Бук.

Однако княгиня Драгомирова отвергла это предложение. Она предпочла появиться в вагоне и, слегка кивнув, села напротив Пуаро.

Ее маленькое жабье личико было еще желтее, чем накануне. Без сомнения, она была уродлива, но, как и у всякой жабы, ее глаза были похожи на драгоценные камни, темные и повелительные. В них сразу же чувствовались сила интеллекта и скрытая до поры до времени энергия. Голос княгини был глубоким, очень четким и с легкой хрипотцой.

Она сразу же прервала цветистые извинения со стороны месье Бука:

– Господа, вам нет нужды извиняться. Я понимаю, что произошло убийство и вы, естественно, должны опросить всех пассажиров. Буду рада оказать вам любое содействие, которое окажется в моих силах.

– Вы очень любезны, мадам, – заметил Пуаро.

– Вовсе нет, это мой долг. Что вы хотите знать?

– Начнем с вашего полного имени и адреса, мадам. Может быть, вы хотите сами записать их?

Пуаро протянул ей лист бумаги и карандаш, но княгиня от них отмахнулась.

– Вы сами можете записать их, – сказала она, – в них нет ничего сложного: Наталия Драгомирова, улица Клебер, семнадцать, Париж.

– Вы возвращаетесь домой из Константинополя, мадам?

– Да, я жила там в австрийском посольстве. Со мною путешествует моя горничная.

– Вы не могли бы коротко рассказать нам, что делали вчера вечером после обеда?

– С удовольствием. Я велела проводнику приготовить мне постель, пока я буду обедать. Сразу же после обеда я легла и читала где-то до одиннадцати, после чего погасила свет. Я никак не могла заснуть из-за ревматических болей, которыми я страдаю. Без четверти час, или около того, я позвала горничную. Та сделала мне массаж и читала вслух, пока я не стала засыпать. Не могу точно сказать, когда она ушла от меня, – может быть, через полчаса, а возможно, и позже.

– Но поезд уже остановился?

– Да, поезд стоял.

– И вы ничего не слышали, мадам, – ничего необычного?

– Нет, я не слышала ничего необычного.

– Как зовут вашу горничную?

– Хильдегарда Шмидт.

– Она давно работает у вас?

– Пятнадцать лет.

– Вы считаете, что ей можно доверять?

– Абсолютно. Ее семья жила на территории поместья моего последнего мужа в Германии.

– Полагаю, что вы бывали в Америке, мадам?

Неожиданная смена темы разговора заставила княгиню приподнять брови.

– Множество раз.

– А вы не были там знакомы с семьей Армстронгов – той самой, в которой произошла трагедия?

– Вы говорите о моих друзьях, месье, – сказала княгиня с волнением в голосе.

– В таком случае вы хорошо знали полковника Армстронга?

– Его самого я знала не так хорошо, а вот его жена, Соня Армстронг, была моей крестной дочерью. Я дружила с ее матерью, актрисой Линдой Арден. Она была настоящим гением, одной из величайших трагедийных актрис мира. В роли леди Макбет и Магдалины ей не было равных. Я не только восхищалась ее талантом, но и была ее другом.

– Она уже умерла?

– Нет, нет, она жива, но ведет весьма уединенную жизнь. У нее очень слабое здоровье, и ей практически все время приходится лежать.

– Мне кажется, что у нее была еще одна дочь?

– Да, значительно моложе, чем миссис Армстронг.

– А она жива?

– Конечно.

– И где она живет?

Старая леди внимательно посмотрела на сыщика.

– Я должна знать причины, по которым вы задаете эти вопросы. Какое отношение они имеют к тому, что произошло в поезде, к этому убийству?

– Причины следующие, мадам: убитый был организатором похищения и убийства дочери миссис Армстронг.

– Ах вот как! – Брови княгини сдвинулись, и она, казалось, еще больше выпрямилась. – В таком случае, по моему мнению, это убийство – просто перст Божий! Надеюсь, вы простите мне это несколько предвзятое мнение.

– Это вполне естественно, мадам. Так вот, возвращаясь к моему предыдущему вопросу: где сейчас находится младшая дочь Линды Арден и сестра миссис Армстронг?

– Честно сказать, я не могу на него ответить, месье. У меня нет никаких контактов с молодым поколением. Мне кажется, что несколько лет назад она вышла замуж за англичанина и перебралась в Англию, но я никак не могу вспомнить его имя.

Она помолчала, а потом спросила:

– У вас есть еще вопросы ко мне, джентльмены?

– Только один, и довольно личный. Какого цвета ваш халат, мадам?

Ее брови поползли вверх.

– Что ж, я полагаю, у вас есть на то свои причины, чтобы задать такой вопрос. Мой халат сшит из голубого сатина.

– У меня нет больше вопросов, мадам. Благодарю вас за ваши откровенные ответы.

Княгиня Драгомирова слегка пошевелила рукой, унизанной кольцами.

А потом, когда она встала и мужчины поднялись вслед за нею, княгиня вдруг остановилась и спросила:

– Прошу прощения, месье, но не могли бы вы назвать мне свое имя? Ваше лицо кажется мне знакомым.

– Меня зовут Эркюль Пуаро. К вашим услугам, мадам.

Помолчав какое-то мгновение, она произнесла:

– Эркюль Пуаро… Теперь я вспомнила. Да, это Судьба.

И, прямая, немного скованная в движениях, она удалилась из вагона.

– Voilà une grande dame , — сказал месье Бук. – Что вы о ней думаете, друг мой?

Но Пуаро только покачал головой.

– Меня гораздо больше волнует, – сказал он, – что она имела в виду, говоря про Судьбу.

Cледующими пригласили графа и графиню Андрени. Однако граф появился в вагоне-ресторане один.

При ближайшем рассмотрении он оказался, без сомнения, красивым мужчиной, по меньшей мере шести футов  роста, с широкими плечами и узкими бедрами. Одет граф был в хорошо пошитый костюм из английского твида. Его легко можно было бы принять за англичанина, если б не длина усов и не изгиб скул.

– Итак, джентльмены, – начал он, – что я могу для вас сделать?

– Как вы понимаете, месье, в свете всего произошедшего я обязан задать всем пассажирам некоторые вопросы, – ответил Пуаро.

– Ну конечно, конечно, – легко согласился граф. – Я вполне вас понимаю, хотя, боюсь, ни я, ни моя жена не сможем вам чем-то помочь. Мы спали и абсолютно ничего не слышали.

– Вы знаете, кто этот убитый, месье?

– Как я понимаю, это американец – человек с очевидно неприятным лицом, который во время еды сидел…

И граф кивком указал на столик, за которым обычно сидели Рэтчетт и Маккуин.

– Да, да, месье, вы абсолютно правы. Я имел в виду имя убитого.

– Нет. – Казалось, вопрос Пуаро сильно удивил графа. – Если вам нужно его имя, – заметил он, – то я уверен, что вы найдете его в паспорте убитого.

– В паспорте стоит имя Рэтчетт, – сказал сыщик. – Но это имя, месье, не настоящее. Его звали Кассетти, и он был виновником громкого дела о похищении ребенка в Америке.

Произнося эти слова, Пуаро внимательно наблюдал за графом. Однако на мужчину эта новость не произвела никакого впечатления. Он только пошире раскрыл глаза и произнес:

– Что ж, это наверняка многое объясняет. Невероятная страна эта Америка.

– Полагаю, что вы там бывали, месье граф?

– Я провел в Вашингтоне около года.

– Возможно, вы знавали там семью Армстронгов?

– Армстронг, Армстронг… трудно вспомнить – столько встреч… – Граф улыбнулся и пожал плечами. – А если вернуться к нашему делу, джентльмены, – поменял он тему разговора, – чем еще я могу вам помочь?

– Во сколько вы отошли ко сну, месье граф?

Эркюль Пуаро бросил взгляд на план вагона. Граф и графиня Андрени занимали соседние купе, полки 12 и 13.

– Мы попросили приготовить постель в одном купе, пока мы будем обедать. Вернувшись, мы немного посидели в другом…

– В каком номере?

– В тринадцатом. Мы играли в пикет. Около одиннадцати моя жена решила лечь. Проводник расстелил постель в моем купе; я тоже лег и спал не пробуждаясь до самого утра.

– Вы заметили, как остановился поезд?

– Нет, я узнал об этом только утром.

– А ваша жена?

Граф улыбнулся:

– Когда мы едем на поезде, моя жена всегда принимает снотворное. Так что она приняла свою обычную дозу трионала. – Мужчина помолчал. – Как видите, к сожалению, я ничем не смогу вам помочь.

Пуаро протянул ему лист бумаги и ручку.

– Благодарю вас, месье. Это простая формальность, но не могли бы вы написать ваше имя и адрес?

Граф медленно и аккуратно выполнил его просьбу.

– Хорошо, что я сам написал это, – произнес он приятным голосом. – Для людей, не говорящих на моем языке, название моего поместья представляет некоторую сложность.

Граф протянул бумагу сыщику и встал.

– Полагаю, что моей жене приходить нет никакого смысла, – сказал он. – Она не сможет рассказать вам ничего нового.

В глазах Пуаро появилось какое-то свечение.

– Не сомневаюсь, нисколько не сомневаюсь, – сказал он, – но тем не менее я хотел бы перекинуться с мадам графиней несколькими словами.

– Я уверяю вас, что это совершенно не обязательно. – В голосе графа послышались повелительные нотки.

Пуаро мирно заморгал глазами.

– Это простая формальность, – сказал он. – Но мне она необходима для составления отчета.

– Как вам будет угодно, – нехотя согласился граф и, коротко кивнув на иностранный манер, вышел из вагона.

Пуаро протянул руку к его паспорту. В нем были указаны его имя и титулы. В особых отметках стояло: путешествует в сопровождении жены. Имя: Елена Мария, девичья фамилия – Гольденберг, двадцати лет от роду. Какой-то неаккуратный клерк посадил на страницу жирное пятно.

– Дипломатический паспорт, – заметил Бук. – Надо быть осторожнее, мой друг, чтобы никого не обидеть. Эти люди могут не иметь к убийству никакого отношения.

– Не волнуйтесь, mon vieux, я буду очень тактичен. Это просто формальность.

Сыщик понизил голос, так как в этот момент в вагон вошла графиня Андрени. Она выглядела смущенной и совершенно очаровательной.

– Вы хотели меня видеть, господа?

– Это простая формальность, мадам графиня. – Пуаро галантно поднялся и проводил ее к стулу, стоявшему напротив их стола. – Просто чтобы спросить вас, не видели или не слышали вы что-то прошлой ночью, что может пролить свет на это печальное происшествие.

– Совсем ничего, месье. Я спала.

– А вы не слышали, например, шум в купе, соседнем с вашим? Американка, которая в нем едет, была в истерике и вызывала проводника.

– Ничего не слышала, месье. Понимаете, я приняла снотворное…

– Ах вот в чем дело! Понятно. Тогда я не буду вас больше задерживать.

Когда она быстро поднялась, Пуаро опять заговорил:

– Еще минуточку. Вот эти данные – ваша девичья фамилия, возраст и так далее, – они соответствуют действительности?

– Абсолютно, месье.

– Тогда, может быть, вы подпишете вот этот меморандум?

Она быстро подписала: Елена Андрени. У нее был приятный почерк с легким наклоном.

– Вы были с вашим мужем в Америке, мадам?

– Нет, месье. – Она улыбнулась и слегка покраснела. – Тогда мы еще не были женаты. Мы в браке лишь год.

– Ах, ну да, благодарю вас, мадам. Кстати, ваш муж курит?

Она посмотрела на него, уже готовая уйти.

– Да.

– Трубку?

– Нет – сигареты и сигары.

– Еще раз благодарю вас.

Она слегка задержалась – ее глаза с любопытством разглядывали сыщика. Это были очаровательные глаза, темные, миндалевидной формы, с очень длинными черными ресницами, которые выгодно оттеняли изысканный цвет ее щек. Ее губы, накрашенные алой помадой, как это бывает у иностранок, слегка приоткрылись. Она была красива экзотической красотой.

– А почему вы меня об этом спрашиваете?

– Мадам. – Пуаро легко взмахнул рукой. – Детективам приходится задавать разные вопросы. Вот, например, не скажете ли вы, какого цвета ваш халат?

Она недоуменно уставилась на него, затем рассмеялась.

– Шифон, цвета спелой кукурузы. А что, это так важно?

– Очень важно, мадам.

– Так, значит, вы настоящий детектив? – с любопытством спросила графиня.

– К вашим услугам, мадам.

– А я думала, что на поезде, пока тот идет через Югославию, нет детективов. Что они появляются только в Италии.

– Я детектив не из Югославии, мадам. Я международный детектив.

– Значит, вы работаете на Лигу Наций?

– Я работаю на весь мир, мадам. – В голосе Пуаро появились торжественные нотки. – В основном я работаю в Лондоне. Вы говорите на английском языке? – добавил он по-английски.

– Соовсем ниимного, да.

У нее был очаровательный акцент.

Пуаро еще раз поклонился.

– Мы больше не смеем вас задерживать, мадам. Как видите, это было совсем не страшно.

Женщина улыбнулась, склонила голову и вышла из вагона.

– Elle est jolie femme , — в восхищении произнес месье Бук. Потом он вздохнул. – И опять это мало что нам дало.

– Вы правы, – согласился Пуаро. – Эти двое спали и ничего не видели и не слышали.

– Что же, давайте приглашать итальянца?

Какое-то время Пуаро молчал. Он внимательно изучал жирное пятно на венгерском дипломатическом паспорте.