Глава 35
Деревня Трошино
Бушинский бросился к женщине, схватил ее за плечо, повернул к себе и оторопел. Твердое и холодное тело было похоже на…
– Тата?!
Ступников подскочил к топчану и молча уставился на Татьяну. У него пропал дар речи. Хозяйка была мертва.
– У-у… у нее… нож в шее…
– Вижу, не слепой, – нервно отозвался управляющий. – Ты ее убил? Зачем?
– Я понятия не имел, что она здесь!.. Как моя жена очутилась в подвале?.. Кто ее запер?
– Полагаю, убийца…
Не признаваться же было Ступникову, что он спрятал Татьяну в кладовой по ее же просьбе? А потом разозлился и закрыл снаружи на ключ! Чтобы поставить ее на место, проучить. Ишь, раскомандовалась! Она больше не королева, а он – не ее слуга.
Но как объяснить все это Бушинскому? Разве он поверит, что жена сбежала от него в загородный дом? И что управляющий не приложил руку к ее смерти?
– Она… сама зарезалась? – ужаснулся супруг. – Мне назло?
Кровь, которая вылилась из раны, впиталась в обивку топчана и подсохла. Лицо жены казалось серым в тусклом свете лампы. На тумбочке стоял термос, чашка и вазочка с конфетами. На полу валялись фантики. В углу белело эмалированное ведро с крышкой.
Сознание Бушинского автоматически отметило эти детали. Он ущипнул себя за ухо и покосился на Аркадия.
– У меня опять глюки? Что ты подмешал в водку, придурок? По приезде я выпил, свалился и уснул… Ни черта не помню…
– И много ты выпил?
– Порядочно…
Они говорили так, словно рядом не было трупа. Один из них не хотел верить в то, что видел, а второй не мог поверить. Казалось, Татьяна прикинулась мертвой, чтобы напугать их. Ей это удалось.
Первым опомнился Ступников.
– Ты убил ее, Самсон!.. Убил!.. Она мертва уже… – он потрогал руку покойницы и заключил: – Она окоченела!.. Я не специалист, но…
– Ты с ума сошел! – прошептал белый, как стена, Бушинский. – Ты болен, Аркадий! Что ты несешь?.. Я искал Татьяну… Я не знал, где она…
– Ты привез ее с собой. Заманил в подвал и прикончил. Я сразу догадался, что ты приехал не один. Сразу, как только увидел во дворе твою машину! В салоне пахло духами…
Бушинский забыл закрыть свою «Хонду», забыл, что недавно там сидела Рассохина, от которой за версту разило парфюмерией. Происходящее слишком походило на сон, который он видел в отеле. Это – из той же оперы. Кошмар, навеянный отравленной водкой…
– Ты что-то подмешал в спиртное и отправился на гулянку! А я выпил…
Чтобы не сорваться, Ступников сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
– Я провел ночь у женщины, которая подтвердит мои слова. Твои дела плохи, Самсон. Ты надеялся, что укатишь в Москву, а труп повесят на меня? Поэтому ты мне не звонил. Не вышло!
– Аркадий… я клянусь, что…
Оправдания застряли у Бушинского в горле. Он вспомнил, как обещал Джейн убить жену, и похолодел от ужаса. Вдруг он так и поступил?
– Я бы не стал убивать ее в подвале…
– А по-моему, место подходящее, – парировал управляющий. – Когда бы я заглянул в кладовую, если бы не собаки?
– Собаки!.. Ты был прав. Они почуяли покойника!.. Вот почему они выли…
– Ты решил меня подставить, Самсон? Ты всегда был умнее, хитрее и дальновиднее. Потому и в бизнесе преуспел, а я разорился. Потому и Татьяна выбрала тебя, а не меня…
– Я ее не убивал!.. Я приехал один… У меня и мыслях не было, что…
Его память озарила внезапная вспышка: Ренат и Лариса отправили его сюда не напрасно. Они знали, что делали. Они смоделировали ситуацию, но… почему-то не предупредили, что его тут поджидает.
«Если бы они мне сказали, я бы не поехал, – признался себе Бушинский. – Все правильно. Я должен принять меры…»
– Надо звонить в полицию, – сказал управляющий.
– Кто приедет, по-твоему? Здешний участковый?
– Для начала хотя бы он.
– Что мы ему скажем? Будем валить вину друг на друга?
Бушинский удивлялся тому, что продолжает во сне мыслить, как наяву. Сон – это обратная сторона реальности, один из вариантов развития событий. Когда он проснется, Татьяна окажется живой и здоровой.
– Звонить или нет?
– Не знаю, – мотнул головой Бушинский, стараясь не смотреть на мертвое тело.
Он подумал, что его неверная жена убита таким же ударом ножа, как и ее любовник. Из-за них он может сесть в тюрьму, оказаться за решеткой на долгие годы. Этого нельзя допустить.
Ступников не торопился вызывать полицию. Это могло обернуться для него бедой. У него нет денег, чтобы заплатить хорошим адвокатам. Зато Бушинский наймет пройдох, которые отыщут лазейки в законе, подкупят следователя и судей и помогут ему выйти сухим из воды.
«Меня сделают козлом отпущения, – думал он, терзаясь сомнениями. – Зря я поддался жалости и спрятал Татьяну в подвале. Я дал маху! Как теперь быть?»
Он преодолел искушение сдать хозяина дома ментам. Слишком разные у них весовые категории. У Бушинского больше возможностей отмазаться. Сейчас тот, похоже, растерян и подавлен. Куда подевалась его самоуверенность, его хваленый лоск? Но завтра он очухается, возьмет себя в руки и ринется в бой.
– Что делать будем? – усмехнулся Ступников. – Мы все-таки друзья, хоть и бывшие.
– Приятели. Друзей у меня нет.
– Татьяну уже не вернешь, а с законом проблем не оберешься, – управляющий помолчал, глядя на труп, словно решаясь на какой-то серьезный шаг, и выпалил: – Предлагаю избавиться от тела!
Бушинский не понял, о чем идет речь. Слова Аркадия дошли до него спустя минуту. Он посмотрел на мертвую жену и опустил голову.
– Дождемся темноты, отнесем ее на берег, положим в лодку и… в общем, концы в воду. Пройдет пару дней, подашь в розыск, а там… как карта ляжет.
– Я ее не убивал, – уж в который раз повторил Самсон.
– Как же она тогда очутилась в кладовой? Кто ее привез? Вчера ее здесь не было.
Ступников лгал. В данной ситуации – каждый за себя. Его слово против слова Бушинского. Тому придется доказывать, что он приехал один, без жены. Управляющий же рассчитывал на алиби, которое ему обеспечит горничная, если до этого дойдет. Он надеялся на благоразумие Самсона. Тот всегда отличался прагматизмом. Нравственные муки были ему чужды, когда речь шла о выгоде.
Бушинский не торопился с ответом. Он все еще надеялся, что вот-вот проснется, злые чары рассеются, и все встанет на свои места. Татьяна будет живехонька, а они с Аркадием отправятся рыбачить…
* * *
Москва
Рассохина с суеверным ужасом вспоминала свой визит в квартиру, где погиб молодой актер.
Кто-то невидимый сопровождал каждый ее шаг, дышал в затылок и сбрасывал на пол предметы. Первым упал и разбился стакан, в который она налила воды, чтобы выпить. В горле пересохло от страха, сердце частило. Настя сделала глоток, и стакан будто бы вырвали из ее рук. Тот разбился, осколки брызнули в разные стороны. Пришлось убирать.
Настя слышала чьи-то шаги, вздрагивала, озиралась по сторонам. В комнате никого не было. Компрометирующих записей она так и не нашла. Ее утешало, что криминалисты, скорее всего, их тоже не обнаружили. Иначе следователь уже поговорил бы с работниками театра, показал им «эротическое видео», связался с Бушинским, и тот устроил бы Насте разбор полетов. Цепочка фактов неумолимо привела бы к ней. Самсон Карлович был бы в ударе! О случайном совпадении лучше не заикаться.
«Заработать денег мы с Геной не успели, а неприятности на свою голову нажили, – терзалась Рассохина. – Теперь он мертв, а я – на волоске от гибели. Бушинский вынесет мне приговор и приведет его в исполнение. Если моя роль в этой грязной игре выплывет наружу, мне конец!»
Где убитый хранил флешку, неизвестно. Может, в театре, может, в ячейке на вокзале. Вариантов не счесть.
– Ты меня недооценивала! – произнес кто-то у нее над ухом. – Думала, я лох? Попробуй, найди мой тайник. Еще не поздно содрать с Бушинского денежки! Только без меня ты в пролете, дорогуша!
Это был голос Беспалого.
– Гена, ты…
Рассохина осеклась и закусила губу. Она разговаривает с покойником?! Здесь все еще витает его дух?
– Ты во всем виновата! – прошипел он. – Ты втянула меня в эту авантюру! Ты должна ответить за мою смерть!
– Прости, Гена… Прости! Я не ведала, что творила…
– Моя смерть на твоей совести! Ты свела меня с Татьяной! Я послушал твоего совета и где я теперь?
– Прости…
Она выскочила из квартиры и в холодном поту побежала вниз по лестнице, забыв о лифте и больной ноге. В висках стучал страх. Казалось, покойник настигает ее, толкает в спину, и она катится по ступенькам…
Вкрадчивый мужской баритон бархатного тембра, обожаемый женщинами, до сих пор звучал в ее ушах. Она покрывалась ледяными мурашками и крестилась, чего раньше никогда не делала. Ее даже посетила идея сходить в церковь. Но Рассохина отбросила ее. Нельзя делать опрометчивых шагов. Ей следует быть крайне осторожной…
