1939 год
Анфиса
– Зой, я решилась. Завтра я уйду от Сережи.
Анфиса замолчала, ожидая реакции подруги. Вот только Зоя не спешила говорить. Она медленно затянулась сигаретой, прищурилась, точно довольная кошка и слегка запрокинув голову, выпустила в потолок облачко сизого дыма.
Когда пауза слишком затянулась, напряжение стало невыносимым. Нужно было как-то разрядить наэлектризованную атмосферу, Анфиса не выдержала, ее вдруг прорвало. Словно разбухшая грозовая туча, она метала громы и молнии, и когда наконец пролился ливень из выкриков, жалоб и слез, пришло облегчение.
С Сергеем они прожили вместе почти семь лет, она подарила ему лучшие годы своей жизни, как бы пошло это ни звучало. Но полюбить этого доброго, интеллигентного и во всех смыслах положительного мужчину так и не смогла.
А ведь старалась.
Никто не сможет упрекнуть Анфису в том, что она просто плыла по течению, ничего не предпринимая. Каждое утро, просыпаясь, она смотрела на супруга и выискивала хоть что-то, что могло вызвать в ней тот благоговейный трепет, о котором пишут в книгах и показывают в кино. Вечером, принимая его осторожные ухаживания, когда он, точно боясь причинить ей невольную боль, ласкал тело Анфисы, молодая женщина не чувствовала никакого отклика. И мечтала лишь об одном – чтобы это скорее закончилось.
Спустя время Анфиса начала находить утешение в том, что Сергей все реже требовал от нее исполнения супружеского долга. Если к этому мягкотелому существу вообще применимо слово «требовать». Она даже научилась винить себя в происходящем, а в медицинском справочнике нашлось объяснение ее холодности, заключенное в колючее слово – фригидность.
Вскоре они с Сергеем и вовсе разошлись по разным спальням, и тогда Анфиса окончательно смирилась со своей судьбой.
Зоя посмотрела на Анфису так, будто впервые увидела, и сказала:
– Знаешь что, дорогая моя, можно винить кого угодно в том, что жизнь не удалась: себя, мужа, да хоть черта лысого, но от этого ничего не изменится. Принимай все как есть, в противном случае не стоило затевать эту игру в семью.
Анфиса проглотила заготовленный ответ, потому что не ожидала подобных слов от подруги. Ей показалось, что Зоя прямо сейчас предала ее.
– А что ты на меня так смотришь? Мужик перед тобой тряпкой стелется, а ты строишь из себя не бог весть что.
– Зой, может, тебе больше не пить сегодня? – робко предложила Анфиса.
– Ты ко мне в рюмку не заглядывай, – фыркнула Зоя и показательно опрокинула в себя стопку водки. – На свои пью, честно заработанные. А ты, подружка родная, живешь на всем готовом и еще морду воротишь.
– Да что с тобой происходит? Какая муха тебя укусила?
– Есть такая муха, Анфиска Старостина зовут. Длинная, тощая и белобрысая. Ошиблась она, в мед попала, а думает, что в дерьмо, вот и жужжит теперь, лапками упирается.
Анфиса залилась краской. Во всем подруга была права. Умом она все понимала, сердце твердило иное.
– Я не люблю его, Зой. И, кажется, не любила никогда.
– Какое отношение имеет любовь к браку? И кто вообще привил тебе эти пошлые мысли? Вроде в нормальной семье родилась, мама с папой учеными были, а дочурка в софистику ударилась.
– Решение принято, – упрямо гнула свою линию Анфиса. – Сережа рано утром уедет на конференцию, и у меня будет достаточно времени, чтобы собрать вещи.
– Хорошо, – кивнула Зоя, – на что ты будешь жить? И где? Если память мне не изменяет, родительской квартиры давно нет, и ты жила все эти годы с Сергеем. Куда ты пойдешь?
– Я кое-что скопила. – Щеки Анфисы вновь зарумянились. Мысли Зои, все до единой, можно было легко прочитать на ее лице. Было ясно, что она осуждает Анфису теперь и за это. Ведь Сергей запретил супруге работать с самого первого дня и никогда даже полунамеком не попрекнул тем, что она сидит на его шее.
Зоя подозвала официанта и попросила принести бутылку шампанского. Пока тот убежал выполнять заказ, она перегнулась через стол и, посмотрев Анфисе в глаза, выдала:
– Будем пить за твой провал. Или ты уверена, что всегда сможешь вернуться к брошенному мужу, а он будет сидеть и тебя дожидаться? Да месяца не пройдет, как его охомутает новая вертихвостка. Не куксись, – махнула рукой Зоя, видя реакцию Анфисы. – Кто тебе еще правду скажет, если не лучшая подруга? То-то же.
Пили молча. Анфиса боялась, что Зоя все-таки сможет сбить ее уверенность, и тогда она даст слабину, останется, не уйдет сейчас, когда обстоятельства складываются как нельзя лучше. Сможет ли она повторить свой подвиг в будущем? Анфиса не могла дать ответа на этот вопрос. И поэтому попыталась перевести разговор в новое русло.
– Зой, как твои дела? Мы весь вечер только и говорим, что обо мне.
Молодая женщина поперхнулась шампанским и несколько раз постучала себя в грудь кулачком. Справившись с кашлем, она бросила на подругу затравленный взгляд, сделавшись похожей на ощетинившегося волчонка.
– За те два года, что я живу в бараке, ничего нового не произошло. Все тот же земляной пол, та же продавленная кровать со скрипящими пружинами и стены, которые вместо обоев покрыты грибком и плесенью. Продолжать?
– Зой, да ты что?
– Я что? Это я что! – Она так резко поставила на стол бокал, что хрупкая хрустальная ножка не выдержала и с мелодичным звоном подломилась. На белоснежную скатерть упали алые капли.
Анфиса не сразу поняла, что это кровь. А когда поняла, испугалась, бросилась помогать подруге.
– Не надо, – остановила ее Зоя. – Я тебя, Анфиска, ненавижу! Не думала, что ты такой паскудой окажешься и с жиру беситься станешь. Когда моего отца в тридцать седьмом уводили, я тоже не думала, что враз все потеряю. Мы с мамой тогда ждали, что он вернется, мало ли, ошибка какая, должны были разобраться. Он ведь простым редактором в заштатной газетенке служил. Ну, в чем там можно обвинить? А вот поди ж ты, приехали, забрали в чем был и увезли.
Зоя потянулась к бутылке, глотнула прямо из горла. Снова закашлялась, шампанское полилось у нее из носа, сделав довольно симпатичное лицо молодой женщины почти отвратительным.
Немногочисленные гости ресторана смотрели на распутную девицу кто с осуждением, кто с сочувствием.
– Мама через две недели повесилась, – горько усмехнулась Зоя и попыталась зажечь сигарету. Но та намокла и никак не хотела раскуриваться. Тогда Зоя скомкала ее в руке и высыпала на стол желтые хлопья табака. – Вот все, что осталось от моего былого благополучия. После маминых похорон меня выкинули из нашей квартиры, как собачонку. Я три дня бродила по городу, как во сне, а потом поняла, что помощи мне ждать неоткуда и надо начинать шевелить лапками. Первым делом пошла к бывшему папиному начальнику, думала, не оставит сиротку в беде, поможет. Попросила работу, хоть какую: курьером, уборщицей. И знаешь, что он мне на это ответил?
Анфиса знала, потому как слышала эту историю много раз, но все же отрицательно качнула головой. Подруге нужно было высказаться.
– У меня нет для вас вакансии, гражданочка. Он так и сказал – гражданочка. Сделал вид, что мы вовсе не знакомы. А ведь сам меня на коленях держал, когда маленькая была, а когда подросла, все норовил под юбку залезть! Козел старый! – Зоя ударила кулаком по столу. Обвела мутным взглядом зал и вдруг рассмеялась пьяным смехом. – Посмотри на эти лоснящиеся рожи, Анфиска. Они не знают, что такое голод и страх за свою шкуру. И им плевать, что по улицам бродяжничают такие, как я. Вам же на всех плевать! – Зоя поднялась на ноги и, покачиваясь, направилась к ближайшему столу, где обедала респектабельная пожилая пара.
Анфиса поспешила ее остановить, но опоздала. Зоя успела взять с чужого стола бокал с вином и вылила его на блестящую лысину мужчины. Его спутница тонко взвизгнула и закричала: «Помогите!» Зойку в два счета скрутил подоспевший бугай и волоком потащил к выходу.
Дальнейшее Анфиса помнила смутно. Если бы она верила в Бога, то списала бы все на помощь ангела-хранителя. Мужчина за столиком не выдвинул никаких претензий, хотя его спутница кудахтала, точно рассерженная курица, и требовала, чтобы вызвали милицию. Оплатив счет, Анфиса вышла из ресторана с таким чувством, будто за минуту до казни ее внезапно помиловали и она, не чуя ног, покидает эшафот. И только в такси кое-что прояснилось.
– Это тот самый козел, который не взял меня на работу, – заплетающимся языком с трудом выговорила Зойка и отключилась, уронив голову Анфисе на плечо.
Анфиса не сразу, но поняла, о ком идет речь. А она еще удивлялась, почему мужик не потребовал компенсации и не заявил в милицию. И даже незаметно сунул что-то в руку вышибале, видимо, чтобы тот не болтал лишнего.
Никогда ранее Анфиса не бывала в той части города, где жила Зоя. Маленькие, покосившиеся, словно уставшие от своего бессмысленного существования домики смотрели на нее пустыми глазницами окон, местами выбитых и заколоченных фанерой и завешанных старыми одеялами. Ее сразу же напугала гнетущая тишина, царившая вокруг. Может, водитель ошибся и привез пассажиров в заброшенную часть города? Но судя по тому, как уверенно зашагала Зоя к одному из строений, которое как две капли воды было похоже на все остальные постройки, ошибки не было.
Даже погода в этой части города была совершенно иной. Когда они выходили из ресторана, светило яркое июньское солнце, а здесь на небе уже сгустились тяжелые свинцовые тучи, точно жаркий летний полдень обернулся осенним вечером.
К Зойкиному бараку темной громадиной подступал лес, словно мифическое чудовище, которое все ближе подбирается к крошечным домикам, чтобы когда-нибудь поглотить их вместе с жильцами. Зловещую тишину нарушал лишь скрип многолетних сосен, больше похожий на зубовный скрежет монстра.
Звук открывающейся калитки потонул в вязкой тишине. Но уже в следующее мгновение мертвый покой нарушил звонкий лай и голос Зойки:
– Пошел вон, псина облезлая. Нюрка, овца, забери свою шавку, пока я ее не придушила.
Последовал глухой удар и обиженный визг.
– Ну, а ты чего встала? – Зоя с трудом сфокусировала взгляд на мнущейся в стороне Анфисе. – Зайдешь на чашку чая? Правда, чая у меня сегодня нет, только кипяток. И то если газ не закончился.
Анфиса испугалась, что если сейчас зайдет, то останется в этом жутком месте навсегда. Она посмотрела на Зойку так, будто за все просила прощения, потом кинула взгляд на машину, которая привезла их сюда. Решение пришло мгновенно.
– Правильно! – выкрикнула ей вслед Зойка. – Вали отсюда и подумай, стоит ли уходить от мужика, который тебя как королеву обхаживает. Ты привыкла только о себе думать. А о нем ты подумала?
Закрыв уши руками, Анфиса почти бежала к автомобилю, который призывно урчал мотором. Ей казалось, что вся ее одежда, волосы и даже кожа пропитались запахом безысходности, которым был отравлен здешний воздух. Она дала себе обещание, что больше никогда не станет встречаться с Зоей. Их миры давно не соприкасаются. Школьные, а затем институтские времена, когда они были неразлучными подругами, давно прошли.
Анфиса вдруг осознала, что дружила с Зоей по инерции, по сложившейся привычке. Точно так же она была и с Сергеем все эти годы.
И вся ее жизнь до сих пор была – по привычке.
Это неправильно.
Нужно взять себя в руки и огромным усилием воли вычеркнуть прошлое из памяти, никогда даже мыслями не возвращаться к нему и начать жить с чистого листа.
Анфиса была уверена, что так будет лучше для всех.
Бежать не только от дома Зои, но и от Сергея, сейчас, немедленно, – эта мысль пронзила мозг острой иглой.
Вернуться в квартиру за вещами, где все напомнит ей о прошлой жизни, которая еще утром была настоящей, значило – сдаться. Она не сможет перебороть себя, даст слабину, проявит жалость и останется. На год, два, десять… навсегда.
Мысли работали быстро.
Водитель без возражений повез ее по указанному адресу.
В камере хранения на вокзале лежали драгоценности, которые дарил муж. Это даже не воровство, она просто забрала свое. Этого хватит Анфисе надолго, возможно, и на всю оставшуюся жизнь.
Но самая главная вещь находилась в сумочке. Сергей купил вещицу на каком-то аукционе и вывалил за нее, по меркам Анфисы, целое состояние. Если это удастся продать, можно выручить очень неплохие деньги, пусть и меньшие, чем отдал Сережа, но ей все равно будет достаточно. Она сумеет жить экономно, несмотря на то что за годы замужества привыкла ни в чем себе не отказывать.
Анфисе вдруг нестерпимо захотелось увидеть Его. Вряд ли водитель разбирается в антиквариате, поэтому она, не таясь, вытащила янтарного ангелочка. Поделка ничем не примечательная, но с ней была связана какая-то история, которую Анфиса не запомнила. Ее интересовало только, какую цену можно за него выручить.
Янтарь Анфиса не любила и никогда не считала его хоть сколько-нибудь ценным. Подумаешь, застывшая тысячелетняя смола. Особенно ее удивляли, а порой смешили безумцы, что радовались, словно дети, находя внутри окаменелости муху или жука.
Она улыбнулась, представив свое будущее, а перед глазами почему-то поплыл туман. Слезы текли сами собой, никак не желая останавливаться. Анфисе показалось, что ангелочек начал светиться слабым желтоватым сиянием и слегка нагрелся.
Она моргнула несколько раз, и сияние исчезло, а в следующее мгновение раздался громкий скрежет.
Грудь пронзила острая боль, и наступила темнота. Последнее, что Анфиса помнила, – непрекращающийся звук клаксона, разрывающий барабанные перепонки.
