Я немного нервничал, когда на следующий день позвонил в звонок «Марби Гранж». Меня очень интересовало, что Пуаро ожидает от моего визита. Он поручил мне это дело – почему? Потому ли, что, как и при беседе с майором Блантом, хотел остаться в стороне? Такое желание, вполне понятное тогда, сейчас теряло всякий смысл.

Мои размышления были прерваны появлением хорошенькой горничной.

Да, миссис Фоллиот дома. Меня проводили в гостиную, и я с любопытством огляделся. В большой полупустой комнате стояли неплохие старинные фарфоровые фигурки и лежали красивые вышивки. При этом шторы и чехлы на мебели выглядели поношенными. Как ни взгляни, но эта комната, без сомнения, принадлежала леди.

Когда миссис Фоллиот вошла в комнату, я оторвался от изучения Бартолоцци, висевшего на стене.

– Доктор Шеппард, – неуверенно произнесла она.

– Именно так меня зовут, – ответил я. – Прошу прощения, что побеспокоил вас без приглашения, но мне нужна информация об одной горничной, которая раньше работала у вас. Ее имя Урсула Борн.

– Урсула Борн? – с сомнением повторила она.

– Да. Может быть, вы не помните этого имени?

– Нет, нет, конечно, я… я очень хорошо помню.

– Как я понимаю, она ушла от вас около года назад?

– Да, именно так. Вы абсолютно правы.

– И пока она работала у вас, у вас не было к ней претензий? Кстати, а сколько всего она у вас проработала?

– Год или два – сейчас точно не помню. Она… она очень способная девушка. Думаю, что вам она вполне понравится. Я и не знала, что она собирается уходить из «Фернли».

– А вы можете что-нибудь о ней рассказать? – попросил я.

– Что-нибудь о ней?

– Да. Откуда она родом, кто ее близкие – такие вещи…

Лицо миссис Фоллиот окаменело еще больше.

– Я ничего этого не знаю.

– А у кого она работала до вас?

– Боюсь, что не припомню.

Сейчас ее волнение подчеркивалось неожиданно появившимся гневом. Она откинула голову назад жестом, который показался мне смутно знакомым.

– А так ли уж необходимы все эти вопросы?

– Совсем нет. – Я притворился удивленным и слегка виноватым. – Не думал, что для вас это будет неприятно. Приношу вам свои извинения.

Гнев исчез, и она опять превратилась в смущенную женщину.

– Нет, я совсем не против! Уверяю вас. Почему это должно быть мне неприятно? Просто… просто, понимаете, все это выглядит несколько странно. Вот и всё. Просто несколько странно.

Практикующий врач почти всегда может точно определить, когда ему лгут. По манере миссис Фоллиот вести беседу было очевидно, что она не хочет отвечать на мои вопросы, и не хочет очень активно. Было понятно, что она сильно расстроена и чувствует себя не в своей тарелке. За всем этим пряталась какая-то загадка. Мне миссис Фоллиот показалась женщиной, совершенно не приспособленной ко лжи – и именно поэтому так неловко себя чувствовавшей, когда лгать все-таки приходилось. Заметить это был способен даже ребенок.

Но мне также было очевидно, что больше она ничего не скажет. Какая бы тайна ни окружала Урсулу Борн, от миссис Фоллиот я о ней ничего не узнаю.

Признав поражение, я еще раз извинился за вторжение, взял шляпу и удалился.

Заехав по дороге к паре пациентов, я появился дома около шести часов вечера. Кэролайн сидела рядом с кучей использованных чайных принадлежностей. На лице у нее было написано с трудом подавляемое волнение, которое мне было так хорошо известно. Так она выглядела только тогда, когда ей не терпелось что-то сообщить или задать какой-нибудь вопрос. Я только не мог понять, что она хотела именно сейчас.

– У меня была очень интересная вторая половина дня, – начала Кэролайн, когда я погрузился в свое любимое кресло и вытянул ноги навстречу согревающему пламени камина.

– Правда? – спросил я. – Что, заходила мисс Ганнет?

Мисс Ганнет – одна из наших основных сплетниц.

– Можешь попробовать еще раз, – сказала Кэролайн с очевидной самоуверенностью.

Я попробовал еще несколько раз, постепенно перебрав всех членов ее разведывательной бригады. Каждую фамилию моя сестрица отвергала триумфальным покачиванием головы. В конце концов она сама выдала мне эту информацию.

– Месье Пуаро! – сказала она. – Что ты об этом думаешь?

Думал я много чего, но делиться этим с Кэролайн не стал.

– А зачем он приходил? – спросил я вместо этого.

– Конечно, для того, чтобы увидеть меня. Он сказал, что так как хорошо знает моего брата, то есть тебя, то надеется, что ему будет позволено познакомиться с его очаровательной сестрой… то есть с твоей очаровательной сестрой… ну вот, я окончательно запуталась… но ты меня понял.

– И о чем же он говорил?

– Он мне много чего рассказал о себе и о своих расследованиях. Ты знаешь, что князь Павел Моранский женился на танцовщице?

– Да неужели?

– Я читала об этом очень интересную заметку в «Светских слухах» несколько дней назад. Там намекалось на то, что в действительности она русская великая княжна, которой удалось сбежать от большевиков. Так вот, оказывается, месье Пуаро удалось раскрыть ужасную тайну одного убийства, которая угрожала им обоим. Князь Павел не знал, как его отблагодарить.

– Он вручил ему булавку для галстука с изумрудом размером с яйцо зуйка?

– Он об этом ничего не сказал. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, – ответил я. – Я думал, так всегда делается. По крайней мере, в детективных романах. У супердетективов комнаты всегда забиты рубинами, жемчугом и изумрудами, которые им дарят клиенты из королевских семей.

– Было очень интересно услышать обо всем этом от непосредственного участника, – благодушно заметила моя сестра.

Для Кэролайн – несомненно. Я не мог не восхищаться прозорливостью месье Эркюля Пуаро, который из великого множества своих дел смог выбрать именно то, которое будет особенно интересно для пожилой леди, живущей в небольшой деревне.

– Так он подтвердил, что танцовщица – это настоящая великая княжна?

– Он не имел права этого говорить, – с важным видом ответила Кэролайн.

Я задумался, сколько Пуаро пришлось присочинить, когда он общался с моей сестрицей, – может быть, и совсем ничего. Ведь все свои намеки он наверняка сопровождал движениями бровей и пожиманием плеч.

– После такого рассказа, – заметил я, – ты была готова есть у него с руки.

– Не будь злым, Джеймс. Не понимаю, где ты нахватался этих ужасных выражений.

– Наверное, там, где пролегает моя единственная связь с внешним миром, – у своих пациентов. К сожалению, я не практикую среди королевских семей и высокородных русских émigrés…

Кэролайн подняла очки на лоб и внимательно посмотрела на меня.

– Ты сегодня какой-то слишком брюзгливый, Джеймс. Это печень. Прими на ночь одну голубую таблетку.

Если б вы увидели меня в моем доме, то никогда бы не подумали, что я доктор медицины. Кэролайн сама решает, какие лекарства принимать – как мне, так и ей.

– К черту печень, – произнес я с раздражением. – А об убийстве вы говорили?

– Ну конечно, Джеймс. О чем еще здесь говорить? Я смогла раскрыть месье Пуаро глаза на некоторые вещи. Он был мне очень благодарен. Сказал, что я прирожденный детектив и прекрасно разбираюсь в психологии людей.

Кэролайн была в точности как кошка, которая под завязку наелась жирной сметаны. Казалось, еще немного, и она замурлычет от удовольствия.

– Он очень много говорил о маленьких серых клеточках и об их функциях. Сказал, что у него они высшего качества.

– Не сомневаюсь в этом, – заметил я с горечью. – Скромность отнюдь не относится к числу его достоинств.

– Как было бы хорошо, Джеймс, если бы в тебе было поменьше этого американского. Месье Пуаро считает, что Ральфа необходимо найти как можно скорее. Или он должен появиться сам и ответить на все вопросы. Еще он сказал, что отсутствие Ральфа отрицательно скажется на результатах досудебного расследования.

– И что ты на это сказала?

– Я с ним согласилась, – произнесла Кэролайн важным голосом. – И еще я рассказала ему, что люди говорят об этом уже сейчас.

– Кэролайн, – резко спросил я свою сестрицу, – а ты рассказала месье Пуаро, что подслушала в лесу?

– Конечно, – значительно сказала она.

Я вскочил и стал ходить по комнате. Наконец резко бросил:

– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Ты просто затягиваешь петлю на шее Ральфа Пейтона, и это так же верно, как и то, что сейчас ты сидишь напротив меня.

– И совсем нет, – сказала Кэролайн, совсем не разволновавшись. – Я была удивлена, что ты сам не рассказал ему этого.

– Я специально постарался этого не делать, – ответил я, – потому что этот парень мне нравится.

– Мне тоже. Именно поэтому я считаю, что ты говоришь глупости. Я не верю, что Ральф совершил убийство, поэтому правда никак не может ему повредить; и кроме того, мы должны всячески помогать месье Пуаро. Только подумай: скорее всего, Ральф был с той девушкой всю ночь, а если это так, то у него прекрасное алиби.

– Если у него такое прекрасное алиби, – огрызнулся я, – то почему он не появится и не расскажет о нем?

– Потому что это может бросить тень на девушку, – с видом превосходства объяснила мне Кэролайн. – А вот если месье Пуаро разыщет ее и разъяснит ее обязанности, то она придет сама и снимет с Ральфа все обвинения.

– Мне кажется, Кэролайн, что ты себе выдумала какую-то романтическую волшебную сказку, – заметил я. – Я всегда говорил тебе, что ты читаешь слишком много макулатуры. – Снова опустился в кресло. – Пуаро задавал тебе еще какие-нибудь вопросы?

– Только о пациентах, которые были у тебя в то утро.

– О пациентах? – Я не поверил своим ушам.

– Ну да. О пациентах, которые приходили на операцию. Кто это был и сколько их было.

– И ты хочешь сказать, что смогла ответить на этот вопрос? – Мой голос звучал требовательно.

Кэролайн была неподражаема.

– А почему нет? – с гордостью спросила она в ответ. – Из этого окна я вижу всю дорожку к хирургическому кабинету. А память, Джеймс, у меня отличная. Гораздо лучше, чем у тебя, позволь заметить.

– Я в этом не сомневаюсь, – механически пробормотал я себе под нос.

А моя сестрица продолжала, загибая пальцы:

– Старая миссис Беннет; мальчик с фермы с повреждением пальца; Долли Грайс, которой надо было вынуть иголку из пальца; этот американский стюард с корабля… Дай подумать – я насчитала четырех… Ах да, еще старый Джордж Эванс со своей язвой. И, наконец…

Она важно замолчала.

– Ну же, говори!

Для Кэролайн настал момент высшего триумфа. Из-за бесчисленного количества звуков «с» в середине имени оно прозвучало как шипение змеи.

– Мис-с-с-с Рас-с-с-сел!

Кэролайн откинулась на спинку кресла и со значением посмотрела на меня, а если моя сестрица смотрит на кого-то со значением, то не заметить этого нельзя.

– Не знаю, что ты хочешь этим сказать. – Мои слова прозвучали совсем лживо. – А почему мисс Рассел не может проконсультироваться по поводу своего больного колена?

– Больное колено, – передразнила меня Кэролайн. – Полная ерунда! Колено у нее болит не больше, чем у тебя или у меня. Ей нужно было совсем другое.

– И что же, по-твоему? – поинтересовался я.

Кэролайн пришлось признаться, что этого она не знает.

– Но можешь быть уверен, именно это-то и интересовало его больше всего – я имею в виду месье Пуаро. В этой женщине есть что-то скользкое, и он это прекрасно понимает!

– Именно это мне и сказала вчера миссис Экройд, – подтвердил я. – Что в мисс Рассел есть что-то скользкое.

– А-а-а! – многозначительно произнесла моя сестра. – Как же. Еще одна!

– Еще одна – кто?

Однако Кэролайн не стала ничего объяснять. Она просто несколько раз кивнула, свернула свое вязание и отправилась наверх, чтобы надеть шелковую блузку с высоким воротом и золотой кулон – это называлось у нее переодеться к обеду.

Я остался сидеть, глядя на пламя камина и обдумывая слова Кэролайн. Действительно ли Пуаро нужна была информация о мисс Рассел или это была интерпретация моей сестрицы, которую она просто подогнала под свое собственное суждение?

В то утро в манерах мисс Рассел не было ничего, что могло бы вызвать подозрение. И тем не менее…

Я вспомнил разговор о наркотиках, с которого она перевела беседу на яды и отравления. Но в этом не было ничего такого – ведь Экройда не отравили. И все-таки это было странно…

Я услышал язвительный голос Кэролайн, прозвучавший с верхней площадки:

– Джеймс, ты опоздаешь к обеду.

Подбросив угля в камин, я послушно поднялся наверх.

При любых обстоятельствах в доме важно сохранять мир.