Глава 5
Аэродром

Отобрал двух парней, вместе с самим уже трое, да еще радист будет. Вчетвером передвигаться по густонаселенной немецкой земле сложно. Любой немец из гражданских, если их увидит, позвонит в полицию или гестапо, сядут на хвост с собаками, и задание сорвется. Игорь, как и разведчики, прекрасно это понимал. На советской территории, когда она оккупирована была, наши люди, из местных, помогали. А в Германии что гражданские, что воины – враги. В разведке правило было. Если находишься в чужом тылу и тебя случайно увидели, убей. Старик, женщина, ребенок – не играет роли. Жестко, даже жестоко, но разведка – не дом милосердия, только так можно выполнить задание и тем самым спасти положение, а то и тысячи солдатских жизней.

К вечеру группа готова была, получили продукты, ракетницы с патронами. Игорь гранат Ф-1 взял с десяток. Тяжел сидор получился, но если заброска парашютным способом, это экономит время и силы. Старлей из отдела привел радиста – молодого парня. Игорю возраст его не понравился, был уже прецедент в недавнем прошлом, но выбирать не приходилось. Разведчики в маскировочных костюмах, такой же подобрали радисту.

– Как звать-то?

– Мама Васей назвала.

– Рацию проверял? За линией фронта ремонтной базы нет.

– Работает.

– С парашютом десантировался?

– Было один раз.

Уже хорошо, какой-то опыт. Но мандраж у всех был. Только одни умело его скрывают. Сам по себе прыжок с парашютом мог принести кучу неприятностей, приземлись в темноте на дерево или угоди в реку, озеро. Да и немецкий тыл не санаторий с диетической едой и ласковыми нянечками.

Как темнеть начало, пришел майор.

– Готовы? Тогда на выход.

Ехать к аэродрому пришлось в наш тыл. Погрузились на заслуженного трудягу «ЛИ-2». Самолет почти сразу взлетел. Экипаж в кабине сидел, моторы прогреты. Десять минут лету, и линию фронта пересекли. Еще через двадцать минут заморгала лампочка на переборке кабины.

– Встали, карабины на тросе застегнули, – приказал бортмеханик. Поплотнее надо, тогда близко друг от друга приземлитесь.

Три раза крякнул ревун. Бортмеханик открыл дверь. Сразу ветер ворвался, рев моторов. За бортом темень, пустота.

– Пошел!

Игорь прыгнул первым. Почти сразу легкий хлопок вытяжного парашютика, затем сильный рывок раскрывшегося основного парашюта. Этого момента Игорь ждал и боялся. Не дай бог, если бы парашют не раскрылся, десантировали без запасного. Впереди, на груди, сидор висит и автомат, отечественный «ППС», для разведчиков или танкистов, самое то, размер небольшой. Пока вертел головой, высматривая парней, земля надвинулась стремительно. В последний момент ноги в коленях согнул – и удар. Повалился боком, потянул стропы, гася купол. Потом скомкал его, расстегнул ремни подвесной системы. Первое, что надо сделать – собрать всю группу, потом спрятать парашюты и уходить от места выброски как можно скорее. Кто-то из жителей мог слышать звук авиамоторов, видеть белые купола в небе. Двое разведчиков отыскались быстро, сами на него вышли. А радиста не было. Оставив сидоры и парашюты, искали радиста битый час. Как сквозь землю провалился? Отсутствие рации ставило группу в тяжелое положение. Ну, обнаружат они аэродром, а дальше? Как связаться с нашими?

Не знал Игорь, что задание их было невыполнимо уже в момент покидания самолета. Радист, прыгавший последним, сделал это неудачно. Крутнуло его потоком воздуха, головой ударился о рули высоты. Купол парашюта открылся, но на землю опустилось уже мертвое тело, причем отнесло его далеко от приземления всей группы. Надо было принимать решение, группа не может долго находиться на месте высадки. Игорь старший, вся ответственность на нем. Вариантов два – продолжать выполнение задания с неясным финалом и второй – возвращаться к своим. Без радиста в данном случае как без рук.

Игорь отдал приказ:

– Уходим в предполагаемый район.

Район был определен вокруг города Хойерсверда. От места выброски на север десяток километров. Ближе выбросить разведчиков было нельзя, там пролегало шоссе. Около полукилометра несли парашюты, пока удалось спрятать их в воронку, потом разрыхлить землю и забросать их. Для верности еще утоптали ногами. За пару часов удалось подойти к городу. Залегли в пределах видимости городских окраин. Игорь решил не торопиться. Аэродром должен быть поблизости. Если самолеты взлетают или садятся, их будет видно и слышно. Гул реактивных турбин не спутаешь с другим звуком, уж он-то знал.

Подхарчились, поспали по очереди. Обычно самолеты вылетают на задание утром, когда отличная видимость. А не было самолетов, хотя один разведчик всегда оставался наблюдать. Соврал немец? Когда стемнело, решился обойти город. Сделали кольцо и ничего не обнаружили. Аэродром, пусть даже полевой, не коробок спичек. Взлетно-посадочная полоса, топливохранилище, стоянки самолетов, склад боеприпасов, командно-диспетчерский пункт, пусть и импровизированный. Где полоса? Нет ее. Видел Игорь немецкие полевые аэродромы. Взлетная полоса, для того чтобы можно было пользоваться ею в ненастную погоду, имела покрытие из перфорированных железных листов, сцепленных между собой. Даже в ливень на такую можно садиться самолету. У наших такого не было. Как непогода, самолеты вязли в грязи, полеты прекращались.

Игорь не отчаивался. Его группе задали район, надо искать. Поэтому самолет-разведчик не смог обнаружить аэродром, его не было. Прошли на север от Хойерсверды, на день залегли. Наблюдение не дало ничего. Самолеты пролетали, но высоко и были поршневыми. Игорь ночью увел группу на запад, ближе к железной дороге, что вела от Дрездена к Берлину. Остаток ночи решили спать. Уже утром были разбужены. На небольшой высоте – метров пятьсот, прошли два истребителя, именно реактивных «МЕ-262», набрали резко высоту.

– Вот они! – ткнул пальцем в самолеты Епифанцев.

– Значит, аэродром там! – показал рукой Крылов, второй разведчик.

Захотели было поспать, да не уснули. С малым промежутком над их головами взлетели попарно два десятка истребителей. Реву много, только глухой не услышит.

– Ночью идем к аэродрому, – сказал Игорь. – А теперь можете отдыхать.

Было чувство удовлетворения, от того, что аэродром рядом. И горечь. Видит око, да зуб неймет. Как нашим сообщить? Даже если захватят бронетранспортер, машину или другую технику с рацией, с нашими связаться нельзя. Немцы используют длинноволновые радиостанции, а наши коротковолновые. И кроме того, неизвестны частоты, позывные, пароль. Все это пропало вместе с радистом. Игорь пока сам не знал, зачем им приближаться к аэродрому. Самолеты посчитать? Определить, где стоят зенитные батареи? Но он был упрям в достижении цели. Глядишь, что-нибудь придет на ум.

Уже в темноте добрались до аэродрома. Полетов не было, но жизнь на аэродроме не затихала. Оружейники пополняли боекомплект, топливозаправщики подвозили керосин, тянуло характерным запахом. Механики ковырялись в двигателях, опробовали. Над аэродромом периодически разносился вой двигателей.

– Они что, всю ночь у самолетов шастать будут? – поинтересовался Крылов.

– Черт его знает. Спать-то они должны.

Только далеко за полночь аэродромный люд угомонился. Вдоль стоянок стал прохаживаться часовой. Самолеты далеко друг от друга, в полусотне метров, укрыты маскировочными сетями. Сверху, с самолета-разведчика, не больно-то и разглядишь.

– Чего делать будем? – задал Игорь сакраментальный вопрос.

– Взорвать бы все, – вскинулся Епифанцев.

– Как? Предложи.

– Думать надо.

– Часового можно снять, беру на себя.

Повисла тишина. Взрывчатки не было, рации тоже, стало быть, наша авиация не поможет. Выход один – самим.

– У меня есть десяток лимонок, – как бы между прочим сказал Игорь.

– И у меня две, – поддержал Крылов.

– И у меня пара.

Четырнадцать гранат, уже неплохо.

– Значит, так. Завтра весь день наблюдаем за аэродромом. Меня интересует – где отдыхают летчики и механики и где караулка. А сейчас отдыхать.

Спали двое, один на часах стоял. Правила выживания в чужом тылу никто не отменял. Как только рано утром, еще в предрассветных сумерках, на аэродроме стали прогревать моторы, все проснулись. Все равно от шума не уснуть. Игорь к биноклю приник. Небольшой, цейсовский, восьмикратный, полевой, снятый с убитого Игорем офицера, здорово выручал. Он старался определить, где отдыхают летчики. Пилоты – самый дорогой и затратный род военнослужащих. Пилота быстро не подготовить и много сил и материальных средств надо потратить на подготовку. Он верно рассудил – убей пилота, и самолет не взлетит. А подготовить нового у Германии уже нет времени. Летчик – элита вооруженных сил, хоть в люфтваффе, хоть в морском флоте, куда относились гидросамолеты.

Все же засек. На краю аэродрома старое кирпичное одноэтажное здание. Оттуда вышла группа военных, проследовала в столовую. Определить ее можно по дымам из труб. После военные разошлись по стоянкам. А потом пошли полеты. Самолеты взлетали парами. Четверть часа, и аэродром опустел. Теперь в столовую направились механики.

У Игоря начал складываться план. Одному разведчику надо снять часового, кидать под самолеты гранаты, все на бегу, чтобы не зацепили свои осколки. Еще одному расстрелять летчиков. Понятно, они при пистолетах и могут дать отпор. Пару гранат придется потратить, чтобы подавить сопротивление. А третьему разведчику придется заняться караульной командой. Ему тоже пару гранат необходимо. Караул – из солдат батальона охраны, у них и автоматы и пулеметы на вышке. Механики, техники и прочий технический персонал не так страшны, вооружены пистолетами и воевать в пехотном бою не обучены. Вполне по силам уничтожить десяток самолетов и летчиков. Для истребительного полка урон очень весомый. Хотя полк у немцев или другое подразделение, он этого не знал, не приходилось сталкиваться. Еще высмотрел две зенитные батареи. Одна малокалиберная, счетверенные «Эрликоны», у другой пушки серьезные, 88-мм. Такие же на «Тиграх» стоят, только в танковом варианте.

Прикинул. Если действовать быстро и время подобрать, скажем, два часа ночи, когда пилоты спят и на аэродроме только часовые, вполне может получиться. А потом под шумок свалить. Хотя в душе в отходе сомневался. Разведчиков трое, а немцев, если считать пилотов, техперсонал, караул и зенитчиков, – сотни три. Расклад плохой, даже очень. Но глаза боятся, руки делают. Понятно, с началом боя немцы подмогу вызовут, но прибудет она, даже если какая-то пехотная часть недалеко, через полчаса. Солдат по тревоге поднять надо, подвезти на грузовиках, офицеру разобраться в ситуации и поставить задачу. В общем – шанс есть, небольшой, риска много и силы неравны. Но они воины и пришли на чужую землю разгромить врага, покарать, а не отсиживаться. И каждый из трех хоть на секунду, на минуту приблизит победу.

Ближе к вечеру посвятил разведчиков в план. Те подумали, кивнули.

– Годится. Кого куда определишь?

– Крылов, тебе к караулке. Пару гранат в окна и стреляй всех, кто шевелится. Епифанцев, ты часового снять хотел? Охота пуще неволи. Забираешь мои восемь гранат и свои две. Снял часового, бежишь вдоль стоянки и под каждый истребитель по гранате. Можешь в кабину забросить, они у всех самолетов открыты, а можешь в двигатель засунуть. Самолеты ночью уже заправленные стоят, думаю – полыхнут.

– А ты, старшина?

– Пилотами займусь. Без летчика самолет – дорогая недвижимость.

– По какому сигналу начинаем?

– Ориентируемся на два часа ночи. Как только Епифанцев первую гранату взорвет, остальные начинают.

– Где встречаемся после?

Раз спросили, значит, верят в то, что вернутся. Хороший вопрос.

– Здесь же. Как каждый выполнит задачу или без боеприпасов останется, сюда. Как соберемся, сразу уходим. Вопросы?

– Вроде нет.

Планы составлять все мастера. Как говорится – гладко было на бумаге, да забыли про овраги. И в план Игоря вмешалась случайность. Около одиннадцати поужинали, все в сидорах меньше груза тащить. При ранении в живот это плохо. Но вытащить раненого из глубокого тыла к своим нереально. При таком ранении лучше застрелиться, чтобы не мучиться. При ранении в живот перевязка не поможет, только операция.

Связи между разведчиками при выполнении акции не будет никакой – ни видимой, жестами, ни голосом.

– Приступаем, – посмотрев на часы, сказал Игорь.

Поползли к колючке, окружающей аэродром. Сразу за ней пути их разошлись. Игорю вправо, Епифанцеву прямо, к стоянкам самолетов, Крылову влево, к караулке. За него Игорь опасался больше всего. В караулке солдаты, рядом зенитная батарея, оттуда караульным помощь прийти может.

Но теперь каждый разведчик сам за себя. Сам себе воинский начальник и подчиненный. Игорь добрался до казармы летчиков, залег недалеко. Как только раздастся первый взрыв гранаты, он метнет лимонку в окно. Для тяжелой гранаты стекло не препятствие. А после взрыва он должен ворваться внутрь и косить из автомата все, что шевелится. Он поглядывал на часы. По всему – Епифанцев в эти минуты должен снять или уже успел убить часового. До слуха донесся легкий рокот мотора сверху. Самолет? Ночью? Так с аэродрома часов шесть никто не вылетал. Да и звук как у швейной машинки или газонокосилки, не реактивного самолета. Тем не менее летательный аппарат сделал круг над аэродромом, невидимый в темноте. Потом послышался свист бомбы и жахнуло. Сразу рядом с зенитной батареей вспыхнул прожектор. Луч его потянулся вверх. И только сейчас Игорь сообразил – над немецким аэродромом кружил наш «У-2», легкий ночной бомбардировщик. Вот теперь время действовать. После первого взрыва немцы покинут казармы, бросятся в укрытия. Епифанцев как будто услышал Игоря. Хлопнула граната, и сразу всплеск огня.

Игорь сорвал чеку, метнул гранату в окно, прижался к стене. Ахнуло сильно. Из оконного проема полетело стекло, выбило раму. Из казармы раздались крики – боли, тревоги. Игорь сорвал с плеча автомат, взвел затвор, подскочил ко входу. Обернулся к аэродрому. Там с равным промежутком, секунд в десять-пятнадцать, рвались гранаты. Времени как раз Епифанцеву перебежать от одной стоянки к другой. Зенитчики решили, что это с «рус-фанер» сбросили бомбы малого калибра. Включился еще один прожектор. Зенитчики пока огонь не вели, не поймав цель в луч прожектора. Вспыхнула автоматная стрельба у казармы караула, бухнули несколько винтовочных выстрелов, потом взрыв. Крылов воюет, пока все идет по плану.

Игорь распахнул дверь в казарму летчиков, дал очередь веером. В казарме темно, но в кого-то попал, слышно было, как немцы упали на деревянный пол. Игорь сорвал чеку со второй, последней гранаты, кинул подальше в глубь коридора, заскочил за стенку снаружи. Взрыв, из казармы повалил дым, взрывной волной выбило двери. Снаружи шум, Игорь подбежал к углу. Уцелевшие летчики выпрыгивали из окон в одном белье. Игорь стал стрелять. Одна очередь, вторая, третья. Белье пилотов – белое, шелковое, хорошо было видно, дистанция невелика. Уложил всех. Кинулся к другой стороне дома, а она глухая. Надо в казарму, добить всех. И не потому, что он такой кровожадный. Каждый пилот – это вышколенный профессионал, это угроза нашим войскам с неба, против самолета беззащитен и пехотинец и танк.

Ворвался в казарму, остановился, прислушался. Из угла стоны. Игорь дал туда, на звуки, очередь. Стоны стихли. Зажечь бы свет в казарме, да невозможно. Если найдет выключатель, лампочки все побиты осколками или взрывной волной.

Похоже, свое дело он сделал. Выбрался наружу. На стоянке взрывы гранат не слышны, зато аэродром освещен пламенем горящих самолетов. Сверху стрекот самолета. Пилоту нашего «У-2» теперь отлично видна стоянка. Самолетик развернулся, сбросил на уцелевшие истребители две бомбы, заложил вираж. Наверное уходить решил, израсходовав боезапас. На мгновение попал в луч прожектора. Тут же к самолету метнулся луч второго прожектора, самолет попал в перекрестье. С зенитной батареи раздались выстрелы «Эрликонов». Били сразу из нескольких малокалиберных автоматов. Высота и скорость самолета невелики, видно было, как трассирующие очереди ударили по фюзеляжу. Самолет резко пошел вниз. Не падал, а снижался. Летчик пытался снижением сбить пламя и одновременно уйти с линии огня. На малой высоте угловая скорость велика, и расчеты зениток упустили цель. Самолетик пропал из виду. Игорь резонно полагал, что «У-2» до линии фронта не дотянет, но летчики могут покинуть горящий самолет на парашютах. Стрельба стихла. Целы его парни или погибли? В последнее верить не хотелось. Игорь сменил магазин на полный, стал пробираться к месту сбора. Как только стрельба и взрывы прекратились, из всех укрытий вылез аэродромный люд. К горящим самолетам с воем сирены помчалась пожарная машина, к стоянкам бежал техперсонал. В это время начали взрываться от высокой температуры боеприпасы в самолетах. Сильные хлопки, разлетающиеся куски обшивки самолетов. Крики персонала, команды отойти подальше. Одним словом – хаос. Наверняка немцы думали, что операция по уничтожению аэродрома хорошо спланирована, поскольку появление нашего легкого ночного бомбардировщика и автоматная стрельба в разных точках аэродрома совпали. В хаосе удалось выбраться с аэродрома, пролезть под колючей проволокой.

– Старшина, ты? – окликнули его.

– А кого ты еще ждешь?

Игорь узнал по голосу Епифанцева.

– Крылова нет.

– Подождем немного, хотя бы десять минут.

Крылов должен был задержать караульную команду, задача непростая, учитывая значительное превосходство противника в живой силе.

– А здорово мы им врезали! Не меньше половины самолетов уничтожили. Сейчас бы наши штурмовики сюда, хоть парочку.

– Размечтался!

С «У-2» связаться со штурмовиками или штабом не могли, не было на легком самолетике рации, так что помощи ждать не приходилось.

Вместо десяти минут ждали Крылова пятнадцать. Надеялись – выберется. Но и ждать опасно. Немцы налет на аэродром не простят. Они четко слышали автоматную стрельбу, обнаружат своих убитых. И не от осколков бомб, тогда объяснимо, а с пулевыми отметинами. По множеству гильз сразу поймут, что диверсанты советские были, гильзы на немецкие никак не похожи.

– Уходим! – приказал Игорь.

Сидоры заметно полегчали. Гранат нет, большая часть патронов израсходована. Шагать легче. С шага переходили на бег, когда воздуха не хватало, и пот заливал глаза, снова на шаг. Очень кстати попался широкий ручей. Метров триста шли по нему, опасаясь, что немцы пустят по следу собак. По воде, по вязкому дну бежать тяжело, выдохлись, выбрались на берег, упали. Надо перевести дух. С обмундирования вода течет, как будто бы с головой купались. Десять минут передохнули, вылили воду из сапог и снова бегом. На бегу согреться можно, на себе форму просушить.

– Все, старшина, не могу больше, – прохрипел Епифанцев.

– Привал.

Полежали, отдышались. Люди опытные, в сидорах запасные портянки. Мокрые заменили. Ненамного, но лучше стало. Портянки сухие, а мигом волглые стали от сапог.

– Коля, поднимайся, до рассвета хоть немного пройдем.

Пройти удалось немного, роща чахлая, укрытие неважное, но для продвижения в самый раз. И вдруг щелчок взводимого курка, отчетливо слышимый в тишине, и женский голос.

– Стоять! Руки вверх!

А вот черта лысого! Оба разведчика, не поворачиваясь, упали, откатились в разные стороны.

– Эй! – негромко крикнул Игорь. – Ты кто?

Приказывали им по-русски, да негромко, не кричали. Стало быть – не немцы. И человек этот женщина, причем одна.

– А вы кто?

– Разведка армейская, – отозвался Игорь.

– Пусть кто-нибудь один подойдет, только без оружия и руки кверху, чтобы я видела.

– Больше ничего не хочешь? Чтобы я оружие в чужом тылу бросил? Да пошла бы ты подальше! – не выдержал Николай.

Минутная заминка.

– Не могу я идти, с ногой что-то.

– А сюда как попала?

– На парашюте.

– Ладно, я поднимусь, не стреляй.

Минутная заминка.

Игорь встал. Пустая болтовня – пустая трата времени, которого нет. Оружие не бросил, но руки поднял, медленно вперед пошел. На земле смятый купол парашюта, рядом женщина. По молодому голосу – девушка даже. Лежит на земле, в руке пистолет, в Игоря целится.

– Опусти пистолет, выстрелишь с испугу. Ты не с «У-2»?

– Откуда знаешь?

– Мы на аэродроме диверсию готовили, в это время «У-2» появился, бомбу сбросил. Ну и мы начали. Стоянку самолетов гранатами закидали, из автоматов пилотов постреляли, караульную команду.

– Так это вы были? То-то непонятно было! Сбросили одну бомбу в начале, а взрывы и пламя в другом месте.

– Опусти пистолет!

Во время разговора девушка так и держала перед собой «ТТ». Послушалась, убрала в кобуру.

– А самолет где? Еще одна летчица?

– Я штурман-бомбардир. Самолет дальше протянул, упал и загорелся.

– А летчица выпрыгнула?

– Не видела.

– С ногой что?

– В темноте ногой на сук напоролась. Опереться на ногу не могу, не то что идти.

– Епифанцев – ко мне! – приказал Игорь.

Сам с девушки сапог стянул, начал ощупывать. Подошел Николай.

– Вот так всегда. Стоит старшине одному, без пригляда оказаться, как женщину находит, да еще раздевает!

– Завидуешь? – понял шутку Игорь. – За сообразительность нести ее будешь.

– Старшина, у меня же сидор!

Игорь ногу ощупал. Вроде кости целы, лодыжка опухла. Похоже – вывих. Была – не была. Дернул за стопу, девушка вскрикнула.

– Тихо! Ты что же орешь?

– Больно!

– Терпи!

Игорь портянку на голеностоп туго намотал, сапог натянул. С места падения уходить надо. До рассвета полчаса, с пострадавшей быстро уже не пойдешь. И бросать нельзя – своя, тем более штурман. Да будь она из пехоты, какая разница? Какой он мужик, разведчик, если бойца бросит?

– Епифанцев, давай сюда сидор, бери девушку. По очереди нести будем. Тебя как звать-то?

– Лена.

– Ну вот, покатаешься, как в сказке. Битый небитого везет.

Епифанцев хохотнул.

– Небитый сбитого везет, так вернее.

Игорь впереди пошел, как дозорный. Если встретятся немцы, он Николая предупредить успеет. А случись перестрелка, немцев в сторону уведет. Девушка сейчас – тяжелая ноша, сковавшая передвижение.

Через полчаса на востоке сереть начало. Надо искать укрытие на день, чтобы рассвет не застал в чистом поле. Очень вовремя небольшой по глубине, но длинный овраг попался. Через него мост переброшен. Отличное укрытие. Сползли по пологому склону, устроились под мостом. Главное теперь – тишину соблюдать.

– Ты как? – спросил девушку Игорь.

– Вроде полегче стало.

– Вечером двинемся. А сейчас веди себя тихо, над нами по мосту немцы могут ездить и ходить. Ни звука. Если что надо – шепотом или жестами. А сейчас спи, я на часах.

– Отдыхайте оба. Я все равно не усну. Ногу дергает.

– Лады.

Разведчики отрубились быстро. Сказывалась усталость, вторая бессонная ночь. Но уже по привычке Игорь спал вполуха, вполглаза.

Проснулся часа через три от прикосновения, уже светло. Девушка сигнал подавала. Сразу Николая толкнул. Сверху, с моста, разговор по-немецки. Игорь подполз к началу моста, где пролет к земле подходил. Немцы остановились там, и разговор отчетливо слышен.

– В сгоревшем самолете одно тело обнаружили. Надо искать второго.

Игорь едва не застонал от досады на себя. Парашют девушки они не закопали, так он и остался на месте приземления. А еще себя мнил разведчиком опытным! Промашку допустил, как новичок. От места приземления успели отойти километра на три. Если немцы парашют обнаружат, пустят собак. Аж холодный пот пробил. Но смысла корить себя не было, сделанную ошибку не исправишь.

– Ульрих, говорят, на аэродром нападение было. И не только с воздуха. Целая рота русских диверсантов была. Наших постреляли около полусотни.

– А может, не будем рощу осматривать?

– Начальник полиции спросит.

– А тебе в голову не приходило, что в роще или других укромных местах эти русские диверсанты прятаться могут? Нас застрелят.

– Верно. Войне скоро конец, а мне жить хочется.

– Уезжать надо, подальше от войны.

– Куда? С запада американцы и англичане, с востока русские.

– Куда угодно, лишь бы к русским в плен не попасть. От них пощады не жди. У меня, когда сын по ранению с Восточного фронта приходил на побывку, иллюзий не осталось. Рассказывал он, что карательные отряды и СС на русских землях творили. Русские мстить будут.

Видимо, немцы отошли в сторону, голоса постепенно стихли. Так, выходит – немцы ищут второго члена экипажа, а также группу диверсантов. Плохо. Усилят посты на дорогах, предупредят жителей. Пытаться задержать они не будут, а вот оповестят полицию наверняка. Немцы народ исполнительный. Вдвоем выскользнуть шансов больше, чем с нетранспортабельной летчицей. Игорь подполз к Николаю и девушке.

– О чем болтали? – шепотом спросил Николай.

Он-то в курсе был, что Игорь свободно владеет немецким.

– Ее ищут. А самолет нашли, в нем тело пилота.

Лена слышала эти слова, ладошкой рот прикрыла, на глазах слезы. Николай тоже осознал ошибку с парашютом.

– Твою мать, парашют бросили!

По мосту периодически проезжали машины, проходили люди. Игорь достал карту. Где они хоть находятся? Нашел восточнее тридцать от Гросенхайна похожее место – овраг, мост. До нашей передовой еще верных тридцать пять – сорок километров, да по немецкой земле. Если идти по ночам, да с Леной на горбу, не меньше двух ночей. Сложно, но перейти передовую будет еще сложнее. Но вариантов нет. Сидели под мостом до темноты, уже в сумерках поели из оставшихся припасов. Пока видно было, Игорь стянул с девушки сапог. Голеностопный сустав распух, посинел. Игорь опасался перелома, тогда надо обездвижить кости, в идеале гипсом, на худой конец подручными средствами – примотать две палки к ноге. Прощупал кости – целые. Снова портянку туго замотал, сапог с трудом натянул.

– Попробуй встать на обе ноги.

Конечно, штурману лучше покой дать, чтобы зажило все. Но это уже возможно будет после перехода к своим. Могло быть и хуже.

– Выдвигаемся.

Шли прежним порядком. Только теперь дозорным Епифанцев, а сзади Игорь с девушкой. Она его руками за шею обняла, он ее за ноги поддерживал. Неудобно нести и тяжело. С виду невелика и сложение не богатырское, но за пятьдесят пять кило будет. А еще автомат, нож и пистолет. Сидор Игоря Николай нес. Через час сменились, через четыре часа привал. Выдохлись все. Игорь понял, что его расчеты были слишком оптимистичные. Двадцать километров за ночь не пройти. Только тронулись, километр прошли, как Николай остановился, но знак опасности не подает, к себе подозвал. Игорь подошел. Пред ними грунтовая дорога, столб со щитом и надпись.

– Прочти, чего тут намалевано. А то вдруг минное поле?

Игорь лицом в надпись уткнулся. Фонаря нет, ночь хоть и лунная, но для чтения света не хватает. Кое-как разобрал.

– Охотничье хозяйство, нахождение посторонних на территории запрещено.

– Ну, это для фрицев, нам можно, – заявил Николай.

Табличка старая, добротная, довоенная. Да и кому в голову взбредет охотиться в военное время? Пошли по дороге, так легче. Хоть и грунтовая, но укатанная. И что радовало – по пыльной поверхности не видно следов протекторов, покрышек или обуви. Через час хода добрались до охотничьего домика, так гласила надпись у входа. А по меркам разведчиков – здоровенный немецкий дом, в два этажа. Лену под деревом усадили, вдвоем дом обошли. С тыльной стороны терраса, дверь тонкая, хлипкая. Высадили ее сапогами. Дело уже к утру шло, через час рассветет, все равно укрытие искать надо. А домик подходит, стоит в лесу, на склоне холма. Зашли в дом. Темно, на мебель натыкались.

– Старшина, нет же никого. Обстановку днем разглядим. Давай располагаться.

Вдвоем девушку занесли, уложили на пол в углу, сами недалеко улеглись.

– Николай, ты на часах. Потом я сменю.

В боевой обстановке дежурили по два-три часа, потом сменялись, если группа в три-четыре человека, чтобы все успели отдохнуть. Игорь вырубился сразу. Проснулся от возгласа, сразу за оружие схватился. А Лена в выбитый дверной проем показывает. Игорь автомат вскинул, а там кабанья морда. От движения резкого кабан хрюкнул и исчез.

– Видимо, охотники прикармливали кабанов, чтобы охота добычливой вышла, – пояснил Игорь. – А где Николай?

– На второй этаж пошел.

Уже светло, около десяти часов. Игорь осмотрел зал. Убранство типично немецкое, с охотничьим уклоном. На стене оленьи рога, морда кабана, табличка с фамилиями. Несколько кресел вокруг деревянного стола, длинный диван с кожаной обивкой. А они на полу спали. Сверху по лестнице спустился Николай.

– Да там жить можно! Четыре небольшие спальни. А внизу, кроме зала, кухня есть.

– А вода там есть?

Хотелось пить, да и лицо вымыть, руки. Игорь прошел на кухню. Большая печь, рядом вязанка дров. На полках медные котлы, такие же блюда, явно под дичь. Ощущение, что владельцы только вчера ушли и вот-вот вернутся, если бы не слой пыли. Похоже, в домике не были давно, не менее полугода. Игорь подошел к крану, повернул бронзовую ручку. К его удивлению, пошла вода. Сначала застоявшаяся, с запахом, потом чистая. Он вымыл лицо и руки с мылом, напился вволю. Потом вышел на террасу. Дом стоит на подножии холма, с террасы видно дорогу, по которой они шли и километров на восемь-десять окрестности на восток и юг. Шикарное место для охоты и охотников, в Союзе он такого не видел.

Пора бы и поесть. Игорь на кухню прошел, начал лазать по ящикам. Обнаружил макароны, рис, приправы. Если макароны сварить, да туда тушенки, которая в сидоре была, получится совсем неплохой обед, да горячий. Всухомятку есть надоело.

Разжег печь, тяга хорошая. На плиту два котелка поставил с водой. Из домика вышел, на трубу посмотрел – не дымит ли? Дым сразу выдаст – кто-то в доме есть. А привлекать внимание никак нельзя. Обошлось, дрова сухие, горели жарко, без дыма.

Сварил макарон, слил воду. Масла бы, да нет. Вскрыл банку тушенки, перемешал. А когда второй котелок закипел, бросил щедрую пригоршню чая. Тоже не свой, обнаружил. Вот сахара не нашел. Обед, по фронтовым временам, знатный получился. Втроем за стол уселись, поели не спеша. Насладились чаем, настоящий, вкус терпкий, запах подзабытый. На фронте повар заваривал грузинский, да скупо. Не спеша, под разговор, котелок чая опростали.

– Хорошо немчура живет! – вздохнул Николай.

– Всю Европу ограбили, чего не богатеть, – заметила девушка.

– После войны и мы заживем, не завидуйте. По немецкой земле война пройдет, разрушений много будет. На правах победителей трофеи вывезем, – веско сказал Игорь.

Ему поверили, убедительно говорил. К тому же старшина, к начальству ближе, новости в числе первых узнает. Вздремнули по очереди, ночь впереди бессонная, надо набраться сил.

Как стемнело, вышли из домика. Сначала Лена сама шла. Прихрамывала, но шагала. Неудобно ей обузой себя чувствовать. Но через несколько километров стала замедлять ход.

– Николай, берешь ее на руки. Иначе мы никуда не дойдем.

Игорь двигался в дозоре. Деревни, фольварки обходили стороной. Многие из них уже опустели, жители покинули. Но немецкое командование стягивало силы, пехота на марше, останавливаясь на отдых, занимала пустующие дома. Поэтому приближаться к домам опасались. Но два раза едва не нарвались. За полночь Игорь почти уткнулся в армейскую палатку. Увидел в нескольких метрах перед собой темную громадину, сигнал об остановке подал. Сам обходить стал. А за этой палаткой вторая, третья. На боковинах палатки красные кресты в белом круге. Полевой госпиталь или медсанбат. Вернулись назад, обошли стороной. Пронесло, потому как часового не было или ходил с другой стороны. На своей земле немцы чувствовали себя относительно беззаботно, тем более подразделение не строевое.

Второй раз ближе к утру. Игорь уже укрытие на день стал присматривать, роща, по которой шли, уж больно чахлая, впереди, через небольшое поле, лес виден. На опушке залег, решил осмотреться. Справа послышался звук двигателей. Проехали несколько грузовиков, следом прогромыхали бронетранспортеры и в лес, где и остановились. Так и влипнуть можно. Немцы укрывались от нашей авиации под деревьями.

Переждали в роще день и снова в путь. Уже пушечная стрельба слышна. Лена спросила:

– Гром?

– Пушки. До передовой десяток километров.

Если бы девушки с ними не было, вдвоем успели бы до передовой дойти и перебраться. А сейчас Игорь раздумывал. Подойти вплотную к передовой и застрять на день – очень большой риск. В ближних тылах полно подразделений тылового обеспечения, от штаба полка и дивизии, до артиллерийских батарей и складов. Все укрытия, вроде лесов и оврагов, заняты. Поэтому, преодолев пять километров, решили устроить дневку. Причем почти в чистом поле, в воронке от авиабомбы. Свободно разместились, видимо, бомба крупного калибра была. Со стороны их не видно, если только случайно наткнутся.

Время до темноты тянулось медленно. То и дело над головами пролетали снаряды крупнокалиберной артиллерии, это немцы вели огонь в сторону русских позиций.

Предстоящая ночь была решающей. Надо добраться до передовой и перебраться. Где пулеметные гнезда, каков рельеф, стоят ли минные поля, неизвестно. Игорь карту изучил в подробностях. Небольшая лощина есть, идет с востока на запад, через немецкую и нашу передовую. На первый взгляд место для перехода удобное, но идти там нельзя.

И немцы и наши лощину могут использовать для перехода разведгрупп, для подтягивания к чужой передовой штурмовых групп и поэтому лощину наверняка нашпигуют минами. Переходить надо там, где не ждут, действовать от противного.

Как наступила темнота, пошли. Игорь полагал – половину дистанции идти, потом ползком, судя по ситуации. Неожиданно подошли к траншее. Игорь, шедший в дозоре, разговор услышал, сделал знак. Сам лег, пополз. Надо разведать, как проскочить вторую линию обороны. Там обычно ведут себя более беспечно. Замер буквально в двух шагах от траншеи. Табачным дымком тянет, неспешный разговор.

– Думаешь, штрафники долго продержатся?

– «Дирлевангер» в трусости не замечена. А если много русских танков в атаку пойдет, ни одна дивизия позиции не удержит, даже эсэсманы.

– Да, танков у русских много.

– Отто, давай о чем-нибудь другом. Что из дома пишут?

Дальше пошел разговор для Игоря не интересный. Он отполз назад. Николай прошептал:

– Ну что?

– Сейчас докурят и разойдутся, будем перебираться. В передовой траншее «Дирлевангер».

– Понял.

Немцы стали формировать штрафные подразделения еще до войны. Комплектовались они из уголовников, из солдат, совершивших преступления уже на службе. Трибуналы давали срок, и штрафник служил от звонка до звонка. Ранение срок пребывания в штрафниках не снижало, в отличие от сталинских штрафников. Не Сталин или НКВД изобрели штрафбаты, они переняли чужой опыт.

Для разведчиков в данной ситуации немецкие штрафники – это хорошо. Завзятых уголовников не исправишь, выпивают, службу несут небрежно. Хотя командиры у штрафников из обычных. За неповиновение могут расстреливать на месте. Подползли к траншее, Игорь в нее спустился, поддержал девушку, чтобы перебраться смогла. Николай перепрыгнул, руку Игорю подал, чтобы выбрался. Дальше ползком, Игорь впереди. Показалось, что ползли очень долго. Игорь беспокоиться стал – не отклонились ли от курса? Вдруг траншея изгиб делала, и они сейчас ползут параллельно обеим траншеям? Но стали попадаться пустые консервные банки, бутылки, он успокоился. Из траншеи разговор, пьяный смех, звуки губной гармошки. Чего фрицам не спится, что празднуют? Пришлось немного в сторону переползти. А там в траншеях пусто, даже часовых не видно. Прежним способом перебрались. Когда Елене помогал, ладонями почувствовал, как девушку бьет крупная дрожь. Уже через бруствер перебрались, под колючку пролезли, Игорь спросил:

– Ты что трясешься, как осиновый лист?

– Страшно. Немцы совсем рядом.

Первым снова Игорь полз, руками землю перед собой щупал. Мины были, густо, противопехотные, их оползали стороной. Потом пошла земля, изрытая воронками от мин и снарядов, вокруг осколки с острыми краями.

– Все, поднимаемся, от немцев порядочно отошли.

Оба разведчика поддерживали девушку под руки, она скакала на одной ноге, обняв их за шеи. И вдруг голос сбоку:

– Это что за гидра трехголовая? Руки подняли все!

– Свои, разведка.

– Разберемся, топайте вперед.

– Если с поднятыми руками, летчица не может, в ногу ранена.

Игорь приврал по ранению, но подействовало. До наших траншей уже немного. Сначала разведчики спрыгнули, приняли девушку. Тут же бойцы подошли, автоматы забрали. Эх, пехота! Пистолеты-то остались! А дальше уже знакомый вариант – в блиндаж командира роты, звонок в дивизию.

– Ждите!

Все трое на топчан уселись и задремали. Не слышали, как входили-выходили бойцы, разбудил их зычный голос:

– Подъем! Машина за вами пришла, проводят, вон сержант Ковригин.

Разведчикам оружие вернули, довели до штаба полка. Встречал старлей Пахомов.

– Сказали – разведчиков трое, в роте у нас женщин нет.

– Крылов погиб при выполнении задания. А штурман с нашего сбитого самолета. При приземлении с парашютом ногу подвернула.

– В госпиталь забросим, по пути.

Лену высадили у госпиталя, на руках занесли в приемное отделение. На прощание она обняла обоих, всплакнула.

– Даже не знаю, мальчики, как бы я без вашей помощи выбралась! Страшно в разведке служить!

– Думаю, в авиации не лучше, видели мы, как по вашему самолету зенитки лупили. И в окоп не спрячешься, землица не укроет.

– Я к вам в роту обязательно заеду после выздоровления.

– Ага, ждем.

Уже в кузове «Доджа» Николай сказал:

– Не приедет.

– Почему так решил?

– Мы и сами не знаем, где через неделю будем. Рота передислоцироваться может, как и весь фронт. В своем тылу будем или в чужом. А может, как Крылов. Даже могилы нет.

О погибшем Крылове каждый помнил, но пока выбирались из немецкого тыла, не говорили при девушке. И она потеряла боевую подругу, и они товарища.

В роте их встретили как героев. Утром авиаразведка по следам дымов и пожара фото сделала. Поняли, чьих рук дело. Игорь подробный рапорт написал, о том, что радиста не нашли после выброски, а поиском обнаружили аэродром, о гибели нашего ночного бомбардировщика, о бое.

– Молодцы, отдыхайте. Я начальнику разведки доложу, думаю – к наградам представят.

– Крылова посмертно тоже. И про летчиков не забудьте.

– У них свое командование есть, мы не имеем права.

Пару дней отдыха, а потом дивизии фронта в наступление пошли. Взвод разведчиков, с которым Игорь был, посадили на танки. Задачей было – ворваться в город, пройти насквозь, не ввязываясь в бои, и остановиться на противоположной окраине. Из города шоссе выходит, за ними мост. Таким образом, немецкие части в ловушке, в кольце окажутся. Если пехота на подручных средствах через реку переправиться может, то танки, машины, пушки придется бросить. Городишко мал, довоенная численность тридцать тысяч, но войск в нем много, в основном тыловые подразделения. Сначала была массивная артподготовка. Снаряды, мины, реактивные снаряды «Катюш» перепахивали передовую не меньше часа. Потом в атаку танки пошли при поддержке самоходок. Немецкие траншеи с ходу прошли. Видел Игорь – сопротивляться там некому было. Разрушенные блиндажи и доты, и трупы, трупы. Танки наши сразу разделились. Одна часть вправо ушла, другая влево, явно желая взять город в кольцо. И только шесть танков с десантом прямо на город двинулись. Сопротивление немцев в виде противотанковой батареи подавили быстро. И вперед! На улицах плотно грузовики стоят, тягачи. Танки гусеницами крушили все. Десант с брони спрыгнул. Невозможно усидеть, удержаться на танке, когда он под себя пушку подмял, а потом всей тяжестью грузовик смял. Разведчики бежали за танками, глотая пыль и солярочный выхлоп. В городе паника, организованного сопротивления нет. В одном из переулков дивизион самоходок немецких. И все к танкам кормой повернуты. Развернуться невозможно, переулок узкий. Один из наших «Т-34» почти весь боезапас расстрелял. Как можно упустить такую возможность. Снаряд за снарядом в тонкую кормовую броню рубок вгонял, пока почти все не занялись черным дымом. Экипажи в панике, как крысы с тонущего корабля, побежали. Вот тут разведчики не сплоховали. Огонь из всех стволов открыли. У немецких экипажей только личное оружие – пистолеты. Получилось избиение младенцев. Самоходка опасна, когда в ней экипаж. А порознь и боевая машина и самоходчики уязвимы. В плен никого не брали, хотя некоторые, видя бесполезность обороны, подняли руки. Для пленных конвой нужен, а разведчиков всего взвод, людей не хватает. И как их в наш тыл вести, когда через город не пройдешь, немцев полно?

Танки выбрались на окраину города. Два стволами вперед, три развернулись в сторону города. Прорываться немцы попытаются отсюда.

Десантники выбрали удобные места – в придорожной канаве, в воронках, за деревьями, лишь бы укрытие было, приготовились держать оборону. Танки по соседству внушали уверенность. Плохо, что на открытом месте стоят, как мишени на полигоне.

Немцы пришли в себя не скоро, только через час при поддержке пехоты попытались выкатить на прямую наводку противотанковую пушку. Видимо – от безысходности. Потому что не успели артиллеристы станины развести, как первым же выстрелом из танка пушка была уничтожена вместе с расчетом. Но пехота рискнула. Весь их порыв был тут же остановлен огнем танковых пулеметов и автоматами десанта. Потери немцы понесли большие. А уже слышны выстрелы пушек слева и справа от города. То наши танковые клинья пошли в обход. Немцы попытались отбить атаку. Но самоходки, вполне серьезные «Артштурм» и «Хетцер» были в массе своей сожжены нашими «тридцатьчетверками».

Командир гарнизона на своей шкуре почувствовал, как стягивается смертельная удавка на шее. Окружения немцы боялись, как наши в сорок первом, панически. Окружение – это бесславный плен, холодная Сибирь.

Игорь заметил, как к танкам по развалинам подбираются фаустники. То и дело показывалась труба одноразового гранатомета с толстым набалдашником гранаты. Это были «панцерфаусты». Дальность полета гранаты невелика – 50–60 метров, поэтому солдату надо подобраться к «Т-34» как можно ближе. У немцев был еще «панцершрек», изделие многоразовое, со щитом стальным для укрытия стрелка. У него дальность полета гранаты больше, но он тяжелее и применялся в основном со стационарных позиций – из окопов, дотов.

– Парни, за кирпичами двое фаустников. Задача – уничтожить, как минимум – не давать поднять голову.

А сам пополз в обход. Сначала по канаве, потом укрываясь за завалившимся кирпичным забором. Как только немцы пытались переползти, десантники накрывали их плотным автоматным огнем. Среди немцев героев мало, сильны, когда в массе. Фаустники поняли, что их засекли, замерли. А Игорь сбоку зашел, когда оба стали видны. Снял с пояса лимонку, чеку выдернул, приподнявшись, кинул. За заборчик упал, какая-никакая, а защита от осколков. Хлопок гранаты, черный дым. Едва он рассеялся, Игорь по телам пехотинцев очередь дал. Не любил он, когда недобитый враг за спиной оставался, все делал наверняка. Сам на секунду приподнялся, показывая себя своим бойцам, чтобы не подстрелили случайно. К убитым немцам пополз. Фаустпатроны его интересовали. Удобное и мощное оружие, вполне может пригодиться. Оба гранатомета уже были готовы к стрельбе, рычаги взведены, подняты прицелы. Со стороны посмотришь – штамповка, оружие простое, если не примитивное. Но при попадании в танк выводит боевую машину из строя, а экипаж, как правило, гибнет. В лучшем случае получает тяжелые ранения или ожоги, кому повезет. В сторону города повернулся. Получилось – как в дозоре, впереди своего взвода. Но место удобное, остатки какого-то здания, похоже, бомба угодила, причем давно, уже трава высохшая внутри. Не иначе – англичане или американцы бомбили, В прошлом году наши самолеты так далеко на территорию Германии не залетали.

Послышался рев мотора. Из переулка выползла самоходка, сделала в сторону наших танков выстрел и тут же задний ход, скрылась за зданием. Игорь обернулся посмотреть, все ли танки целы. Все произошло быстро, наводчик самоходки не имел времени прицелиться точно. Танк не подбил, но гусеницу повредил. Теперь «Т-34» лишился хода, не мог менять позицию.

Игорь выматерился. Если немец предпримет такую тактику, ему может повезти. Пополз вперед, практически повторяя маршрут фаустников. До угла, из-за которого StuG 40 выползал, метров сто оставалось, но самых опасных, простреливаемых с верхних этажей зданий. Игорь к окнам присмотрелся. В одном показался солдат, блеснула оптика. Игорь в окно очередь всадил. Из другого дома забил пулемет.

Игорь за кирпичи спрятался, а пулеметчик не унимается. Пули по кирпичам бьют, осыпая кирпичной крошкой, рикошетя, пролетая над головой. Позицию пулеметчика с нашего танка засекли, влепили в окно осколочно-фугасный снаряд. Немец из окна так и вылетел вместе с пулеметом. Из переулка снова рев мотора, показался ствол пушки, затем и весь «Артштурм». Выстрел! Самоходка назад попятилась, но наши танкисты наготове были. Сзади, со стороны танков, два выстрела, почти слившихся в один. У самоходки ведущий каток разбило, размотало гусеницу. Она успела скрыть за углом корпус, оставшись вне зоны поражения, только дульный тормоз торчал.

Во время перестрелки бронированных монстров Игорь вскочил, перебежал правее, укрылся за бетонным колпаком. Немцы бронеколпаки делали для дотов, устанавливали пулеметы. Сейчас дот пуст, но внутрь забираться смысла нет, амбразура повернута не в ту сторону. А дот – не танковая башня, не повернешь. Но как укрытие от пуль со стороны противника вполне сгодится. От новой позиции часть переулка видна. Игорь увидел, как к обездвиженной самоходке подходит еще одна. Самоходчики начали приспосабливать к буксировочным крюкам трос. Только сделать это непросто. Танковый трос металлический, в руку толщиной, гнется плохо и тяжелый. Немцы хотели утащить с удобной позиции подбитую машину, Игорь улучил момент, метнулся вперед, залег за раздавленным грузовиком. Защита слабая. Но лучше, чем на открытом месте. До самоходки, что пришла на помощь, дистанция для фаустпатрона максимальная. И надо поторапливаться, экипажи скрылись в боевых машинах. Еще минута-другая, и они поедут, дистанция станет запредельной. Игорь встал, укрытый капотом грузовика. Трубу гранатомета под мышку, сам прицел навел, нажал спуск. Выстрел! Игорь сразу упал, чтобы не быть пораженным огнем пехоты. Хлопок выстрела слышали, до немцев рукой подать. Со зла могут расстрелять из пулемета. Бронебойные пули грузовик насквозь пройдут.

Граната панцерфауста угодила в лобовую броню самоходки-тягача. Взрыв, люки распахнуло взрывной волной, оттуда рванулось и тут же погасло пламя. Самоходка замерла. Но никто не смог выбраться из нее.

– Ага, получили! – позлорадствовал Игорь.

Все, панцерфаустов нет, надо выбираться назад. От раздавленного грузовика пополз к доту. С верхних этажей его засекли немцы. Винтовочный выстрел, второй. Пули били рядом. Игорь вскочил, помчался прыжками, зигзагами. Так попасть в него труднее, если только из пулемета очередью. Успел за дот рухнуть, и сразу по бетону ударили пули. Очередь длинная. Пулеметчик цели уже не видит, лупит со зла.

И вновь на прорыв ринулась немецкая пехота. Танки открыли огонь из пушек осколочными снарядами, из курсовых пулеметов. Десант тоже огрызался огнем. Стрельба с обеих сторон оглушительная. Немцы гибли, но ползли вперед. Задача понятная, добраться до танков, закидать гранатами. Не получилось. Все пространство от домов и почти до танков было усеяно трупами. Здесь стрельба стихла, а на окраинах с юга и севера слышна ожесточенная перестрелка – пушечная, пулеметная.

Потеряв массу солдат и техники, немецкое командование поняло бесплодность попыток прорыва. Из-за угла дома, где чадили подбитые самоходки, вышел офицер. Одет как на парад. Сапоги надраены, на груди награды, через плечо под погоном аксельбанты. А в руке белый флаг. Пользуясь моментом, Игорь бросился бежать к своим. Упал рядом со своими бойцами. Офицер флагом размахивает, кричит:

– Парламентер! Переговоры! Не стреляйт!

– О сдаче говорить будет, – высказал предположение сержант Синицын.

– Не наше дело, есть командир танковой группы, ему решать.

От танкистов к разведчикам подошел командир. В замасленном комбинезоне, лицо грязное от пороховой копоти.

– Разведка, кто-нибудь понимает по-немецки?

– Я, старшина Катков.

– За мной!

Танкист сильно проигрывает немцу. Тот в чистом обмундировании, а наш как сельский тракторист. Но танкиста это не смущало, он чувствовал себя победителем. Сблизились. Офицер козырнул по-армейски, понимал, что нацистское приветствие явно не понравится русским.

– Майор Шнитске! С кем имею честь?

Игорь перевел.

– Скажи ему, я старший лейтенант Сарычев, командир танковой роты.

Игорь перевел, немец кивнул.

– Я уполномочен комендантом города оберстом Шварцем вести переговоры.

– Переговоры будут только о сдаче в плен! – заявил Сарычев. – О полной и безоговорочной! В противном случае все военнослужащие будут уничтожены. Город в окружении, попытки вырваться приведут к новым жертвам.

Лицо офицера оставалось невозмутимым, чувствовалась военная выучка.

– Я передам господину коменданту ваши слова, господин обер-лейтенант.

– Мое командование дало час на раздумье, потом начнется штурм. Можете объявить жителям – пусть выходят, их не тронут.

– Обязательно передам господину коменданту.

Офицер снова козырнул и ушел. Твердым, почти парадным шагом. А ведь наверняка хотелось побежать.

– Разведка, ты где так лихо научился шпрехать по-ихнему? – спросил старлей.

– Учителя были хорошие.

Старлей стянул с головы танковый шлем, потер ладонью мокрую от пота голову.

– Пойду своему начальству докладывать. Рация плохо работает, помех полно.

Разведчики встретили Игоря вопросами.

– О чем говорили?

– О сдаче через час.

Видимо, старлею удалось связаться по рации с командованием. От танков прибежал молоденький танкист.

– Велено передать, чтобы мирным жителям преград не чинить, выпускать.

– Поняли, исполним.

К исходу часа из города потянулись жители. Сначала старик со старухой, толкавшие перед собой коляску с нехитрыми пожитками. Следом женщина с младенцем на руках. Из переулка выглядывали другие. Опасались русских, смотрели, как пройдут первые. А кто будет стрелять по старикам и женщине с ребенком? Так и прошли, оглядываясь, – не выстрелят ли в спину? За ними потянулись другие, уже посмелее.

– Так, парни. Становимся по обе стороны дороги. Стариков, женщин, детей – пропускать. А мужчин задерживать, будем досматривать.

– Можно вопрос? Зачем?

– Могут выходить переодетые солдаты, особенно СС. Они-то знают наше к ним отношение.

Сначала из города тоненький людской ручеек тянулся, потом он увеличился. Игорь сам на обочине дороги стоял, в проходящих жителей вглядывался. Увидел молодого, лет тридцати, немца с ребенком на руках.

– Ты! – ткнул пальцем. – Стоять! Твой ребенок?

Мужчина остановился, рядом с ним женщина застыла.

– Это мой ребенок, господин офицер. Он сам попросился помочь!

Игорь не офицер, перевести на немецкие чины, так фельдфебель.

– Заберите ребенка и следуйте дальше. А ты выйди.

У немца глаза не столько испуганные, сколько злые.

– Пиджак сними, подними рубашку.

Разведчики поближе к Игорю подошли. Немец нехотя пиджак стянул. Проходящие жители смотрели с испугом. Немец за пуговицы рубашки взялся, начал расстегивать. Потом руку в брючный карман резко опустил. Стоявший рядом ефрейтор Харитонов вскинул «ППШ».

– Только дернись, сука немецкая! – выругался он.

Угроза и без перевода понятна. Немец руки поднял. Игорь обыскал, из брючного кармана «вальтер» достал. У рядовых солдат таких пистолетов не было. Те, кому пистолеты из рядового состава положены – артиллерийская прислуга, водители, связисты, имели «парабеллумы». Игорь рубашку на немце рванул. Так вот оно что! Под левой подмышкой татуировка – группа крови и резус. Такие наколки делали у всех эсэсовцев, чтобы при ранении не тратить время на определение.

– Иди впереди. Харитонов, конвоируй.

Пленного отвели к командиру танковой группы.

– Товарищ старший лейтенант! – доложил Игорь. – Эсэсмана в толпе беженцев выявили.

– Он тебе что, документы показывал? – удивился танкист.

– Документов при нем никаких нет.

– Тогда объяснись.

– Так татуировка у него под левой подмышкой.

Для убедительности Игорь немцу приказал:

– Хенде хох!

Немец руки поднял, старлей сам убедился.

– Ну и что? У меня тоже наколка есть на груди, глупость подростковая.

Игорь понял, что танкист не в курсе.

– Такие наколки только в СС делают.

– Ах, ты…

Танкист выругался матом, выхватил «ТТ» из кобуры и выстрелил эсэсману в голову.

Все происходило на глазах у проходящих немцев, буквально в полусотне метров. Истерично закричали женщины, заплакали дети.

– Поди их успокой. А впредь ко мне не води. Коли попадаться будут, собери под охраной да куда-нибудь в овраг или вон под мост и всех в расход. И власовцев тоже!

Игорь с Харитоновым к дороге подошел, поднял руку.

– Ахтунг! Вам не следует бояться. Мы расстреляли эсэсмана. Так будет с каждым из них. Если выявим простого солдата, он пойдет в лагерь для военнопленных. А с мирными жителями Красная Армия не воюет.

Женщины успокоились, стали шикать на детей. Один мальчуган лет семи никак не мог успокоиться. Русские танки рядом, на его глазах молодого мужчину расстреляли. Зрелище не для детских глаз. Игорь пошарил в кармане, вытащил кусок пиленого сахара, протянул мальчугану.

– Битте!

Мальчишка спрятался за мать.

– Возьмите, отдайте ему.

– Данке.

Женщина нерешительно взяла сахар, пошла дальше. Харитонов, на глазах которого все происходило, бросил:

– Они наших детей в избах сжигали, вешали. А ты ему сахар! Лучше бы мне отдал.

– С детьми воевать хочешь? Так догони, выстрели, он же немец!

– Да я так! – смутился ефрейтор.

– Разве ребенок в чем-то виноват? Может, его отец с нами воюет, не исключено. А вот пройдет много лет, и он этот кусок сахара от страшного русского вспоминать будет.

– Ты как замполит, старшина.

– Мы на чужой земле все теперь замполиты.

Видимо, из домов за прохождением беженцев наблюдали. Эсэсман был первой, пробной птичкой. Потому как больше ни эсэсовцы, ни солдаты не наблюдались.

Время ультиматума уже истекло. Ровно через час снова показался офицер с белым флагом. На встречу с ним – танкист. Игорь рядом пристроился. Остановились в трех метрах друг от друга, козырнули.

– Комендант города согласен на почетную сдачу, – объявил офицер.

– Что значит почетную?

– Офицерам должны оставить личное оружие и награды.

– Награды пусть оставляют, как и погоны. Офицеры в лагерях для военнопленных содержатся отдельно от рядовых. А оружие придется сдать.

– У меня последний вопрос. Мы видели, как вы убили беженца.

– Он не беженец, переодетый эсэсман. Обычных военнослужащих никто не тронет. Всем гарантируем жизнь, раненым окажут медицинскую помощь.

– Комендант просил передать – через час все подразделения выйдут под белым флагом.

– Выходят с личным оружием, у крайнего дома сдают.

– Яволь!

Офицер пошел к домам. Танкист повернулся к Игорю.

– Катков, организуй со своими людьми пункт приема оружия. Все лучше, чем воевать.

– Так точно!