Плиты, некогда вытесанные из гадробийского известняка, а теперь разбитые и опалённые, валялись в прибрежном иле, будто неведомый бог, повинуясь сиюминутному капризу, взмахнул рукой и смёл каменный мост с лица земли. И Остряку казалось, что это не такое уж и преувеличение.

Вести о разрушении добрались в Даруджистан меньше чем за неделю, когда первые идущие на восток караваны оказались у переправы и обнаружили, что на месте надёжного моста лежит теперь лишь груда камней. Ходили слухи о древнем демоне, которого выпустили агенты Малазанской империи, он, мол, спустился с Гадробийских холмов и намеревался ни много ни мало уничтожить весь Даруджистан.

Остряк сплюнул на почерневшую траву рядом с повозкой. В этих рассказах он серьёзно сомневался. Спору нет, в ночь Празднества два месяца тому произошли разные странные события – хотя сам он, конечно, был мертвецки пьян и ничего не заметил – и полным-полно свидетелей, подтверждающих, что над городом и вправду видели драконов, демонов и даже опускавшееся Лунное Семя, но любой ритуал – настолько могущественный, чтобы разрушить целое поселение – дотянулся бы до Даруджистана. А поскольку город отнюдь не превратился в вонючую груду закопчённого камня (точнее, превратился, но не в большей мере, чем после любого общегородского праздника), значит, и ритуала никакого не было.

Нет, куда вероятней всё-таки рука бога. Или, может, землетрясение – хотя Гадробийские холмы обычно не трясёт. Но вдруг Огнь неудачно повернулась в своём вечном сне.

Так или иначе, истина была очевидна. Она лежала, валялась, рассыпавшись обломками до самых Худовых Врат и дальше. Факт оставался фактом: в какие бы там игры ни играли боги, расплачиваться всегда приходится таким, как он – бедным да голодным неудачникам.

Старый брод – в тридцати шагах выше по течению от разрушенного моста – снова ожил. Им уже сотни лет никто не пользовался, а неделя нежданных в это время года дождей превратила оба берега в болото. Переправу осаждали караваны: одни на бывшем склоне, а другие в разбухшей реке или топком болоте; а позади на дороге ждали своей очереди десятки других – и с каждым колоколом напряжение торговцев, охранников и животных нарастало.

Ждали уже два дня, и Остряк был доволен своим отрядом, который представлял собой маленький островок спокойствия. Драсти подобрался к остаткам первой опоры моста и теперь сидел на камнях с удочкой в руках. Скалла Менакис привела бесшабашную группу других охранников к фургону Сторби, который был совсем не против продавать алчбинский эль кувшинами и по заоблачным ценам. А трактирщику из-под Сольтана, которому на самом деле предназначались бочонки, просто не повезло. Если дальше так пойдёт, здесь скоро образуется рынок, а потом и целый городок, Худ его бери. Рано или поздно какой-нибудь сообразительный чинуша в Даруджистане сообразит, что неплохо бы восстановить мост, а ещё лет через десять это наконец сделают. Если, конечно, городок не станет причиной для беспокойства. А если станет – пришлют сборщика налогов.

Не меньше подчинённых Остряка радовало непоколебимое спокойствие нанимателя. Говорили, торговец Манкай на другом берегу реки так взбеленился, что у него в голове сосуд лопнул, и бедняга умер, где стоял, – последствия обычного для купцов темперамента. Но мастер Керули был на них настолько непохож, что Остряк едва не усомнился в своём привычном, выпестованном презрении ко всему торговому роду. Впрочем, список странностей Керули заставил капитана охраны заподозрить, что тот и вовсе не из торговцев.

Хотя не важно. Деньги есть деньги, а Керули платит хорошо. Даже лучше среднего, если быть точным. И посему Остряку всё равно, будь нынешний наниматель хоть переодетым князем Арардом.

– Эй! Господин!

Остряк оторвал взгляд от бесплодных попыток Драсти что-то поймать. Рядом с повозкой стоял и щурился на него седой старик.

– Ишь, раскомандовался, – прорычал капитан охраны, – а судя по лохмотьям, ты либо самый бедный в мире торговец, либо его слуга.

– Личный слуга, совершенно верно. Меня зовут Эмансипор Риз. Что до бедности моего хозяина, то совсем напротив, он богат. Мы, однако же, изрядное время провели в дороге.

– Верю, – проговорил Остряк, – поскольку говор твой мне незнаком, а уж я много кого слышал на своём веку. Чего тебе нужно, Риз?

Слуга поскрёб серебристую щетину на подбородке.

– Осторожные расспросы среди людей недвусмысленно указывают, что вы пользуетесь уважением, насколько это возможно для охранника каравана.

– Насколько это возможно для охранника каравана, так, наверно, и есть, – сухо заявил Остряк. – Надо чего?

– Мои хозяева желают поговорить с вами, сэр. Если вы не слишком заняты – мы разбили лагерь неподалёку отсюда.

Откинувшись, Остряк некоторое время рассматривал Риза, затем хмыкнул.

– Чтоб разговаривать с другими торговцами, мне надо получить разрешение у своего нанимателя.

– Разумеется, господин! И извольте заверить его, что мои хозяева не имеют ни малейшего желания сманить вас или иным способом склонить к нарушению контракта.

– Да ну? Ладно, жди здесь. – Остряк спрыгнул с повозки с противоположной стороны от Риза. Шагнул к небольшой резной дверке, постучал. Дверца открылась, и в относительном мраке фургона замаячило круглое, безучастное лицо Керули.

– Да, капитан, разумеется, идите. Признаюсь, мне любопытно, что за хозяева у этого человека. Будьте внимательны, запоминайте все подробности грядущей встречи. И, если возможно, определите, чем они занимались со вчерашнего дня.

Капитан хмыкнул, чтобы скрыть удивление от неестественно глубоких познаний Керули – тот ещё ни разу не выходил из фургона, – и сказал:

– Как пожелаете, господин.

– Ах да, и заберите Скаллу на обратном пути. Она слишком много выпила и стала вести себя слишком агрессивно.

– Тогда её лучше забрать прямо сейчас. А то наделает в ком-нибудь дырок этой своей рапирой. Я её знаю.

– Хорошо. Тогда пошлите Драсти.

– Кхм, он ей скорее поможет, господин.

– Но вы хорошо отзывались об обоих.

– Верно, – ответил Остряк. – Не хочу показаться нескромным, господин, но если мы втроём берёмся за контракт, то сто́им шестерых, когда дело доходит до защиты хозяина и его товаров. Поэтому дорого берём за службу.

– А вы запросили высокую цену? Ясно. Гм-м. В таком случае сообщите своим спутникам, что, если они воздержатся от потасовок, получат заметную премию вдобавок к оговорённой плате.

Остряк чуть не ахнул.

– Кхм, это наверняка поможет, господин.

– Отлично. Скажите об этом Драсти и отправьте за Скаллой.

– Слушаюсь.

Дверца закрылась.

Драсти уже возвращался к фургону. В одной мощной руке он держал удочку, а в другой – махонькую рыбёшку. Его ярко-голубые глаза сверкали от возбуждения.

– Смотри, полудурок недоверчивый! Я поймал ужин!

– Ужин для монастырской крысы? Я такую одной ноздрёй занюхаю и даже не чихну.

Драсти нахмурился.

– Уха. Запах будет…

– Замечательно. Обожаю уху с запашком тины. Глянь только, бедняжка даже не дышит – она уже, наверное, мёртвая была, когда ты её поймал.

– Я ей камнем саданул между глаз. Остряк…

– Махонький небось был камешек.

– Ну всё, теперь точно не получишь ни капли…

– И благодарю за это богов. А сейчас слушай. Скалла там напивается…

– Странно. Вроде я драки не слышал…

– Керули пообещал премиальные, если её и не будет. Понимаешь?

Драсти покосился на дверцу повозки, затем кивнул.

– Я передам Скалле.

– Поторопись.

– Ладно.

Остряк посмотрел вслед Драсти, который потрусил прочь, продолжая сжимать удочку и улов. Руки у него были громадные – слишком длинные и мускулистые для такого щуплого тела. Сражаться Драсти предпочитал двуручным мечом, купленным у кузнеца в Байке Мертвеца, но в его руках этот клинок летал так, будто был сделан из бамбука. Копна светлых волос висела на макушке Драсти, словно моток спутанной лески. Незнакомцы обычно смеялись, когда впервые видели его, но Драсти объяснял им ошибку с помощью клинка – плоской его частью. Весьма убедительно.

Остряк вздохнул и вернулся к Эмансипору Ризу.

– Веди, – буркнул он.

Риз быстро закивал.

– Прекрасно!

Фургон был огромный – настоящий дом на высоких колёсах. Странно изогнутый каркас покрывала сложная резьба, крашеные фигурки на нём приплясывали и карабкались вверх с мрачными ухмылками. Козлы прикрывал от солнца выцветший тент. Четыре вола стояли в самодельном загоне в десяти шагах по ветру от лагеря.

Хозяева Риза явно ценили одиночество, поскольку остановились на заметном расстоянии от дороги и остальных торговцев, отсюда открывался прекрасный вид на всхолмье к югу от дороги и широкую равнину за ним.

Лежащая на подножке чесоточная кошка следила за приближающимися Ризом и Остряком.

– Твоя? – спросил капитан.

Риз покосился на охранника, затем вздохнул.

– Да, сэр. Её зовут Белка.

– Любой алхимик или свечная ведьма вылечит чесотку.

Слуге явно стало не по себе.

– Я обязательно этим озабочусь, как только мы прибудем в Сольтан, – пробормотал он. – Ага, – Риз кивнул в сторону холмов за дорогой, – вот и мастер Бошелен.

Остряк обернулся и увидел высокого, угловатого мужчину, который уже вышел на дорогу и теперь неторопливо шагал к ним. Дорогой длинный плащ чёрной кожи, высокие сапоги для верховой езды, серые леггинсы и под свободной шёлковой рубахой – тоже чёрной – блеск чернёной кольчуги.

– Чёрный, – сказал Ризу капитан, – в Даруджистане был в моде год назад.

– У Бошелена чёрный всегда в моде, сэр.

Лицо торговца была бледным, его вытянутую треугольную форму подчёркивала аккуратно подстриженная бородка. Блестящие от масла волосы были отброшены назад с высокого лба.

Глаза у Бошелена оказались матово-серые – такие же бесцветные, как и он сам, – но встретив их взгляд, Остряк почувствовал приступ животной тревоги.

– Капитан Остряк, – произнёс мягким, учтивым тоном Бошелен, – ваш наниматель шпионит и даже не слишком скрывается. Но хотя мы обычно не склонны вознаграждать подобное любопытство в отношении наших дел, на сей раз сделаем исключение. Идите за мной. – Он взглянул на Риза. – У твоей кошки сильное сердцебиение. Я бы рекомендовал её незамедлительно успокоить.

– Конечно, хозяин.

Остряк положил ладони на рукояти своих парных сабель и хмуро посмотрел на Бошелена. Рессоры взвизгнули, когда слуга взобрался на козлы.

– Итак, капитан?

Остряк не шевельнулся. Бошелен приподнял тонкую бровь.

– Уверяю, ваш наниматель был бы чрезвычайно рад, если бы вы исполнили мою просьбу. Если же, тем не менее, вы боитесь – возможно, вам лучше попросить его подержать вас за ручку на время нашего общения. Но должен предупредить: вытащить его наружу может оказаться чрезвычайно сложным предприятием – даже для человека вашего телосложения.

– Рыбу когда-нибудь ловили? – спросил Остряк.

– Рыбу?

– Та, которая клюёт на любую наживку, – молодая и состариться не успеет. Я работаю с караванами больше двадцати лет, господин. Не молодой уже. Хотите, чтоб клевало, – забрасывайте удочку в другом месте.

Бошелен сухо улыбнулся.

– Вы меня убедили, капитан. Продолжим?

– Ведите.

Они пересекли дорогу. По старой козьей тропе поднялись на всхолмье. Лагерь торговцев по эту сторону реки быстро скрылся из глаз. Выжженная противоестественным пламенем трава пятнала все склоны и вершины вокруг, хотя кое-где уже начали пробиваться свежие зелёные ростки.

– Огонь, – заметил на ходу Бошелен, – исключительно важен для трав, что растут в прериях. Как и миграции стад бхедеринов, которые тысячами тяжёлых копыт утрамбовывают тонкий слой почвы. Увы, появление коз скоро уничтожит всю зелень на этих холмах. Но я начал с важности огня, не так ли? Насилие и разрушение равно важны для жизни. Вы не находите это странным, капитан?

– Странным, господин, я нахожу только то, что почему-то не захватил с собой восковой дощечки.

– Значит, где-то учились. Как любопытно. Вы ведь мечник, верно? Зачем вам буквы и цифры?

– А вы – человек букв и цифр, зачем вам видавший виды меч на поясе и дорогая кольчуга?

– К несчастью, побочным эффектом массового образования является недостаток уважения.

– Здоровый скептицизм, вы хотели сказать.

– Скорее, презрение к авторитетам. Отвечая на ваш вопрос: вы могли заметить, что у нас лишь один, довольно пожилой слуга. Никакой охраны. Необходимость в самозащите – важнейший элемент нашей профессии…

– И что же это за профессия?

Они вышли на хоженую тропу, вьющуюся меж холмов. Бошелен остановился, с улыбкой взглянул на Остряка.

– Вы меня радуете, капитан. Теперь я понимаю, почему о вас столь высоко отзываются в караван-сараях. Вы – редкость среди них, умеете работать мозгами. Идёмте, мы почти пришли.

Они обогнули изломанный склон холма и оказались у края свежего кратера. Земля по краю представляла собой полосу оплавленной глины вперемешку с обломками каменных блоков. Остряк прикинул, что кратер, должно быть, около сорока шагов в диаметре и четыре-пять саженей в глубину. Неподалёку сидел мужчина, также облачённый в чёрное, с лысиной цвета высохшего пергамента. Несмотря на крупное телосложение, он совершенно бесшумно поднялся и с текучей грацией обернулся к спутникам.

– Это Корбал Брош, капитан. Мой… партнёр. Корбал, перед нами Остряк – имя, несомненно, оскорбительно намекает на определённые черты его характера.

Если Бошелен встревожил капитана, то при виде этого человека – его широкого, круглого лица, глазок, тонувших в складках плоти, толстогубого рта с опущенными уголками, лица детского и в то же время несказанно чудовищного – по всему телу Остряка пробежала волна ужаса. И вновь чувство это было глубоко инстинктивным, будто Бошелена и его партнёра окутывала некая злотворная аура.

– Ясно теперь, почему у кошки сердце колотилось, – тихо пробормотал себе под нос капитан. Он отвёл взгляд от Корбала Броша и осмотрел кратер.

Бошелен подошёл к Остряку и остановился рядом.

– Вы понимаете, что́ перед вами, капитан?

– Вижу, не дурак. Это яма в земле.

– Очаровательно. Когда-то здесь стоял курган. Внутри был заключён Яггутский Тиран.

– Был.

– Именно. Вмешалась далёкая империя, насколько я могу судить. И с помощью т’лан имасса смогла освободить это создание.

– Вы, значит, верите этим россказням, – проворчал Остряк. – Если такое произошло, то куда же он, Худово семя, делся?

– Нас это тоже заинтересовало, капитан. Мы – чужеземцы на этом континенте. До недавнего времени мы не слыхали ни о Малазанской империи, ни о чудесном городе Даруджистане. Однако во время нашего, увы, краткого пребывания в нём услышали рассказы о недавних событиях. Демоны, драконы, убийцы… И Дом Азатов, именуемый Финнэст, который, хотя и недоступен для входа, уже успел обзавестись обитателями – мы посетили Дом, разумеется. Более того, мы слышали рассказы о летающей крепости под названием Семя Луны, которая некоторое время парила над городом…

– Да, я её видел своими глазами. Покинула город за день до меня.

Бошелен вздохнул.

– Увы, похоже, мы прибыли слишком поздно, чтобы лично узреть все эти мрачные чудеса. Семенем Луны правит владыка тисте анди, как я понимаю?

Остряк пожал плечами.

– Может быть. Я лично слухам не доверяю.

Наконец-то взгляд Бошелена стал жёстким. Капитан внутренне улыбнулся.

– Слухам. Разумеется.

– Это вы мне хотели показать? Эту… яму?

Бошелен приподнял бровь.

– Не совсем. Эта яма — лишь вход. Мы собираемся посетить яггутскую гробницу.

– Благослови вас Опонны, – сказал Остряк и отвернулся.

– Я полагаю, – проговорил у него за спиной Бошелен, – что ваш хозяин настоятельно порекомендует вам сопровождать нас.

– Да пусть обрекомендуется, – отрезал капитан. – У меня в контракте ничего не написано про то, чтобы тонуть в жидкой глине.

– Пачкаться в глине в наши намерения не входит.

Остряк покосился через плечо и криво ухмыльнулся.

– Это была фигура речи, Бошелен. Прошу прощения, если вы недопоняли. – Он снова развернулся и зашагал к тропе. Затем остановился. – Вы хотели увидеть Семя Луны, господа? – Он указал рукой на юг.

Словно огромная чёрная туча, базальтовая крепость висела над горизонтом.

Гравий заскрипел под сапогами, и Остряк оказался между двумя странными спутниками, которые пристально смотрели на летающую гору вдали.

– Масштаб, – пробормотал Бошелен, – определить непросто. Сколько до неё?

– Я бы сказал лига, может, больше. Уж поверьте, господа, на мой вкус, она и так слишком близко. Я уж побыл в её тени в Даруджистане – никак этого было не избежать – и клянусь, чувство это отнюдь не приятное.

– Не удивлюсь, если так. Что она там делает?

Остряк пожал плечами.

– Летит вроде бы на юго-восток…

– Так вот отчего этот наклон.

– Нет. Её повредили над Крепью. Маги Малазанской империи.

– Серьёзные люди эти маги.

– Они там все и погибли. Ну или почти все. Так говорят. Но хоть они и смогли повредить Семя Луны, владыка-то остался цел. Если пробить дыру в заборе только для того, чтобы тебя потом стёр в порошок хозяин дома, – это «серьёзно», можно и так сказать.

Корбал Брош наконец заговорил. Голос у него был высокий и тонкий.

– Бошелен, он нас чувствует?

Его спутник нахмурился, не сводя глаз с Семени Луны, затем покачал головой.

– Я не замечаю подобного внимания, направленного на нас, друг мой. Однако этот разговор нам стоит продолжить в более узкой компании.

– Хорошо. То есть ты не хочешь, чтобы я убил этого охранника?

Остряк в испуге отступил на шаг и наполовину выдвинул из ножен сабли.

– Попробуешь – пожалеешь, – прорычал он.

– Успокойтесь, капитан, – улыбнулся Бошелен. – У моего партнёра довольно простые представления…

– Простые, как у гадюки.

– Возможно. Тем не менее, уверяю, вы в полной безопасности.

Хмурясь, Остряк продолжил отступать в сторону тропы.

– Мастер Керули, – прошептал он, – если вы всё это видите, а я думаю, что видите, – надеюсь, премия мне полагается знатная. И если мой совет для вас что-то значит, я бы рекомендовал держаться подальше от этих двоих.

За миг до того, как кратер скрылся из виду, Остряк увидел, как Бошелен и Корбал Брош отвернулись от него и Семени Луны. Они некоторое время смотрели в яму, а затем начали спускаться вниз и пропали с глаз.

Вздохнув, Остряк развернулся и пошёл обратно к лагерю, поводя плечами, чтобы избавиться от охватившего мышцы напряжения.

Выйдя на дорогу, он снова поднял взгляд, чтобы посмотреть на Семя Луны, которое теперь казалось слегка размытым из-за расстояния.

– Эй, владыка, лучше бы ты унюхал запашок этого Бошелена и Корбала Броша. И сделал с ними то же, что сделал с Яггутским Тираном – если ты, конечно, приложил к этому руку. Лекари это называют превентивным вмешательством. Надеюсь, что не придёт тот день, когда мы все горько пожалеем, что ты не проявил к ним интереса.

Уже шагая по дороге, он взглянул на Эмансипора Риза, который сидел на козлах и одной рукой гладил кошку на коленях. Чесотка? Остряк подумал. Сомневаюсь.

Он заморгал своим единственным целым глазом, а затем увидел бледно-голубое, чистое небо. Рубцовая ткань, скрывавшая то, что осталось от второго глаза, безумно зудела, будто насекомые забрались под кожу. На голове у него был шлем с поднятым забралом. Снизу острые камни впивались в тело.

Он лежал неподвижно, пытаясь припомнить, что же произошло. Вот перед ним распахнулся тёмный разрыв – он упал туда, полетел туда. Лошадь под ним исчезла, звон тетивы. Чувство тревоги, разделённое со спутником. Другом, который скакал рядом. Капитаном Параном.

Ток Младший застонал. Локон. Безумная кукла. Мы попали в засаду. Обломки памяти срослись воедино и вызвали волну страха. Он перекатился на бок под дружное возмущение ноющих мышц. Худов дух, это же не равнина Рхиви.

Во все стороны, насколько хватало глаз, раскинулось поле изломанного чёрного стекла. В сажени над ним висела в недвижном воздухе серая пыль. Слева, примерно в двухстах шагах монотонный плоский ландшафт нарушал холм.

В горле саднило. Глаз слезился. Солнце над головой пылало. Закашлявшись, Ток сел, и под его телом захрустел обсидиан. Он увидел рядом свой роговой изогнутый лук, потянулся и забрал его. Колчан был пристёгнут к седлу лошади. Куда бы Ток ни попал, верный виканский скакун не смог пойти за ним. Если не считать ножа у пояса и временно бесполезного лука в руках, у Тока не осталось ничего. Ни воды, ни пищи. Осмотрев лук, Ток нахмурился ещё сильнее. Тетива растянулась.

Сильно. Значит, я пробыл… не здесь… довольно долго. Не здесь. А где? Локон забросил его на какой-то Путь. Каким-то образом там пропало время. Ток не испытывал сильной жажды или особого голода. Но даже если бы у него остались стрелы, лук уже не был натянут как следует. Хуже того, тетива высохла, воск впитал обсидиановую пыль. Её уже не перетянешь. Это значит, прошли дни, если не недели, но тело говорит о другом.

Ток поднялся на ноги. Кольчуга под туникой зазвенела, с неё посыпалась блестящая пыль.

Может, я на Пути? Или он выплюнул меня обратно? В любом случае нужно уходить с этой безжизненной равнины вулканического стекла. Если, конечно, она хоть где-то кончается…

Ток зашагал в сторону холма. Не слишком высокого, но Ток был готов воспользоваться любой доступной точкой обзора. Вскоре он увидел и другие холмики – расположенные за первым в правильном порядке. Курганы. Отлично, просто обожаю курганы. И центральный – больше всех остальных.

Ток обошёл первый холм, отметив, что кто-то прорыл ход внутрь. Наверное, грабители могил. Через некоторое время он остановился, повернулся и подошёл ближе. Присел на корточки рядом с тоннелем, заглянул в глубь наклонного хода. Насколько Ток мог разглядеть – примерно на рост человека в глубину, – мантия обсидиана уходила дальше. То, что эти курганы вообще были видны, говорило о внушительных размерах: скорее купольные гробницы, а не толосы.

– И всё равно, – пробормотал Ток, – мне это не нравится.

Он остановился, прокручивая в памяти события, которые привели к такой… плачевной ситуации. Губительный дождь Лунного Семени ознаменовал лишь начало. А затем – огонь и боль, потеря глаза, касание, обезобразившее уродливым шрамом когда-то юное и, как говорили, привлекательное лицо.

Он ехал на север по равнине, чтобы найти Лорн, адъюнкта, потом – схватка с баргастами клана Ильгрес. Потом вернулся в Крепь, там опять неприятности. Лорн взяла его за узду, напомнила, что он – курьер Когтей. Курьер? Давай говорить правду, Ток, особенно самому себе. Ты был шпионом. Но переметнулся. Стал разведчиком в Войске Однорукого. Им, и только им был, пока не появилась Лорн. Неприятности в Крепи. Сначала Рваная Снасть, потом капитан Паран. Бегство, погоня.

– Экая каша, – проворчал Ток.

И Локон прихлопнул его, как муху, бросил на какой-то зловещий Путь. Где я… задержался. Наверное. Худ меня бери, пора уже снова начать думать по-солдатски. Соберись. Не делай резких движений. Думай про то, как выжить в таком странном, негостеприимном месте…

Ток продолжил путь к центральному кургану. Несмотря на пологие склоны, он был по меньшей мере в три человеческих роста высотой. Карабкаясь наверх, Ток закашлялся ещё сильнее.

Усилия его были вознаграждены. Оказавшись на вершине, он обнаружил вдали кольцо меньших гробниц. Прямо впереди, в трёх сотнях шагов за кольцом, но почти невидимая в дымке пыли, поднималась скалистая гряда холмов. Чуть ближе слева высились развалины каменной башни. Небо за ней мерцало болезненным красным светом.

Ток взглянул на солнце. Когда он очнулся, оно прошло едва ли четверть дневного пути; теперь висело прямо над головой. Ток смог сориентироваться. Холмы лежали к северо-западу, а башня – к западу и на несколько делений к северу.

Его взгляд снова привлекла красноватая кайма в небе за башней. Нет, не показалось, она пульсировала ритмично, словно сердце. Ток поскрёб рубец на месте левого глаза, вздрогнул от вспышки цветов, которые в ответ хлынули в его сознание. Там чародейство. О, боги, я начинаю люто ненавидеть всякое колдовство.

В следующий миг его внимание привлекли более близкие детали. Северный склон центрального кургана был изуродован глубокой ямой с неровными, поблёскивающими краями. У подножия высилась груда обработанного камня, на котором ещё просматривались следы красной краски. Через некоторое время Ток осознал, что этот кратер выкопали не грабители могил. Что бы это ни было, оно двигалось изнутри могилы, яростно рвалось наружу. В этом месте, похоже, даже мёртвые не спят вечным сном. На миг Током овладела тревога, но он с тихим проклятьем подавил дрожь. Бывало и похуже, солдат. Помнишь того т’лан имасса, которого подобрала адъюнкт? Иссохший лаконизм на двух ногах, сохрани нас всех Беру. Тёмные глазницы без тени или блеска милосердия. Он баргаста проткнул насквозь, как рхиви – равнинного кабана.

Не сводя взгляда с ямы на склоне кургана, он продолжал думать о Лорн и её немёртвом спутнике. Они хотели освободить такое беспокойное создание, выпустить в мир дикую, злонамеренную силу. Ток гадал, удалось ли им это. Пленнику гробницы, на которой он сейчас стоял, пришлось преодолеть ужасные преграды – защитные чары, толстые стены, а затем сажени и сажени спрессованного, битого стекла. Ну, учитывая альтернативы, я бы на его месте был не менее отчаянным и решительным. Сколько же времени это заняло? Как жестоко в конце концов пострадал разум того создания, что вырвалось отсюда?

Ток задрожал, и движение вызвало новый приступ кашля. Были в этом мире тайны, и мало какие из них – приятные.

Он спустился, обогнув яму, и направился к разрушенной башне. Вряд ли обитатель гробницы надолго здесь задержался. Я бы захотел убраться отсюда как можно дальше и так быстро, как только возможно. Невозможно было определить, сколько времени прошло с момента освобождения, но Ток нутром чуял, что оно измерялось в годах, если не десятилетиях. В любом случае он почему-то не чувствовал страха, несмотря на мрачный ландшафт и все тайны, скрытые под измученной землёй. Если и была здесь некая опасность, она давно миновала.

В сорока шагах от башни он чуть было не споткнулся о труп. Тело замаскировал тонкий слой пыли, и когда Ток оступился, эта пыль тучей взвилась в воздух. Выругавшись, малазанец сплюнул мелкое крошево.

Сквозь мутное облако он разглядел, что кости принадлежали человеку. Низкорослому, коренастому. Сухожилия высохли до орехово-коричневого цвета, а меховые шкуры, частично укрывавшие труп, прогнили до дыр. На мёртвой голове держался костяной шлем, сделанный из черепа какого-то рогатого зверя. Один из рогов уже давно обломился. Рядом валялся покрытый пылью двуручный меч. Помянешь Худа к ночи…

Ток Младший хмуро посмотрел на лежавшую на земле фигуру.

– А ты что тут делаешь? – спросил он.

– Жду, – ответил т’лан имасс сухим, как старая кожа, голосом.

Ток порылся в памяти, чтобы извлечь имя неупокоенного воина.

– Онос Т’лэнн, – произнёс он, страшно довольный собой. – Из клана Тарад…

– Теперь меня зовут Тлен. Лишённый клана. Получивший свободу.

– А где адъюнкт? И где мы?

– Нигде.

– Это ответ на который из вопросов, Тлен?

– На оба.

Ток заскрипел зубами, пытаясь подавить страстное желание от души пнуть т’лан имасса.

– Ты можешь объяснить понятнее?

– Возможно.

– И?

– Адъюнкт Лорн умерла в Даруджистане два месяца назад. Мы находимся в древнем месте, которое называется Морн, в двух сотнях лиг к югу от этого города. Полдень только что миновал.

– Полдень миновал, говоришь. Вот спасибо за откровение. – Току совсем не нравилось разговаривать с созданием, которое провело на земле сотни тысяч лет, и в итоге он сбивался на сарказм – а это опасный подход. Будь серьёзней, идиот. Кремнёвый меч у него не для красоты. – Вы двое освободили Яггутского Тирана?

– Ненадолго. Усилия Империи по покорению Даруджистана провалились.

Ток нахмурился, скрестил руки на груди.

– Ты сказал, что ждёшь. Чего ты ждёшь?

– Она уходила на время. Скоро вернётся.

– Кто?

– Та, кто поселилась в башне, солдат.

– Ты бы мог хотя бы встать, когда говоришь со мной?

Прежде, чем я поддамся искушению…

Под скрип суставов т’лан имасс поднялся, пыль каскадами посыпалась с его широких плеч. Что-то сверкнуло в глубине глазниц, когда Тлен посмотрел на Тока, а затем нагнулся, чтобы подобрать свой кремнёвый меч.

Долгое время они просто смотрели друг на друга, а затем Ток сказал:

– Мне нужна вода. И еда. И ещё нужно найти стрелы. И тетиву. – Малазанец расстегнул и стащил с головы шлем. Кожаная шапка под ним насквозь промокла от пота. – Можем мы подождать в башне? У меня от этой жары мозг вскипает.

– В тысяче шагов на юго-запад лежит берег моря, – ответил Тлен. – Там можно найти пропитание и взморник, который пойдёт на тетиву, пока не сыщется подходящая жила. Пресной воды я, увы, не чую. Возможно, обитательница башни проявит щедрость, хотя это менее вероятно, если она, вернувшись, застанет тебя внутри. Стрелы можно сделать. Поблизости есть солончаковое болото, там найдём костяной тростник. Поставим силки на прибрежных птиц, получим оперение. Наконечники… – Тлен обернулся, чтобы оглядеть обсидиановую равнину. – Недостатка в заготовках я не предвижу.

– Что ж, надеюсь, ты не забыл, как колоть камни и плести взморник, т’лан имасс, не говоря уж о том, чтобы сделать из костяного тростника – кстати, что это? – подходящие древки, потому что я себе вообще не представляю, как это сделать. Когда мне нужны стрелы, я их обычно прошу у интенданта, а когда приходит груз – там железные наконечники и стрелы прямые, как водопроводная труба.

– Я не утратил навыков, солдат…

– Поскольку адъюнкт так и не удосужилась нас представить по всей форме… Меня зовут Ток Младший, и я не солдат, а разведчик…

– Ты служил Когтям.

– Но они меня ничему не учили – ни искусству убийц, ни магии. Кроме того, я, в некотором смысле, отрёкся от этой роли. Теперь я хочу только вернуться в Войско Однорукого.

– Долгий путь.

– Я уже понял. Значит, чем раньше начну, тем лучше. Скажи, как далеко простираются эти пустоши?

– Семь лиг. Дальше начинается равнина Ламатат. Когда доберёшься до неё, двигайся на северо-северо-восток…

– Куда я так попаду? В Даруджистан? Дуджек осадил город?

– Нет. – Т’лан имасс вдруг обернулся. – Она идёт.

Ток проследил за взглядом Тлена. На юге виднелись три фигуры, которые приближались к внешнему кольцу курганов. Из них лишь центральная шла на двух ногах. Стройная, в лёгкой белой телабе, какие носят высокородные женщины Семи Городов. Чёрные волосы – прямые и длинные. Рядом шли две собаки, та, что слева, была размером с холмового пони, косматая, похожая на волчицу, другая – та, что справа, – была короткошёрстная, мышастая, крепкая и мускулистая.

Поскольку Тлен и Ток стояли на виду, не увидеть их было невозможно, но троица не выказала и тени удивления, шли, как и шли. Когда они оказались в дюжине шагов, волкоподобная собака выбежала вперёд, подскочила к т’лан имассу и завиляла хвостом.

Глядя на эту сцену, Ток поскрёб подбородок.

– Старая подруга, да, Тлен? Или она у тебя просит косточку поиграть?

Немёртвый воин молча посмотрел на него.

– Шутка, – сказал Ток и пожал плечами. – Не очень удачная. Не думал, что т’лан имассы способны обижаться.

Точнее, надеюсь, что неспособны. Ох, боги, чем бы себе рот заткнуть…

– Я размышлял, – неторопливо проговорил Тлен. – Этот зверь – ай, и потому предпочитает плоть. Чем свежее, тем лучше.

Ток крякнул.

– Ясно.

– Шутка, – добавил Тлен после паузы.

– Ага.

Т’лан имасс протянул руку и дотронулся кончиками костистых пальцев до широкой головы айя. Зверь замер.

– Старая подруга? Да, мы принимали айев в свои племена. Либо так, либо дать им умереть с голоду. Это мы, видишь ли, виновны в том, что им стало нечего есть.

– Виновны? Перебили всю их добычу на охоте? Я-то думал, что имассы были с природой единое целое. Все эти духи, обряды умиротворения…

– Ток Младший, – перебил его Тлен, – ты сам насмехаешься надо мной или одно лишь твоё невежество? Даже лишайник в тундре не живёт в мире. Всё – борьба, война за доминирование. И проигравшие исчезают.

– И мы ничем не лучше, это ты хочешь сказать…

– Мы лучше, солдат. У нас есть привилегия выбора. Дар предвидения. Хотя часто мы слишком поздно признаём эту ответственность…

Т’лан имасс склонил голову, разглядывая айя и, казалось, собственную костистую руку на голове зверя.

– Баальджагг ждёт твоего приказа, дорогой воитель, – сказала певучим голосом женщина. – Как мило. Гарат, иди к сестре, поздоровайся с нашим неупокоенным гостем. – Она перехватила взгляд Тока и улыбнулась. – Гарат может решить, что твоего спутника стоит получше закопать – правда это было бы весело?

– В некотором смысле, – согласился Ток. – Ты говоришь по-даруджийски, но одета в телабу из Семи Городов…

Её брови взлетели вверх.

– Правда? Ох, какое недоразумение! Но заметь, господин, ты сам говоришь по-даруджийски, хоть и родом из империи этой закомплексованной женщины… как там её зовут?

– Императрица Ласиин. Малазанская империя.

И как ты могла это понять? Я ведь не в армейской форме…

Незнакомка улыбнулась.

– Верно.

– Я – Ток Младший, а т’лан имасса зовут Тлен.

– Очень подходит. Ах, тут очень жарко, тебе не кажется? Давайте укроемся в яггутской башне. Гарат, хватит обнюхивать т’лан имасса, разбуди слуг.

Ток смотрел, как дюжий пёс трусит к башне. Малазанец только теперь заметил, что вход открывался через балкон, вероятно, второго этажа – ещё одно подтверждение глубины слоя вулканического стекла.

– Судя по виду, жить тут не очень удобно, – заметил он.

– Внешность обманчива, – пробормотала она и снова сверкнула улыбка, от которой у Тока чуть сердце не остановилось.

– Как же вас зовут? – поинтересовался Ток, когда они зашагали к башне.

– Это госпожа Зависть, – откликнулся Тлен. – Дочь Драконуса, того, который выковал меч Драгнипур и был сражён этим самым клинком – его теперешним владельцем, Аномандром Рейком, владыкой Лунного Семени. Говорят, у Драконуса было две дочери, которых он назвал Зависть и Злоба…

– Худов дух, ты шутишь, – пробормотал Ток.

– Его такие имена тоже наверняка позабавили, – невозмутимо продолжил т’лан имасс.

– Ну вот, – вздохнула госпожа Зависть, – взял и испортил мне всё веселье. Мы прежде встречались?

– Нет. Но тем не менее, я знаю тебя.

– Похоже на то! Должна признать, с моей стороны было неоправданно скромно надеяться, что меня не узнают. В конце концов, я не раз сталкивалась с т’лан имассами. То есть раза два, не меньше.

Тлен смотрел на неё своим бездонным взглядом.

– Зная, кто ты, я всё равно не имею ответа на загадку твоего теперешнего появления в Морне, госпожа, если тебе будет угодно разыгрывать скромность. Я желаю знать, что ты ищешь в этом месте.

– Что же ты этим имеешь в виду? – насмешливо спросила госпожа Зависть.

Когда они подошли ко входу в башню, в проёме появилась фигура в маске и кожаных доспехах. Ток замер.

– Это же сегулех! – Он резко обернулся к госпоже Зависти: – Твой слуга – сегулех!

– Так они называются? – Она наморщила лобик. – Знакомое слово, хотя подробностей не могу припомнить. Ну и ладно. Я вызнала их личные имена, но ничего более. Они оказались рядом и заметили меня – вот этот, которого зовут Сену, и ещё двое. Решили, что их путешествие будет менее однообразным, если убьют меня. – Зависть вздохнула. – Увы, теперь они служат мне. – Она обратилась к сегулеху. – Сену, твои братья уже проснулись?

Низкий, проворный мужчина склонил голову, глаза в прорезях маски ничего не выражали.

– Я так поняла, – сообщила Зависть Току, – что этот жест означает согласие. Они не слишком-то разговорчивые, как выяснилось.

Ток покачал головой, не сводя глаз с парных широких мечей, висевших на боках под руками Сену.

– Только он один из всех троих прямо взаимодействует с тобой, госпожа?

– Кстати, да. Не обращала на это внимания… Это важно?

– Это означает, что он на самой низкой ступени в их иерархии. Двое других выше того, чтобы говорить с несегулехами.

– Какое высокомерие!

Разведчик ухмыльнулся.

– Я ни одного прежде не видел, но слышал много. Они живут на острове к югу отсюда, говорят, народ замкнутый, к странствиям не склонный. Но наслышаны о них на севере до самого Натилога.

И Худ меня бери, как наслышаны!

– Хм-м, я почувствовала в них некоторое очаровательное высокомерие. Проводи нас внутрь, милый Сену.

Сегулех не шевельнулся. Он увидел Тлена и теперь неотрывно смотрел на т’лан имасса.

Шерсть на загривке айя встала дыбом, волчица вышла вперёд и замерла между двумя фигурами.

– Сену? – вкрадчиво протянула госпожа Зависть.

– Я думаю, – прошептал Ток, – он бросает Тлену вызов.

– Какая нелепость! Зачем ему это делать?

– Для сегулехов ранг означает всё. Если сомневаешься в иерархии, испытывай её. Времени зря они не тратят.

Госпожа Зависть нахмурилась, глядя на Сену.

– Веди себя прилично, юноша! – Она взмахнула рукой и указала на комнату внутри башни.

Сену при этом жесте вздрогнул.

Невыносимый зуд вдруг охватил шрам Тока. Он принялся яростно его почёсывать и тихонько выругался.

Сегулех отступил в маленькую комнатку, затем ещё миг помешкал, прежде чем повести остальных к двери напротив. Изогнутый коридор привёл их в центральный зал, посреди которого уходила вверх винтовая лестница. Стены зала были сложены из грубой, шлифованной пемзы. В дальнем конце зала стояли три известняковых саркофага, крышки ровным рядом прислонились к стене напротив. Рядом сидел пёс, которого послала вперёд госпожа Зависть. Рядом со входом расположился круглый деревянный столик, на котором лежали свежие фрукты, мясо, сыр и хлеб, а также стояли запотевший глиняный кувшин и несколько чаш.

У стола застыли два спутника Сену, словно стражи, готовые отдать жизнь за это богатство. Оба походили на Сену сложением и ростом и были вооружены так же; различались они только своими масками. Если у Сену эмалированную поверхность покрывали тёмные узоры, то у остальных двоих украшений было меньше. Одна маска была разрисована лишь немного менее обильно, чем у Сену, зато у третьего на щеках виднелись лишь две чёрные полосы – по одной под каждым глазом. Из прорезей этой маски смотрели глаза чёрные и твёрдые, как обсидиан.

Увидев т’лан имасса, этот сегулех сначала замер, затем сделал шаг вперёд.

– Да что ж такое! – прошипела госпожа Зависть. – Вызовы запрещены! Ещё одна такая выходка, и я потеряю терпение…

Все сегулехи отступили на шаг назад.

– Ну вот, – проговорила женщина, – так намного лучше. – Она обратилась к Току: – Утоли голод и жажду, юноша. В кувшине сольтанское белое вино, должным образом охлаждённое.

Ток никак не мог отвести взгляд от сегулеха в белой маске с двумя метками.

– Если прямой взгляд означает вызов, – тихо проговорила госпожа Зависть, – я бы посоветовала – ради мира и покоя, не говоря уж о твоей жизни – воздержаться от того, что ты сейчас делаешь, Ток Младший.

Малазанец крякнул от неожиданности и тут же отвёл взгляд от сегулеха.

– Это мудро, госпожа. Просто я никогда не слышал о… ладно, не важно. – Он подошёл к столу и потянулся к кувшину.

За спиной у Тока вспыхнуло быстрое движение, затем раздался глухой звук и через всю комнату пролетело тело, ударившись о противоположную стену. Ток резко развернулся и увидел Тлена: т’лан имасс стоял с мечом в руках и смотрел на двух оставшихся сегулехов. Сену неподвижно лежал в десяти шагах от них – мёртвый или без сознания. Оба его меча успели покинуть ножны лишь наполовину.

Рядом с Тленом волчица по имени Баальджагг смотрела на тело и виляла хвостом.

Госпожа Зависть пронзила других сегулехов ледяным взглядом.

– Раз уж моих приказов никто не слушает, все последующие столкновения я оставляю на усмотрение т’лан имасса. – Она обернулась к Тлену. – Сену умер?

– Нет. Я ударил плоской стороной клинка, госпожа, ибо не хотел убить одного из твоих слуг.

– Очень мило с твоей стороны, учитывая обстоятельства.

Дрожащей рукой Ток взялся за ручку кувшина.

– Позволишь налить и тебе, госпожа Зависть?

Женщина посмотрела на него, приподняла бровь, затем улыбнулась.

– Отличная идея, Ток Младший. Соблюдать приличия по силам явно только нам с тобой.

– Что ты узнала, – спросил её Тлен, – о Разрыве?

С чашей в руках Зависть обернулась к т’лан имассу.

– А ты, я вижу, во всём и всегда сразу рубишь с плеча. Его запечатали. Смертной душой. Как тебе, несомненно, известно. Предметом моего исследования была тем не менее природа этого Пути. Он не похож на другие. Портал кажется почти… механическим.

– Ты осмотрела гробницы к’чейн че’маллей, госпожа?

Зависть наморщила носик.

– Бегло. Они все пусты и пусты уже давно. Десятки лет.

С тихим скрипом Тлен склонил голову набок.

– Только десятки?

– Да уж, неприятная деталь. Я полагаю, Матрона столкнулась с серьёзными трудностям на пути наружу, затем – прежде чем освободить своих детей – потратила ещё некоторое время на отдых, чтобы оправиться после такого испытания. Она со своим выводком продолжила раскопки в погребённом городе на северо-западе, но не завершила, словно результаты оказались неудовлетворительными. Затем они, видимо, вовсе ушли отсюда. – Она помолчала, затем добавила: – Быть может, важно, что Матрона была первой душой, скреплявшей Разрыв. Остаётся лишь предположить, что сейчас там находится другая несчастная душа.

Т’лан имасс кивнул.

Всё это время Ток ел, а сейчас уже принялся за вторую чашу бодрящего холодного вина. От попыток разобраться, о чём идёт речь, у него голова пошла кругом – он это обдумает позже.

– Мне нужно идти на север, – сказал он, отрываясь от ломтя зернистого хлеба. – Не сможешь ли, госпожа, снабдить меня необходимыми припасами? Я буду у тебя в долгу… – Он резко замолк, увидев алчную вспышку в её глазах.

– Будь осторожен с тем, что́ предлагаешь, юноша…

– Прошу прощения, но почему ты называешь меня «юношей»? Тебе на вид едва сравнялось двадцать пять.

– Ах, как лестно. Значит, несмотря на то, что Тлен меня опознал – и сказать по правде, его познания немало меня беспокоят, – прозвучавшие имена ничего тебе не сказали.

Ток пожал плечами.

– Об Аномандре Рейке я, разумеется, слышал. Не знал, что он отобрал меч у кого-то другого – и понятия не имею, когда это произошло. Теперь, конечно, понятно, что ты можешь испытывать к нему вражду, ведь Рейк убил твоего отца… как его звали? Драконуса. Малазанская империя разделяет это чувство. Итак, имея общих недругов…

– Мы автоматически становимся союзниками. Разумное предположение. К несчастью, ошибочное. Тем не менее я с радостью дам тебе столько еды и питья, сколько сможешь унести, однако оружия у меня, к сожалению, нет никакого. Взамен я могу однажды попросить тебя об услуге – ничего особенного, разумеется. Что-то мелкое и относительно безболезненное. Это приемлемо?

Ток почувствовал, что теряет аппетит. Он взглянул на Тлена, но мёртвое лицо т’лан имасса оставалось безучастным. Малазанец нахмурился.

– Ты меня застала врасплох, госпожа Зависть.

Она улыбнулась.

Её улыбка стала шире. Ток покраснел и одним глотком осушил чашу.

– Хорошо, я принимаю твоё предложение.

– Меня восхищает твоё самообладание, Ток Младший.

Он чуть не подавился вином. Не был бы я мечом меченным одноглазым ублюдком, клянусь богами, признал бы это за флирт.

Тлен заговорил:

– Госпожа Зависть, если ты хочешь больше узнать об этом Разрыве, ты не найдёшь ответов здесь.

Ток испытал нежданное удовлетворение, увидев потрясение на её лице.

– В самом деле? Похоже, не только я здесь разыгрываю ложную скромность. Можешь объясниться?

Предугадав ответ, Ток Младший фыркнул и тут же втянул голову в плечи, когда Зависть бросила на него мрачный взгляд.

– Возможно, – предсказуемо ответил Тлен.

В её тоне зазвучали жёсткие нотки:

– Тогда изволь объясниться.

– Я иду по древнему следу, госпожа Зависть. Морн – лишь одна из остановок на этом пути. Теперь он ведёт на север. Я могу обрести нужные тебе ответы среди тех, которых ищу сам.

– Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой.

– Мне всё равно, – равнодушно проскрипел Тлен. – Однако если ты решишь остаться здесь, я должен предупредить: играть с Разрывом опасно – даже для подобных тебе.

Она скрестила руки на груди.

– Думаешь, мне не хватает разумной осторожности?

– Уже теперь ты зашла в тупик, отчаяние твоё растёт. Добавлю ещё одну причину, госпожа Зависть. Твои прежние спутники сходятся туда же – к Паннионскому Домину. Аномандр Рейк и Каладан Бруд готовятся вести войну против Домина. Веское решение – неужели оно не возбуждает твоё любопытство?

– Ты не простой т’лан имасс, – обвинительным тоном заявила Зависть.

Тлен ничего не ответил.

– Похоже, он застал тебя врасплох, – сказал Ток, едва сдерживая веселье.

– Я нахожу дерзость чрезвычайно непривлекательной, – отрезала она. – Что стало с твоим учтивым хладнокровием, Ток Младший?

Он сам удивился внезапному желанию броситься к её ногам и молить о прощении. Отмахнувшись от этой бредовой идеи, Ток сказал:

– Выкипело.

Выражение её лица внезапно смягчилось. Безумное желание вдруг вернулось. Ток почесал шрам и отвёл глаза.

– Я не хотела тебя уязвить…

– … и от всей души прошу прощения. – Зависть снова обернулась к Тлену. – Что ж, тогда все мы отправимся в путешествие. Восхитительно! – Она жестом подозвала своих слуг-сегулехов. – Готовьтесь к походу!

Тлен сказал Току:

– Я сейчас соберу материалы для твоего лука и стрел. Сделаем всё остальное по пути.

Разведчик кивнул, затем добавил:

– Я бы не прочь посмотреть, как ты будешь их делать, Тлен. Полезно знать такие вещи.

Т’лан имасс некоторое время размышлял, затем кивнул.

– И мы так считали.

Все обернулись на громкий стон к стене, у которой лежал Сену. Он пришёл в себя и обнаружил, что волчица стоит над ним и с явным удовольствием вылизывает узоры на маске.

– Краска, – обычным невозмутимым тоном объяснил Тлен, – похоже, сделана из слюны, угля и человеческой крови.

– Вот что я называю, – пробормотал Ток, – жутким пробуждением.

Госпожа Зависть проскользнула совсем рядом с ним, направляясь к дверям, и бросила на малазанца взгляд.

– Ах, я уже предвкушаю, какая это будет чудесная прогулка!

От одного лёгкого касания в животе у Тока будто свились змеи. Несмотря на бешено колотившееся сердце, малазанец и сам не знал, радоваться ему или ужасаться.