Глава 9

Грибовка была обычным провинциальным городком с признаками застоя и угасания. По мнению Бортникова в жизни в принципе не бывает точки стабильности. Если что-то не развивается, оно непременно будет разрушаться, опускаться ниже и ниже, пока не дойдет до самого дна. Впрочем, где это дно и как быстро его можно достигнуть?

Доктор на себе проверил это правило и убедился, что оно верно не только для живых организмов и материальных объектов, но и для вещей неуловимых и эфемерных – таких, например, как человеческие чувства и даже пресловутые «духовные искания». Если дух не устремлен ввысь, он погрязнет в низменных страстях и деградирует до уровня животных инстинктов.

Должно быть, Бортников выбрал извилистый путь к саморазвитию, потому как почти добравшись до вершины, понял, что не туда попал. То ли ошибся в выборе, то ли заблудился, и «вершина» на поверку оказалась обманкой.

Он тяжело переживал разочарование. Оттого и забрался в глушь, чтобы в уединении зализывать раны. Однако же надо на что-то жить, и Кирилл устроился терапевтом в поликлинику, где не хватало врачей. Поскольку он являлся специалистом «широкого профиля», скоро к нему стали бегать за советами сначала коллеги-эскулапы, потом грибовское начальство, бизнесмены и их склочные жены, которые жаловались на депрессию, нервы и головные боли.

Женщины любят лечиться, в отличие от представителей сильного пола. Они-то и составили основную клиентуру Бортникова, который отказался от карьеры в столичной клинике и решил похоронить себя в глубинке. Поговаривали, что всему виной – несчастная любовь. Дескать, не добившись взаимности от красавицы-модели, которую он вылечил от анорексии, доктор хотел застрелиться. Потом передумал, уволился с работы и укатил, куда глаза глядят. Он нашел подходящее лекарство от отчаяния и сердечной боли – спасать других и тем обрести спасение для себя.

Когда до ушей Кирилла дошли эти слухи, он не знал, смеяться или ругаться. Пожилые докторши сочувственно поглядывали на него и вздыхали, медсестры украдкой перешептывались за его спиной. Сначала его это забавляло, а со временем стало раздражать. Но он смирился.

Бортников поселился у старухи-вдовы в деревянном доме с настоящей русской печью, резными наличниками, ставнями на окнах и геранью на подоконниках. Вдова души в нем не чаяла и относилась, как к сыну. Тем более, что оба ее отпрыска забыли и думать о матери. Один уехал на нефтепромысел за длинным рублем, другой спился, надебоширил и угодил за решетку. Внуков Зинаида Петровна так и не дождалась, зато в ее безрадостной судьбе появился Кирилл, о котором она могла заботиться.

Этим осенним утром она готовила жильцу завтрак – молочную кашу, пышки с вареньем и чай. Доктор не отказывался от опеки, чтобы не обижать хозяйку. Он хвалил ее стряпню и терпеливо выслушивал стариковские жалобы.

Зинаида Петровна накрыла на стол и села, поджидая жильца. Сегодня у него вторая смена, а с утра – свободное время. Обещал дров наколоть.

Во дворе загремел цепью, зашелся лаем Дружок – рыжий пес с пушистым хвостом. Вдова поднялась и выглянула в окно. По дорожке шагала «вертихвостка» – так она называла медсестру Маришу. Та приходила помогать доктору вести прием. Но сегодня они, кажись, не договаривались.

Хозяйка поспешила во двор и перехватила бледную Маришу с красными глазами.

– Что случилось? Матери плохо?

– Нет…

– Тогда в чем дело? Дайте человеку поесть спокойно! Он вчера пришел поздно, спать лег за полночь. Ему без отдыха нельзя. Он людей лечит!

– Простите, баба Зина, он мне очень нужен…

– Он всем нужен!

Бортников услышал голос Мариши и вышел на крыльцо, одетый по-домашнему в спортивный костюм, с полотенцем в руках.

– Умыться человеку не дали, – сердито поджала губы хозяйка. – Ладно, идите завтракать. Каша стынет!

Она, шаркая ногами, отправилась в кухню, а доктор пригасил Маришу составить ему компанию за столом.

– Я по делу, – смущенно пробормотала девушка.

– За едой и расскажешь.

– Неудобно. Баба Зина меня не любит. Вы ешьте, а я здесь подожду.

– Так не пойдет, – засмеялся Бортников и внимательно пригляделся к гостье. – Да ты плакала! Кто-то обидел?

– Я всю ночь не спала, – понизив голос, призналась девушка. – У нас в Грибовке маньяк завелся! Ей-богу! Он вчера гнался за мной! Убить хотел! Я еле ноги унесла…

– Маньяк?

– Мне страшно, Кирилл Сергеич… руки до сих пор дрожат. Вот…

Она растопырила пальцы, которые мелко подрагивали, и дохнула на доктора валерьяной.

– Небось, опять в темноте домой возвращалась? И опять мимо пустыря?

– Это случайно вышло. Я так испугалась, что бросилась бежать… и нечаянно не в тот проулок свернула…

У Мариши на языке крутилась Авилова. Она чуть не сболтнула, что та ей угрожала. Отец Авиловой мог нанять человека, чтобы тот прибил соперницу дочери. Не насмерть, а покалечил. Кому калека нужна? Уж точно не доктору Бортникову.

Но девушка не рискнула обвинять Авилову без доказательств. Это глупо. Придется объяснять, что Авилова ревнует ее к Кириллу. Как он это воспримет, неизвестно.

– В прошлый раз ты на чупакабру грешила, сегодня – на маньяка, – улыбнулся доктор. – Может, тебе нервы подлечить надо?

– Потому я к вам и пришла. Дайте мне настойки от нервов. Покрепче! Я от собственной тени шарахаюсь… и сон пропал. Совсем! Я до утра глаз не сомкнула, как ни старалась…

Ключ от чулана оказался на месте. Анюта сунула его в карман и бегом вернулась к двери.

– Эй, кто там? – спросила она.

– Выпустите меня…

Голос был хриплый, как у Мишани. Неужели, это он?

– Пашка!.. – вне себя от злости крикнула женщина. – Пашка, стервец!.. Поди сюда!.. Я тебе покажу, шутки шутить!.. Я тебе дам!..

Сын и не подумал прийти на ее зов. Видно, рыльце у него в пуху. Понял, что переборщил.

Она вставила ключ в скважину, повернула, и замок открылся. В чулане было темно. Как назло, лампочка перегорела.

– Мишаня, ты, что ли?

Раздался радостный возглас, из-за полки с бутылями показался брат – в свитере, спортивных штанах и носках. У него зуб на зуб не попадал от холода. Он трясся, обхватив себя руками за плечи.

– Мишаня! – кинулась к нему сестра. – Да как же это?.. Ты ведь замерз весь!.. Зачем ты сюда полез?

– Я не лез…

– Он тебя заманил в чулан и запер, – причитала Анюта. – Скотина!.. Ты же болен, Мишаня…

Она притащила брату тапочки, налила своего зелья и силком заставила выпить. Потом повела его в комнату, уложила в постель и накрыла пуховым одеялом до подбородка.

– Пашка, мерзавец!.. Ты у меня получишь… На этот раз ты меня допек!..

Анюта потрогала лоб больного и ужаснулась. Он горел. Ничего удивительно, что у него соображение отшибло. Не помнит ничего.

– Пашка! – крикнула она. – Иди сюда!.. Убью, сволочь!

В дверном проеме показалась растерянная физиономия сына.

– Ты че, ма…

– Погляди, что ты натворил, окаянный! Не дай бог, Мишаня помрет… Сколько он в чулане просидел?

– В чулане?.. – не понял парень. – Че он там забыл?

– Че да че! Через плечо! – вызверилась мать. – Ты меня до греха доведешь!.. Паскудник! Вылитый папаша! Все бы вам пакостить… Ладно, проехали. Мне за доктором бежать надо, а ты посиди с дядькой… Да гляди, не учуди ничего! Я мигом…