22 ноября 1882 г.

Получил еще письмо от тебя, М. Все-то ты сердишься. А это еще более растравляет болезнь твою. Касательно неурядицы за трапезой я говорил Батюшке, он ответил, что неудобно восставать напротив. Сказать матушке, она, говорит, поднимет бурю; подождем пока. И ты учись снисходить немощным. Ведь хочется жить получше, да дето-то не берет. Ведь кажется, чего легче, как помыслы - этот туман отпить; ан нет - они все себе лезут да лезут. Так и эти жалкие сестры. Пишешь, что в миру себя лучше ведут за столом, да там и во многом нас бедных монахов перещеголяют; а как эти самые подвижники явятся в монастырь, так и не узнаешь их. Тут и аппетит разыграется, и сон, и злость, и всякая всячина, как пишет св. Лествичник в 3-м слове. Да далеко ходить нечего: возьмем-ка мы себя с М., какие мы были с ней хорошие сначала-то? А потому не удивляйся ни другим, ни себе. Пока Бог не явит Свою помощь, ничего сами не сделаем.

Рыбку кушать, по немощи, можно, только, пожалуйста, не злись. Да помыслов долго не держи. Пишешь, что у монахини их быть не должно: да к кому же им и лезть, как не к молодой монашке; у старой им поживы мало, те уж искусились, а молодых демоны и томят и тоскою, и другими страстьми. От этого молоденькие делаются искусными: муж не искушен - неискусен.