Глава 4
Над ухом зазвенело, в ожидании укуса дрогнул нерв. И только комар коснулся щеки, как рука сама по себе пришла в движение и прихлопнула крылатого наглеца. В тот же момент и Татьяна шлепнула себя по щеке. Это было бы смешно, если бы не было печально. Вокруг тайга с ее комариными полчищами, а посередине – покойник. Егеря истыкали ножом в нескольких шагах от его избушки. Это случилось ночью, а тревогу подняли днем. До Знаменовой информация дошла с запозданием. Пока добрались до места, уже и вечер на носу.
На месте работала местная следственно-оперативная группа. Следователь в деле, криминалист, судмедэксперт, оперативники – все как положено. Знаменова здесь как будто и не нужна. Да и Олегу со своими помощниками делать здесь нечего. Работа со свидетелями отпадает по причине отсутствия таковых. Кого искать? За кем бегать? Тем более что след преступника давно уже остыл.
– Бортников Юра, – сказал Тернов, кивнув на израненный труп. И показал большой палец правой руки. – Вот такой мужик был!.. Кедровочку какую гнал! Любо-дорого!..
– Может, выпивал с кем? – спросил Пахомов.
Он уже был в избушке. Вещи на месте, не разбросаны, никаких следов пиршества. Кровать разобрана, и сам егерь был в исподнем. Набросил ватник, сунул ноги в сапоги, пошел открывать дверь.
Крови на пороге не было, след начинался метрах в двух от дома.
– Да нет, он по вторникам не пил. Ну, если только в одиночку. Или с волками.
– С волками?
– Ну, это я в шутку… Волков отстреливать время от времени нужно, а Юра не любил это дело. Он волков не трогал и другим обижать не позволял. Он их не трогал, и они с ним в мире жили… А люди к нему по пятницам ездили. – Тернов кивнул в сторону баньки, которая стояла в стороне от дома, у ручья, из которого можно было брать воду.
– Может, в баньку кто-то приехал?
– Может быть.
– Своему он кому-то открыл, – сказал Пахомов.
– Свои не убивают, – качнул головой Тернов. – Убить мог тот, кого он за своего принял.
Тело было изранено со всех сторон. И в живот били, и в спину. И пока трудно судить, куда нанесли первый удар. Возможно, в живот. Если так, то ударили неожиданно. Бортников явно не ожидал подвоха.
– И кто это мог быть?
– Если бы я знал, меня бы здесь уже не было, – усмехнулся Тернов.
– Он один здесь работал?
– Один. Один как бобыль. Ему помощника предлагали, отказался.
– Почему?
– Ну, во-первых, помощник непутевый. А во-вторых, он одиночество любил.
– Холостой, разведенный?
– Да была у него баба. В Косовке, здесь недалеко… – в раздумье нахмурился Тернов. – Может, из-за нее?
– Замужем баба или так?
– Вдова. Алла Голикова. Местная колдунья.
– Колдунья?
– Мужиков только в путь околдовывает. К ней на отшиб не только Юра захаживал… А знаешь, съезжу-ка я в Косовку!.. Лепехин!
Тернов взял с собой опера и был таков. Пахомов с ним не поехал. И надо было бы с местной охотницей на мужиков поговорить, но не хотелось оставлять Татьяну без прикрытия. И вообще, нельзя группу распылять. Чутье подсказывало, что им нужно держаться вместе.
Пахомов направился в баню, внимательно глядя себе под ноги. Мало ли, вдруг следы крови обнаружит или даже окровавленный нож. Но ничего подозрительного на пути не попалось, и в бане было чисто. Печь холодная, сухие дубовые и можжевеловые венички гроздьями в предбаннике висят, источая крепкий аромат сухих листьев и хвои.
И доски в бане сухие. Воды в котле и в кадушке нет. Как минимум два дня здесь не парились. И не готовились к банному дню.
Он собирался выходить, когда появилась Татьяна. Прижалась к нему в предбаннике, поцеловала в губы, но тут же отстранилась.
– Запах какой!
Она протянула руку, пощупала ближайший к ней можжевеловый веник.
– И комаров почти нет.
– Точно, нет!
– Хвойный запах комаров отгоняет. А если веничек еще и пожечь, их совсем не будет.
– Ну, жечь пока не надо, – сказала Татьяна, опускаясь на лавку в предбаннике. – И так хорошо.
Олег сел рядом, обнял ее, она положила голову ему на плечо.
– Хорошо здесь, уходить не хочется.
– Можно заночевать. И баньку затопить.
– Ну нет! – встрепенулась она.
– Душу неприкаянную боишься или оборотня? – усмехнулся он.
– Ну, с душой бы я поговорила, может, узнала бы что. А насчет оборотня…
– Или психа.
– Или психа, – кивнула Татьяна. – Восемнадцать ударов ножом – зачем такая жестокость?
– Чащин в гостинице ночь провел. Надрался в хлам и спать лег.
– Все-таки на Чащина грешишь?
– Он сказал, что весна еще не закончилась. Сказал, что еще всякое случиться может. Случилось… То ли накаркал, то ли заказал…
– Кого заказал? Бортникова? Зачем?
– А чтобы подозрения от себя отвести. Он же в гостинице ночевал, и это легко подтвердить. Камеры там, все такое…
– Да нет, вряд ли… – качнула головой Знаменова.
– Так я не утверждаю, я предполагаю.
Дверь открылась, в проеме показался Духов:
– А-а, вот вы где!
– Ты или заходи, или дверь закрывай, – сказал Олег.
– Ехать пора. Местные уже загрузились.
– А труп? – поднимаясь, спросила Татьяна.
Спецмашина, которую ждали, так и не появилась. Но следователь Ирошников принял волевое решение: он велел упаковать покойника и поместить его в свой микроавтобус.
Вместе с телом уехали все местные сотрудники. Остались только московские.
– И мы поедем, – сказала Знаменова, глядя вслед уезжающей «Газели».
Группа погрузилась в микроавтобус, Черновицын сел за руль. Духов открыл окно, с затаенной иронией нашептал на свою ладонь и подул на нее.
– Что это значит? – насмешливо спросил Олег.
– Да вот, вопрос здесь оставил. Зачем, спрашивается, вообще сюда приезжали?
– Кому ты вопрос оставил, с того и спрашивай. Жди, когда леший тебе с ладони ответ надует.
– Леший?
– Ну, ты же лешему вопрос оставил.
– Да ну вас к лешему! – воскликнул вдруг Черновицын.
И судя по звучанию его голоса, расстроен он был всерьез.
– Что случилось? – забеспокоилась Знаменова.
– Да не заводится! – Лева провернул ключ в замке зажигания, но стартер не подавал признаков жизни.
– Аккумулятор сдох? – спросил Духов.
Черновицын предпринял очередную попытку, но так ничего и не добился.
– Толкнем!
Дорога шла слегка под уклон, коробка передач в машине механическая, поэтому завести двигатель можно было с толкача. Но, увы, не получилось. Видимо, искра потерялась где-то в проводке. А может, свечи навернулись.
– И что делать? – спросила Татьяна.
– Эвакуатор вызывать.
Что-то подсказывало Пахомову, что поломка не случайна. Возможно, кто-то нарочно вывел машину из строя. Но зачем? Может, кто-то из местных пошутил? Чтобы московских позлить. Хорошо, если так.
– Нет зоны действия сети. – Знаменова щелкнула пальцами по дисплею своего мобильника.
– Меня это почему-то не удивляет.
Машина сломана, связи нет, а уже темнеть начало. А до города километров тридцать. До ближайшей деревни, куда уехал Тернов, километров десять, но по пути к ней можно заблудиться. Еще немного, и лес погрузится в темноту, наполненную злобными насекомыми.
– Как же Бортников с миром общался? – спросил Духов. – Может, у него спутниковый телефон был? Или хотя бы радиостанция?
Но ничего такого в доме не нашлось.
– Может, лешего снарядить, он вмиг до города доскачет, – пошутил Духов.
Но вместо улыбок вызвал этим только косые взгляды. Какие-то уж очень невеселые шутки у него. Но винить его, в общем-то, не в чем. Про лешего первым заговорил Олег. Может, потому и машина не завелась.
– Здесь заночуем, – осматривая дом, сказала Татьяна.
Печь делила избу на две части: в одной половине Бортников спал, в другой у него стояла простейшая одноконфорочная плита, подключенная к баллонному газу. Стол здесь был, скамейка, на полках стояли жестяные банки с крупой, мукой и солью. А в погребе нашелся целый ящик с тушенкой и несколько банок с соленьями.
– Кашеварить буду я, – сказала Знаменова, с мягкой улыбкой глянув на Олега. – На тебе – охрана и оборона.
– Это само собой.
Хорошо, если двигатель вывели из строя злые шутники. А если кто-то заманивал их в ловушку, которой могла стать эта деревянная изба? Ее могли закупорить со всех сторон, обложить хворостом и поджечь. Вряд ли это кому-то нужно. Зачем тому же Чащину убивать «важняков»? Кроме жестокого геморроя он ничего этим не добьется… Но в любом случае ушки нужно держать на макушке.
Дом был без электричества, но в сарае стоял старый, возможно, еще с довоенных времен, дизельный движок, подключенный к генератору. Его завели, в дом подали свет, Черновицын настроил маленький черно-белый телевизор.
Но очень скоро Пахомов решил выключить генератор: слишком уж громко он работал. Этот звук вызывал чувство дискомфорта, казалось, что к дому кто-то незаметно подкрадывался. К тому же свет в доме притягивал комаров, от которых уже не спасали еловые ветки, которые нарубил Духов – и для запаха, и себе на постель.
Спать легли в десятом часу. Первое время Татьяна сторонилась Олега, но потом все-таки подлегла к нему. Их отношения уже перестали быть тайной, глупо было стесняться. Тем более спали они в одежде.
Черновицын таился где-то возле дома, высматривая возможную опасность, Духов ворочался на своих еловых лапах, накрытых брезентовым плащом.
– У тебя что, вши завелись? – спросил Олег.
– Нервные… И как люди в старину жили? Без света, без канализации…
– Зато в семье по семь-восемь детей было.
– Если я вам мешаю, так я выйду, – сказал Костя.
– Кто тебе сказал, что мешаешь? – усмехнулся Пахомов.
– А я опер или где? У меня дедукция, как у молодого… Может, правда, на холод сходить?
Духов поднялся, надел плащ, на котором лежал, и направился к двери.
– Тихо там на улице, внимание не привлекайте.
Олег служил в спецназе МВД, участвовал в боевых рейдах по вражеским тылам. Он знал, как подкрадываться к объектам противника, как снимать часовых. И он откровенно не понимал командиров, которые выставляли часовых чисто для проформы, заставляя их двигаться по заданному маршруту. В боевых условиях часовой не должен находиться на виду, нельзя ему привлекать к себе внимание. Не зря же существует такое понятие, как «секрет». Охранение должно вестись тайно, скрытно. Именно такую задачу и получил Черновицын. Он мужик исполнительный, за него можно не переживать, да и Духов сомнений не вызывал.
– А мне здесь нравится, – прижимаясь к Олегу, прошептала Татьяна. – Жила бы здесь с тобой и ни о чем бы не жалела.
– А как же служба?
– Ну, в городе, конечно, лучше… Если, конечно… – Она запнулась.
– Что конечно?
– А вдруг ты меня оставишь? – Ее голос дрогнул.
– Мне уже тридцать пять. Пора остепениться.
– Да, это хорошо… – в раздумье, неторопливо проговорила она.
– В любви я тебе признаюсь потом. Когда выберемся отсюда.
– Не надо признаваться. – Татьяна еще крепче прижалась к нему. – Если любовь есть, то не надо… И я буду молчать… Пока мы не выберемся отсюда, буду молчать, – немного подумав, добавила она. – Уже молчу…
Она задвигала тазом, притираясь к нему всем телом, устроилась, закрыла глаза и затихла. Даже в темноте была заметна улыбка на ее губах. Так бывает с женщиной, которая нашла свое счастье. И Пахомов улыбнулся ей. Именно такая женщина ему и нужна, и хорошо, что, наконец, они вместе. И ничего не случится с ними. Если и есть мафия в Волкобойске, то все равно над городом светит счастливая звезда, и под ней не может случиться беды.
Завтра за ними приедут, они вернутся к работе, раскроют преступления и уедут в Москву. Но в любви Олег признается еще до того. Он очень быстро созреет для этого. Есть чувство, что это случится завтра. Или даже сегодня. Если, конечно, он не заснет…
А спать надо: через три-четыре часа на пост. Если разбудят. А то вдруг заснут черти…
Но Духов не заснул. Он тихонько зашел в дом, приблизился к Олегу, тронул его за плечо. Пахомов резко распахнул глаза, но Костя уже куда-то исчез.
Ночь, в окно льется мягкий лунный свет, в котором плавают тени от веток. Олег лежал на спине, в обнимку с ним тихо посапывала Татьяна. А где Костя? Олег видел, как он входил в дом, шел к нему. Он «видел», но глаза тем не менее раскрыл. Значит, он лежал с закрытыми глазами. Он не мог видеть Духова. Привиделось ему все.
Духова не было в доме. И место на печи, которое облюбовал для себя Черновицын, пустовало. Пахомов глянул на часы – половина второго. Это время, когда ему нужно заступать на пост. Но почему его не будят?
Олег тихонько поднялся, стараясь не будить Татьяну.
– Ты уходишь? – переворачиваясь на другой бок, спросила она.
– Я скоро. Отслужу, как надо, и вернусь.
– Я жду, – снова засыпая, пробормотала она.
Олег поправил на ней одеяло, вынул из кобуры пистолет, снял его с предохранителя, но, прежде чем передернуть затвор, вынул обойму. Патроны на месте. Что это с ним? Что за глупая перестраховка? Куда могли деться патроны?..
Олег осторожно вышел из дома. Тихо вокруг, только слышно, как деревья перешептываются на ветру. Но где же Костя? Где Лева? Неужели заснули?.. Олег поежился. Слишком холодно для сна. Холодно, промозгло, ветрено, зато комаров нет. Может, пригрелись мужики спина к спине да заснули? Или в баньке закрылись…
Но до баньки Олег не дошел. На полпути к ней, прямо на тропинке лежали в обнимку два человека. И оба в таких же брезентовых плащах типа «Кузьмич», в которых были Черновицын и Духов. Все-таки пригрелись. Но почему легли? Да как некрасиво легли, не по-мужски. Баня рядом, а они прямо на дороге разлеглись. Что-то здесь не то.
– Черновицын! Духов! – командным голосом окрикнул Олег.
Но никто из лежащих даже не шелохнулся. Не могли мужики спать так крепко. Что-то случилось с ними… Если вдруг их убили, то почему они лежат так странно? Уж не ловушка ли это? Олег подойдет к телам, наклонится, а сзади его ударят. Может, уже пора развернуться?
Сначала он выбросил назад руку с пистолетом, затем развернулся. И увидел кустообразное существо, в глазах которого отражалась луна. Это был человек в лохматом маскхалате типа «Леший». В руке у него был пистолет с глушителем. Все это Пахомов разглядел и оценил в течение секунды. Но, увы, этого времени не хватило, чтобы произвести выстрел. «Леший» выстрелил раньше, и пуля мощно ударила Олега в грудь. Вот тебе и счастливая звезда…
