22 июля 1875 г.

Получил я письма твои, Божия послушница, благоговейная просфорница Т., и подивился твоей премудрости. Как ты сумела превознести меня?

Конечно, воспеть достойная может и неученый, а ты умела ублажить того, кто хуже всех. Но я спорить с тобою не стану, боясь Того, Кто сказал: «Приемляй праведника во имя праведниче, мзду праведника приимет». А хочу за ублажение меня пожурить тебя. С чего это ты взяла, что я буду обременяться твоими письмами, пли, как пишешь ты: «Затруднять своими грехами»? Не я, а Сам Сын Божий говорит: «Не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние». А я, говорю тебе, - хуже всех.

Зачем же мне удаляться от согрешающих, но кающихся; не отвратится ли и Господь от меня, если я оставлю кого? Оставь же впредь это неразумное сомнение; пиши все, всегда приму с участием сердечным. Об этом я уже, кажется, писал тебе прежде. Что ты нетерпелива, за это себя укоряй, но не смущайся. Ты пришла в монастырь учиться, и учись терпению, смирению и прочим добродетелям, украшающим венец монашества. Кто учится мастерству какому-нибудь, то неужели сразу возьмет шило, дратвы или там топор, кисть и сделает тотчас сапог, шкаф, картину? Если этого не может быть в действительности, то как же ты хочешь сразу научиться науке наук? Ибо монашество выше всяких наук, оно учит небесному ангельскому жительству. Стало быть, и здесь, как в мастерских, человек грешный, поступающий в монастырь для приготовления себя к вечной жизни, не делается сразу святым, а прежде многажды погрешает, портит начатое и за это получает от близких, особенно от высших себя, укоризны или наказания. Так и живет, учась и смиряя себя. И возрастает потом незаметно в меру возраста исполнения Христова. Говорю - незаметно, ибо, если кто станет примечать за собою, что он преуспел, то уж это плохо, и погибель монаха близ.

Будь же разумна и внимательна, и Господь не оставит тебя. Мир тебе и благословение Божие!

Многогр. и. Анатолий.