Книга: Записки из чемодана
Назад: Глава 15. ПОСЛЕ СТАЛИНА. 1953–1954 годы
Дальше: Бериевская амнистия

Смерть вождя

Вот уже и 1953 гол. Настроение хорошее. Вроде дела идут нормально. Правда, МГБ добавляет к арестам врачей еще кое-кого.
Я Игнатьеву, МГБ СССР и заместителю Епишеву говорил, так ли это, что они травили людей и т. д. Это видные профессора Виноградов*, Преображенский и др. Они жмут плечами, а Игнатьев мне по секрету говорит: «Хозяин интересуется и жмет на следствие. Следствие ведет лично Рюмин». Кто его знает, но мне не верится, чтобы профессора травили своих больных.
Летал в Куйбышев и в Уфу. Возникли пожары на нефтяных промыслах, приказали расследовать Байбакову*, мне и из МГБ одному. Вот там и разбирались. Причин много для возникновения пожара, а основная — халатность.
Один раз, будучи у Круглова, наблюдал разговор его с Хрущевым секретарем московского горкома партии, который к тому времени был переведен из Киева в Москву в связи с несработанностью с 1-м секретарем ЦК Украины Кагановичем.
Хрущев сказал Круглову, что надо помочь Москве в строительстве дорог и благоустройстве. Круглов резонно ответил, что на МВД СССР правительством возложено очень много обязанностей по всему Союзу, поэтому не можем. Разгорелся спор, начались взаимные оскорбления в резком тоне, и кончилось тем, что повесили телефонные трубки, ни о чем не договорились.
Круглов, возмущенный, мне рассказал, как Хрущев оскорбительно с ним разговаривал. Ну, я поддакнул в этом Круглову и добавил, что он не подчинен Хрущеву, а заданий правительства много возложено на МВД СССР.
4 марта 1953 года появилось сообщение в газете о том, что заболел т. Сталин. В народе это как-то восприняли с тревогой, потому что ранее никогда не было сообщений о его болезни.
На улицах люди толпами останавливаются около киосков с газетами, у кого были в руках газеты, читали медицинскую сводку вслух. Мне представляется, что сожаление народа искреннее.
На работе я узнал от Игнатьева, который ездил в Кремль, о том, что ночью, после того как все разъехались с ближней дачи, Сталину примерно под утро сделалось плохо.
Когда вбежали в комнату охранники, то т. Сталин лежал на полу около дивана одетый (он часто ложился одетым, прилечь на диван). Немедленно вызнали врача, который запретил поднимать, пока не приедут члены Политбюро. Стали всем звонить, а т. Сталин лежал без чувств.
Когда съехались, подняли его на диван, и врачи определили кровоизлияние в мозг и другие побочные явления, что положение катастрофическое, надежд на выздоровление почти никаких. Члены Политбюро устроили дежурство у постели т. Сталина.
На следующий день в сводке указано, что состояние здоровья еще было хуже, а уже на третий день объявлено, что умер т. Сталин.
Был объявлен траур по всей стране, народ плакал. Я пришел домой, и тоже сделалось грустно. Мне было жаль по-человечески, а кроме того, я боялся, как бы не было разлада между членами Политбюро, так как народ разнохарактерный, друг другу не уступит, и только т. Сталин мог приводить их в чувство и сдерживать.
И главное, чего я боялся, среди них были люди интриганские, я это не раз замечал. Поэтому у меня было тревожное чувство за работу, за партию. В газетах был объявлен порядок доступа к телу, которое будет выставлено утром в Колонном зале.
Вечером мне позвонили и сказали, что Круглова и меня вызывает в Кремль Берия. Когда мы поднимались на лифте, я говорю Круглову: «Вот увидишь, у Берия будет Кобулов и его братия». — «Ну, что ты, Кобулов уже утих».
Только вошли в приемную, нас встретили Кобулов, Меркулов и Игнатьев из МГБ СССР. Я Круглова толкнул локтем, он понял.
Вошли к Берия. Он сказал, что МВД и МГБ сливается, что Берия — министр, и начал инструктировать, что делать. А к этому времени, т. е. вечером, накануне утра, когда будет доступ в Колонный зал, уже тысячные толпы стали собираться вначале у Колонного зала, а затем уже милицией вытягивались в колонны на километры.
В заключение Берия сказал: «Ты, Кобулов, включайся в работу МГБ, Круглов в МВД, Серов, наведи порядок в городе Москве, а потом решим». Круглов и Игнатьев оказались уже не министры.
Я вышел оттуда удрученный. Опять Кобулов, опять мы с ним не уживемся, будь он трижды проклят. Я Круглову сказал об этом, тот только плечами пожимает и охает. Я сразу поехал в оперативный штаб, созданный Игнатьевым для <поддержания> порядка в г. Москве. Там были Рясной, зам. МГБ, работники милиции, пограничная охрана и т. д. Когда я пришел и сказал, что поручено руководить штабом, все сначала довольно холодно встретили. Затем я Рясному сказал, что меня послали за старшего навести порядок. После этого немного потребовалось, чтобы меня признали.
Часам к 20-ти вечера стали поступать доносы о том, что в давке населения многие получили травмы и направлены в больницы. Затем сообщения стали нарастать быстро. Я связался с 1-м секретарем МГК Хрущевым и все ему рассказал, он выразил удовлетворение, что меня к этому делу подключили, и сказал, что он едет сейчас на улицу Дзержинского (я ему сказал, то там давка, несколько человек вынесли и отправили в тяжелом положении в больницу).
Встретились мы с Хрущевым на площади Дзержинского. От Колонного зала до Садовой через площадь Дзержинского стояла длинная колонна по 8 человек. Мы поехали по Садовой, по улице Дзержинского, не доезжая, мы были остановлены толпой в несколько тысяч человек. Были страшные крики, давка, слезы и т. д.
Оказалось, что в колонну, идущую по улице Дзержинского к Колонному залу, стали вливаться две колонны из переулков. Задние напирают, а спереди милиция перегородила улицу Дзержинского и проулки автомашинами, грузовиками.
Мы с Хрущевым начали уговаривать передние ряды успокоиться, но потом убедились, что на них давят сотни людей. Тогда мы залезли в кузов грузовика и оттуда давай агитировать, чтобы спокойно стояли, так как все успеют пройти.
Хрущева сразу узнали, тогда он говорит: «Вот, т. Серов, зам. МВД, вы знаете его?» Кто кричит — знаем, кто — нет. «Так вот он будет тут наводить порядок, и гарантировано, что все пройдете. Если какие вопросы возникнут, то у милицейских спросите, они покажут Серова, его все знают».
В общем, час мы с ними перекрикивались, так ни с чем и уехали. Пока ездили на улице Дзержинского, в это время <на> Садовом кольце, около Трубной площади произошла катастрофа. Там по Садовой также двигались в несколько рядов колонны. Одна из колонн двигалась не по основной магистрали Садового кольца, а сбоку около домов. В этом месте по дороге движения автотранспорта не было, и ребятишки укатали дорогу на санках, и она стала скользкая, и значительный спуск был в этом месте. На спуске несколько человек упали, на них начали падать другие, а уже кто был в колонне выше, видимо, из озорства разбегались и бросались на лежавших.
Так как людей было тысячи, то в результате оказалось до 200 человек пострадавших. Начали работать автомашины скорой помощи. К 12 часам ночи по предварительным данным было задавлено насмерть более 100 человек. Вот ведь несчастье какое.
Когда я об этом доложил т. Хрущеву, а затем Берия, то это сообщение не произвело особого впечатления, так как все были под впечатлением смерти т. Сталина.
Ночь прошла тревожно. Давки продолжались. Были разграблены несколько продовольственных машиной, так как люди стояли сутками в очереди и ничего не ели.
К утру следующего дня из больницы Склифосовского сообщили, что по Москве подобрано в общей сложности 127 трупов! Никогда такого не бывало. Я спросил работников милиции, почему же так плохо организован порядок (в то время милиция подчинялась МГБ, ее Абакумов забрал), ну, а Рясной и другие стояли растерянные и не знали, что ответить.
На всех, с кем приходилось говорить, напал какой-то «транс». Стоит, смотрит, а ничего не соображает. Многие из моих знакомых руководящих товарищей, обращаясь, говорят: «Иван Александрович, что же будет?» Действительно, у многих была какая-то растерянность.
В 5 часов утра заехал домой и сказал, чтобы утром в 9 часов приходили на угол к Госплану, и я проведу попрощаться с телом Сталина.
В Колонный зал утром стали съезжаться члены Политбюро, чтобы стоять в почетном карауле, когда откроют доступ населению. Товарищ Молотов, Маленков, Хрущев, Берия, Каганович, Микоян и другие вошли посмотреть, как убран гроб.
Вошли и расплакались. У т. Молотова чуть меньше было на глазах слез, но все же были. У остальных, без исключения, глаза в слезах, красные, да еще <наряду> с этим бессонные ночи. Вид у всех усталый.
Затем сели в комнате. Заслушали меня, как обстоят дела в городе. Я рассказал и, в том числе о подобранных трупах. Посоветовавшись, решили, что доступ не растягивать на несколько дней, как это просили Светлана и Василий Сталины, а следует во избежание дальнейших беспорядков и жертв похоронить на следующий день. Ночь всю (с 2 часов) бальзамировать, а день и до 2-х ночи пропуск трудящихся.
Когда члены Политбюро ушли и встали в почетный караул, тогда начали проходить трудящиеся. С первых же рядов посыпались рыдания, почти у всех слезы на глазах. Одним словом, очень трогательная картина.
Сталин лежал в военном костюме с орденами, <у него> спокойный и строгий вид. После членов Политбюро в почетный караул стали становиться министры, маршалы, генералы, и так беспрерывно целый день. Народ скорбно проходил по Колонному залу.
В конце дня пошли дипломаты, военные, атташе из стран народной демократии, руководители Польши, Болгарии, Румынии, ГДР и т. д. Венков и цветов накопились торы, пришлось понемножку убирать. В 2 часа ночи доступ прекратили.
На следующее утро вновь собрались члены Политбюро, военные и, постояв последний раз в почетном карауле, подняли венки, ордена и понесли т. Сталина в последний путь на Красную площадь. Там был проведен траурный митинг.
На мавзолее рядом с надписью «Ленин» уже была надпись «Сталин». После митинга тело т. Сталина поставили в саркофаг рядом с Лениным. Народ до поздней ночи проходил по Красной площади мимо Мавзолея.
Ну, вот и без Сталина был созван Пленум ЦК. Было объявлено предложение Политбюро ЦК о том, что председателем Совета Министров рекомендуется т. Маленков, 1-м секретарем ЦК т. Хрущев. Затем было сказано, кто заместителем председателя Совета Министров и т. д.
Булганин пошел в Совет Министров, зам. председателя Совета Министров. МВД и МГБ объединились. Министром стал Берия, он же и заместитель председателя Совмина.
Мы своих должностей не знаем, но Круглов активно занимается МВД, Кобулов — МГБ. Меркулов написал просьбу взять его обратно в МВД, хотя он был Министром Госконтроля. Спрашивается, что ему надо?
В общем, мне не нравится эта расстановка. Опять тот же Кобулов пытается верховодить, так как Берия зам. председателя Совета Министров, ему не до МВД, и все передаст Круглову и Кобулову. Ну, видно будет.
Назад: Глава 15. ПОСЛЕ СТАЛИНА. 1953–1954 годы
Дальше: Бериевская амнистия