6. Внешность имеет значение

Главный герой романа Сандро Веронези «Сила прошлого» (La forza del passato) никогда не ладил с отцом. Прежде всего его покойный отец был – или по крайней мере казался – упертым правым. Однажды герой-рассказчик Веронези вспоминает вечер в 1970-х, когда они смотрели пресс-конференцию Джорджио Альмиранте, который был тогда лидером неофашистского Итальянского социального движения (MSI). Мать пекла торт на кухне.

Ошеломленный, рассказчик посмотрел на Альмиранте внимательнее. Загорелый лидер MSI выглядел одетым с иголочки, «разве что из-под рукавов его безупречного синего пиджака торчали голые руки, и стоило обратить на это внимание, как весь его лоск куда-то пропадал».

Многие – особенно американцы – любят, чтобы их политики выглядели хорошо. Но итальянцы не просто хотят, чтобы их политики одевались безупречно; итальянцы и итальянские СМИ пристально изучают то, что они называют – используя английское слово – look политиков, то есть то, как они одеты, в поисках ключа к разгадке их настоящей личности. Я помню сравнение, которое заняло целую страницу одной из национальных ежедневных газет, между il look, который предпочитал Сильвио Берлускони, и тем, который продемонстрировал тогда его соперник по борьбе за пост премьер-министра Романо Проди. Сравнение начиналось с галстуков (Берлускони строго придерживался белого узора «птичий глаз» на темно-синем фоне, тогда как Проди предпочитал диагональные полоски разных цветов) и постепенно доходило до нижнего белья. Проди предположительно носил свободные «боксеры», в то время как Берлускони предпочитал тесные трусы-плавки. Источник информации об их нижнем белье остался неизвестным.

Как только избирается новый президент, он также подвергается тщательному осмотру с ног до головы. Джорджо Наполитано, первый глава государства – бывший коммунист, представлял определенную проблему, так как его представления о стиле были именно такими, каких можно ожидать от мужчины, разменявшего девятый десяток. Но это не удержало аналитиков от того, чтобы препарировать его look «южанина из культурного среднего класса», начиная со шляпы и заканчивая ботинками. Читателям торжественно сообщили, что недавно избранный президент «предпочитает ботинки черного или коричневого цвета и всегда из натуральной кожи».

Тот же исключительно портновский пристальный взгляд применяют и к зарубежным политикам. Когда американка итальянского происхождения Нэнси Пелоси была избрана спикером палаты представителей, газеты ее «исконной родины» не могли не написать об этом событии с гордостью. Но главная тема, возможно, не вполне соответствовала ее ожиданиям. «Нэнси Д'Алесандро Пелоси, 66 лет, – гласила подпись к большой фотографии леди, только что ставшей самой высокопоставленной женщиной в политике за всю историю США. – Родилась в Балтиморе. Переехала в Калифорнию. Предпочитает одеваться от Armani».

Несколько лет спустя, когда в Великобритании проходило голосование, я сидел за рабочим столом в римской редакции Corriere della Sera, когда зазвонил телефон. В трубке я услышал голос коллеги из отдела политики Guardian.

– Джон, я только что получила чрезвычайно странный звонок от кого-то, кто назвался сотрудником Corriere, – начала она.

– Нет, она действительно наш сотрудник, – сказал я. – Я дал ей твой номер.

– О, какое облегчение, – сказала моя коллега. – Понимаешь, все, что она хотела узнать о кандидатах, – как одеваются их жены. Это было очень странно.

Я пишу это, а передо мной лежит статья, получившаяся в итоге. «Сравнение стилей», – гласит заголовок. На фотографиях шириной в страницу изображены лидеры каждой из партий вместе с супругами. Приводится общее описание их вкусов и стилей. Но, кроме того, маленькими кружочками обведены и увеличены важные детали: Сара Браун, жена лидера Лейбористской партии – «красные туфли на танкетке с плотными синими колготками (€63)»; испанка Мириам Гонсалес Дюрантес, супруга Ника Клегга, кандидата от либеральных демократов – «сумка ручной работы из Бразилии, сделанная из 1000 открывашек от алюминиевых банок (€52)»; Саманта Кэмерон, жена кандидата от Консервативной партии – «кожаный ремень (€33)».

Читателям газеты сообщили, что Кэмерон выбрала недорогие аксессуары, «чтобы выглядеть элегантной, но не привилегированной», и что хотя Браун раскритиковали за плохо сочетающиеся вещи, «некоторые думают, что она выбирает такие сочетания нарочно, чтобы противопоставить себя слишком идеальной Саманте».

Невозможно представить, чтобы какая-нибудь британская газета стала анализировать в таких подробностях чувство стиля кандидатов на итальянских выборах, не говоря уже о стиле их жен. Но, с другой стороны, в Италии то, что можно увидеть снаружи, постоянно изучают, чтобы понять, что же скрывается внутри. Это отчасти объясняет парадокс, о котором я говорил в конце прошлой главы: одна из причин, почему итальянцы придают такое значению внешнему, заключается в том, что они считают его отражением скрытого. И такого вполне можно ожидать от общества, где столь многое сообщается с помощью знаков и жестов.

Ни один народ на планете не выражает себя так же зрелищно, как итальянцы. Жесты – действительно – существуют в любой части мира, некоторые из них интернациональны: мы все понимаем, что имеют в виду, когда соединяют указательный палец с большим. Но только итальянцы могут использовать такое огромное количество разных знаков, каждый из которых имеет строго определенное значение. Иногда, если не слышно разговора, можно понять общий смысл, просто наблюдая за ним.

Есть жесты, обозначающие голод, согласие, несогласие, брак, furbizia, настаивание на своем, отрицание, сладострастие и соучастие. Есть разные жесты, чтобы показать, пьете вы воду или вино. Знаки можно использовать вместо целых предложений, таких как «Увидимся позже» или «Давай ближе к делу». Однажды я взялся составлять список жестов и без труда дошел до номера 97.

Коэффициент жестикуляции значительно меняется от человека к человеку и от ситуации к ситуации. Чем выше градус разговора, тем больше вероятность, что участники будут использовать жесты. И в целом использование языка тела становится менее активным по мере продвижения человека по социально-экономической лестнице.

Например, ваш адвокат едва ли станет задирать подбородок и показывать указательным пальцем в рот, вместо того чтобы просто сказать вам, что, по его мнению, кое-кто жадничает. Но вполне возможно, что, если знакомая ему женщина, красивая и со вкусом одетая, войдет в комнату, ему захочется развести руки ладонями вверх в жесте, который означает «ты выглядишь восхитительно».

Еще одна причина, по которой внешней стороне придают такое значение, – всеобщее восхищение красотой, которое наполняет жизнь в Италии. Если не углубляться в древние времена, итальянцы не могут похвастаться блистательным имперским прошлым. Даже Венецианской республике было очень далеко до Испанской и португальской империй или более поздних империй Великобритании и Франции. Зато в иные времена государства в Центральной и Северной Италии были богаче, чем любое государство в Европе. Кроме того, итальянцы, начиная с Галилео Галилея и заканчивая Энрико Ферми, внесли никак не меньший, чем другие народы, вклад в область научных открытий. Но главное, что они привнесли в развитие человечества, было искусство, особенно изобразительное. Исторически итальянцы выделялись во всем, что касается внешнего, видимого, будь то искусство Ренессанса или современный дизайн автомобилей. Они добились выдающихся достижений в живописи, архитектуре, скульптуре, кино и, конечно, опере, которая дает визуальное выражение музыке. Что касается моды, то тут итальянцы задавали тон еще со времен Шекспира, у которого Йорк в пьесе «Ричард II» говорит:

В Италии внешний вид часто бывает важнее некоторых более практических вопросов. Скажем, в других странах реклама компьютеров и прочих технических устройств сосредоточена главным образом на их технических характеристиках и производительности: гигабайтах, пикселях, количестве портов и т. д. Однако реклама, призванная завоевать итальянских потребителей, зачастую даже не упоминает об этом. Одна из них, посвященная продукции тайваньской фирмы Asus, в 2010 году изображала новейший тонкий ноутбук около стоящих в ряд бокалов с шампанским. Сбоку был слоган – «Tech in Style» – причем слово style было напечатано таким огромным шрифтом, что занимало немалую часть страницы.

Во многих других странах женщин-полицейских заставляют коротко стричься из-за риска, что преступник может ухватиться за длинные волосы. В Италии это считается неприемлемым. Здесь вполне обыденно видеть пышные локоны, выбивающиеся из-под фуражки. У полувоенизированных карабинеров есть правило, что волосы должны быть собраны, но это не мешает женской части войск выглядеть на миллион долларов. В полицейском участке недалеко от моей редакции в Риме была одна такая служащая: ее черные, как смоль, волосы были собраны в конский хвост, который струился из-под фуражки и доходил до ложбинки между лопаток.

Несколько лет назад, в середине зимы, одна из газет выпустила статью о том, как справляться с модными дилеммами, возникающими из-за болезни.

Заголовок гласил: «Температура? Я оденусь сексуально. От белья до шарфов: как пережить грипп красиво». В статье был представлен ряд предложений на тему того, как «не потерять самоуважение при первом чихе». Вместе с милыми пижамками и теплыми носками ярких расцветок (вместо «совсем не соблазнительных тапок») в разряд must have попала грелка. Но – читателям настоятельно рекомендовали «выбрать от известного дизайнера». Статья была проиллюстрирована фотографией модели со слегка растрепанными волосами, держащей кружку, вероятно, наполненную чем-то горячим и приятным. Но ткань ее пижамы, расстегнутой до самого пупка, была не плотнее шифона. Если бы у нее действительно была простуда, она вскоре перешла бы в пневмонию.

Итальянские продавцы поразительно много времени и внимания уделяют упаковке подарков. Стоимость покупки не имеет значения: они одинаково готовы возиться и с купленной со скидкой книгой в мягком переплете, и с бриллиантовыми серьгами. Беспечно не обращая внимания на собравшуюся за вами очередь, продавец будет терпеливо загибать уголки, чтобы получить идеальные равнобедренные треугольники; использует оберточную бумагу разных цветов (всегда изысканно сочетающихся между собой) для создания диагональных полос на упаковке и затем перевяжет ее длинной лентой, концы которой будут завиваться изящными спиральками. Только после всего этого вам торжественно вручат готовый сверток.

Тот факт, что дольше всех в современной Италии у власти продержался телемагнат, вполне согласуется с тем, какое значение итальянцы придают тому, что видят. На самом деле Сильвио Берлускони начал свою карьеру не в медиабизнесе. Он начинал застройщиком. Когда ему было чуть за 30, он начал строительство огромного жилого комплекса возле своего родного города, известного под названием Milano Due, или Милан-2. Его первый опыт в телевещании случился, когда он организовал кабельное телевидение для жителей Милана-2. Только после этого у него зародилась мысль разрушить государственную монополию RAI на телевещание в стране, объединив сети местных каналов, которые показывали бы одинаковые программы в одно и то же время. С помощью лидера Итальянской социалистической партии и премьер-министра Беттино Кракси Берлускони стал владельцем трех из семи итальянских каналов – такой степени влияния на СМИ не встретишь ни в одном другом демократическом государстве.

Он обратился к политике после того, как имя Кракси было опорочено участием в скандале и тот бежал из страны. В 1994 году Берлускони объявил, что пойдет на выборы. То, как именно он об этом объявил, задало тон всей его последующей политической карьере. Другой кандидат мог сделать заявление для прессы или объявить о своих намерениях на каком-нибудь престижном мероприятии. Но только не Берлускони! Он разослал по всем основным телеканалам видеозапись, чтобы ее показали в новостях. На записи он сидел за своим рабочим столом так же, как сидят премьер-министры и президенты, когда снимают телеобращения к народу. Выглядело это так, как будто Берлускони уже занял пост. Это впечатление усиливалось его словами: он не говорил банальностей, вроде «входить в политику», «становиться кандидатом» или «бросать вызов другим кандидатам»; нет, он решил, как он выразился, scendere in campo – это спортивный термин, который переводится на английский как «выйти на поле», но в итальянском используется выражение «вступить в бой». В выступлении, которое длилось девять с половиной минут, Берлускони описал себя как сторонника личной свободы, экономического либерализма и политических инноваций.

Последнее из этих заявлений, несомненно, правдиво. Его партия Forza Italia («Вперед, Италия») была не похожа ни на одно ранее существовавшее политическое движение. Она была создана меньше чем за год во многом благодаря Марчелло дель Утри, главе отдела рекламы медиаимперии Берлускони. Первыми официальными лицами Forza Italia были в основном помощники Марчелло дель Утри. Мало кто считал, что у Берлускони есть шансы на победу, когда он начинал свою кампанию, не в последнюю очередь потому, что его главными союзниками были аутсайдер Лига Севера и партия неофашистов, идеологические наследники Муссолини. Но на голосовании, состоявшемся всего два месяца спустя, их никчемный союз одержал решительную победу.

Первое правительство Берлускони просуществовало недолго. Лига Севера, превратившаяся в крайне правую партию, постоянно была не в ладах с неофашистами (несмотря на то, что себя она называла постфашистами) и часто с самим Берлускони. Всего через восемь месяцев лидер Лиги Севера Умберто Босси дал команду своим сторонникам в парламенте перейти в оппозицию, предопределив судьбу правительства. Для Берлускони это стало началом долгого периода политического затишья. Однако в 2001 году, соблазнив Босси снова заключить союз, он одержал победу на выборах и оставался у власти в течение следующих пяти лет.

Немного не добрав голосов на всеобщих выборах в 2006-м, Берлускони вернулся во власть в качестве премьер-министра два года спустя. Начало деятельности его третьего правительства было многообещающим. Но через год после победы на выборах Берлускони оказался замешан в первом из целого ряда скандалов вокруг его личной жизни. После того как обнаружилось, что он посетил вечеринку в честь дня рождения одной целеустремленной танцовщицы, его жена сделала необычное заявление, сказав, что ее муж «больной человек», который «состоит в связях с малолетними». В течение следующих двух лет утверждалось, что премьер-министр Италии проводил в своем palazzo в Риме вечеринки, на которых женщин было в четыре раза больше, чем мужчин; в Интернет попала видеозапись, на которой предположительно запечатлен интимный разговор в постели с проституткой, а также его обвинили в том, что он злоупотребил служебным положением, вызволив из полиции беженку из Марокко Кариму эль-Маруг, которая посещала так называемые вечеринки бунга-бунга на вилле Берлускони недалеко от Милана, когда ей было всего 17 лет.

Однако опросы показали, что для итальянского электората важнее была реакция Берлускони на мировой финансовый кризис, который начался в США с обрушения рынка субстандартных ипотечных кредитов в 2007 году и привел к проблемам, с которыми еврозона столкнулась в 2009 году. Одним из основных принципов Берлускони было всегда оставаться оптимистичным. Задолго до того как он вошел в политику, он говорил своим продавцам, что хочет, чтобы они «носили солнце в кармане». Соответственно, его ответом на сгущающиеся тучи было отрицание того, что кризис затронет Италию. В каком-то смысле он был прав: итальянские банки не потрясли такие катастрофы, которые постигли финансовые структуры в США, Великобритании и других местах. Однако в целом ударная волна кризиса сотрясла экономику в Италии сильнее, чем почти в любой другой европейской стране. В 2009 году, когда ВВП Италии упал на 5,5 %, Берлускони продолжал излучать хорошее настроение. Некоторое время эта тактика работала. Но так как безработица росла и банкротства стремительно учащались, все больше итальянцев стали понимать, что их положение не так радужно, как утверждает их премьер-министр.

В то же время инвесторы все больше опасались того, что Италия может объявить дефолт по своим немалым внешним долговым обязательствам. Государство начало поднимать ключевую ставку – сперва понемногу, а затем все быстрее и выше. И все же Берлускони, казалось, физически не мог признать всю тяжесть положения и принять жесткие, но необходимые меры, чтобы справиться с этим положением. На фоне растущей паники на международных рынках в конце 2011 года он ушел в отставку, уступив место «беспартийному» правительству, которое возглавил экономист и бывший европейский комиссар Марио Монти.

Всеобщее облегчение было почти осязаемым. После подачи президенту прошения об отставке Берлускони улизнул из дворца через боковую дверь, чтобы избежать толпы снаружи, которая время от времени взрывалась «Аллилуйя» Генделя. Редко когда премьер-министры уходят с поста при таких унизительных обстоятельствах.

Но, хотя многие его хулители не желают этого признавать, Сильвио Берлускони можно справедливо назвать одним из самых успешных политиков в современном мире. Несмотря на распространенное мнение, что отставка стала концом его политической карьеры, и обвинение в уклонении от уплаты налогов, два года спустя телемагнат все еще оставался ключевой фигурой в общественной жизни страны – и это через 20 лет после вхождения в политику. Ни один итальянец после Муссолини не оставлял такого глубокого личного следа в жизни страны, так же как ни один европейский политик за пределами бывшего Восточного блока не был объектом такого культа личности, как тот, что окружал медиамагната в его лучшие дни.

Даже Шарля де Голля не встречали на политических митингах такими песнями, какие пели сторонники Берлускони. «Menomale che Silvio c'è» (примерно «Господи, спасибо за Сильвио»), которая начинается так:

Даже у Маргарет Тэтчер не было фан-клуба с веб-сайтом, на котором приверженцы могли заказывать сувенирные футболки, сумки и фартуки. На сайте также была цитата, дающая представление о взгляде на демократию, который имели многие его последователи. Цитата, приписываемая Аристотелю, напоминала посетителям, что «лучше находиться под властью лучшего мужа, чем под властью лучших законов».

Как же он этого добился? Как убедил десятки миллионов итальянцев в том, что он и есть тот «лучший муж», которого им не хватало? Почему они избрали его своим лидером не один и даже не два, а три раза?

На этот вопрос есть несколько ответов. Его оппоненты, выходцы из бывшей ИКП либо из левого крыла Христианско-демократической партии, были идеологически разнородны и склонны к разногласиям. То же самое можно сказать и о Forza Italia с ее союзниками. Левые и левоцентристские партии были представителями двух мировоззрений, потерпевших поражение. Христианская демократия была, пожалуй, не так дискредитирована, как коммунизм после падения Берлинской стены, но в своей итальянской форме она была серьезно скомпрометирована, так как играла ключевую роль в коррумпированной системе, которая управляла страной вплоть до начала 1990-х.

Следующая важная причина успеха Берлускони заключалась в его таланте общаться с электоратом. С самого начала он говорил с избирателями на простом итальянском языке без прикрас, выбирал метафоры из семейной жизни, избегал сослагательного наклонения и использовал лексикон, понятный любому человеку на улице. У него также было неоценимое для политика преимущество: он не казался политиком. С самого начала он изображал себя аутсайдером и во многих отношениях им и остался: как часто замечали его помощники, Берлускони имел наибольший успех, когда действовал спонтанно, неосторожно, беспардонно и с юмором. Его частые оплошности служили только одной цели – убедить возможных сторонников в том, что в конечном счете он «один из них».

Берлускони родился в Милане, в семье, принадлежащей к низам среднего класса, и многих итальянцев с похожим происхождением, особенно тех, у кого было собственное дело, привлекало то, что он, казалось, терпимо относился к уходу от налогов. Он называл себя либералом. Но люди решили, что он предлагает такую свободу, о какой мечтают многие итальянцы, – делать quello che gli pare, то есть все, что он или она хочет. Особенно в сфере уплаты налогов.

Премьер-министр не может, конечно, открыто заявить, что он счастлив закрыть глаза на уход от налогов. И Берлускони этого не сделал. Но он начал думать на эту тему в 2004 году, когда, будучи премьер-министром, посетил церемонию, посвященную годовщине создания Guardia di Finanza, служащие которой выполняют многие функции налоговых инспекторов. «Есть такое правило, которое гласит, что если государство просит у тебя треть того, что ты заработал своим тяжким трудом, это кажется честной просьбой, и ты отдаешь эти деньги в обмен на услуги, – сказал он своим слушателям. – Если же государство просит больше или намного больше, то оно вас разоряет, поэтому вы начинаете изобретать способы избегания или даже уклонения, которые, как вам кажется, находятся в согласии с вашими личными нравственными устоями и которые не заставляют вас чувствовать себя виноватым». Четыре года спустя он заявил, что если «налоги составляют от 50 до 60 %, то это слишком много, и, таким образом, практика избегания и уклонения от их уплаты оправдана». Тем не менее, как это ни удивительно, ни одно из его правительств не снизило налоговое бремя. В 2008 году он выполнил свое предвыборное обещание отменить ненавистный многим налог на недвижимость. Но в целом налоги только росли.

К довершению всего вышесказанного, Берлускони вошел в политику, имея два исключительных преимущества. Во-первых, он был одним из богатейших людей в мире, главой бизнес-империи, область деятельности которой выходила далеко за пределы СМИ. Она включала розничную торговлю, страхование, управление активами и, конечно, спорт (Берлускони принадлежал футбольный клуб «Милан»). По оценкам Forbes, в 2000 году его состояние достигало почти 13 млрд долларов.

Такие деньги могут пригодиться в политике. Год спустя они помогли ему вернуться к власти после всеобщих выборов, перед которыми он, потратив 37 млрд лир (26,5 млн долл.), разослал всем жителям страны свое жизнеописание. Его политические противники неоднократно заявляли, что почти безграничные ресурсы Берлускони помогали ему пережить решающие вотумы недоверия, которые грозили падением его правительствам. В преддверии одного из них не меньше десяти членов палаты депутатов изменили свою позицию в пользу премьер-министра. В 2013 году сенатор, за семь лет до того покинувший левоцентристов, заявил, что Берлускони заплатил ему тогда 3 млн евро. Год спустя бывший премьер, отрицавший это обвинение, был осужден и оштрафован за подкуп.

Другое огромное преимущество Берлускони, безусловно, заключалось в его власти над СМИ. Он вошел в политику владельцем издательского дома Mondadori и еженедельного новостного журнала Panorama; кроме того, через своего брата он контролировал ежедневную газету Il Giornale. Однако важнее всего была власть Берлускони над телевидением.

Итальянцы необычайно зависимы от телевидения, который служит им источником новостной и другой информации. Даже до распространения Интернета как минимум один из десяти итальянцев покупал ежедневную газету. И не далее как в 2014 году, несмотря на вездесущность Сети, широкий опрос показал, что больше половины респондентов узнавали новости преимущественно или только из телепрограмм.

Когда Берлускони был в оппозиции, он мог положиться на поддержку трех каналов, принадлежавших его компании Mediaset. Но, когда он был у власти, он мог также оказывать влияние на три других канала, принадлежащих RAI. Эффект от такой видеократии, как ее назвали, невозможно оценить численно. Но его можно проиллюстрировать.

Например, в 2010 году был проведен опрос с целью определить, как итальянцы оценивают состояние экономики. Один из вопросов с вариантами ответов должен был выяснить, когда за последние годы безработица была выше всего. На самом деле она неуклонно росла, с тех пор как правительство Берлускони начало свою работу за два года до опроса. И тем не менее большинство респондентов выбрали вариант «в 2007 году» – это год, предшествующий тому, когда Берлускони вернулся к власти. Похожее ошибочное восприятие касалось общего состояния экономики. В среднем те, кто принял участие в опросе, сильно недооценивали степень сокращения ее объемов. Только в следующем году итальянцы начали понимать, насколько плачевной была ситуация.

С 1994 года Берлускони и его медиалакеи преуспели в изменении не только восприятия, но и смысла слов. Глава Mediaset начал свою политическую авантюру в очень неблагоприятных условиях. В поисках поддержки он смог привлечь на свою сторону, кроме Лиги Севера, только неофашистов, изгоев послевоенной итальянской политики. Когда он впервые высказался в их поддержку, большинство людей были поражены.

Поэтому, вместо того чтобы признать, что он возглавил союз с крайними правыми, Берлускони стал называть своих последователей и союзников «умеренными». Его коалиция была «правоцентристской». Сначала люди восприняли это как бессмыслицу и были правы. Но Берлускони и его телеканалы не уставали повторять термины – «moderati… centro destra» – и постепенно, с годами, они стали общепринятыми.

Джанроберто Казаледжио, интернет-гуру и сооснователь «Движения пяти звезд», направленного против истеблишмента, однажды саркастически заметил, что жизнь в Италии времен Берлускони была подобна жизни внутри симулированной реальности из «Матрицы», научно-фантастического фильма 1999 года. Конечно, восприятие событий внутри страны значительно отличалось от такового за ее пределами. И это помогает, как мне кажется, понять один из парадоксов последних лет – почему человек, которого многие в остальной Европе считают фигляром, мог сохранять такой высокий уровень поддержки в обществе, где люди почти одержимы тем, какое впечатление они производят на других.

Многие неитальянцы слышали о bella figura. Но совсем немногие понимают, что это значит на самом деле. Для англоговорящих дело осложняется тем, что ни одно из слов не соответствует в точности английскому эквиваленту. В Великобритании и США понятие красоты почти полностью отделено от понятия добродетели. Однако в Италии они частично совпадают. Bello (bella в женском роде) переводится как «красивый», «миловидный» или «симпатичный». Но это слово также означает «добродетельный», «возвышенный» и «добропорядочный». «Благодеяние» – это una bella azione.

Что касается слова figura, то его значения лежат в спектре от «картинки» до «впечатления, произведенного на других». Пожалуй, image – самый близкий эквивалент в английском, за исключением того, что figura скорее имеет отношение к тому, кем вы кажетесь другим людям, чем к тому, какого эффекта вы хотите добиться.

Fare una bella figura – значит «производить хорошее впечатление», хотя необязательно визуально. Продавец в магазине, который упаковывал вам подарок, мог бы сказать, что, появившись с большой коробкой мармелада или бутылкой марочного солодового виски, вы fare una bella figura (хотя при этом не говорится, что вы произведете еще большее впечатление на хозяев, если ваш подарок будет изысканно упакован; на самом деле вы бы fare una brutta figura, появившись на пороге со своим подарком, хотя и дорогим, но упакованным только в бумажный пакет).

В некоторых отношениях понятие figura близко к дальневосточному понятию «лица». И так как итальянцы в целом согласны с необходимостью не терять лицо, они готовы, так же как китайцы или японцы, зайти далеко, чтобы гарантировать, что и другие его не потеряют. Исполнительного директора, из рук вон плохо управлявшего компанией, обычно не будут открыто ругать на ежегодном общем собрании и безжалостно осуждать в финансовых СМИ. Все заинтересованные лица без лишнего шума согласятся между собой, что он не подходит на эту должность, после чего от него избавятся самым тактичным из возможных способов, так, чтобы он мог сохранить свое достоинство и репутацию.

Благоговейный страх перед facendo una brutta figura в итальянском обществе вездесущ. Это объясняет, почему там так мало прачечных и почему теми немногими, что существуют, пользуются в основном бедные иммигранты или иностранные студенты. И почему итальянцы наносят крем для загара до того, как доберутся до пляжа или бассейна. И почему муниципальные советы в маленьких и больших городах отдают распоряжение, чтобы движение на главной площади регулировали полицейские с самой привлекательной внешностью. И наконец, почему итальянцы выше определенной социальной ступени неохотно пользуются общественным транспортом.

Bella figura – это также и то, ради чего итальянцы обоих полов терпят значительный дискомфорт, соблюдая приличия.

Во всем остальном Средиземноморье, от Испании до Израиля, офисные работники мужского пола справляются с летней жарой, где-то с июня переодеваясь в рубашки с коротким рукавом. Но в Италии это означает риск того, что вас сочтут, как Альмиранте, «немного непристойным». Поэтому, даже когда в конце июля температура подбирается к 40 ºC, те итальянцы, что носят на работу костюм или пиджак с брюками, упрямо – и охотно – надевают рубашки, которые позволяют им показывать манжеты. Посмотрите на их ноги, и вы увидите, что они носят тяжелые кожаные ботинки (потому что те сохраняют свою форму) и длинные носки (потому что одна из ужаснейших оплошностей в одежде, которую вы можете совершить в Италии, – это показать полоску кожи между верхом носка и каймой брюк). Женщины в это же время обычно носят обтягивающие топы и облегающие фигуру юбки или брюки. Как и мужчинам, им вряд ли удобно. Но они чувствуют себя facendo una bella figura, а это куда важнее какого-то комфорта.

Та же самая потребность в одобрении со стороны окружающих, возможно, объясняет резко возросший спрос на услуги пластических хирургов. Международная статистика в этой области крайне неоднородна, но цифры, взятые из доклада, подготовленного для Международного общества эстетической пластической хирургии (ISAPS) и основанного на статистике за 2010 год, говорят о том, что итальянцы демонстрируют исключительную готовность подвергнуть себя процедурам по улучшению внешности. Среди 25 стран Италия была второй (после Греции) по числу пластических хирургов на 100 000 жителей и третьей (после Южной Кореи и Греции) по количеству процедур – хирургических и нехирургических – по отношению к численности населения. В 2010 году в Италии было проведено на 30 % больше косметических процедур, чем в США. Франция, Испания и Германия остались далеко позади, а в Британии этот показатель оказался в четыре раза ниже, чем в Италии.

Эти цифры еще более удивительны потому, что они относятся к стране, в которой, как считают многие, необычно много красивых мужчин и женщин. Я, например, поражен тем, сколько итальянок прошли процедуру по увеличению губ. Последствия этих процедур, к сожалению, очень хорошо видны; многие из них были, похоже, сделаны дешево и недобросовестно. Это вдвойне печально, потому что, скорее всего, они вообще не были нужны: у большинства итальянок красивые, полные губы, которые не требуют никакой коррекции.

В связи с этим на ум приходят страдающие анорексией девочки-подростки, которые смотрят в зеркало и, несмотря на свою худобу, видят в нем толстух. И, если верить исследованию, проведенному для американской фирмы Herbalife, именно так смотрит на себя как минимум один из семи итальянцев. Согласно данным опроса 2005 года, 40 % итальянцев считали себя полными, хотя только 26 % действительно имели лишний вес.

По большей части зацикленность на bella figura довольно безобидна. Можно сказать, что она украшает людей и делает жизнь в Италии более привлекательной и приятной. Есть что-то в ментальности bella figura от необходимости подстраиваться под других членов общества. В некоторых отношениях она компенсирует то, что итальянцы называют menefreghismo – наплевательское отношение к другим людям.

Однако ментальность bella figura также указывает на глубоко скрытое чувство незащищенности, странно сочетающееся с menefreghismo, которое отражает историческую уязвимость итальянцев и хрупкое чувство национальной идентичности. Кроме того, следствием благоговения перед bello является презрение, избегание и сокрытие всего brutto – или, скорее всего, что таковым считается.

Могут пройти месяцы или даже годы, но рано или поздно вы заметите кое-что странное: на улицах, в барах и ресторанах Италии люди с ограниченными возможностями встречаются почти так же редко, как рыжеволосые. В крупных городах, конечно, есть инвалиды, просящие милостыню. Но это почти всегда иностранцы. И то же самое можно сказать о туристах, которых возят в инвалидных колясках.

Так где же итальянцы с очевидными физическими недостатками? Где все слепые и парализованные? И где среди этих красивых людей итальянцы, страдающие синдромом Дауна или церебральным параличом? Печальная правда в том, что многие из них сидят дома, чтобы их не видели, – в одних случаях из-за чувства стыда, неловкости и смущения их родственников, а в других – из-за отсутствия необходимых условий для людей с ограниченными возможностями в обществе, которое, похоже, никогда о них не заботилось.

«Невидимость» инвалидов в Италии, как и многого другого в обществе, отчасти объясняется также огромным влиянием Римско-католической церкви. Идеи, возникшие в Средневековье, хотя и давно признаны несостоятельными, продолжают оказывать свое влияние. И одна из них гласит, что физический недостаток – это наказание от Бога.

В Италии невидимы не только инвалиды. Мой личный опыт и опыт друзей говорит, что итальянцы исключительно неохотно показываются на людях, когда они серьезно или неизлечимо больны. Также можно заметить, как мало женщин на последних месяцах беременности появляются вне дома. Это парадоксально, поскольку беременность в Италии окутана изрядным количеством поощряющей риторики. К женщинам, ожидающим ребенка, обращаются как к находящимся in dolce attesa («в сладком ожидании»); эту фразу используют не только заботливые престарелые родственники, но и работники аэропорта, объявляя, что беременные могут проходить без очереди. К будущим матерям как в теории, так и на практике относятся с благоговением, ведь они несут в себе самый ценный из всех даров – жизнь.