В середине июля 1955 г. договорились главы 4-х держав встретиться в Женеве для того, чтобы обсудить вопросы разрядки международной напряженности. На совещании будут от СССР: председатель Совета Министров Булганин, член президиума Верховного Совета СССР Хрущёв и Министр обороны Жуков, Молотов и Громыко*.

13 июля я для предварительной подготовки размещения вылетел в Женеву. Там разобрался, кого где разместить, посмотрел дворец Наций, где будут заседать, дал все необходимые указания работникам посольства и своим, как лучше обеспечить пребывание нашей делегации, затем вечером с Коротковым А. М. осмотрели Женеву, Женевское озеро, а затем по-швейцарски поужинали.

Между прочим, в Женеве многие жители дома не <едят>, а кушают в ресторанах и столовых и т. д. Кормят неплохо. Ужин — обычно сыр, хлеб, бутылка вина, но всё это довольно вкусное. Мы так же сделали и на следующий день вернулись в Москву.

Через два дня вылетели в составе делегации в Женеву с дозаправкой в Берлине. В первый день встретились в Зале Заседаний Наций, где были президент Эйзенхауэр — от США, Иден* — от Англии, Фор* — от Франции, и соответствующие министры иностранных дел, а также мидовские конторщики и журналисты.

Возлагали на это совещание большие надежды, а по существу было прощупывание друг друга, так как западники не знали, кто такой Булганин, новый глава Правительства. Ну, конечно, практически мало что решили, так как они и не были готовы к этому. Это вполне понятно. Годами нагнетали холодную атмосферу и, естественно, сразу согреть её невозможно.

P. S. Сначала не хотел детали описывать, но потом, подумав, решил добавить.

Возле советской делегации вертелись наши журналисты, корреспонденты и фотографы. Всякий норовил услужить. Ввиду того, что некоторые ушлые выпросились заранее вылететь в Женеву, то с приездом нас туда уже нашлись мидовские «специалисты» по международным вопросам, которые якобы узнали у своих западных коллег, с чем приехали бывшие союзники и какие вопросы будут обсуждаться на Женевской конференции.

Прорвались они к Булганину, который представил Хрущёву и Молотову этих деятелей, и те доложили. Разошлись довольные. Булганин, обращаясь ко мне, сказал: «Вот как, Иван, надо работать». Я ответил: «Хорошо сработано», а сам думаю, когда же мои люди доложат, что будет на самом деле, так как улетая из Москвы, я дал задание получить согласованный американо-англо-французский документ по Женевской конференции, так как у меня такая возможность была в одной из этих стран.

Назавтра основное заседание, а у меня еще нет ничего. Через час приходит ко мне сотрудник и говорит: «К вам из Парижа прилетел посыльный». Встретившись, он доложил, что привёз документы. Я придержал его в своей комнате и пошёл в сад, где за столом сидели Молотов, Хрущев и Жуков.

Когда я подошёл, Г. К. Жуков <посмотрел> на меня и сказал: «У Ивана какая-то новость». Тогда я сказал, что «хочу рассказать, что будет завтра на заседании, только предварительно вам надо забыть, что говорили вам „специалисты“ и журналист». Все улыбнулись. И я зачитал весь документ, о чём договорились союзники. После этого В. М. Молотов сказал, что журналисту нашему союзники нарочно пыль в глаза пустили, чтобы дезинформировать нас.

Хрущёв спросил: «А достоверны ли эти данные?» Я ему сказал, что ход совещания, я думаю, подтвердит мои данные. Он сказал: «Познакомьте с этим документом Громыко, который находится в посольстве».

Ну, ход совещания полностью совпал с моими данными. В первый же день было видно, что они нас прощупывают и ничего конкретного не предлагают. Потом это же прощупывание продолжалось путём вносимых приглашений делегации в резиденции. Журналисты лезли за новостями каждый день к нам, но я их старался не пускать. Один из них притащил известного часового торговца Николу Цоч, который всем: Булганину, Хрущёву, мне и нашим сотрудникам — подарил часы. Мне — самозаводящиеся, т. е. рукой машешь, а они <сами> заводятся. Он, видно, не знал, что я на руке-то не люблю носить часы.

Сотрудникам государственной безопасности Швейцарии мы устраивали новые осложнения, и они старались обеспечить безопасность нашей делегации. Кончилось тем, что они попросились сфотографироваться с нашими руководителями. Я их построил в саду и позвал наших для фотографирования. Все остались довольны…

В результате на Женевской конференции кое о чём договорились, да и то, как мне показалось, условно, а конкретного мало. После заседаний в перерывах вновь беседовали, затем приглашали друг друга к себе в резиденцию.

Большое дело играл Г. К. Жуков при переговорах с Эйзенхауэром. Два старых фронтовика. Много раз вместе заседали в Контрольном Совете в Берлине. Взаимно награждены орденами за разгром фашизма и т. д. Эйзенхауэр Жукова приглашал в Америку своим гостем. Приглашение было принято.

Там же обменялись подарками. У Жукова выходила замуж дочь, а у Джона, сына Эйзенхауэра, родилась дочь. И на беседах Эйзенхауэр больше разговаривал с Жуковым, а не с Булганиным и Хрущевым, которых не знал.

У Идена встреча, как и полагается у англичан, была вежлива, чопорна, официальна.

Французы выглядели какими-то весельчаками. Фор — премьер-министр, весёлый парень, любит выпить, сам ничего не решает, а говорит: «Я должен посоветоваться с правительством». Так что от него нельзя было большего и потребовать.

Доказательством всею служит такой факт. Я один раз не пошёл на заседание (беседу), когда французы приехали к нам в резиденцию, и вышел во двор, посмотреть, как себя во время приёмов ведут сотрудники. Вот там, когда угощали французов (обслуживающих), я «познакомился» с шофером премьер-министра Фора. Парень весёлый, в прошлом моряк, за 60 лет, подвыпил, стали беседовать, и он свободно отвечал на мои вопросы.

Когда я спросил: «Ну, а как этот премьер?», шофер улыбнулся и говорит: «Знаешь, я тебе что скажу, — (мы с ним были на „ты“, так как я через переводчика представился тоже шофером одной из советских машин), — я возил уже не один десяток премьеров, они у нас сменяются, как перчатки, этот долго тоже не удержится». В этом он прав, судя по Фору.

Затем он меня приглашал в Париж. Там у него свой домик, виноград есть, и «там мы гульнём». Видно, я ему понравился, или он был пьян, но, к сожалению, дальше разговор продлить мне не удавалось, хотя я и виделся с ним ещё 3–4 раза.

Причина этому следующая: в разгар беседы во двор вышел из резиденции Жуков Г. К., в форме. Увидел меня и подошёл, да к тому же ещё и обнял, и говорит: «Ты что тут, Иван, делаешь?» Я говорю: «Вот, беседую с коллегами». И далее: «Вот, познакомься, водитель премьера Фора».

Жуков, как водится простому русскому человеку, протянул руку шоферу и пожал её. Корреспонденты и тут вертелись. Я крикнул одному, чтобы нас втроем сфотографировали, что и было сделано, ну затем с Жуковым ушли. И это всех насторожило.

На следующий день на приёме у президента Швейцарии я вышел во двор к сотрудникам и увидел «коллегу», он робко ко мне подошел и не как раньше поздоровался, издалека приложив руку к фуражке. Я подал ему руку, он уже подобострастно пожал её, но разговор не клеился, он был смущён.

Я начал расспрашивать, почему он ко мне изменился. «Коллега» мне робко сказал: «Я вижу, что вы не шофёр». Я спрашиваю: «Почему?», он ответил: «Маршал Жуков обнимать шофёра не будет». Я его пытался убедить, что маршал Жуков у нас простой, из простого народа, сам рабочий и т. д., но у него эти понятия не укладывались в голове.

В конце он мне говорит: «У нас во Франции считают Маршала Жукова самым большим полководцем, наряду с Наполеоном, но только умнее. Наполеон глупо сделал, что пошёл на Россию. Вот если бы вы мне дали фотографию, когда мы вчера с ним сфотографировались, то это для меня было бы большим подарком». И далее добавил: «Я бы на этой фотографии добыл себе авторитет и деньги». Фотографию он получил. Вот проклятая буржуазная идеология — «авторитет и деньги», без этого ни шагу.

В общем, 24 июля распрощались с Женевой и вылетели в Берлин. В Берлине нас ГДРовцы встретили подобающим образом и повезли к Гротеволю на квартиру, чтобы сразу покушать.

Приехали, помыли руки, сели за стол, и начались разговоры. Сперва начал Гротеволь рассказывать об успехах ГДР, а за тем стал говорить Вальтер Ульбрихт.

Сидим 10 минут, к еде не приступаем — неудобно. Сидим 20 минут, 30 минут, 45 минут, а потом уже Хрущёв говорит: «А мы кушать будем или нет?» И только после этого покушали. Вот как любят говорить немцы.

Когда вернулись в Москву, я проверил, как у нас дела с американской комбинацией, оказалось, очень хорошо.

«Наш» паренёк на службе чувствует себя хорошо. Связь с нами поддерживает регулярно, ну, а мы тут используем машинки, которые сделали для этих целей.

Я Хрущёву регулярно докладываю о планах и намерениях наших противников и каждый раз предупреждаю, чтобы в беседах с иностранцами не дал понять им, что мы их замыслы знаем. Он, правда, каждый раз как-то неприязненно воспринимает мои слова. Очевидно, про себя думает, что нечего его учить, сам всё знает.