Береги голову

– Куда ты меня притащил?

Водитель, коренастый здоровяк, заглушил двигатель и с недовольством взглянул на пассажира.

– Макс, я предупреждал, – отозвался брюнет лет тридцати, вылезая из автомобиля. – Я предложил тебе халтуру, ты согласился. Че ты кипятишься? Расслабься.

– Расслабься, – проворчал Макс. Шумно дыша, он тоже вышел из забрызганной грязью «Дэу Нексиа», хлопнув дверью. – По ходу на камень налетели, в подвеске стук появился.

– Если сейчас все пройдет хорошо, я тебе новую тачку куплю.

Макс покосился на приятеля:

– Да ну? Серег, ловлю на слове.

– Отдохни пока. Если она дома, это надолго. Можешь поспать.

Макс кивнул, с озабоченным видом присаживаясь перед автомобилем.

Сергей зашагал к покосившемуся дому, с трудом вынимая из чавкающей грязи ноги.

«Туфли заколебусь отмывать».

Глядя на жидкую слякоть, он подумал, что после подобной прогулки обувь проще выкинуть на помойку.

А еще он вспомнил о своей бабке и замызганных калошах, в которых она прошлепала в деревне всю сознательную жизнь, с утра до вечера занимаясь огородом, дойкой коров и прочей дребеденью.

Чем ближе Сергей подходил к дому, тем сильнее колотилось его сердце.

«Дома она или не дома?»

И вообще. Прошло почти тринадцать лет.

– Ты это? Или не ты? – вслух произнес мужчина, пригладив взлохмаченные порывом ветра темные волосы. У него были хорошие волосы, вьющиеся, без намека на перхоть и такие густые, словно за свои тридцать два года он не потерял ни единого волоска.

«Она там».

Иначе вся его задумка полетит к чертям собачьим.

И он не получит обещанные деньги. Не купит себе дом в Крыму. Не купит себе новые туфли взамен этих, покрытых липким слоем деревенского дерьма. В конце концов, не починит Максу тачку

(подвеска, Серег, мне не нравится стук в подвеске!)

В общем, эти непривлекательные мысли он старался гнать из своей головы, как сливают в унитаз прокисший суп. Желательно после этого пройтись ершиком, чтобы ни одна зловонная капля не осталась на белой поверхности нашего верного друга из сантехнической керамики.

Перед тем как постучать в дверь, Сергей огляделся. Пасмурное небо давило набухшими от влаги тучами, которые, казалось, вот-вот с плюханьем упадут на землю, словно гигантские капитошки, заливая все в округе холодной водой. Разбитые, перепаханные трактором дороги, одинокая ворона, сонно тащившаяся в сторону леса, старая изба чуть ли не посреди поля – все это вызывало у молодого человека чувство сюрреализма. Словно он не в 2015 году, в ста километрах от Москвы, а где-то в начале прошлого века, в умирающем захолустье Сибири.

Внезапно Сергею почудилось, что стоит ему встряхнуться, поморгать глазами, и все это – унылый пейзаж, утонувшая в бурьяне избушка с черными от многолетней грязи окнами, сонная ворона – исчезнет, как прокатившееся эхо. А он окажется в своей уютной квартире, на мягком удобном диване перед телевизором…

Его рука протянулась к двери.

– Есть кто живой? – громко спросил он и постучал.

Тихо.

Сергей обернулся.

Макс открыл капот и возился во внутренностях автомобиля.

«Нет там никого».

Сергей перевел озадаченный взгляд на дверь и снова постучал.

За спиной каркнула ворона.

– Эй! – позвал он уже не так уверенно.

Молодой человек вдруг захотел оказаться рядом с Максом.

Может, стоит взять его с собой?

Он решил, что постучит еще раз, и если ему не откроют…

– Кто?!

Сергей вздрогнул, скрипучий голос, казалось, раздался у него в голове.

– Добрый день. Пустите, пожалуйста, – сказал он осторожно, пытаясь представить себя в образе замерзшего путника, который сбился в пути и уже не ел три дня. Нет, шесть дней. Месье, же не манж па сис жур…

– Что вам надо? Я не буду ничего у вас покупать. Черт-те что, – пробурчал за дверью старческий голос, и по лицу мужчины скользнула легкая улыбка. Видать, промоутеры добрались даже в эту глухомань.

– Мы заблудились, – жалобно заговорил Сергей. – У моего приятеля спустило колесо. Будьте так добры, откройте!

За дверью послышалась возня, потом в щель просунулся багровый, как свекла, нос. После минутного изучения он услышал неохотное:

– Вы не похожи на обманщиков. Входите.

Нос исчез, и Сергей потянул на себя отполированную до блеска металлическую ручку. Шагнув внутрь, про себя он неожиданно подумал про открытую пасть диковинного чудовища, которое только и ждет, чтобы захлопнуть ее, когда внутри окажется какой-нибудь легкомысленный идиот. Вроде него, к примеру.

Сумерки, в которые окунулся молодой человек, оказавшись внутри дома, были густыми и почти осязаемыми, словно заплесневелая начинка старого матраса.

Он прошел в крохотную, бедно обставленную комнатенку и с изумлением уставился на хозяйку.

«Твою мать. Это какая-то ошибка»

– Что вам нужно? – проскрипела старуха. Вздохнув, она села за покосившийся стол. Ее правая рука нервно подрагивала, искривленные темные пальцы в потемках напоминали корни умирающего дерева.

Сергей сглотнул.

«Охренеть. Ей сейчас тридцать, не больше».

А может, это не она?

– Что с вашей машиной? Что вы молчите?

Она подняла голову. Изрытое глубокими морщинами лицо смахивало на гниющее полено с отслаивающейся древесиной.

Он молча достал из небольшой папки прозрачный файл, в котором находилась сложенная вчетверо газета. Вынул ее наружу, развернул, положил на стол.

– Почитайте.

Пожилая женщина равнодушно взглянула на статью, в название которой уперся ноготь указательного пальца гостя.

– Я почти ничего не вижу, сынок. Что это? Новости? Я не читаю новостей.

– А жаль. Олеся Викторовна? Это статья об убийстве ваших одноклассников.

Цепкий взгляд сразу отметил, как вздрогнула старуха, будто один из ее уродливых пальцев ненароком наткнулся на кончик булавки.

Сергей мягко наклонился к ней.

– Вы постарели, но черты лица не изменились.

– Негодяй, – выдохнула старуха.

– Посмотри на меня, Олеся, – ласково произнес он, переходя на «ты».

Хозяйка с ненавистью подняла трясущуюся голову. На подбородке виднелась крупная родинка, из которой торчали черные волоски.

– Я не знаю никакой Олеси, – клокочущим голосом пробулькала старуха. – Я Слесарева Анна Федоровна. Убирайтесь отсюда.

– В юности ты была красивее, – заметил Сергей. – Но сейчас это уже не важно.

– Уходите!

Он не обратил внимание на слова женщины. Сейчас, после того как он разглядел ее ближе, все сомнения отпали. Плюсуй сюда родинку и ее реакцию на настоящее имя – и вуаля! Фокус раскрыт. И если вначале он чувствовал себя неуютно, словно рак, которого вот-вот швырнут в кипящую кастрюлю (хотя, наверное, в этой ситуации рак, в силу своего интеллекта, наверное, до самого конца не въезжает, что с ним собираются делать), то сейчас по его напряженному телу прокатилась волна облегчения.

– Тебя зовут Олеся Викторовна Келлер. Ты родилась двадцать второго сентября тысяча восемьдесят третьего года. У тебя была сестра, правда, сводная – от отчима, Маргарита Андреевна Келлер. У вас одна фамилия, но разные отчества. Бред, правда? Но отчим настоял, чтобы ты взяла его фамилию, отчество его не интересовало. Твоя сестра исчезла без вести в тысяча девятьсот девяносто шестом году.

– Прекратите, – прозвучал надтреснутый голос старухи. – Это… это все неправда.

– Правда, – кивнул Сергей. – Ты училась в одном классе с Евгением Сбежневым, Денисом Власенко и Антоном Хлебниковым. Теперь никого из них в живых нет.

– Не надо…

– У тебя были натянутые отношения с отчимом, Андреем Алексеевичем. Он не раз поднимал руку на твою мать, так? И исчезновение твоей сестры усугубило ваше общение. А потом произошли эти убийства.

– Послушайте…

– Об этом писали все СМИ. Куда делись головы, Олеся? Ты наверняка должна знать. И что стало с твоей сестрой?

Старуха закричала, и Сергей, перегнувшись через шаткий стол, ударил ее по лицу. Его глаза выражали брезгливость.

– Заткнись. Я не закончил.

Пожилая женщина дотронулась до губ и с ужасом посмотрела на кончики загрубело-искривленных пальцев. Они блестели от крови.

– Не убивай меня, – прошептала она.

– Не убью, – успокоил ее Сергей. – Во всяком случае, это сделаю не я. И не сейчас.

– Не сейчас, – заторможенно повторила хозяйка дома.

– Я знаю, что тебе есть что рассказать. Иначе ты не пряталась бы в этой дыре под вымышленным именем.

С этими словами Сергей направил в сторону Келлер указательный палец, словно дуло пистолета. Старуха испуганно съежилась, будто пытаясь уменьшиться в размерах.

– Я хочу услышать всю историю, – промолвил он. – От начала до конца.

– Какую… историю? – с ошалевшим видом спросила старуха. Она выглядела так, словно из подвала ее несчастной полуразваленной избушки вылез самый натуральный черт, который, усевшись за стол, начал перечислять все ее грехи перед тем, как утащить в бездну ада.

– Такую историю, – терпеливо проговорил Сергей. – Про Дениса и Антона. Про Женю. Про пьянку в твоей квартире. Про то, как из-за тебя парни били друг другу морды. Я хочу услышать об убийствах, наконец. – Он перевел дух и прибавил тише: – А еще ты расскажешь мне от тсансе.

Внезапно губы старухи растянулись в ухмылке.

– Ты сошел с ума, сынок. Я ничего не поняла из того, что ты сказал. Какой Женя? Какая пьянка? Какая тс… самса?

– Не самса, дура, – скривил губы Сергей. Старуха начала раздражать его. – Самса – это вонючая рыба. Меня интересует тсанса. И не притворяйся, что не понимаешь, о чем речь.

Старуха молча смотрела на мужчину, вальяжно расположившегося за столом. Теперь он чувствовал себя в роли хозяина.

– Бабуля, у меня мало времени. Если ты будешь упорствовать, мне придется тебе сломать что-нибудь. Для начала руку, потом ребра. Мы оба знаем, что ты не та, за которую себя выдаешь. Я не в курсе, зачем ты себе придумала новое имя, да и хрен бы с ней. Ты Олеся Келлер. Хотя…

Он с отвращением смерил взглядом осунувшееся лицо старухи, обрамленное спутанными седыми патлами.

– Такое нежное имя, Олеся… И такая гнилая тыква тут, передо мной. Что с тобой произошло? Такое ощущение, что в твоей жизни у тебя год за пять шел.

Сергей посмотрел на часы.

– У тебя есть час. Шестьдесят минут, детка.

Старуха облизнула губы, и он почувствовал легкую тошноту.

– Я расскажу тебе, сынок. Все, как было, – прошелестела она. Усмехнувшись, она предложила:

– Может, чайку?

– Из твоих рук я не приму ничего. Даже спасательный круг, если буду тонуть, – хмыкнул Сергей.

Олеся Викторовна покачала головой.

– Грубые. Какие же вы грубые… Господи, спаси и сохрани…

Она поставила мятый, потемневший от грязи чайник на забрызганную жиром плиту и вернулась за стол.

– Говоришь, заблудился, сынок? Верно?

Сергей рассмеялся, но смех прозвучал неестественно.

– Не называй меня сынком. Время пошло. Не забывай о своих старых костях, грымза.

– Я помню, – кивнула старуха. – Я помню. Это очень больно, когда ломают руки. И ребра тоже…

…Антон был красавчиком. В полном смысле слова. Высокий, стройный, с широкими плечами и узкой талией. Кажется, он занимался плаванием. Как только он перевелся в наш класс, девчонки тут же зашушукались, бросая на него оценивающие взгляды, хотя многие из нас тогда уже имели партнеров. Представляешь? Нам, козявкам, еще только шестнадцать исполнилось, а больше половины из нас уже перетрахались. Но он не особенно реагировал на всякие там смешочки и вздыхания за спиной. И сразу положил взгляд на меня.

Ни для кого не секрет, что в каждом классе, как и в любой молодежной группе, есть свой лидер. Был такой и у нас, Власенко Денис. Причем его лидерские качества с приходом в наш класс Антона заметно побледнели, с чем он, разумеется, не захотел мириться. Он был неплохим парнем, этот Денис, а точнее, Дэн (ему нравилось, когда его так называли), но уж слишком импульсивный. Как бомба с тлеющим бикфордовым шнуром – никогда не знаешь, в какой момент жахнет. Впрочем, тут я лукавлю, Дэн был предсказуемым, во всяком случае, для меня.

Уж я его хорошо знала.

Коль в школьных классах всегда существовала подобная иерархия, должен быть какой-нибудь затюканный ботаник, вроде «гадкого утенка». Похожий рохля был и у нас. Помнишь фильм «Чучело», с Орбакайте в главной роли? У нас была примерно аналогичная ситуация.

Женя Сбежнев, унылый тюфяк, не в состоянии самостоятельно извлечь из степлера застрявшую скрепку. От которого вечно несло потом и который редко менял носки. У которого всегда блестели волосы – он все время забывал их помыть. Он постоянно носил растянутый свитер с протертыми локтями, словно только что снял его с огородного пугала, а его стоптанные ботинки буквально умоляли выбросить их в мусоропровод, так им хотелось на пенсию…

Но при этом у Жени была феноменальная память. Несмотря на сальные вихры, в черепушке этого увальня, побулькивая, варились золотые мысли. Все школьные, а также межрайонные олимпиады выигрывал он, унося с собой связки медалей и кипу грамот. Мы однажды были у него дома (когда он заболел и учительница пинками погнала нас навестить его), так этими грамотами в Арктике можно неделю зимовку отапливать…

Кроме всего прочего, у него была неполная семья. Ходили слухи, что мать ушла от них по собственной воле. Отец – шизанутый профессор какого-то несчастного, разваленного НИИ, который ходил в таком же задрипанном свитере. Как два барда с похмелья, ей-богу.

Несмотря на светлую голову Евгения, над ним постоянно издевались. Тут подножку поставят, там клеем стул обмажут. Однажды Женя отказался дать списать геометрию Вардану (лучшему другу Дэна), и тот, выкрав на перемене рюкзак своего «обидчика», отнес его в сортир и наложил туда огромную дымящуюся кучу. Прямо в учебники и тетрадки, в которых всегда красовались упитанные пятерочки.

К слову сказать, Женя никогда не возмущался. Он просто молчал, засовывая свою нелепую голову поглубже в свой лоснящийся от грязи свитер, как старая черепаха прячет голову в панцирь, и уходил в тень. Поэтому о том, что творилось в нашем коллективе, учителя не были в курсе.

А еще он прекрасно лепил. Такое у него было хобби, и мне довелось увидеть несколько его работ. Могу сказать, что у парня настоящий скульпторский талант. Помнится, после случая с рюкзаком в туалете он как-то слепил этого Вардана. Была физкультура, на которой Женя практически никогда не бывал (как я уже говорила, он был рохлей в прямом смысле этого слова и каждый год носил физруку какие-то справки об освобождении). И пока весь класс, потея и матеря сквозь зубы физрука, носился по стадиону, Сбежнев сосредоточенно лепил, или, точнее будет сказать, ваял Вардана.

В итоге он израсходовал примерно две пачки пластилина, но наш школьный товарищ получился как настоящий. Кроме собственно размера, различие между живым Варданом и его пластилиновой копией состояло в том, что к вылепленной фигурке Женя приделал сиськи, да еще так, будто Вардан родился с ними. Вероятно, Сбежнев заскучал (до конца урока оставалось еще несколько минут), и в нем вдруг взыграла фантазия, иначе чем объяснить, что он сконструировал громадный член, прилепив его таким образом, словно Вардан делает минет самому себе.

И все бы ничего, но вскоре Жене приспичило, и он ушел в туалет, оставив свой «шедевр» в раздевалке, на который, естественно, наткнулась сама натура, то бишь Вардан.

Мне думается, позже Женя сильно пожалел о своем творении. Как только закончились уроки, Дэн с Варданом подкараулили легкомысленного скульптора и вставили ему таких арбузов, что тот не появлялся в школе всю следующую неделю. Не ограничиваясь расквашенной физиономией, его заставили сожрать свою оригинальную поделку. То, что не влезло в его орущий, слюнявый рот, с легкостью поместилось в трусы. Мне трудно сказать, как отреагировал отец Жени на это. Допускаю, что Сбежнев-старший даже не узнал об этом. Он не особенно интересовался сыном, и в последнее время, судя по россказням, у него, как говорится, начал подтекать чердак. Скажу более. Я уверена, что Женя попросту умолчал об этом факте. И это, в свою очередь, делало ему честь. Что-что, а стукачом он не был.

Одному богу было известно, сколько продолжались бы над ним издевательства, если бы к нам в школу (и в наш класс) не пришел бы Антон…

– Олеся, – позвал старую женщину Сергей.

Она вскинула голову, взметнув сальными волосами, и молодой человек поморщился, будто отхлебнул чай, куда вместо сахара по ошибке насыпал соли.

– Твоя грива еще хуже, чем у бедного парня, который лепит из пластилина сиськи с членами, – сообщил он. – Твоими волосами даже полы противно мыть.

– Тебе доставляет удовольствие оскорблять меня? – негромко спросила старуха.

– Мне по хрену. Я хочу знать ответы на свои вопросы, а не слушать твои долбаные воспоминания юности, – отчеканил Сергей. – Не забывай о времени. Его у меня очень мало. Переходи к делу. И кстати, твой чайник давно вскипел.

– Спасибо, сынок.

– Еще раз назовешь меня сынком, я раскрошу тебе рожу.

Вместо вспышки гнева старуха одарила его грустной улыбкой. Улыбкой человека, обладающего неким тайным знанием, постичь которое сидящий перед ней наглец не способен по определению. Никогда.

Олеся Викторовна налила себе чай.

– Жаль, что ты отказываешься от чая, сы… – Она вовремя спохватилась. – Он хороший. Я сама заваривала.

По комнате медленно поплыл густой аромат лесных трав.

– Давай дальше, – приказал Сергей.

Старуха вздохнула, сделав маленький глоточек.

– Дальше я буду рассказывать не только то, что видела и знаю сама. Но и то, что говорили мне другие. То, что я слышала. Чувствовала…

– …Ты не должен быть размазней. Там, где я жил, не принято проглатывать обиды, – говорил Антон. Уроки уже закончились, и они стояли на ступеньках у входа в школу. Мимо них проносились учащиеся младших классов, закидывая на ходу на свои худосочные спины ранцы, распухшие от учебников.

Антон отхлебнул фанты из маленькой бутылочки:

– Один раз дашь слабину – тебе сядут на шею. Насрут, как сделали это с твоим рюкзаком. Засунут тебя за плинтус, смешают с дерьмом.

При этих словах одутловатое лицо Жени приняло угрюмое выражение.

– Я не умею драться, – промямлил он.

– Я покажу, как нужно держать удар. Но ты должен запомнить главное. Тут даже не важно, умеешь или не умеешь ты дать отпор. Ты должен показать, что не смиришься с таким отношением к тебе. Понял? Не умеешь драться – бери в руки палку. Нет палки – бери кирпич. Вообще ничего нет – грызи зубами, понял?!

Женя испуганно посмотрел на нового знакомого, и Антону, перехватившему этот взгляд, хватило всего секунды, чтобы понять: этот парень ничего такого делать не будет.

И не потому, что он слаб или не умеет. Его второе «я», спрятанное где-то глубоко под слоем бледной, рыхлой плоти, просто не в состоянии дать команду своему телу дать адекватный ответ каким-то зарвавшимся уродам. Он скорее даст себя прирезать, как барана, нежели вступит в противостояние. Тут уж ни кирпич, ни острые зубы не помогут…

– Ладно, идем.

Евгений обвел взором пустеющую школьную площадку. В его памяти яркими всполохами искрились события еще недавнего избиения и унижения – он, с разбитым лицом, выплевывая ошметки пластилина, пытается тщетно уползти от своих мучителей. У него полуспущены штаны, и он с ужасом чувствует, как в его штаны толчками запихивается отвратительная мягкая субстанция. Размягченный руками пластилин подозрительно напоминал дерьмо.

«Ничего, толстяк» – пыхтел Вардан. – «Просрешься и слепишь еще чего-нибудь».

«Например, самого себя» – гоготал Дэн.

Он мотнул головой, прогоняя ненавистные воспоминания.

– Ну, чего ты? – позвал его Антон.

Он специально идет со мной до остановки, – промелькнула у Жени мысль. Эта мысль была неприятна, как содранный до крови мозоль от неудобной обуви. Словно скользкая дрянь, застрявшая мутным желе в раковине.

«Он защитит тебя, если что» – попробовал убедить его внутренний голос, но Сбежнев проигнорировал его.

Мы похожи на педиков, вот что крутилось у него в голове. Безостановочно крутилось. У него никогда не было друзей (и вряд ли будут), поэтому втайне Женя был безмерно рад опустевшему двору – мало кто видел, что они идут вдвоем. Иначе потом все будут говорить, что Сбежнев слабак.

(а разве это не так?)

С другой стороны, возразил все тот же голос, уж лучше пускай вы смахиваете на гомиков, нежели тебя снова накормят каким-нибудь дерьмом (возможно, на этот раз самым настоящим).

Но поскольку рядом Антон, этого не случится. Он уже однажды вступился за него, когда Дэн хотел вылить на него зеленку на перемене. Тогда все происходило в школе, и Власенко побоялся довести свой план до конца. Между ним и Антоном просто возникла небольшая потасовка и все.

Но теперь они на улице, и учителей, способных вмешаться в случае чего, рядом нет.

«Рви зубами» – вспомнил он слова своего товарища и непроизвольно оскалился.

Они поджидали их в небольшом сквере, дорожка которого вела к автобусной остановке. Их было трое. Дэн, Вардан и Владимир, их приятель из параллельного класса, крупный парень с пробивающимися усами.

– А вот и наш Церетели, – воскликнул Дэн, и Женя почувствовал, как внутри у него все оборвалось. – Что ты слепил на этот раз, говнюк? Писающего мальчика? Которому дядя-омоновец разрывает пасть за отсутствие регистрации?

– Парни, завязывайте с этим, – сказал Антон. Его голос звучал спокойно, почти дружелюбно. Именно с такой интонацией произносят, улыбаясь:

«Эй, у тебя к губе прилипла крошка от печенья»

– Что ты с ним все таскаешься? – полюбопытствовал Вардан, подходя к Антону вплотную. Владимир, словно невзначай, попытался обойти их сзади, но Антон тоже шагнул назад, держа в радиусе видимости всю троицу.

– Вы случайно это… Не того? – с невинным выражением поинтересовался Дэн, но в его синих глазах сверкнули издевательские огоньки.

– Не «того», – спокойно и миролюбиво ответил Антон. Женя придвинулся к приятелю, чувствуя, как колотящееся сердце буквально разрывает его впалую грудь.

– Просто дайте пройти.

Парни рассмеялись.

– Иди, тебя никто не держит. Можешь посидеть на лавочке, – отсмеявшись, сказал Дэн. – У нас важный разговор с дизайнером половых органов.

– Хотим сделать ему заказ, – подхватил Вардан. – Пару голых задниц с изображением задниц.

Они снова грохнули от смеха. Женя стиснул зубы, прилагая последние усилия, чтобы не выдать своего страха.

– Ладно, Антоша, можешь послушать, – великодушно разрешил Дэн и перевел взгляд на трясущегося от страха Женю.

– Видишь ли, зурабушка, – начал Власенко. – Как ты знаешь, на эти выходные у Олеси родоки смахивают куда-то в деревню. У нее день рождения и она позвала весь класс к себе в гости. Она очень добрая девушка.

– Добрая, – зачем-то подтвердил Вардан. – И красивая.

– Настолько добрая, что не стала тебе отказывать, хотя лично я бы тебя даже на порог не пустил бы, – продолжил Дэн.

– Почему? – хлюпнул носом Женя. Троица заулыбалась, будто только и ждала провокационного вопроса.

– Потому что тебе с нами не место, – пояснил Вардан. – Эй, придурок! Ты, типа, ничего не понимаешь? От тебя воняет! Ты портишь всю картину своим видом!

– Как прокаженный калека среди нормальных членов семьи, – вставил Дэн. – Отсюда вывод: даже не суйся к ней домой. Сиди в своей дыре и лепи из своих какашек шарики. Или кубики.

Лицо Жени побледнело.

– Пошли, – коротко сказал Антон, и, схватив его за руку, сделал шаг вперед. В его локоть тут же вцепились пальцы Дэна:

– Я же сказал, дурак. Ты свободен. А мы еще не…

Договорить он не успел, так как в следующую секунду кубарем полетел на заплеванный асфальт. Вардан с Владимиром изумленно таращились на своего заводилу. В столь неприглядном виде они созерцали своего лидера впервые.

– Сс-сука, – прошипел Дэн, трогая саднящую челюсть. Изо рта текла кровь.

– Не надо, – сказал Антон, видя, как к нему двинулся Владимир.

– Придавлю, – хрипло пообещал он. Женя ощутил запах сигарет и какой-то кислятины. Наверное, недавно они пили пиво.

Парень успел только замахнуться, после чего взвыл, схватившись за гениталии. Евгений даже не успел проследить за ударом ноги товарища. Пошатываясь, Владимир с ошалелым видом прислонился к дереву.

– Вардан, уходите, – посоветовал Антон. – Хватит.

– Урод отбил мне все яйца, – заныл Владимир, но Антон даже не взглянул на него.

Они ушли. Вардан не решился повторить подвиг своих приятелей и просто молча провожал взглядом удаляющихся ребят.

Пока не решился. Как и его двое приятелей.

Скажу сразу, что Антон мне нравился. Как только он перешагнул порог нашего класса. И это невзирая на то, что официально (бог ты мой, какое слово-то забавное!) я считалась девушкой Дэна.

А Женя… Мне было жаль его, если честно. Хотя, как мне кажется, во всех своих неудачах этот неуклюжий тюфяк должен винить в первую очередь себя. И он обязан благодарить небеса, что его дрябло-рыхлый зад решил спасти Антон. При этом мне совершенно не приходило в голову, что, задевая Сбежнева, мы делаем что-то не так. Понимаете (постараюсь быть максимально объективной), Женя выглядел так, словно у него на лбу цвела радужная татуировка: «Я ЖЕРТВА». Усекли?

В этом мире либо ты, либо тебя. Это факт. Наш школьный скульптор, или, как его называли, «лепильщик», выбрал второе. Поэтому винить кого-то в том, что он одним своим поведением провоцировал на себя наезды, было бы глупо и бессмысленно.

Как я уже сказала, Антон произвел на меня впечатление, и Дэн это, бесспорно, заметил. Так что даже если бы тогда Антон не накостылял им по шее в парке, он все равно нажил бы себе врага в лице Дениса. Жаль, что Антон понял это слишком поздно.

Да, насчет гостей. По большому счету, нам было всегда плевать, был бы рядом Женя или нет – мне, например, вообще фиолетово. Он никогда никому не мешал (разве что иногда расскажет какую-нибудь занимательную байку, связанную с Африкой или индейцами). Единственное, через Антона я просила передать, чтобы он хоть немного привел в порядок свою внешность и принял душ, прежде чем прийти. Антон улыбнулся, пообещав передать мое пожелание своему новому другу.

Мы были уверены, что рано или поздно конфликт между Дэном и Антоном будет исчерпан – как никак, все уже взрослые, и решать вопросы столь примитивным способом с помощью кулаков уже как-то не комильфо. Кроме того, на носу выпускной вечер, поступление в вузы, и все такое прочее.

Как оказалось, я глубоко ошибалась.

Женя пришел на встречу минута в минуту.

– Молодец, – похвалил его Антон, бросив взгляд на часы. – Если бы ты во всем был так же пунктуален, цены бы тебе не было.

Женя промолчал, прекрасно понимая, что имел в виду его товарищ.

– Ты знаешь, где живет Олеся? – спросил парень, и Сбежнев кивнул. Он обратил внимание на букет цветов в руке Антона, а также большой пакет.

«Подарок для Олеси», – решил он. По телу пробежала противная дрожь. Его новый приятель абсолютный псих, если решил приударить за этой девчонкой. И если Дэн что-то почувствует – начнется мясорубка. В последнее время у Власенко конкретно крышу сносит, он ревнует Келлер к любому столбу. При этом не замечая, что девушка охладела к нему.

– Ты что-то смурной сегодня, – заметил Антон и пытливо взглянул на юношу. – Что случилось-то?

«Не нравится мне эта затея, вот что» – хотел выпалить Женя. «Особенно после той встречи в парке».

Вместо этого он пробурчал что-то невнятное.

Он и правда боялся. На следующий день после того случая в парке Дэн с Варданом вели себя так, будто ничего не произошло. Антон тоже предпочел сделать вид, что забыл об инциденте. Лишь Женя трясся, как осиновый лист, хоть и старался держать марку.

«Они не хотят, чтобы я пришел в гости».

Эта мысль выжигала ему мозг, будто раскаленный паяльник. И чем ближе маячила суббота, тем чаще он с содроганием вспоминал предупреждение Власенко.

– Ты боишься? – вдруг спросил его Антон.

– Нет, – выдавил Женя.

– Не ври. Даже слепой поймет, что тебя всего колбасит.

Антон помолчал немного, потом добавил:

– Возможно, в ближайшие два-три дня все прояснится. И если ты не пришел бы сегодня, тебя продолжили бы травить. Если придешь и дашь понять, что не испугался, перед ними встанет выбор. Или идти на компромисс и оставить тебя в покое, или попытаться взять реванш и продолжать тебя гнобить.

(взять реванш)

Спасибо, сыт он по горло этим реваншем. Ему до сих казалось, что во рту все еще остались частички пластилина. И в заднице, черт возьми, тоже.

Похоже, Антон понял, о чем размышляет Сбежнев, и усмехнулся:

– А здорово ты тогда Вардана слепил! Никогда бы не подумал!

– Ну да, – сказал Женя и вымученно улыбнулся.

– Я бы на его месте гордился, что ты ему такой перец здоровенный приделал, – продолжал Антон. – Он просто не понял шутки. И кстати, ты забыл ему присобачить яйца. Может, он из-за этого на тебя обиделся?

Они рассмеялись. На душе Жени неожиданно стало легко.

Хрен с ним. Будь что будет.

– Только яйца тоже должны быть огромными, – с серьезным видом сообщил Антон, будто делясь с Женей сокровенной тайной. – Чтобы он на них мог укатить при шухере.

Молодые люди снова прыснули. Они не заметили, как за их спинами метрах в пятидесяти возникло две фигуры.

– У него маленькие яйца, – сказал Женя и вдруг покраснел. – Я… видел в раздевалке.

Антон бросил на друга вдумчивый взгляд.

«Интересно, с каких пор ты стал интересоваться мужскими гениталиями, парень?» – прочитал в этом взгляде Женя и покраснел еще больше.

Антон заметил это и проговорил:

– Не нужно смотреть на него раздетого, чтобы понять это. Будь он крепким, позавчера он вписался бы за своих друзей. Даже зная, что получит по морде.

– Знаешь, у кого самые большие яйца? – спросил Сбежнев, желая сменить тему.

Парень наморщил лоб.

– Я слышал про каких-то папуасов, у которых мошна вырастает до гигантских размеров.

– Ага, именно, – подхватил Женя. – Это африканское племя Бубал, живущее в районе Кении. Их мошонки вырастают до восьмидесяти сантиметров в диаметре.

Антон присвистнул.

– Аборигены этого племени употребляют менструальные выделения коров. Из-за этого у них возникают различные паразитарные болезни. Все это ведет к нарушению лимфотока в нижних конечностях. Оттого у них так растут мошонки.

– Тьфу, – скривился Антон. – На хрена им это нужно?!

Женя пожал плечами.

– Они считают, что это делает их сильнее и выносливее. Африканцы также уверены, что это приносит пользу самой корове – она даст больше молока, и оно будет вкуснее. Между прочим, итальянские ученые пришли к выводу, что менструальные выделения коров являются источником разных витаминов, к примеру B₆, B₁₂ и E. Поговаривают, что выделения коров восполняют дефицит магния, железа и кальция в организмах туземцев. Впрочем, существует и другое мнение, которое сводится к тому, что огромные яйца бубальцев – следствие бругиоза. А еще эти африканцы принимают душ из коровьей мочи. Это помогает спастись от гнуса и прочих насеко…

– Все, достаточно, – прервал Антон увлекшегося друга. – Я сейчас сблюю.

Женя сконфуженно умолк, и Хлебникову стало жаль его.

– Не дуйся. Но твои рассказы про негров уж слишком… специфичны, ты не находишь? Представь, что с тобой рядом девчонка. Ты что, будешь ей на свидании про коровьи месячные рассказывать?

Женя потупился.

– Но это ведь правда. Это их жизнь. И она по-своему интересна и уникальна. И я тут не при чем.

«Еще как причем» – промелькнула у Антона мысль.

– Кстати, почему ты до сих пор себе подругу не завел? – полюбопытствовал он.

Женя медлил с ответом. Действительно, почему?

Ответ пришел сам собой:

Сбежнев открыл рот, чтобы выдать какой-нибудь уклончивый ответ, как вдруг за спиной послышались торопливые шаги. Почти бег.

Лицо Антона стало хмурым.

– Иди отсюда, – приказал он. – Встретимся у Олеси.

К ним приближались двое – Дэн и Вардан.

– Ну?! – прикрикнул он, и Женя вздрогнул.

– Привет, – широко улыбаясь, произнес Денис. Его глаза возбужденно блестели, а лицо раскраснелось, и Сбежнев понял, что он нетрезв.

– Парни, разойдемся по-хорошему, – сказал Антон.

– Конечно, – хохотнул Вардан. – Куда хоть идете, можно узнать?

В следующее мгновение в их руках появились газовые баллоны. Женя стоял на пару метров дальше и успел отскочить от тугой струи газа. Антон не успел. Держась за лицо, он вскрикнул.

«Ты… не должен быть размазней».

Женя облизнул мигом пересохшие губы. Где-то глубоко внутри ему слышался тихий голосок, уговаривающий его броситься на помощь товарищу

(ведь он неоднократно выручал тебя),

но этот призыв был слишком слабым и нерешительным.

В своем воображении он набросился на этих ненавистных уродов, раскидывая их в стороны, как облезлые кегли. В реальности же его ноги не сдвинулись и с места. Он просто стоял, с беспомощным видом глядя, как Вардан с Дэном, нацепив респираторы, избивали Антона. Букет с розами был безжалостно растоптан, лепестки усеивали асфальт, словно крупные капли крови.

«Сейчас они закончат с ним и примутся за меня» – с нарастающей паникой подумал Женя.

В ноздри уже стал закрадываться отравленный запах распространяющегося вокруг газового облака.

Когда он на подгибающихся ногах отошел за мусорный контейнер, в руке Дэна тускло блеснул нож.

Часовая стрелка замерла в миллиметре от цифры 7 вечера, но гости все еще подтягивались.

– Может, начнем уже? – в третий раз спрашивал Виктор, невысокий юноша с вечно торчащими рыжими вихрами. Он сглотнул слюну, с вожделением поглядывая на накрытый стол. Потом посмотрел на меня.

– А ну да. Дэна-то нет еще.

Он понимающе подмигнул, отчего я испытала раздражение. Порою складывалось ощущение, что мы находились в средней группе детского сада, когда, к примеру, слово «поцелуй» неизменно вызывало у детишек хихиканье.

– Дэн тут совершенно не при делах, – спокойно отвечала я.

Вновь понимающий взгляд.

«Да-да, Олеся. Мы не дураки и все прекрасно понимаем», – смеялись его поблескивающие глаза.

– Витя, иди, покури. Или помоги девчонкам – нужно вилки разложить. А нам с Олесей поговорить надо, – приказным тоном сказала Инга.

Когда Витя, выпятив нижнюю губу, ушел, подруга спросила:

– Уже то, что вы с Дэном пришли не вместе, наводит на определенные вопросы.

Я пожала плечами:

– Если есть что спросить – спрашивай. Догадки оставьте при себе.

– Леся, не чуди. Вы разбежались?

Я задумалась. У нас с Денисом были странные отношения. Да, мы гуляли вместе, ходили в кино и даже три или четыре раза переспали с ним. А на 8 марта он подарил мне сережки из серебра. В общем, мы делали вместе то, что делают сотни и тысячи пар старшеклассников нашей страны. Ни больше ни меньше. Можно это назвать чувствами? Не знаю. По крайней мере, ничего особенного к Дэну я не испытывала. Ни привязанности, ни тем более каких-то более глубоких чувств. Так, мимолетный интерес. На тот момент мне очень хотелось верить, что он тоже придет к пониманию – мы не пара. И рано или поздно обязательно разбежимся.

– Я знаю, тебе Антошка понравился, – вдруг заявила Инга.

– Он симпатичный, – не стала скрывать я.

– Да брось ты. Симпатичный неудачное слово. Красавчик, – улыбнулась подруга. – Так что смотри, если тебе все равно, я не упущу своего шанса. Если, конечно, тебе Дэн надоел.

Я усмехнулась.

– Мы как будто с тобой кочан капусты выбираем. Что ж, если у тебя такое влечение к мальчику, вперед.

Мы немного поболтали о всякой ерунде, потом Инга спросила:

– Ты прости, но я слышала, как ты говорила по телефону с отчимом. Вы опять поругались?

Я отвела взгляд. Для меня это была больная тема.

– Проще перечислить те дни, которые мы провели в тишине и спокойствии. После того как пропала Маргарита, я просто не могу его выносить. Не могу понять, как с ним мама под одной крышей живет. Он вроде бы спокойный, но лицо такое, будто придушить хочет.

– Он тебя не любит? – сощурилась Инга. Я вздохнула.

Игорь Алексеевич женился на моей маме одиннадцать лет назад. Не могу сказать, что он ко мне плохо относился, но во всем его поведении чувствовалась фальшь. Словно ты вынул из красивой упаковки шоколадку, а внутри оказалась глина. Или, того хуже, дерьмо. Фу.

– Иногда буквально вижу, что на его роже написано: «Почему она? А не ты? Уж лучше бы ты исчезла, сучка», – призналась я.

Это было правдой.

Но моя мать любила этого стареющего козла с обвисшим пузом. И после того как исчезла моя сводная сестра, она окружила его такой заботой, о которой могли мечтать восточные шейхи при всех своих гаремах и обслуге с опахалами.

– Забей на него, – махнула рукой Инга. – Ты уже не малолетняя ссыкуха. Сама можешь о себе побеспокоиться. И старый пердун тебе не указ.

– Этот старый пердун будет оплачивать мою учебу, – напомнила я. – У меня нет другой возможности, и мне приходится мириться с этим. Когда-нибудь я стану независимой. Но пока…

Дверца балкона открылась, и в комнату ввалились ребята, Анатолий и Виктор. За ними потянулся шлейф табачного запаха.

– У вас, наверное, никотин уже из задниц капает, – язвительно заметила Инга.

– Еще нет, но все идет к тому, – отозвался Анатолий. Он многозначительно посмотрел на часы.

Замявшись, я набрала номер Дэна. Он не брал трубку.

– Кого еще нет? – спросила Инга.

– Вардана. И Антона, – сказал Виктор. Он шмыгнул носом, обведя присутствующих долгим взглядом: – Правда, нет и Сбежнева, но у меня большие сомнения, что он припрется. На фиг бы он сдался, вонючка.

– Припрется, – уверил его Анатолий. – Они с Хлебниковым неразлейвода стали в последние дни.

При упоминании об Антоне я ощутила, как моим щекам стало жарко. У меня возникла мысль позвонить ему, но в последний момент я отказалась от этой идеи. Присутствующие могут расценить это по-своему, а мне бы не хотелось слушать за своей спиной пересуды и сальные шуточки.

– Предлагаю начать, – сказал Виктор и принялся открывать шампанское.

Немного подумав, я согласилась. В конце концов, все были предупреждены о вечеринке. С меня взятки гладки.

– Дорогая Олеся, – откашлявшись, торжественно начал Анатолий. Он огляделся: – Несмотря на то, что мы сегодня не в полном составе, позволь от лица нашего класса поздравить…

Его голос потонул в возбужденном гудении молодежи, послышался звон бокалов.

Через полчаса мы вышли на балкон. Инга вытащила сигарету.

– А ты хоть сама скучаешь по сестре? – поинтересовалась она, прикуривая. Я затянулась и, выпустив в вечернее небо дым, ответила:

– Не могу тебе ответить откровенно. Потому что просто никогда не задавала себе этого вопроса. Мы были очень разными и почти никогда не играли вместе. Правда, она мне снилась недавно.

Инга стряхнула пепел в пустую пивную банку.

– А представь себе, она рано или поздно объявится? Как в сериалах.

– Ага, – влезла в разговор Лена, которая с интересом прислушивалась к нашему разговору. – Особенно когда начинается дележка наследства.

– Знаете, девчонки, – промолвила я. – Не сочтите меня пессимисткой, но я уверена, что Маргариты давно нет в живых.

Подруги деликатно промолчали, словно предоставляя мне самой озвучить столь жесткое, но закономерное и логичное предположение.

«Конечно, ведь прошло столько лет», – подумала я. «А внезапные и счастливые встречи, как в этих дурацких передачах типа «Жди меня», – это из области фантастики»

– Мне отец говорил, что каждый год пропадают без вести больше ста тысяч, – сказала Лена. Она открыла накрашенный ротик, зачарованно наблюдая за струйкой дыма, которая быстро растворялась в вечернем воздухе. – Но одно дело – пропадают алкаши, наркоманы или должники там всякие… Но чтобы из нормальной семьи вот так просто исчез человек! Сколько ей лет было?

– Кажется, пятнадцать, – сказала я. – Они с друзьями были в кино, прогуливали урок. Ей захотелось в туалет посреди сеанса, она вышла. И больше ее никто не видел.

Подруги притихли. Лена докурила сигарету и вышла с балкона. Я задумчиво глядела на цилиндрик пепла, который медленно рос на моей недокуренной сигарете. Почему-то мне расхотелось курить. Вообще.

– Инга, можешь считать меня чокнутой, но мне кажется, что вот уже вторую неделю я вижу возле школы какого-то странного мужика. И когда я на него смотрю, его лицо становится… – я тщательно подбирала слова, – такое… словно он знает обо мне что-то такое, о чем даже не догадываются родители. Понимаешь? Будто меня с ним связывает какой-то секрет.

– Секрет, – эхом отозвалась Инга. Она, в отличие от меня, добросовестно выкурила всю сигарету чуть ли не до фильтра и аккуратно протолкнула окурок в банку-пепельницу. – Сфоткай его и расскажи нашей Сергеевне (это наша классная учительница). Или предкам, пусть примут меры. Сейчас кругом полно извращенцев, педофилов и прочих уродов. Вдруг он один из них?

Поразмыслив, я возразила:

– Он не похож на педофила.

– Ой ли? И много ты их встречала в своей жизни?

Я усмехнулась, отчасти признавая правоту одноклассницы. К счастью, пока мои дорожки с больными ублюдками не пересекались. И все же что-то во мне говорило, что этот странный незнакомец разглядывает меня с другой целью. Только с какой, вот вопрос?

– Зачем ты Сбежнева позвала? – неожиданно спросила Инга. – Не хватало здесь этого вонючки. С его историями про негритосов.

Я улыбнулась. Не могла же я сказать, что когда приглашала на днюху Антона, он уговорил меня взять с собой Женю! И даже клятвенно пообещал, что тот помоет голову и наденет свежие носки для этого случая.

Правда, почему-то их все нет и нет…

– Ой, гляди, – заговорила удивленно подруга, глядя куда-то вниз. – Легок на помине…

Я высунулась наружу. На детской площадке, сгорбившись, сидел Женя.

– Он что, забыл адрес? – спросила Инга.

– Вряд ли. Только не Сбежнев, – ответила я, помня о его педантичной памяти.

Вначале я хотела окликнуть его, после чего, передумав, вышла в прихожую.

– Я схожу, узнаю, в чем дело, – пояснила я Инге. – Они с Антоном должны были вдвоем прийти.

Я накинула на плечи свою любимую белую курточку и быстро сбежала по ступенькам вниз.

В тот момент мне даже в голову не могло прийти, что могло произойти что-то неладное.

Женя сидел совершенно неподвижно, и в какую-то долю секунды у меня закралось безумное по своей сути подозрение – он мертв.

Ну да. Еле доплелся до моего двора, сел передохнуть на лавочке и тихонько умер. Незаметно, как никому не нужный одинокий старичок.

– Эй! – позвала я, тронув одноклассника за плечо.

Мой взгляд непроизвольно остановился на волосах юноши. Они были чисто вымыты, и от них шел едва различимый запах шампуня.

– Женя!

Он посмотрел на меня, и я чуть не попятилась назад. Такой всепоглощающий ужас на лице я видела первый раз в жизни. Как если бы Сбежнев смотрел «Зловещие мертвецы» и неожиданно оказался среди главных героев картины в старом доме в лесу. И именно в тот момент, когда к нему уже со всех сторон тянулись костлявые руки.

На белом лице глаза зияли черным дырами, губы мелко дрожали, словно парень испытывал ледяной холод и его бил озноб.

– Ты что? Женя! Але, очнись!

Мой взгляд сместился вниз, и я оторопела. В правой руке он сжимал длинный осколок стекла, обернутый носовым платком. Рука тоже тряслась, будто ее и губы соединяли одни и те же контактные проводки.

– Что случилось?!

(Антон! Где Антон?)

– Они… они…

Он с шумом выдохнул воздух и расширенными глазами уставился на меня.

– Они дома? Они пришли? – чуть слышно спросил он.

– Кто? – спросила я, ощущая себя полной идиоткой. Ясен пень, кого он имеет в виду. Дэна с его неразлучным другом Варданом.

– Ты о Денисе с Варданом? Нет, не пришли.

Он продолжал таращиться на меня, словно у меня проклюнулся второй нос.

– У меня сел мобильник, – вдруг сказал Женя. – Я не мог. Не мог, понимаешь? Не мог позвонить.

– Зачем тебе стекло? Брось и пошли в дом.

– Антон… Антон у тебя? – тихо спросил он.

Я отрицательно качнула головой, и стекло выпало из его разжатых пальцев.

Женя зашевелил губами, и мне послышалось, будто до меня донеслось слово «били».

(или «убили»?)

Я встала с лавочки.

– Пошли в дом, все расскажешь.

Сбежнев закряхтел и, с трудом выпрямившись, поплелся за мной, то и дело оборачиваясь назад.

Однако никакого разговора не получилось. Гулянка была в самом разгаре, играла музыка, многие уже танцевали, Анатолий взрывал хлопушки, и Женя сразу затерялся, словно бумажный кораблик, угодивший в водоворот. Помню, он подходил к кому-то, выпрашивая телефон для звонка, но от него все отмахивались.

Примерно через час в дверь раздался звонок. Открывать пошла Инга, так как я в тот момент была занята тем, что убирала осколки разбившейся тарелки. Но звонок я слышала и, как только подмела стекла, поспешила в прихожую.

На пороге стоял Дэн, и по его виду я сразу поняла, что он пьян.

– Детка-а-а-а…

Раскачиваясь взад и вперед, будто маятник, он глупо улыбался мокрым от слюны ртом. В его руках был довольно мятый букет хризантем, в другой – он держал косметический набор в плотном прозрачном пакете на «молнии». Судя по свеженалипшей пыли на пакете и джинсах, он неоднократно падал, пока добрался до моего дома.

– Поздравляю, Олесечка-а-а, – растягивая слова, произнес он, подавшись вперед, и я отступила, пропуская его. Про себя я с досадой подумала, что нужно было бы хлопнуть дверью перед его носом.

– Когда успел нажраться? – спросила я, не скрывая брезгливость.

– С Вар… ик! С Варданчинком в кафе посидели, – сообщил он и протянул мне цветы. – Отмечали твое… ик! День варенья. Вот так. Прости, что опоздал.

Я молча забрала букет, который больше смахивал на веник.

– Это тоже тебе.

Помедлив, я забрала и пакет, хотя в этот момент у меня не было никакого желания принимать от него подарки.

– Где Вардан? – спросила Инга. – Он разве не с тобой?

Дэн взглянул на девушку так, словно видел ее впервые в жизни.

– Ему стало… ик! Перепил парень. Ему поплохело, и он ушел домой спать. Извините, – с этими словами Власенко развел руки в стороны.

Он качнулся в мою сторону, и я сморщила нос – разило от него непередаваемо. Словно его вымачивали в бочке, в которой намешали коньяк с пивом. Дэн предпринял попытку поцеловать меня, но я отстранилась. Он не стал обижаться.

Сняв с плеч рюкзак, он небрежно швырнул его на пол, к обуви.

– Я помою руки и за стол, – объявил он.

Когда он скрылся в ванной, мы с Ингой обменялась взглядами.

«Пора гнать его поганой метлой» – красноречиво говорил ее взгляд, и я была полностью солидарна с этим мнением.

– Да. Но только не сейчас. Я поговорю с ним потом, когда он протрезвеет, – сказала я вполголоса. – Иначе он разгромит мне всю хату, и предки меня в асфальт закатают.

Мы прошли в комнату. Если бы я была бы внимательнее, то заметила бы, как Женя, бледный словно полотно, взял на кухонном столе чей-то оставленный мобильник и принялся кому-то звонить.

Я рассеянно раскладывала тарелки, решив, что вряд ли буду устраивать подобные мероприятия. Я имею в виду день рождения. Хватит, наигралась. Одна только уборка займет

(Антон)

полдня.

Я замерла на полдороге к ножу, которым намеревалась резать торт. Посмотрела на часы. Полдесятого. Где Антон?

«Ты так и не поговорила с Женей».

Мне стало не по себе. Как я могла забыть?!

В комнату, качаясь, вошел Дэн.

– Ты сегодня видел Хлебникова? – задала я вопрос, стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно.

– А что? – процедил Дэн. – Соску… ик! Соскучилась?!

Я не успела ничего ответить, потому что он заметил шмыгнувшего на балкон Женю и грубо отпихнул меня в сторону, словно мешавшую ему швабру.

– Стой, толстяк! – заорал Власенко. Оскалившись, он кинулся за ним. У меня подкосились ноги, и я вцепилась в Анатолия.

– Не дай им сцепиться, – взмолилась я.

На балконе раздался истошный крик.

Ребята бросились к дерущимся.

– Не убивай!! – вопил Сбежнев. Он забился в угол, с ужасом глядя на разъяренного Дэна.

– Ты все-таки приперся сюда, говнюк?! – прорычал Власенко. Он схватил парня за шиворот его новой рубашки и с силой потянул к себе. Затрещала материя, и Женя заголосил еще громче.

– Парни, брейк! – рявкнул Анатолий (он единственный в классе после Антона, кто мог соперничать с Денисом в физической силе). Но здесь ему не повезло. Дэн резко повернулся и точным ударом свалил одноклассника с ног. Изрыгая ругательства, Анатолий барахтался на полу.

– Не лезь, Толечка, – прошипел Дэн и снова повернулся к Жене.

– Помогите!!! – завизжал тот. Он закрыл лицо руками, неуклюжим тестом сползая вниз.

– Дэн, остановись! – заголосила я.

Он обернулся, тяжело дыша.

И в этот момент в квартиру снова позвонили.

– Кто вызывал милицию? – поинтересовался тучный сержант. На плече висел укороченный «калашников».

Мы растерянно переглянулись.

– Где взрослые? – хрипловатым голосом поинтересовался второй милиционер. – Кто из вас…

Он взглянул на клочок бумажки.

– …Сбежнев Евгений?

Через минуту взъерошенного Женю, словно прокаженного, буквально вытолкали наружу. Как жертву на алтарь.

– Ты звонил?

– Да, – хрюкнул он.

Сбежнев смотрел в пол, нервно теребя оторванный лоскут рубашки.

А он подготовился, внезапно посетила меня мысль. Помыл голову, надел новую рубашку… И носки чистые.

В следующее мгновение он произнес слова, которые долго мне снились после всей этой истории:

– Власенко убил Антона. Власенко Денис и его друг, Вардан. Они зарезали его.

Милиционеры переглянулись, после чего прошли в квартиру.

– Они убили бы и меня, – прошелестел сзади Женя. – Но я… убежал.

Брыкающегося Дэна выволокли с балкона – он, услышав разговор в прихожей, намеревался спрыгнуть с четвертого этажа.

– Сука!! – орал он, брызгая слюной. – Я никого не убивал! Отпустите, твари!!

В кармане куртки Власенко нашли нож с выкидным лезвием. Сержант что-то сообщил по рации, пока второй милиционер держал бьющегося в истерике Власенко. Мы сгрудились в комнате, притихшие, испуганные и мигом протрезвевшие. Еще я обратила внимание, что Женя так и остался стоять в прихожей, упершись невидящим взглядом в пол.

Вернувшись с кухни, сержант поинтересовался, есть ли в квартире другие вещи, принадлежащие Дэну. Я указала на рюкзак, валявшийся среди ботинок и женских туфель.

– А это что? – спросил патрульный, в упор глядя на Власенко. Он уже перестал бесноваться и затравленно глядел на извлеченную из рюкзака куртку. Она была вся в красных пятнах. За курткой последовали хозяйственные перчатки, совсем новые.

– А где старые? Выбросил? – задал вопрос сержант.

– Я не убивал, – тупо произнес Дэн.

Сержант кивнул напарнику, и тот заковал Власенко в наручники.

– Ты тоже собирайся, – сказал он, обращаясь к Жене, и тот послушно кивнул, начиная обуваться.

– Нет!! Нет, нет! – снова заверещал Дэн, но, получив ощутимый удар в бок, тут же умолк, закашлявшись.

Пока милиционер переписывал наши данные и телефоны, он тихо поскуливал, с надеждой выискивая меня среди ребят. Но я делала вид, что не замечаю его. Мне было очень страшно.

Мы ошалело смотрели на происходящее. Если бы в тот момент треснул потолок и сверху на нас шлепнулся бы Человек-паук, это вряд ли бы поразило нас сильнее.

– Извини… – пропыхтел Женя. Глядя куда-то в сторону, он сунул мне пакет:

– С днем рождения. Прости… что так получилось.

– Почему ты молчал? – с трудом выдавила я.

Он удрученно сгорбился, ничего не ответив.

– Расходитесь по домам, – приказал сержант, подхватывая рюкзак Дэна вместе с курткой. – Вечеринка окончена.

Обмякшего Дениса потащили наружу, и Женя заковылял следом.

Мой день рождения был завершен.

… – С чем я тебя и поздравляю, – сообщил Сергей, когда старуха перевела дух. – Ты что, на «ручнике», Олеся?

Пожилая женщина с недоумением и даже с обидой посмотрела на незваного гостя.

– Хочу тебе напомнить, что у тебя осталось полчаса. Пока что я не услышал ничего полезного.

Он наклонился ближе к застывшей старухе:

– Ты хорошо меня понимаешь, ведьма?

Она с трудом выбралась из-за стола и пробормотала:.

– Я хочу курить.

– Ты же вроде бросила? Там, на балконе.

– Бросила, – подтвердила Олеся Викторовна. – А вот теперь захотела.

Она сняла с полки какую-то блеклую коробочку, из которой извлекла сигарету. Открыла заслонку в печке, ловко прикурив от уголька.

– Ну, сынок, продолжим?

Сергей, не меняя выражения лица, ударил ее по уху. Голова старухи беспомощно вильнула, как надломленный подсолнух.

– Бей, бей, – закивала она, с наслаждением затягиваясь. Олеся Викторовна зашлась сухим кашлем, в покрасневших глазах показались слезы. – Можешь сразу меня убить, сынок.

Он побагровел.

– Издеваешься, сука? – зашипел Сергей. Схватив за тонкую кисть старухи, он вывернул руку. Она закричала.

– Я тебя слушаю. Очень внимательно, – сказал он.

Олеся Викторовна поднесла ко рту дрожащую руку с сигаретой и продолжила рассказ.

Женя вернулся только под утро. Его до сих пор трясло от пережитого. Кто бы мог подумать!

Сразу после его показаний их вместе с Денисом повезли на место драки. Однако, кроме нескольких капель крови и рассыпанных цветов, полицейские ничего не обнаружили. Да, еще нашли пакет, в котором был раздавленный домашний фонтанчик. Подарок для Олеси.

Кинолог пустил служебную собаку, и крупная овчарка по кличке Джесс, обнюхав место происшествия, кинулась в глубь парка. Оперативная группа ринулась за псом. Джесс остановился у набережной, под мостом, вопросительно глядя на кинолога. Тот посветил фонариком, выхватывая желтым лучом из темноты засохшие пятна крови. Рядом валялись окровавленные хозяйственные перчатки.

– Утонул? – спросил уставшим голосом следователь и повернулся к Денису. – Или утопил?

Дэн разрыдался.

Поскольку тело Антона так и не было найдено, к реке вскоре прибыла водолазная бригада.

А Женю с Власенко повезли обратно в милицию. В кабинете следователя он уговорил оперативников дать ему возможность подзарядить мобильник.

Женя молча глядел на мокрые от росы туфли. Отец наверняка будет орать на него. А может, и не будет. В последнее время он стал очень странным.

Сбежнев снова прокрутил в памяти прошедшую ночь. Пожалуй, самую длинную в его жизни. Но ему не в чем себя упрекнуть. Единственный его прокол – то, что он испугался. Да-да. Испугался и бросил друга. Но попробуй не испугаться, когда у Власенко нож!

По правде говоря, он не видел, что делали хулиганы с его другом. Он только успел заметить, как Вардан держал Антона, а Дэн поднес к его лицу нож, что-то говоря при этом. Он не расслышал, что именно, да это и не важно. Что может говорить этот дебил, у которого всего одна извилина, да и то, прямая?!

Как только он увидел, как нож касается лица Антона, он кинулся наутек. Не разбирая дороги.

Вот, собственно, что он и рассказал оперативникам.

Он открыл дверь и на цыпочках проскользнул внутрь.

Отец сидел на кухне, устремив потухший взгляд в стену. На столе стояла чашка с давно остывшим чаем и стопка исписанных листов.

– Ты…

Женя проглотил подступивший комок, про себя подумав о недожаренно-«сопливой» яичнице, которая никак не желала проваливаться в желудок.

– Ты что, не спал?

– Я ждал тебя, – ответил Петр Георгиевич. В голосе прозвучал мягкий укор. Мол, посмотри на меня. Я волнуюсь, мой мальчик. Очень волнуюсь.

– Я был в милиции. Я тебе звонил, – сказал Женя, скидывая ботинки.

– Да. Я это знаю.

Юноша снял куртку, повесил ее на крючок и уставился на отца. Он даже не повернулся к нему. Небось, все о своих травах думает. О травах и температурных перепадах. Блин.

– Девочке понравился подарок? – вдруг спросил Петр Георгиевич.

– Я не знаю, – нехотя произнес Женя. У него глаза слипались – так он хотел в уютную постель. Но спать нельзя, у него дел невпроворот. – Сам понимаешь, в такой ситуации не до подарков.

– Да, – бесцветно отозвался отец. Он подвинул к себе наполовину исписанный лист и взял в руки ручку. – Надеюсь, этот мерзавец больше не будет тебя доставать. Он и его дружок.

Женя подумал о Вардане. Наверное, его тоже задержали. Он ведь, кажется, соучастник.

– Приготовишь что-нибудь? – словно извиняясь, спросил отец. – У тебя хорошо получается, Женя.

Парень кивнул.

Готовить он умел и любил.

– Я сделаю харчо. Будешь?

Отец кивнул.

Взгляд Жени переместился на раковину, вернее, на кран, из которого текла струйка воды. Он плотно сжал губы. Как он сразу это не увидел?

Он закрыл кран.

В прошлый раз отец тоже оставил включенную воду на кухне. Поздно вечером.

Черт знает, что у отца в башке творится. Однажды его ночью разбудил какой-то шорох. Будто кто-то стоял за дверью. Решив, что ему померещилось, Женя просто повернулся на другой бок. А где-то через час он захотел в туалет. И когда он открыл дверь, увидев перед собой неподвижную фигуру отца, его мочевой пузырь едва не опорожнился прямо на месте. Петр Георгиевич был полностью одет, словно вот-вот собирался уйти на важную встречу. Только зашел на секунду поцеловать сына.

– Папа? – прошептал Женя, с потаенным страхом заглядывая в его пустые глаза.

Отец стоял, слегка ссутулившись. Он ничего не ответил. Просто стоял и невидящими глазами смотрел на Женю.

Ему сделалось страшно, и он, невзирая на мучительное желание облегчиться, юркнул обратно в комнату, накрывшись одеялом с головой. За дверью послышался глубокий вздох. Отец «проснулся». Об этом свидетельствовали шаркающие шаги, и они удалялись. Лишь спустя несколько минут Женя решился снова выйти из комнаты.

Иногда отец смотрел в окно. Он мог смотреть в окно часами, особенно когда идет дождь. Его можно называть старым очкариком и мудилой, и он бы не обернулся. Женя проверял. Будто в окно пялилась телесная оболочка его отца, а его начинка, душа с мозгами, парила где-то в другом полушарии. Например, в районе экватора. Там, где непроходимые джунгли и мошкара. Там, где среди лиан можно услышать злобное шипение габонской гадюки. И…

– Ты не обращал в последнее время внимания на странных людей? – тихо поинтересовался отец.

Женя, уже намеревающийся подняться к себе в комнату, нахмурился. Почему папа интересуется этим?

– Что ты имеешь в виду?

«Скажи ему».

Нет, про себя проговорил Женя.

Ну да. Как же, ведь на днях он видел какого-то мужика, который следовал за ним от школы до самой остановки и даже проехал немного с ним в одном автобусе, но это еще ничего

(Скажи! Это может быть важным!)

не значило.

– У меня нехорошее чувство, – глухо сказал отец, растирая грудь своей костлявой ладонью. – Нехорошее… Сегодня ночью я видел человека во дворе. Он смотрел на наш дом. Долго смотрел.

Женя незаметно вышел из кухни.

– Не выходи без надобности наружу! – услышал он голос отца.

Как только он поднялся в комнату, зазвонил его мобильник.

Глянув на определившийся номер абонента, Женя почувствовал, что его сердце от волнения сейчас выскочит наружу эдаким плюющимся кровью мешочком.

Олеся.

Самая красивая девушка в их классе.

(Наверняка она захочет что-то узнать про Антона)

Он задумчиво глазел на разрывающийся телефон, чувствуя странную робость. Наконец его палец с неаккуратно подстриженным ногтем нажал на кнопку принятия звонка.

– Женя? – услышал он девичий голос.

– Привет, Олеся, – хрипло произнес он.

– Я хотела тебя поблагодарить за подарок. Это… настолько необычно! Обалдеть! Я понимаю, что сейчас не время прыгать от счастья, но ты меня поразил, честно! Ты сам это сделал?

Сбежнев сказал, что сам.

– Из чего? Что за материал? Глина?

– Да. Будь с ней аккуратна, изделие хрупкое.

– Немного смахивает на шоколад. И запах такой необычный…

Женя скромно молчал, и о том, что ему приятно слушать похвалу, говорил легкий румянец, проступивший на его щеках.

– Ты очень талантлив. Не занимайся ерундой, посвяти себя этому искусству.

– Я обязательно подумаю над этим, – неуклюже проговорил Женя.

– Ну ладно, – вздохнула Олеся. – Новостей об Антоне нет?

– Пока нет. Его не нашли еще.

– Я очень надеюсь, что все образуется.

– И я, – ответил Женя, едва ли веря в собственные слова. Когда тебя пинают ногами, а потом суют нож под нос, вряд ли что-то образуется. Кроме мертвого тела, разве что.

Они распрощались, и Женя поплелся в комнату.

Я выключила телефон и вновь посмотрела на подарок Жени Сбежнева. Вчера, когда он чуть ли не насильно впихнул мне пакет в руки, я машинально положила его на стул, через мгновение забыв о его существовании. И вспомнила лишь глубокой ночью, когда захотела попить.

Это была точная копия моей головы, не превышающая размер апельсина. Тяжеленькая, увесистая такая. И что самое удивительное, со всеми морщинками и родинками! Поразительно, как ему это удалось! И вообще, интересно, с чего он лепил этот «шедевр»? Наверное, с какой-нибудь фотографии. Я обратила внимание, что вместо зрачков Женя использовал крохотные стеклянные шарики зеленоватого оттенка. Надо же, даже цвет глаз разглядел…

К макушке крепилась веревочка с петлей на конце. Пожалуй, это было единственное, что не вызвало у меня восторга. Мне не хотелось вешать голову на какой-нибудь крючок – это выглядело бы словно некий жутковатый трофей. Может, попросить Женю, чтобы он сделал какую-нибудь подставку, что-то типа бюстика?

Я вертела в руках копию собственной головы, одновременно вспоминая вчерашние события. Антона так и не нашли, Денис за решеткой. Вардан вроде пока только под домашним арестом. Все это сегодня рано утром мне протарахтела Инга – у нее мать работала помощником прокурора в нашем районе, отчего все самые свежие новости стекались к моей подружке.

Я не могла поверить, что Дэн с Варданом могли убить человека. Да, Власенко не умеет себя контролировать и в порыве ярости может кинуться в драку (особенно когда выпьет), но чтобы хладнокровно зарезать человека! Своего одноклассника!

«Не просто одноклассника», – поправила я себя. «Соперника. Более того, он видел, какими вы обмениваетесь взглядами».

В какой-то момент у меня возникло настолько поганое ощущение, что захотелось разрыдаться. Ведь именно я, по сути, явилась косвенной причиной конфликта между мальчишками…

Пока я раздумывала, чем бы заняться, зазвонил телефон.

Это была Инга, и когда она начала говорить срывающимся голосом, я почувствовала, что пол уходит у меня из-под ног.

Нашли Антона. То есть нашли его тело. Выловили в реке в трех километрах от моста.

Без головы.

Похороны прошли как во сне. Помню, что плакали все – и взрослые, и подростки. Гроб был по понятным причинам закрыт. Собственно, гроба практически не было видно из-за горы цветов. Где-то в изголовье стояла большая фотография Антона, и я не могла на нее смотреть. Он казался мне живым на ней.

«Ну что же ты, Олеся?» – мягко вопрошал он. «Посмотри на меня. Запомни меня таким, каким помнишь. Прости, что я так и не дошел до тебя и не поздравил с днем рождения. Прости, что мой букет растоптали Денис с Варданом, а мне отрезали го…»

Я сжала виски, зажмурившись, но тихий, ничего не выражающий голос Антона, казалось, просачивался сквозь поры кожи. Почерневшие от горя родители Антона держались друг за друга, словно щенки, которых застала гроза. В их безвременно постаревших лицах читался один немой вопрос «За что?».

После похорон мы немного посидели в кафе. Почти никто ничего не говорил. Анатолий осторожно предположил, что рано или поздно должна найтись… ну, вы сами понимаете. Недостающая часть Антона. Кажется, Инга сказала, что в прокуратуре по поводу убийства Антона мнения разделились. Вроде появились какие-то улики, свидетельствующие, что Дэн с Варданом не при делах. Однако ничего конкретного она пояснить не смогла.

Потом у меня разболелась голова, и я сказала, что пойду домой.

Я зашла в подъезд и направилась к лифту. Погруженная в свои мысли, я не заметила мужчину в темно-синей куртке, неподвижно стоявшего у почтового ящика. Но в тот день окружающий мир воспринимался мною через призму шока и полнейшей растерянности, и этот человек показался мне размытым бесформенным пятном. Я вызвала лифт, и, дождавшись, когда матово-стальные двери откроются, шагнула внутрь. В ту же секунду я почувствовала сильный толчок в спину и по инерции врезалась в стену лифта. Я закричала.

– Замолчи, – прошипел за спиной мужской голос.

Я прикусила язык, ощущая во рту солоноватый привкус. В голове раскатисто выстукивали клавиши:

Маньяк. Насильник. Он сейчас меня изнасилует, а потом отрежет голову. Или наоборот. Все это пронеслось в моей голове меньше чем за тысячную долю секунды.

– Не надо кричать, – сказал незнакомец. На нем была серая кепка, надвинутая на глаза. Одного взгляда в его худощавое лицо было достаточно, чтобы убедиться – это тот самый человек, что разглядывал меня у школьных ворот.

Двери лифта закрылись, и лифт с тихим урчанием потащил нас наверх. Он приподнял козырек кепки.

Когда его палец нажал на кнопку «стоп», у меня потемнело в глазах. Очевидно, он увидел захлестнувший меня ужас и тихо сказал:

– Я ничего тебе не сделаю. Только не кричи.

«Боже, он убьет меня».

– Повторяю, я не трону тебя, – сказал он, словно читая мои мысли. – Всего пять минут, и я тебя отпущу. Что ты знаешь о семье Сбежневых?

– Я… Я ничего. Ничего не знаю, – пролепетала я. – Я была у него… То есть у Жени, всего один раз. Он учится у нас в классе.

– Что он тебе рассказывал?

Я моргнула. Лицо незнакомца нависло надо мной, словно инопланетный корабль межгалактических агрессоров над тихим, сонным городком, который ничего не подозревает о нависшей опасности.

– Ну… он хорошо учится. Он любит лепить. Он…

– Любит лепить? – повторил мужчина. Он издал нервный смешок. – Он постоянно ошивается у твоего дома. Ты в курсе?

– Я не заметила, – выдохнула я. У меня начали дрожать коленки. Я скосила взгляд на панель с кнопками. Успею ли я дотянуться?.. А если даже успею, как он поведет себя после этого?!

– Что ты знаешь о его отце? Ну?

На его красном от напряжения лице выступили капли пота, они поблескивали в свете ламп как стеклянные шарики. Как те шарики, что Женя впихнул в мое «лицо» вместо зрачков.

– Я с ним мало знакома. Он…

Я сглотнула.

– Он работает в каком-то научно-исследовательском институте. И все. Я никогда не разговаривала с папой Жени.

Мне показалось, что мужчина издал расслабленный вздох. Черты его лица выровнялись. Он протянул ко мне руку, и я в ужасе закрыла глаза.

– Не бойся, – он поправил мне воротник на куртке. – Просто… держись от них подальше. Поняла меня?

Я с такой силой закивала, что еще немного, и я вывихнула бы себе шею.

На его лице появилась ухмылка, от которой моя кровь смерзлась в лед. Изловчившись, я резко выбросила руку вперед, метя в кнопку вызова диспетчера. Незнакомец нахмурился.

– Дура, – хмыкнул он, нажимая на кнопку четвертого этажа. Моего этажа.

– Держись от этой семьи подальше, – повторил он. Подождал, пока я выйду, точнее, вывалюсь наружу. – Я говорю совершенно серьезно.

– Да пошел ты! – закричала я, когда двери за ним закрылись. – Чтоб ты сдох, придурок!!!

Лифт с характерным гудением поехал вниз, а я, едва сдерживая слезы, побрела в квартиру.

Я рассказала о произошедшем матери и отчиму. Мать позвонила в милицию, но те, равнодушно выслушав ее, посоветовали в следующий раз никуда не отпускать меня одну. Можете себе представить?!

Отчиму же вообще было все до лампочки. Впрочем, как всегда, когда дело касалось меня.