Испытания новых ракет
Получил постановление ЦК и Совета Министров о том, что назначен членом государственной комиссии по пускам ракет ФАУ-2, вывезенных нами из Германии. Председатель — Устинов Д. Ф., члены — Яковлев, Зубович и др.
Вылетели на полигон в Капустин Яр вместе с Устиновым Д. Ф., Яковлевым Н. Д. и другими известными мне товарищами, в том числе и нашими главными инженерами молодыми, которые находились возле немцев — ракетчиков. Королев С. П., Рязанский, Глушко и др.
К первому пуску долго готовились: то не готов стенд, то плохо с заправкой, то защитный бункер не закрывается, то аппаратура не работает и т. д. и т. д.
Наконец, наступил долгожданный день, стали заправлять ракету для запуска на дистанцию. Все волнуются, нервничают, а отсюда и неудачно получается.
Наконец начались отсчеты. 05, 04, 03, 02, 01 — ПУСК! На пусковом столе ракету для запуска мы увидели впервые. Видели мы ее на стенде в Германии, когда пробовали двигатель, и здесь дважды, когда проверяли двигатель. А тут дело другое. В общем, зрелище неповторимое.
Наконец, эта большая свеча стала медленно отделяться от Земли, поднимая клубы дыма и земли. Рев страшный. Затем движение ракеты увеличилось, но все еще идет вертикально вверх. Потом постепенно начала ложиться на курс, и видимость ее уменьшилась, а затем совсем стала не видна, а только огненный хвост и белая линия пара.
Нашей радости не было конца. Поздравляли друг друга, целовались и т. д. Потом побежали на пункт наблюдения к радиометристам и <нрзб>. Ну, те нас не сильно обрадовали, ракета пошла с отклонениями на 17°.
Запросили летчиков, они сказали, что в район бомбардирования ракета не прилетела и взрыва они не видели. Мы в головную часть ракеты заложили взрывчатку с тем, чтобы летчики с воздуха могли видеть взрыв, где упала ракета.
Пришлось высчитывать, где примерно (по траектории) упала ракета. Когда посчитали, то мы с Д. Ф. Устиновым сели на самолет и полетели в тот район.
Вскоре мы разыскали около деревни (в 14 км), воронку и возле нее группу людей. Когда сели, то весь народ (мальчишки) бросились к самолету. Когда мы вышли, они охотно нас повели к взрыву. Оказывается, когда летела ракета над школой со снижением и страшным ревом, учительница распустила учеников. Затем, услышав взрыв, все бросились туда.
Мы осмотрели воронку, довольно глубокая (метров 5–6) и шириной метров 15, увидели в глубине воронки исковерканный двигатель ракеты и поехали обратно. Там все рассказали своим товарищам, промеряли расстояние, примерно 250 км, но направление не выдержано.
На следующий день примерно тот же результат, да и дальность меньше. Значит, еще и с двигателем не все в порядке.
Третий запуск совсем нас сконфузил. Ракета полетела в противоположную сторону и упала, мы слышали гул, километрах в 15-ти. Мы опять с Д. Ф. Устиновым за ней на У-2. Летали по степи, вернее, над степью 40 минут, а ракеты нет. Я сбоку увидел пастуха и стадо баранов. Летчику говорю: «Садись». Тот сел.
Мы с Дмитрием Федоровичем пошли к пастуху, а он от нас бежать, мы были в шлемах летных, и он испугался, тогда мы с двух сторон стали его ловить и поймали. Оказался казах лет 14. Спрашиваем: «Ты видел, здесь самолет упал?» — «Нет». — «А не слышал взрыва от самолета?» — «Нет».
Что делать? Сидим и думаем. Потом пастушонок осмелел и говорит: «Самолет — нет, а то, что вы жу-жу…» — это так он изобразил запуск ракеты и показал вверх рукой, «то это видел», — и указывает пальцем в сторону — «Вон там!»
Мы отошли 150 метров, в маленькой балке увидели нашу ракету, развалившуюся пополам. Подошли, а от нее запах спирта. Выходит, что мы перед пастухом секретничали напрасно, он умнее нас оказался.
Прилетели обратно и давай совещаться, что делать? Ведь если так пойдет, так мы и по Сталинграду угодим, который от нас в 60 км, а после такого выстрела и сами угодим на отдых.
Устинов и Яковлев говорят: «Надо немцев припугнуть». Я согласился и говорю: «Давайте проведем совещание с ними и выясним, в чем дело».
Дмитрий Федорович говорит: «Я предлагаю так сделать. Соберем немцев, Иван Александрович строгим тоном скажет: „В чем дело, кто виноват?“ Предупредит, что „посажу и на этом разойдемся“».
Ну, в общем, разработали план «совещания» и все же настояли, чтобы я председательствовал. Пришлось согласиться.
На этом совещании у меня в вагоне (жили все в вагонах), примерно я так сказал, обращаясь к Греттрупу (главный инженер): «Ну, долго мы еще будем в белый свет денежки выпускать?» Немцы молчат.
Я спрашиваю: «Кто что может посоветовать?» Начали немецкие инженеры выступать, а они поговорить любят. Я вижу, что никто ничего не предлагает. И хотел уже закончить совещание условленной тирадой.
Вдруг встает один невзрачный электротехник по системе управления и говорит: «Господин генерал, я полагаю, что отклонение ракеты от курса происходит вследствие сильного напряжения электроприборов, которые передают это на гироскопы».
Я его перебил и говорю: «А почему у вас в Пенемюнде приборы не тряслись и не напрягались, когда вы по Лондону стреляли»? Он отвечает: «У нас было горючее послабее, чем ваше, у нас древесный спирт был, а у вас чистый спирт».
Думаю: логично. «Ну, и что предлагаете?» Он отвечает: «Надо от силовой электроустановки к приборам управления поставить стабилизатор, тогда напряжение на приборы будет ровнее, а сейчас напряжение от сгорания чистого спирта большое, и приборы управления дают отклонение».
Немцы пожали плечами и были не уверены, что это даст результат. Но Зубович, Королев, Рязанский и я согласились попробовать, так как других предложений не было. Мы решили это проделать на следующей ракете.
Когда все было готово, в 4 часа утра поставили ракету на стол и опять отсчеты и пуск! Смотрим, голубушка пошла. Мы на пункт управления, отвечают: «Идет по заданному курсу».
Минута полета нам показалась вечностью. Спрашиваем: «Как?» Наблюдатели боятся сразу сказать. Подсчитывают, сверяют робко данные с теодолитом. Наконец говорят: «До конца по курсу». Мы опять с Д. Ф. на самолет и туда.
Да, забыл сказать, летчики тоже сообщили, что упала, и назвали квадрат.
Прилетели к месту цели, увидели воронку, шагами вымеряли отклонение, оказалось всею лишь 700 метров. Ура! Дальность 260 км.
Это была уже пятая ракета, донесли в Москву. Когда вернулись, решили устроить в вагоне обед для немцев. Поставили водки полно и сухих закусок, шпротов и т. д. Пришли немцы, мы им сказали: «Молодцы!», особенно технику, который предложил стабилизатор, и сели за стол в 8 часов вечера.
Когда немцы уже набрались порядочно, один из них сказал, что в Пенемюнде, когда приехал Гитлер на запуск ФАУ-2, то эсесовцы предупредили их (инженеров), чтобы все было в порядке, но когда выпустили ракету, то она начала крутиться, а затем взлетела и разорвалась. Гитлер едва успел скрыться в бункер.
«Мы все перепугались и не знали, что нам будет, но выручила вторая ракета, которая пролетела 265 км в заданном направлении, так что, герр генералы, и у нас так было, как у вас», — закончил он. Правда, нам от этого не легче. Нам хотелось, чтобы все ракеты пошли в цель.
Я посидел с час и говорю: «Завтра в 4 часа утра пуск, не задерживайтесь», и мы ушли.
Ночью я проснулся от шума в вагоне, где был обед, посмотрел на часы — 2 часа утра. Это немцы начали выползать из вагона. Позже, в 4 утра, я их увидел на КП все еще не в себе. Ну, а дальше запуски пошли удачно.
Доложили тов. Сталину, и нам разрешили вернуться в Москву (вернее, сами внесли предложение нам вернуться, а остальные ракеты пустить в экспериментальных целях позже). Получили ответ от тов. Сталина: «Возвращайтесь».
Наши инженеры теперь поверили в эту ракету и активно включились в ее освоение. Наиболее толковыми были Королев С. П., Глушко по двигателю, Рязанский по радио, Воскресенский* по приборам, Бармин* и др. Эти ребята, я думаю, дело двинут.
На один из последних пусков прилетал маршал артиллерии Воронов Н. Н., с которым мы сходили пару раз на охоту.