Девушке было лет девятнадцать. Соломенно-белесые волосы падали в беспорядке на плечи, на лицо, на белое хлопковое платье. Девушка казалась призраком. Ее глаза были белесы, как волосы Соломона, и, казалось, глядели сквозь него.

«Слепая, – подсказала память. – Элли Такер – слепая».

Многозарядный дробовик в ее руках смотрел дулом то туда, то сюда, поворачиваясь в такт походке. Соломон понял: девушка чувствует, что внутри сарая кто-то прячется, хоть и не может видеть.

– Я знаю, что ты здесь! – объявила она. – Я стреляю лучше, чем большинство зрячих, причем на слух. Так что не пытайся дергаться. Я вызвала полицию. Они скоро приедут, так что лучше тебе не мучить моего папу.

У Соломона побежали по спине мурашки. Если скоро приедут копы – надо удирать отсюда. Он посмотрел на дробовик. Легендарный «Винчестер M12» двадцатого калибра, точный бой на пятьдесят футов, пять патронов в магазине и один в патроннике. И ружье наверняка заряжено полностью.

Соломон взглянул на кораль. Сириус пил из поилки футах в двадцати от двери. Слишком далеко. Проскользнуть беззвучно не получится. Но если и подойдешь к лошади, все равно будешь в досягаемости картечи. Вне сомнений, жеребец подаст голос или стукнет копытом. Возможно, если броситься наутек, девушка позволит убежать, оставит преследование копам. Соломон внимательно изучил то, как она держит оружие: крепко и уверенно, будто оно – часть тела. Несомненно, умеет стрелять. Но станет ли?

Девушка остановилась, склонила голову набок, прислушиваясь к поскрипыванию сарая, втягивая ноздрями воздух. Ее лицо стало суровым.

– Что ты наделал? – проговорила она хрипло и зло. – Я чую кровь! Что ты сделал?

Стервятник отпрыгнул, потревоженный ее голосом. Девушка обернулась на звук махнувших крыльев и без колебаний выстрелила.

Стервятника взорвало, разметав перья, выплеснув кровавые брызги. Тело покатилось в грязь. Отработанным, безукоризненным движением девушка загнала новый патрон в патронник и, ориентируясь на звук умирающего эха выстрела, повернула голову в ту сторону, где лежал растерзанный труп птицы.

Соломон уловил доносящийся издалека вой сирен. Элли тоже его услышала. Дуло ружья повернулось и нацелилось в точку лишь чуть-чуть правее Соломона. Решила продержать его до приезда копов или попросту застрелить? И то и другое – скверно. Соломон посмотрел на грузовичок. Спрятаться можно только за ним. Но слишком далеко. Соломон глубоко вдохнул, болезненно ощущая каждый звук. Вой сирен стало громче. Ствол ружья описывал дуги, захватывающие место, где стоял Соломон. Потом с дальней стороны двора заржал Сириус, и ствол ружья дернулся в ту сторону.

– Элли! – крикнул Соломон, переключая внимание на себя.

Ствол крутнулся назад. Соломон отпрыгнул в момент, когда ружье оглушительно грохнуло, стряхнув пыль с потолочных балок, изрешетив стойло за его спиной. Соломон упал на пол, перекатился вперед, одним движением вскочил на ноги. Щелкнул передергиваемый затвор. Представилось, как девушка вслушивается в дробь шагов, ведет стволом за ними – словно подавая на него команды с радара. Эх, жаль, что не босиком. Босые ноги не так шумят, ступая по земле. Девушка догадается, что убегающий направляется к грузовичку, и если она и в самом деле такой хороший стрелок, каким объявила себя, то прицелится на упреждение. Он этой мысли Соломон застыл как вкопанный, и в сарае тут же снова раскатился грохот, а со стены впереди посыпалась щепа.

Соломон снова кинулся вперед, прыгнул, упал наземь и чуть успел коснуться земли, когда четвертый выстрел сорвал номер с заднего бампера. В ноге вспыхнула боль. Соломон сильно ударился оземь, перекатился. Теперь его заслонял от Элли мотор машины. На сапоге остались вмятины от дроби. Она не пробила прочную кожу, но ударила очень болезненно. Хотя ничего страшного. Бежать по-прежнему можно – если получится, конечно.

Опустив голову, Соломон заглянул в темный, пахнущий маслом и бензином просвет между машиной и полом. Элли крепко уперла босые ступни в землю, развернулась боком. Похоже, все еще держит грузовичок на мушке. Сирены громче. На то, чтобы удрать, осталось всего несколько минут. У девушки в дробовике еще два патрона. Если побежать, она обязательно подстрелит. Если дождаться полицейских, те обязательно передадут добычу тому, кто лазил по дому Холли с пистолетом в руке. Удрать нужно за следующую минуту. Либо не удерешь вообще.

Он осмотрелся в поисках того, что можно было бы кинуть, отвлечь внимание. Но пол совершенно чистый. Может, снять сапоги и бросить их? Но они уже спасли от ран.

Выли сирены. Элли не двигалась. Делать нечего – Соломон ухватил ручку дверцы, и та со скрипом открылась.

– Украдешь машину моего папы – убью! – предупредила Элли.

Не слишком расхолаживающее заявление. Она все равно выстрелит.

Соломон заглянул внутрь, увидел торчащий в замке ключ и вознес хвалу Богу за сельское простодушие и честность. Вытянулся, налег на сиденье – его пружины больно врезались в тело, – протянул руку и, звякнув, повернул ключ в замке зажигания. Мотор кашлянул, но не завелся. Весь мир стеклянно, переливчато засверкал – выбитое дробью стекло окатило кабину. Предположив, что противник сидит в водительском кресле, Элли взяла выше. Соломон повернул ключ снова, мотор опять закашлялся – и завелся! Большой V-образный восьмицилиндровик затряс грузовик, сбрасывая с капота стекло.

Метнувшись вперед, Соломон выскочил из кабины за мгновение до того, как дробь разодрала сиденье, где он только что лежал. Покатился, оттолкнулся, встал на ноги, побежал из тени на солнце, к своему коню. За спиной снова лязгнул затвор, сухо щелкнуло – боек ударил в пустоту. Патроны кончились.

Жеребец отдернул голову, отпрянул. Спокойнее, а то Сириус убежит. Сирены совсем близко. Полицейские машины везут людей с оружием – причем полностью заряженным. Соломон схватил коня за гриву, взгромоздился на спину, уселся так, чтобы не упасть, развернул лошадь.

И остановился.

Когда копы прибудут, они не смогут преследовать на машинах. Зато смогут верхом. Соломон направил жеребца к воротам, скинул ногой петлю, закрывавшую их, распахнул створки.

Лошади внутри зафыркали, заржали, отпрянули, предпочитая знакомую тюрьму кораля страшной неизвестности свободы. Соломон заставил Сириуса подъехать, потеснить табун к выходу. Кони идти не хотели, закатывали глаза, но потом один запаниковал и кинулся прочь, остальные – следом. Земля затряслась от грохота копыт. Табун высыпал наружу, рассеялся по пустыне, торопясь ускакать подальше от ранчо.

Ткнув пятками жеребца, Соломон последовал за беглецами. Краем глаза заметил: во двор заехала, поднимая клубы пыли, полицейская машина. Элли стояла, склонив голову, растерявшаяся от шума. Жаль, не получилось передать ей то, что сказал перед смертью Бобби Галлахер. Что последним его словом было ее имя. Возможно, еще один шанс появится позже. Но сейчас надо удирать.

Соломон догнал бегущих последними лошадей, низко пригнулся, чтобы преследователи не поняли, на каком именно он скачет коне, и погнал галопом, держась вровень с табуном, пока ранчо не скрылось из виду и пустыня не поглотила Соломона и Сириуса.