Эпилог

Склад в Квинсе, известный как Крепость, считался хранилищем художественных объектов и охранялся правительством Соединенных Штатов. Через его двери прошло немало предметов из Иракского музея. Сюда после обнаружения привезли безголовую каменную статую шумерского царя Энтемены из Лагаша, сюда для идентификации доставили 669 музейных предметов, задержанных Таможенной службой США в Ньюаркском международном аэропорту в 2003 году. И вот теперь в мрачных стенах Крепости аль-Дайни приступил к работе по каталогизации возвращенного в результате поисков в Мэне и Квебеке. К сожалению, то, что он больше всего искал, опять ускользнуло от него.

Почувствовав усталость, доктор направился в ближайший кафетерий, где заказал суп и развернул купленную утром арабскую газету. Позднее он скажет, что ощутил запах незнакомца еще до того, как тот сел за столик напротив него. Аль-Дайни не курил, и никотиновая вонь испортила ему вкус супа.

Ученый оторвался от газеты и еды и посмотрел на Коллектора.

– Извините, я вас знаю?

Коллектор покачал головой.

– Мы вращаемся в близких кругах, не более того. У меня есть кое-что для вас.

Он поставил на стол ящик, обернутый плотной бумагой и перевязанный бечевкой. Ученый дотронулся до него и ощутил вибрацию. Он огляделся, потом перерезал бечевку своим ножом, отодвинул в сторону газету и поднял крышку длинного светлого ларца. Осторожно осмотрел замки. Нахмурился.

– Его открывали.

– Да. Результат в высшей степени интересный.

– Но они по-прежнему там?

– Разве вы их не чувствуете?

Аль-Дайни кивнул и опустил крышку. Впервые за многие годы он почувствовал, что, может быть, выспится этой ночью.

– Кто вы?

– Я? Я – собиратель. – Коллектор положил на стол перед ученым два листка бумаги. – Но за возвращение столь уникальной вещи законным властям придется заплатить.

Аль-Дайни посмотрел на листки. На обоих были изображены небольшие цилиндрические печати.

– Считайте, что они уничтожены или безвозвратно утрачены.

Аль-Дайни был человеком, умудренным опытом и многое повидавшим.

– Согласен. Для вашей собственной коллекции?

– Нет, – сказал Коллектор, поднимаясь. – В качестве возмещения.

Воздух был спокоен. Днем прошел дождь, и трава на Мемориальном кладбище ветеранов Мэна блестела под солнцем. Я стоял рядом с Бобби Жандро, его девушка ждала на дорожке. Нас окружали мертвые. Бобби попросил встретиться именно здесь, и я с радостью согласился.

– Очень долго я сам хотел здесь лежать. Покончить со всем.

– А теперь?

– Теперь я с ней. – Он посмотрел на Мэл, и она улыбнулась в ответ, а я подумал: придет время, и она будет похоронена здесь рядом с тобой.

– Спешить не надо. Место для вас обоих приберегут.

Бобби кивнул.

– Это и есть наша награда. Упокоиться здесь, с честью. Больше ничего не надо. Ни денег, ни медалей. Этого достаточно.

Его взгляд остановился на ближайшем камне. Там лежали муж и жена, и я понял, что Бобби уже представляет свое имя рядом с именем Мэл.

– Намерения у них были благие. Поначалу.

– Большинство нехороших ситуаций, с которыми мне доводилось иметь дело, возникали из наилучших намерений, – заметил я. – Но в чем-то они и впрямь были правы: раненые и пострадавшие заслуживают больше, чем получают.

– Думаю, в конце у них было так много денег, что они просто не могли заставить себя расстаться с ними.

– Пожалуй.

Бобби повернулся ко мне, и я пожал ему руку. Когда я убрал свою ладонь, на его лежали две маленькие цилиндрические печати, каждая украшенная золотом и драгоценными камнями. К одной из них резинкой была прикреплена полоска бумаги.

– Что это?

– Сувениры. Человек по имени аль-Дайни вычеркнул их из списка украденных ценностей в обмен на золотой ларец. На бумажке фамилия человека, который даст за них хорошие деньги и не будет задавать лишних вопросов. Не сомневаюсь, ты найдешь деньгам достойное применение.

Билли Жандро стиснул печати.

– Есть люди, которым хуже, чем мне.

– Знаю. Поэтому это досталось тебе: ты сделаешь все как надо. Если потребуется совет, потолкуй с Роналдом Стрейдиром или просто спроси у своей подруги.

Они ушли первыми. Я еще немного задержался среди мертвых, и когда тени удлинились, перекрестился и ушел, предоставив павших самим себе.

Здесь в свой час мертвые слагают бремя. Здесь имена вырезаны в камне и цветы лежат на стриженой траве. Здесь муж покоится рядом с женой, и жена – с мужем. Здесь – обещание мира и покоя. Лишь обещание.

Ибо только мертвые скажут о том, что претерпели, и как сон перемежается тревожными видениями, так и вечный покой тревожен порою для тех, кто видел слишком много и слишком много страдал. Мертвые знают, что мертвые знают, и солдаты знают, что знают солдаты, и муки свои они разделят со своими, и больше ни с кем.

Ночью из тени выходят фигуры, темные формы движутся по тихим лужайкам. Один сидит рядом с другим на каменной скамье, спокойно слушая товарища, и птица поет колыбельную над ними. Трое неслышно идут по первым опавшим листьям, ничего не задевая, не оставляя следов. Здесь собираются солдаты и говорят о войне, о потерях. Здесь мертвые свидетельствуют, и свидетельства звучат в ответ.

И ночной ветер разносит шепот утешения.