Антуан поужинал очень легко, то есть вообще ничего не съел. Не хочу.

– Ну еще бы! – сказала мать. – После всего того, что случилось…

Антуан помог ей убрать со стола, а потом, как всегда по вечерам, подошел к матери, подставил щеку для поцелуя и поднялся в свою комнату.

Надо было подготовиться, дособрать рюкзак… Во сколько ему уходить, чтобы никто не увидел? В темноте…

Он вытащил из-под кровати свои вещи, и внезапно его охватило сомнение: а как он получит деньги с книжки?

Когда мать в виде исключения соглашалась на то, чтобы снять какую-то часть – например, чтобы купить часы, – она всегда сама ходила на почту: ты не можешь пойти один, надо быть совершеннолетним… А он, значит, подойдет к окошку, у него попросят удостоверение личности, да нет, зачем? Просто посмотрят на него, этого достаточно… Нет, мальчик, так нельзя… ты должен прийти с мамой или папой…

Без денег бегство невозможно.

Все пропало. Ему придется остаться и ждать, когда его арестуют.

Антуан был подавлен, но меньше, чем мог бы быть.

Он новыми глазами взглянул на свою комнату. И набитый носками и футболками рюкзак с торчащим из наружного кармана Человеком-пауком сразу показался ему нелепым.

Он упивался мыслями о побеге, но верил ли он в него по-настоящему?

На него вдруг навалилась чудовищная усталость. Слезы закончились. Он чувствовал себя совершенно измотанным.

Засунув рюкзак под кровать, а сберкнижку и документы в ящик письменного стола, он рухнул на постель.

Во сне ему вновь привиделось, что он бредет к большому буку с Реми на спине. Перед глазами то и дело возникали безвольно повисшие детские ручки. Ему никак не удавалось продвинуться вперед. Несмотря на все его усилия, расстояние не сокращалось. Тогда он глянул под ноги, где валялись его часы. Они были точно такие, как в жизни, с флуоресцентным зеленым браслетом, только еще большего размера. Не заметить их было невозможно. Реми куда-то делся с его плеч. Вместо него Антуан тащил теперь гигантские часы, которые весили больше, чем ребенок. Он шел по лесу, удаляясь от Сент-Эсташа.

Услышав какой-то звук позади себя, он остановился и обернулся.

Это был Реми. Он лежал на животе в темной могиле. Он не умер, только поранился, но жестоко страдал, потому что у него были сломаны ребра и ноги. Реми тянул руки к краю могилы, к свету. К Антуану. Он звал на помощь, он хотел, чтобы ему помогли вылезти из этой ямы. Он не хотел умирать.

Антуан!

Реми вопил не умолкая.

Антуан попытался помочь ему, но ноги не шли; он видел, что малыш тянет к нему руки, слышал его мольбы, переходящие в завывания…

Антуан!

Антуан!

Антуан!

– Антуан!

Внезапно он проснулся. На краю постели сидела мать и, прижав ладони к груди, с беспокойством смотрела на него.

– Антуан…

Очнувшись, он сел в постели. И сразу все вспомнил.

Который час?

В комнату с первого этажа проникал желтый свет.

– Ты так кричал, что напугал меня… Антуан, ты что-то скрываешь?

Антуан сглотнул слюну и отрицательно покачал головой.

– А, скажи? Ты что-то скрываешь?

Может, пора во всем признаться? Если бы он окончательно проснулся, то, конечно, поддался бы искушению освободиться от чересчур тяжелого для него груза. Он бы все рассказал маме, все. Но он с трудом понимал, что происходит.

– Ты спишь одетый, прямо в ботинках… Это на тебя не похоже… Если ты заболел, почему не сказал мне?

Мать накрыла его ладонь своей; он отдернул руку. Физический контакт с ней был ему неприятен.

Она не чувствовала себя задетой, все подростки такие, она читала статьи на эту тему. Не следует принимать подобное поведение на свой счет, тут дело в возрасте. Пройдет со временем.

– Ты нездоров?

– Все в порядке, – ответил Антуан.

Госпожа Куртен приложила ладонь ко лбу Антуана. Она всегда так делала.

– Конечно, тебя тоже выбила из колеи эта история. Да еще жандармы со своими вопросами… само собой, ты к такому не привык…

Она смотрела на него с нежной улыбкой. Обычно такое отношение раздражало Антуана: нечего на меня так смотреть, я не младенец, – но на сей раз он уступил, ему хотелось утешения. Антуан прикрыл глаза.

– Ну ладно, раздевайся-ка и ложись.

Она погасила свет и вышла, оставив дверь широко открытой.

Антуан уснул только под утро.